Под истошный вой Аллы Владимировны в комнате материализовались родственники убитой и вскоре там начался настоящий Армагеддон. Первым на крик прибежал Борис Моисеевич – депутат городского совета и муж Аллы Владимировны по совместительству. Он же был отцом убитой.
– Что? Что? Что случилось?! Быстро вызывай скорую! – привыкший командовать, кричал он.
Из дальней спальни второго этажа выползла сонная девица, шея и плечи которой были покрыты татуировками.
– Ну вот, вышла замуж, – ядовито бросила она, – за Господа. Хотя он её вряд ли в невесты возьмёт, беременную, а? А я ей говорила…
– Заткнись Марина. Хоть теперь прояви к сестре сочувствие, – послышалось с лестницы.
Наконец, из комнаты первого этажа выехала в инвалидном кресле пожилая дама. Она, видимо спала. Даже привычный плед не покрывал её худые ноги. Старуха медленно обвела взглядом всех действующих лиц сцены. На мгновенье дольше взгляд её задержался на Алле Владимировне.
– Милицию вызывайте, – сказала она вздохнув, – скорой тут уже делать нечего.
– Девочка моя! Доченька! – вопила Алла Владимировна, заламывая руки, – говорила я тебе-е, брось этого белобрысого-о… убийцу-у-у…
– Скорую! Скорую! Да позвонит же кто-нибудь в скорую, в конце-концов? – тяжело тупая по ступеням грузными ногами, кричал Борис Моисеевич, спускаясь вниз.
– Она что умерла? Умерла? Да? И-и-и-и, – завизжала, видимо наконец проснувшись, татуированная особа.
И только пожилая дама а инвалидном кресле, сохраняла спокойствие. Нет смысла истерить, бедной девочке уже ничем не поможешь. С сожалением посмотрев на убитую, она подкатила себя к телефону и нажав 0-02 стала ждать.
– Алё, с вами говорит Шмидт Нинель Георгиевна. У нас в доме, по ул. Шевченко, 20, произошло убийство, – с достоинством отрапортовала она, – нет, не знаю, кто убил. На то вы и милиция, чтобы разобраться… Откуда знаю, что убийство? Ну, не могла же моя внучка проломить сама себе голову, да так, чтобы умереть. Да вы, молодой человек, лучше приезжайте, или пришлите кого, и сами все увидите.
И она мягко опустила трубку на рычаг.
Милиция ждать себя не заставила и обнаружила семейство, стоящими хороводом вокруг трупа. Кровь из виска больше не пульсировала и уже не только пожилой даме в инвалидном кресле было понятно, что скорая помощь тут более не нужна.
– Это сделал её жених, Антон Гаевский, – сразу же выпалила Алла Владимировна, как только бригада из четырех милиционеров вошли в дом, – я его видела здесь. Я застала его на месте преступления. Ой, девочка моя-а-а-а…
– Тише, тише. Все присядьте на диван, вон туда, – приказал седеющий, невысокого роста в не слишком опрятном костюме мужчина. Из костюма выпирал довольно внушительный животик, выдающий в нем любителя пива. Симпатии в собравшейся публике этот человек не вызывал.
– Капитан милиции Борейко Александр Иванович, – представился он, – пока наша команда разберется здесь с отпечатками и телом, давайте мы с вами побеседуем, где-нибудь в укромном уголке.
Голос его совершенно не вязался с внешним видом, был глубоким, тихим и даже ласковым, – есть у вас укромный уголок? Можно на кухне, – не дожидаясь ответа тут же предположил пузатый Борейко.
Семейство, как загипнотизированное сидело на диване и не шевелилось.
Присутствие мертвого тела в холле их дома завораживало, лишало воли. А может, потому, что был второй час ночи и всем уже давно хотелось лечь в постель, никто не шелохнулся.
– Я, я его видела, он тут стоял, – опять заистерила Алла Владимировна.
– Вот, с вас и начнем.
Пару часов допросов и Борейко показалось, что он знает семейку Шмидт, как облупленных. Он, конечно, знал о существовании этой семьи и ранее. Александр Иванович был патриотом своей страны и своего города, всегда ходил на выборы и знал, что Шмидт Борис Моисеевич является депутатом городского совета и баллотируется в мэры города. Борейко следил за развитием событий с болью и искренне старался быть полезным Родине. Он даже собирался съездить в Киев, на Майдан куда народ вышел потребовать у президента ответа, но все было недосуг – много работы.
Борис Моисеевич был человеком образованным. До выборов его в депутаты городского совета владел книжным бизнесом, который передал своему сыну от первого брака, Валерию. «Кстати, а где он? Надо будет выяснить», – положил себе в мыслях закладку Борейко. Алла Владимировна – вторая жена, домохозяйка. Когда-то была эффектной и очень сексуальной: грудастой, длинноногой блондинкой, красовавшейся на первых обложках гламурных журналов. Но замужество на пользу ей не пошло. Родив двух дочерей, располнела и теперь представляет надёжный тыл своему амбициозному мужу.
Дочь Марина – продукт современной продвинутости и свободного мышления. Несколько лет назад она бросила институт, не доучившись и пошла по стопам матери в модельный бизнес. Теперь подвизалась на ниве татуажа и боди арта в одном из небольших Spa-салонов, которые, как инкубаторские цыплята вылуплялись из трехкомнатных квартир на первом этаже.
Её сестра Алина – умница и надежда семьи, заканчивала университет. Вот, только замуж собиралась за человека ей совсем неподходящего, и это, похоже, стоило ей жизни. Убийство на почве ревности? Может быть. Выглядит спонтанным, непредумышленным. Толкнул, она ударилась виском об угол стола. Испугался того, что совершил. Удрал. Похоже, что так оно и было…
Алла Владимировна все время плакала, причитала и требовала, чтобы арестовали этого противного Антона Гаевского. На вопрос, что она делала в момент убийства, она указала на своё лицо, на котором ещё зеленели остатки не впитавшейся маски, и с возмущением спросила:
– А вы что, не видите? Не просто быть женой мэра.
У Борейко зачесался язык сказать, что её муж ещё не был выбран мэром, возможно, что и не будет после убийства-то, в его доме, но промолчал. Мудрый дядька.
– А вы не слышали ссоры? Криков? Или может ударов?
– Они все время ссорились и ругались. Он не подходил ей ни по одному пункту.
– А что же это за пункты? – поинтересовался следователь.
– Их несколько. Но главное – это интеллект, и политические убеждения, ведь он собирался стать членом семьи мэра города, – не унималась Алла Владимировна.
Александр Иванович вздохнул. Он искренне считал, что замуж следует выходить по любви. Единственная сила, которая может удержать двух людей, различных по любым пунктам, и даже по интеллекту и политическим убеждениям – это любовь.
– Как вы думаете, Алла Владимировна, Антон любил Алину?
– Тоже скажете. Какая любовь? Он хотел стать зятем мэра. Вы что, не понимаете?
– Зачем же ему тогда убивать свою невесту?
– Потому что Алиночка хотела его броси-и-ить, – ещё громче заголосила будущая мэерица, отчего её зеленая засохшая маска стала крошиться, отпадать кусочками от лица, и бедная женщина стала походить на вышедшего из могилы зомби.
От Бориса Моисеевича следователь узнал, что он вовсе не возражал против этого брака. Конечно, он хотел бы для своей дочери мужа с более высоким общественным положением, но его рейтинг настолько высок, что он не нуждается в поддержке, которая бы стоила его дочери жизни. Более того, даже это замужество могло сыграть свою положительную роль – страна настроена на укреплении независимости Украины и развитии национального достоинства. Но самое главное, Алина была его любимой девочкой и единственное, чего бы он для неё желал, так это счастливой жизни. То, что это было сказано в самом конце речи депутата, Борейко запомнил, но значения этому не придал. В умах поколения, взращенном в Советском Союзе крепко сидел вбитый стереотип: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». И все было бы правильно, если бы Родина поступала также: сначала бы думала о людях, а потом о «себе».
Да, голоса в коридоре Борис Моисеевич слышал. Чьи голоса? Не понял. Когда люди разговаривают на повышенных тонах, они часто переходят на фальцет. И звук какой-то странный был. То ли удар, то ли упало что. Только не придал он этому значения. Занят был. Чем занят? Государственная тайна – не имеет права обсуждать.