КРЫША сильно покосилась. Луч ослепительно яркого солнца проникал сквозь щель между осыпающейся стеной и проседающей крышей и бил Кейну прямо в глаз.
Кейн лежал на спине, подушка без наволочки насквозь промокла от пота. Влажная простыня опутывала голые ноги, наполовину прикрывая его обнажённый торс. Он снова не спал – по крайней мере, так ему казалось. Он верил в это.
Надеялся.
Спал он не в своей постели. Эта кровать раньше принадлежала Моузу, старику-смотрителю «Академии Коутс».
Конечно, Моуз исчез. Пропал вместе со всеми остальными взрослыми. И с детьми постарше. Все… почти все… кому было больше четырнадцати. Они исчезли.
Куда?
Никто не знает.
Просто исчезли. Оказались за чертой. За чертой огромного аквариума под названием УРОДЗ. Может быть, умерли. Может быть, нет. Но их определённо не стало.
Диана пинком распахнула дверь. В руках она несла поднос, на котором покачивались бутылка воды и банка консервированных бобов марки «Гойя».
– Ты в себе? – спросила Диана.
Он не ответил. Просто не понял вопроса.
– Всё нормально? – с раздражением спросила она и водрузила поднос на столик возле кровати.
Кейн не стал утруждать себя ответом и сел. При этом голова у него закружилась. Он потянулся за водой.
– Почему у нас крыша разваливается? А если дождь пойдёт? – Кейн удивился, услышав собственный голос. Хриплый. В голосе не осталось ни намёка на былую убедительность и плавность.
Диана была безжалостна.
– Ты что, теперь не только чокнутый, но ещё и тупой?
В голове возникли смутные воспоминания, от которых ему стало не по себе.
– Я что-то натворил?
– Ты сорвал крышу.
Кейн повернул руки и посмотрел на свои ладони.
– Правда?
– Очередной кошмар, – сказала Диана.
Кейн отвинтил крышку с бутылки и отпил.
– Теперь вспомнил. Мне казалось, что крыша меня раздавит. Казалось, будто кто-то вот-вот наступит на дом и раздавит его, а меня расплющит под обломками. Вот я и пытался сдержать крышу.
– Угу. Ешь бобы.
– Не люблю бобы.
– А кто их любит? – парировала Диана. – Здесь тебе не «Эплбиз»[2]. А я не официантка. Выбора у нас нет. Так что ешь бобы. Тебе нужно питаться.
Кейн нахмурился.
– Как долго я пробыл в таком состоянии?
– В каком? – поддразнила его Диана. – В состоянии психически больного, неспособного отличить реальность ото сна?
Он кивнул. От запаха бобов тошнило. Но он вдруг ощутил сильный голод. Теперь он вспомнил: запасы еды подошли к концу. Память возвращалась. Безумное наваждение блекло. Кейн ещё не до конца оправился, но уже что-то понимал.
– Три месяца, плюс-минус неделя, – сказала Диана. – У нас была большая перестрелка в Пердидо-Бич. Потом ты ушёл в пустыню вместе с Вожаком и отсутствовал три дня. А вернулся бледный, обезвоженный и… в общем, вот такой, какой ты сейчас.
– Вожак. – Одно лишь это имя и воспоминание о существе, которому оно принадлежало, заставило Кейна содрогнуться. Вожак, предводитель койотов, тот, кто каким-то образом обрёл хоть и ограниченный, но дар речи. Вожак, верный и преданный слуга… этого. Этого. Существа в шахте.
Они называли это существо Мраком.
Кейн покачнулся и едва не упал с кровати, но Диана вовремя поймала его, схватила за плечи и удержала. Тут же она увидела его предостерегающий взгляд, выругалась вполголоса и успела подставить мусорное ведро, прежде чем его вырвало.
Рвоты оказалось совсем немного. Чуть-чуть желтоватой жидкости.
– Мило, – сказала девушка и скривила губы. – Я тут подумала и решила: не ешь-ка ты лучше никаких бобов. Не хочу видеть, как они полезут обратно.
Кейн прополоскал рот водой.
– Почему мы здесь? Это же домик Моуза.
– Потому что ты слишком опасен. Никто в «Коутс» не хочет тебя видеть, пока ты не возьмёшь себя в руки.
Кейн моргнул, когда очередное воспоминание вернулось к нему.
– Я причинил кому-то боль.
– Ты принял Пузана за монстра. Кричал что-то. Повторял слово «геяфаг». Потом швырнул Пузана в стену.
– Он в порядке?
– Кейн. Только в кино человек может пролететь сквозь стену и подняться на ноги, как ни в чём не бывало. Но мы не в кино. Стена была кирпичная. Пузана словно машина переехала. Представь сбитого енота, которого давят колёсами раз за разом на протяжении нескольких дней.
Слишком грубо получилось, даже для Дианы. Сжав зубы, она сказала:
– Прости. Нельзя было так говорить. Пузан мне никогда не нравился, но это просто не выходит у меня из головы, понимаешь?
– Я был вроде как не в себе, – сказал Кейн.
Диана сердито утёрла слезу.
– Ответь на один вопрос: ты знаешь, что такое «преуменьшение»?
– Думаю, мне уже лучше, – продолжал Кейн. – Пусть я ещё не совсем пришёл в норму. Не до конца. Но уже лучше.
– Счастье-то какое, – съязвила Диана.
Впервые за последние несколько недель Кейн разглядел её лицо. Она была красива, Диана Ладрис: огромные тёмные глаза, длинные каштановые волосы и губы, с которых не сходила самодовольная улыбка.
– С тобой могло произойти то же, что и с Пузаном, – сказал Кейн. – Но ты всё равно заботилась обо мне.
Диана пожала плечами.
– Новый мир жесток. У меня был выбор: держаться поближе к тебе или попытать счастья с Дрейком.
– Дрейк. – Это имя вызвало тёмные ассоциации. Что это, сон или реальность? – Что там с Дрейком?
– Изображает Кейна-младшего. Якобы замещает тебя. Как по мне, так он втайне надеется, что ты умрёшь. Пару дней назад совершил набег на магазин и украл немного еды. Это сделало его почти популярным. Дети не отличаются критическим мышлением, когда приходится голодать.
– А мой брат?
– Сэм?
– А что, у меня есть другие давно потерянные братья?
– Клоп пару раз наведывался в город, чтобы оценить обстановку. Он говорит, что еда у них ещё осталась, но народ уже начал волноваться. Особенно после налёта Дрейка. Но всем там заправляет Сэм.
– Дай-ка мои штаны, – сказал Кейн.
Диана выполнила просьбу Кейна и демонстративно отвернулась, когда тот начал одеваться.
– Какую защиту они выстроили? – спросил Кейн.
– Продуктовый магазин теперь охраняют по всему периметру, это главное. На крыше «Ральфс» постоянно дежурят четверо вооружённых ребят.
Кейн кивнул и прикусил ноготь на большом пальце: старая привычка.
– А что с уродами?
– У них Декка, Брианна и Тейлор. Ещё Джек. Может быть, среди них есть ещё полезные уроды, Клоп не знает точно. У них есть Лана, Целительница. А ещё Клоп думает, что среди них есть парень, который может создавать что-то вроде тепловых волн.
– Как Сэм?
– Нет. Сэм – газовая горелка. А тот, другой парень – микроволновка. Он не создаёт никакого видимого огня. Просто твоя голова вдруг закипает, как буррито, которые в «Китчен-эйд» подают на завтрак.
– У людей продолжают проявляться силы, – сказал Кейн. – А что у нас?
Диана пожала плечами.
– Разве кто-то может знать наверняка? Никто не рискнёт признаться Дрейку. В городе мутантов-новичков уважают. А здесь? У нас и убить могут.
– Ну да, – сказал Кейн. – Это была ошибка. Зря мы начали срываться на уродах. Они нам нужны.
– Плюс ко всему, помимо нескольких новых Муродов, у них есть автоматы. И у них по-прежнему есть Сэм, – добавила Диана. – Так что предлагаю не тупить и не пытаться снова вступать с ними в бой. Как тебе идейка?
– Муродов?
– Мутантов. Мутанты плюс уроды. Муроды, – Диана пожала плечами. – Муроды, фрики, монстры. Еды у нас не осталось, зато кличек предостаточно.
Футболка Кейна висела на спинке стула. Он протянул к ней руку, пошатнулся и едва не упал. Диана придержала его. Он рассматривал её ладонь на своей руке.
– Ходить я в состоянии.
Он поднял голову и увидел своё отражение в зеркале над комодом. Он с трудом себя узнал. Диана была права: бледный, впалые щёки. Глаза казались слишком крупными для его лица.
– Похоже, тебе и впрямь лучше. Снова ведёшь себя как вспыльчивый придурок.
– Позови сюда Клопа. Клопа и Дрейка. Хочу видеть их обоих.
Диана не сдвинулась с места.
– Ты хоть собираешься рассказать мне, что случилось там, в пустыне, куда вы ходили с Вожаком?
Кейн фыркнул.
– Вряд ли ты захочешь знать.
– Хочу, – настаивала Диана. – Ещё как.
– Важно лишь то, что я вернулся, – сказал Кейн со всей напускной храбростью, на которую был способен.
Диана кивнула. От этого движения волосы, заскользив вперёд, коснулись её идеальной щеки. Глаза девушки влажно блестели. Но на губах по-прежнему застыло выражение отвращения.
– Что это значит, Кейн? Что за «геяфаг»?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Никогда раньше не слышал этого слова.
Почему он лжёт ей? Почему у неё такое ощущение, что знать это слово опасно?
– Давай, иди за ними, – сказал Кейн, отстраняя её. – Приведи сюда Клопа с Дрейком.
– Зачем ты так торопишься? Почему бы сначала не убедиться, что ты и правда… я хотела сказать, «нормальный», но это значило бы слишком высоко задрать планку.
– Я вернулся, – настойчиво повторил Кейн. – И у меня есть план.
Она посмотрела на него, скептически склонив голову.
– План, говоришь.
– Я должен кое-что сделать, – сказал Кейн и отвёл взгляд. Он сам не понимал – почему, но не мог смотреть Диане в глаза.
– Кейн, не делай этого, – сказала Диана. – Сэм позволил тебе уйти живым. Второй раз он этого не допустит.
– Хочешь, чтобы я заключил с ним сделку? Нашёл компромисс?
– Именно.
– Что ж, именно это я и собираюсь сделать, Диана. Я собираюсь заключить сделку. Но сперва я должен найти то, что можно ему предложить. И кажется, я знаю, что это.
Астрид Эллисон гуляла с Малышом Питом на заросшем травой заднем дворе, когда Сэм принёс ей новости и показал червя. Пит качался. Если точнее, он сидел на качелях, а качала его Астрид. Ему, похоже, нравилось.
Толкать качели было скучно и однообразно, учитывая, что от младшего брата было не дождаться ни слова, ни радостного возгласа. Пити едва стукнуло пять, и он страдал аутизмом. Говорить он умел, но почти никогда не говорил. Если уж на то пошло, с возникновением УРОДЗ мальчик ещё сильнее замкнулся в себе. Быть может, в этом была и вина сестры: она стала пренебрегать терапией, бросила бесполезные, бессмысленные упражнения, которые якобы помогали аутистам справляться с реальностью.
Разумеется, Малыш Пит создавал для себя собственную реальность. В определённом и очень важном смысле, он создал новую реальность для всех.
Этот задний двор принадлежал не Астрид, этот дом не был её домом. Её дом спалил Дрейк Мервин. Но уж чего-чего, а домов в Пердидо-бич хватало. Большинство из них пустовало. И хотя многие дети остались жить в своих старых домах, другие не могли вынести воспоминаний, которые хранили их прежние спальни и гостиные. Астрид уже со счёта сбилась, сколько раз она видела плачущих детей, вспоминающих, как мама готовила на кухне, как папа стриг лужайку, как старшие братья и сёстры щёлкали каналами телевизора.
Детям было ужасно одиноко. Одиночество, страх и грусть никогда не покидали УРОДЗ. Поэтому дети часто селились вместе, и дома становились похожи на студенческие общежития.
Вместе с Астрид жили Мэри Террафино со своим младшим братом Джоном; всё чаще и чаще с ними оставался и Сэм. Официально Сэм жил в свободном офисе в здании муниципалитета – в мэрии, спал на диванчике, готовил еду в микроволновке и пользовался бывшей общественной уборной. Но это было очень мрачное место, и Астрид не раз просила его считать её дом своим. В конце концов, они практически семья. И, что как минимум символично, они стали первой, в своём роде, семьёй в УРОДЗ: заменили маму и папу детям, оставшимся без родителей.
Астрид услышала приближение Сэма ещё до того, как он показался в дверях. Пердидо-Бич всегда был маленьким тихим городком, а теперь здесь почти всегда стояла тишина, как в церкви. Сэм сам вошёл в дом и, переходя из комнаты в комнату, звал её по имени.
– Сэм! – крикнула она. Но Сэм не услышал, пока не открыл заднюю дверь и не ступил на дощатую веранду.
Хватило одного взгляда, чтобы понять – произошло что-то ужасное. Сэм не умел скрывать свои чувства, по крайней мере, от Астрид.
– Что такое? – спросила она.
Вместо ответа он прошагал по неаккуратному, заросшему сорняками газону и обнял её. Астрид терпеливо обняла его тоже, зная, что он всё ей расскажет, как только сможет.
Сэм зарылся лицом в её волосы. Она чувствовала его дыхание на своей шее, в ухе защекотало. Ей нравилось чувствовать, как он прижимается к ней своим телом. Ей было приятно осознание, что ему необходимо обнимать её. Но в этом объятии не ощущалось ни доли романтики.
Наконец, Сэм её отпустил. И подошёл к качелям, чтобы покачать Малыша Пита: кажется, ему нужна была физическая нагрузка.
– Е. З. мёртв, – сказал он безо всяких предисловий. – Я объезжал поля вместе с Эдилио. Я, Эдилио, Альберт и Е. З., мы взяли его, чтобы было веселее. Понимаешь. Е. З. поехал с нами просто так, без причины, он просто попросился с нами, и я разрешил, потому что мне казалось, что я постоянно говорю всем только нет, нет, нет, а теперь он мёртв.
Сэм толкнул качели сильнее, чем Астрид. Малыш Пит чуть не упал на спину.
– О, боже. Как это произошло?
– Черви, – мрачно ответил Сэм. – Что-то вроде червей. Или змеи. Я не знаю. Я принёс одну мёртвую особь, там, на кухне. Я надеялся, что ты сможешь… сам не знаю, на что я надеялся. Ты у нас вроде как эксперт по мутациям, да?
На фразе про «эксперта» его губы скривились в кислой улыбке. Никакой Астрид не эксперт. Просто она была единственным человеком, которому не всё равно, что же происходит в УРОДЗ с научной точки зрения.
– Продолжай его качать, и всё будет в порядке, – сказала Астрид, кивая на брата.
Существо лежало в пакете на кухонной стойке. Больше было похоже на змею, чем на червя, но и змея эта не выглядела нормальной.
Астрид осторожно надавила на пакет, надеясь, что существо и правда мертво. Она расстелила на гранитной столешнице вощёную бумагу и вытряхнула на неё червя. Затем, покопавшись в одном из ящиков, достала измерительную ленту и постаралась как можно точнее измерить длину существа.
– Одиннадцать дюймов, – отметила она.
Затем взяла камеру и сделала дюжину снимков со всех ракурсов, прежде чем подцепить уродливую тварь вилкой и сунуть обратно в пакет.
Астрид скинула фотографии на ноутбук. Затем перетащила их в папку «Мутации – фото». Там были уже десятки файлов. Птицы со странными когтями или клювами. Змеи с маленькими крыльями. Дальше шли фотографии змей покрупнее с большими крыльями. На одном из фото, снятом издалека, была гремучая змея размером с небольшого питона с крыльями размахом не меньше, чем у орлана.
Был там и размытый снимок койота размером вдвое больше обычного. Фото пасти мёртвого койота вблизи, на котором виднелся необычно короткий язык, до ужаса напоминающий человеческий. Ещё серия фото в формате JPEG: изображения кота, застрявшего в книге.
На других снимках были изображены дети, большинство из них выглядели вполне обычно, не считая парня по кличке Орк, который всем своим видом напоминал чудовище. Имелось среди них и фото Сэма, из ладоней которого струился голубой свет. Астрид терпеть не могла это фото, потому что Сэм сделал очень грустное лицо: ему не нравилось демонстрировать свою силу на камеру.
Девушка кликнула на фото червя и увеличила изображение, чтобы рассмотреть поближе.
На кухню вошёл Малыш Пит, а вслед за ним Сэм.
– Глянь на его рот, – потрясённо сказала Астрид. Рот у червя был похож на акулий. В нём виднелись сотни крохотных зубов, не пересчитать. Червь словно улыбался, даже мёртвый он улыбался. – У червей не бывает зубов, – сказала Астрид.
– Раньше не было. Теперь есть, – поправил её Сэм.
– Видишь эти штуки, которые торчат из его кожи по всему телу? – Астрид прищурилась и сильнее увеличила изображение. – Это что-то вроде… не знаю, микроскопических двигательных перепонок. Как ноги, только крохотные, и их тысячи.
– Они помогли ему проникнуть внутрь Е. З. По-моему, прямо сквозь его ладони. Сквозь подошвы обуви. Сквозь его тело.
Астрид пожала плечами.
– Такие зубы прогрызут что угодно. А ноги протолкнут внутрь жертвы.
– На том поле их тысячи, – сказал Сэм. – Е. З. пошёл вглубь, и они напали. А мы с Альбертом и Эдилио стояли поодаль, мы не вошли на поле, и черви не поползли на нас.
– Территориальность? – Астрид нахмурилась. – Очень необычно для примитивных животных. Территориальность как правило ассоциируется с более развитыми формами жизни. Кошки и собаки защищают свою территорию. Но не черви.
– Ты как-то очень спокойно обо всём этом рассуждаешь, – сказал Сэм. Ещё чуть-чуть, и в его голосе прозвучал бы упрёк.
Астрид посмотрела на него, протянула руку и отвернула его голову от ужасных изображений, заставив вместо этого посмотреть на себя.
– Ты же пришёл ко мне не затем, чтобы я заорала и убежала, а ты бы почувствовал себя смелым и стал меня утешать?
– Нет, – признался Сэм. – Прости. Ты права: я пришёл не к своей девушке Астрид. Я пришёл к Астрид-Гению.
Астрид всегда недолюбливала это прозвище, но смирилась с ним. Оно отводило ей особое место в таком растерянном и напуганном сообществе, как УРОЗД. В отличие от Брианны, Декки или Сэма, она не обладала огромной силой. Зато она была блестяще умна и способна рассуждать логически, когда это необходимо.
– Я хочу вскрыть его, может быть, узнаю что-то ещё. Можно?
– Конечно. Почему нет? Сегодня утром я был в ответе за триста тридцать двух человек. Теперь остался триста тридцать один. И где-то глубоко внутри у меня мелькает мысль: это даже хорошо, на один рот меньше.
Астрид придвинулась к нему и легко коснулась губ поцелуем.
– Да, хреново быть тобой, – сказала она. – Но кроме тебя у нас никого нет.
И в награду получила мрачную улыбку.
– Имеешь в виду, заткнись и живи с этим? – сказал он.
– Нет, не вздумай затыкаться. Рассказывай мне всё. Что угодно.
Сэм опустил голову, не желая встречаться с ней взглядом.
– Всё рассказать? Ладно, как насчёт такого: я сжёг тело Е. З. Спалил то, что эти твари от него оставили.
– Он был мёртв, Сэм. Что ещё ты мог сделать? Оставить на растерзание птицам и койотам?
Сэм кивнул.
– Да. Я знаю. Но проблема не в этом. Проблема в том, что, когда Е. З. горел, запахло жареным мясом, и я… – он замолчал, не в силах продолжать. Астрид ждала, пока он совладает с эмоциями. – На моих глазах догорал труп шестиклассника, а у меня слюни потекли.
Астрид с лёгкостью могла себе это представить. От одной мысли о жареном мясе её рот тоже наполнился слюной.
– Это нормальная физиологическая реакция, Сэм. За неё отвечает та часть мозга, которая работает автоматически.
– Ну да, – неуверенно протянул он.
– Слушай, ты не можешь теперь ходить вечно кислым из-за того, что случилось что-то плохое. Если ты потеряешь надежду, это распространится на всех остальных.
– Дети и без моего участия теряют надежду, – сказал он.
– А ещё ты должен позволить мне тебя постричь, – сказала Астрид, одной рукой притянув его к себе и взъерошив волосы. Она пыталась отвлечь его от утреннего происшествия.
– Что? – внезапная смена темы застала его врасплох.
– Ты выглядишь так, будто сбежал из какой-то старой волосатой группы семидесятых. Кроме того, – продолжала она, – Эдилио мне уже разрешил.
Сэм позволил себе улыбнуться.
– Ага. Я видел. Может быть, поэтому я то и дело называю его Бартом Симпсоном.
Астрид недоумённо посмотрела на Сэма, и тот пояснил:
– Ну, помнишь, такой, с шипастой причёской? – он попытался поцеловать её, но девушка отпрянула.
– Ах, значит, ты у нас такой умный, да? – сказала она. – А что, если я возьму и просто побрею тебя налысо? Или продепилирую горячим воском? Продолжишь надо мной шутить, и тебя станут называть Гомером Симпсоном, а не Бартом. Посмотрим, продолжит ли Тейлор после такого строить тебе глазки.
– Она не строит мне глазки.
– Ага. Конечно, – Астрид наигранно оттолкнула его от себя.
– А вообще, я и с двумя волосинками остался бы красавчиком, – сказал Сэм. Он посмотрел на своё отражение в стеклянной дверце микроволновки.
– Слово «нарцисс» тебе о чём-нибудь говорит? – спросила Астрид.
Сэм рассмеялся. Он хотел было обнять её, но заметил, что Малыш Пит смотрит на них.
– Ладно. Неважно. Как дела у Пити?
Астрид посмотрела на брата, который сидел на высоком стульчике у кухонной стойки и молча глядел на Сэма. Или, быть может, мимо Сэма – она никогда не знала наверняка, на что именно малыш смотрит.
Ей хотелось рассказать Сэму, что происходит с Малышом Питом, что он начал вытворять. Но Сэму и без того сейчас хватало забот. А в этот короткий миг – и это была редкость, – он ни о чём не волновался.
Позже, когда у них будет время, она расскажет, что самый могущественный человек в УРОДЗ, похоже… какое бы слово подобрать, чтобы описать, что происходит с Малышом Питом?
Теряет рассудок? Нет, не совсем.
Подходящего слова не находилось. Но, как бы то ни было, момент не самый подходящий.
– Всё с ним в порядке, – солгала Астрид. – Ты же знаешь Пити.