Сомневаться не приходилось: Ада Хемминг держала за волосы человеческую голову. Она закричала. Её крик – безудержный, захлёбывающийся – напоминал вой животного и, казалось, поглощал все остальные звуки. Анетта и миссис Хемминг замерли, словно забыв о том, что собирались делать.
А затем началась полная неразбериха. На крик Ады Хемминг сбежались остальные туристы – все, кроме супругов Тюбринг, которые, к раздражению стюарда, ушли так далеко вдоль берега, что вернулись не сразу.
Первыми до могил добежали стюард и Себастьян Роуз. Английский инспектор сразу же взял командование в свои руки, что всем показалось вполне естественным. Он тщательно осмотрел землю вокруг Анетты, Ады и миссис Хемминг, осторожно ступая, подошёл к ним и взял из рук Ады её страшную находку.
Ощутив под пальцами грязные волосы мертвеца, инспектор Роуз, вообще-то неоднократно имевший дело с насильственной смертью, вздрогнул. Он быстро взглянул на найденную голову. Прежде она, несомненно, принадлежала мужчине, причём, насколько Роуз мог судить, довольно молодому. К счастью, глаза были закрыты, однако лицо выглядело слегка перекошенным – не в результате увечья, а словно кто-то с силой вжал ему в щеку какой-то круглый предмет, так что в итоге осталась отметина. Никаких следов насилия инспектор не заметил и причину смерти установить тоже не смог. «Ну, кроме того, что тела-то у него нет», – подумал он. Впрочем, он намеренно не говорил ничего, что могло бы ещё сильнее напугать туристов. Роуз повертел голову в руках. Нет, на затылке никаких ран тоже не было.
Но для Ады Хемминг это оказалось невыносимым. Всё это время она, не отрываясь, широко раскрытыми глазами смотрела на голову, но сейчас, когда инспектор повернул голову затылком вперёд, Ада без сознания повалилась на землю. До этого никто не проронил ни слова, но сейчас группа оживилась. Стюард подхватил девушку как раз вовремя – иначе она свалилась бы в могилу, туда, откуда совсем недавно вытащила голову.
– Помоги, – попросил он стоявшую ближе всего Анетту, – хватайся за ноги, и давай оттащим её подальше.
Стюард с Анеттой отнесли Аду подальше от могил и уложили на каменистый склон. Сняв с себя куртку, стюард свернул её и подложил девушке под голову. Миссис Роуз склонилась над Адой и попыталась привести её в чувство. Миссис Хемминг опустилась на колени рядом с дочерью, всем своим видом выражая раскаяние.
– Это я виновата! – проговорила она. – Во всём виновата только я! Мне так хотелось забрать череп… Бедная Ада – ведь она даже к мяснику зайти не может! А теперь ей никогда уже не забыть…
– Не надо себя винить, – возразила Эмма Роуз, – вы же не знали, что в могиле ещё один труп. Но скажите-ка мне вот что: когда вы доставали из могилы череп, вы заметили там эту… как бы сказать… свежую голову? Что вы вообще увидели в могиле?
– Ну разумеется, я не видела никаких голов, – возмутилась миссис Хемминг, – я заметила только кости от скелета и череп. Череп закатился в угол гроба, а я схватила его и вытащила оттуда. Вообще-то он был довольно маленький и легкий. А потом я повернулась к Аде и попросила положить череп в сумку, – от стыда миссис Хемминг слегка покраснела, – вы, наверное, не видели, но тут ко мне подбежала Анетта. Она начала вырывать череп у меня из рук, я оступилась и упала. Тогда крышка гроба треснула, и Ада увидела эту вторую голову.
– Хм… – задумчиво проговорила миссис Роуз, – вам следует рассказать об этом полиции. Постарайтесь вспомнить, как выглядела могила до того, как вы в неё упали.
– Полиции? – в ужасе повторила миссис Хемминг. – А нас что, будут допрашивать? Тогда меня обязательно оштрафуют! А может, и ещё что похуже! – и она уставилась на Тюбрингов, которые как раз добрались до кладбища.
– Что случилось? – спросил, запыхавшись, Пер Кристиан Тюбринг, – кто-то напал на Аду Хемминг? Что тут вообще происходит?
Инспектор Роуз попросил Роланда Фокса помочь, и они вдвоём соорудили вокруг могилы что-то вроде ограждения из бечёвки, по чистой случайности лежавшей у Роуза в кармане куртки. Роланд Фокс сделал бесчисленное количество снимков гроба с треснувшей крышкой, соседних могил и содержимого гроба, то есть того, что было видно снаружи. Под конец он сфотографировал голову, лежавшую чуть поодаль за большим камнем. Благодаря тому, что Фокс смотрел на голову через объектив, ему удавалось долго сохранять хладнокровие.
Инспектор Роуз отыскал в сумке Ады Хемминг блокнот, вырвал из него листок и написал печатными буквами по-английски, что приказом полиции Шпицбергена к могилам подходить запрещается, как и заходить на огороженную территорию.
– Эту маленькую ложь мне наверняка простят… – пробормотал он себе под нос.
Роуз и Фокс немного постояли, разглядывая гроб, а затем Роуз вновь принёс сумку Ады Хемминг. Он расстегнул сумку, распихал по собственным карманам её содержимое и оттянул молнию как можно дальше.
– Пакета ведь ни у кого с собой нет, верно? – крикнул он остальным туристам. – Значит, придётся положить голову вот в эту сумку, причём постараться не повредить её. Давайте вы подержите сумку, а я засуну туда голову.
Фокс, обрадованный, что ему не придётся трогать волосы мертвеца, ухватился за сумку. Потом они вернулись к остальным.
Как выяснилось, Пер Кристиан Тюбринг, узнав, что произошло, задал неожиданно разумные вопросы: «А может, лучше было оставить голову там, где она лежала? И не надо ли поискать поблизости тело? Возможно, это убийство – дело лап белого медведя?»
Инспектор Роуз покачал головой:
– Чтобы белый медведь сотворил нечто подобное – это крайне маловероятно. Во-первых, поверхность там, где голова отделена от туловища, выглядит именно так, словно голову отрезали, а если бы здесь поработал белый медведь, голову он бы оторвал. Но основная причина заключается в том, что голова лежала в старом, закрытом крышкой гробу.
Лорелей Хемминг кивнула. Она заметно побледнела и испуганно, широко раскрыв глаза, смотрела на Роуза.
– Это верно. Мне, чтобы открыть гроб, пришлось поднапрячься – крышка практически вросла в землю.
– Но кое в чём вы правы, – продолжал инспектор Роуз, – нам надо осмотреть окрестности и поискать тело. Если голову или другие части тела оставить на земле, то животные могут съесть их. Здесь, на острове, водятся лисы, верно?
Тем временем Ада Хемминг очнулась. Вспомнив, почему именно она потеряла сознание, девушка тихо заплакала. Мать попыталась её утешить.
В конце концов Клара Тюбринг произнесла вслух то, о чём думали все остальные:
– Когда же мы вернёмся на корабль? Они ведь там ни о чём не знают. Нам нужно сообщить в полицию. И к тому же Ада сидит на холодной земле – это просто недопустимо! Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего – и станет легче.
Ада заметила в руках инспектора свою сумку.
– Моя сумка, – проговорила она, – спасибо, что захватили её. Можно?
Но инспектор сказал, что отдать сумку не сможет и лучше будет, если до возвращения на судно она побудет у него. Удивлённо глядя на полицейского, Ада Хемминг поднялась на ноги. Роуз объяснил, что именно находится в сумке, и Ада, всхлипнув, бросилась за большой камень, где её вырвало. Туристы, побледневшие и притихшие, переглянулись. В конце концов за Адой отправилась Эмма Роуз.
Радовавшая их погода резко ухудшилась, как только туристы уселись в лодку, а стюард отшвартовал её. По пути назад они едва могли различить очертания судна в тумане. За всё время пути никто из них не произнёс ни слова. Они молчали, забираясь вверх по трапу и перелезая через борт. И когда все они наконец собрались на палубе вокруг сумки со страшной находкой, то тоже молчали.
К штурману, сидевшему в радиорубке, заглянул матрос:
– Туристы вернулись. Похоже, с ними там что-то стряслось.
Штурман, перебиравший потёртую колоду карт, оторвался от своего занятия. Отправив туристов на берег, экипаж вздохнул наконец спокойно. Адский шум основного двигателя умолк, и теперь судно мерно покачивалось на волнах под тихое жужжание вспомогательного. Почти все члены экипажа отправились спать. Штурман встал и подошёл к окну. Что-то произошло – это верно. Он пересчитал туристов. Нет, все на месте и, похоже, в добром здравии. Тогда почему они молча столпились на палубе?
– Давай я пойду спрошу? – от вида молчаливых пассажиров матросу явно стало не по себе. Но не успел штурман ответить, как в рубку вошёл стюард.
– Соединись с «Радио Шпицберген», – сказал он, – мы нашли на острове труп.
Штурман любил пощекотать себе нервы, но от неожиданности сначала не понял, о чём толкует стюард.
– Труп?
– Да. Но не целиком, а часть. Точнее говоря, голову.
– Голову? Но… но… это же не?.. Наши-то все на борту?.. Или кто-то пропал?
Стюард потерял терпение:
– Соединись с «Радио Шпицберген», говорю же! И пусть сюда приедет губернатор острова. Мы нашли труп – тебе что, неясно?! И нет, это не труп нашего туриста – я вообще не знаю, кто это!
Стряхнув удивление, штурман принялся отдавать распоряжения.
– Спустись вниз и разбуди капитана, – приказал он матросу, – хотя нет. Сначала подойди к пассажирам. Попроси их собраться в салоне. А ты… – он повернулся к стюарду, – быстро на камбуз. Свари им какао или ещё чего-нибудь горячего – пусть немного успокоятся.
Стюард закатил глаза:
– А голову – её им тоже в салон принести? Видишь, инспектор Роуз держит сумку? Так вот, в этой сумке как раз лежит голова.
– Разумеется, нет. Голову мы… Голову можно положить в лазарет.
– Это ты неплохо придумал. Надеюсь, ты осознаешь, что его уже не вылечить, – и, развернувшись, стюард вышел следом за матросом.
Штурман прошёл в радиорубку и снял висевший на крючке микрофон. Сначала он хотел было связаться через спутник по Инмарсату[1], но потом решил всё же действовать через «Радио Шпицберген». Его сотрудники сидели на радиовышке в аэропорту и всегда знали о местонахождении каждого.
– «Радио Шпицберген», это «Белый медведь». «Белый медведь» вызывает «Радио Шпицберген». Приём, – штурман просто обожал говорить по рации и всегда – даже в самых рядовых случаях – разговаривал по ней таким тоном, будто речь шла о чём-то чрезвычайно важном. Обычно, когда «Радио Шпицберген» отвечало, штурман уже едва не лопался от нетерпения.
– «Радио Шпицберген» слушает. Приём.
– Слушай… я не уверен, что подобную информацию можно передавать по радиоканалу… но…
Сквозь помехи на линии послышался отчётливый вздох. Операторы «Радио Шпицберген» прекрасно знали о склонности штурмана к драматизму.
– Хочешь, я переключу тебя на кого-нибудь ещё? С кем тебе нужно поговорить?
Если с «Радио Шпицберген» связывались по морской рации, оно могло перевести разговор дальше, на стационарный телефон.
– Скажи, чтобы переключили на губернатора, – прошептал появившийся за спиной штурмана матрос. Он зашёл в рубку так тихо, что штурман и не заметил. Штурман раздражённо махнул на матроса рукой.
– Да. Переключи на губернатора. У нас тут срочное дело.
– Уже нет… – сказал матрос, обращаясь скорее к самому себе.
– Ты хочешь поговорить лично с губернатором или с дежурным у него в управлении?
– Соедини меня с управлением. И побыстрее. Но губернатору Бергу тоже надо будет немедленно обо всём сообщить.
– Ну, с этим в управлении сами разберутся.
Спустя несколько минут его соединили с дежурным в управлении губернатора. И потребовалось ещё немало времени, прежде чем дежурный смог продраться сквозь загадочные намёки и сбивчивые объяснения штурмана.
– Я правильно вас понимаю – несколько пассажиров с «Белого медведя» обнаружили труп мужчины? На Птичьем мысу? Внутри одной из старых голландских могил? И речь в данном случае идёт об относительно свежем трупе?
Когда штурману прямо в лоб задали столько конкретных вопросов, ему не оставалось ничего другого, кроме как подтвердить всё вышесказанное. Тем не менее, самые красочные детали он приберёг на будущее.
– Кое о чём я не могу сообщить вам по рации. Это просто недопустимо. Вам придётся подождать, пока сами всё не увидите, – сказал он.
Однако дежурный действовал строго по инструкции.
– Оставайтесь на линии, – коротко бросил он, а потом, обращаясь к «Радио Шпицберген», добавил: – Не занимайте пока этот канал. Я свяжусь с вертолётами и узнаю, смогут ли они направить на место полицейского. Но он прибудет туда не ранее чем через час.
Прошло уже несколько часов. Дежурный из управления Том Андреассен, не разгибаясь, сидел у телефона и набирал один номер за другим. Но ни одна попытка связаться с губернатором успехом не увенчалась. Дома у него трубку никто не брал. И мобильный Ханса Берга тоже не отвечал. Лишь поздно ночью дежурный вспомнил, что в Ню-Олесунне, к северу от Птичьего мыса, как раз недавно начали работать два полевых инспектора. Он позвонил в принадлежащий губернаторству дом в Ню-Олесунне, и там Андреассену, к его великой радости, наконец ответили. Потом он позвонил заместителю губернатора Анне Лизе Исаксен и сообщил ей то немногое, о чём было известно ему самому.
Однако о местонахождении губернатора никто по-прежнему не знал.
Пассажиры собрались в салоне. Они явно устали. К тому же была уже глубокая ночь, хотя ложиться спать никому не хотелось. Анетта проводила Аду в каюту.
– Бедняжка, она совсем измучилась, – прошептала Клара Тюбринг, сидевшая возле миссис Хемминг, – да, конечно, я о вашей дочери. Впрочем, и Анетта выглядит не намного лучше. А вот я в полном порядке. Вы знаете, я же медсестра и много всякого повидала. И трупы, в том числе. А кстати, как она вообще выглядела, эта голова? Мы с Пером Кристианом пришли поздно – вы тогда уже спрятали её Аде в сумку, – в глазах у Клары Тюбринг светилось любопытство.
– Ада теперь и не притронется к этой сумке, – грустно проговорила миссис Хемминг, – а ведь сумка совсем новая. Я купила её для Ады как раз перед отъездом из Англии. Настоящая кожа. И, скажу я вам, стоила она недёшево!
Стюард и инспектор Роуз отнесли сумку в лазарет.
– Вообще-то хранить это нужно на холоде, – сказал инспектор, – и нам, в любом случае, надо отметить, при какой температуре мы её хранили. Так мы поможем патологоанатомам установить время смерти. Но это будет непросто. Может начаться гниение.
– А кстати – здесь есть холодильник, – стюард повернулся к шкафчику, притаившемуся в углу просторной каюты, – мы там храним кое-какие лекарства. Будем надеяться, он не заперт.
Третий раз за вечер инспектору Роузу пришлось ухватиться за грязные волосы и вытащить голову на свет божий. Он огляделся по сторонам.
– А нам не во что её завернуть? Наволочки не найдётся? Да, это всё, конечно, жутко, но когда-то это был живой человек. И пусть теперь он мёртв – нам всё равно следует проявить к нему уважение.
В одном из шкафчиков стюард отыскал чистую простыню. К счастью, холодильник оказался достаточно просторным, чтобы, когда оттуда убрали лекарства, в нём уместилась завернутая в простыню голова. Ключ торчал в двери снаружи, Роуз со стюардом заперли дверь и спустились в салон ко всем остальным. Но сначала они заглянули к капитану и разбудили его.
В первый момент капитан рассердился: ведь это не он сам, а штурман связался с «Радио Шпицберген» и управлением губернатора. Потом поинтересовался, узнал ли кто-нибудь мертвеца. И, наконец, поразился: надо же, убийство на Шпицбергене! Хоть необходимости в этом и не было, но он тоже позвонил на «Радио Шпицберген» и потребовал, чтобы его соединили с управлением губернатора. Однако ничего нового он не узнал. Из-за тумана вертолёт вылететь не мог. Видимость была нулевой, и радиомаяка на Птичьем мысу в этом случае было недостаточно. Губернатор Берг ещё не объявился.
Капитан и дежурный из управления решили, что «Белый медведь» возьмёт курс на Ню-Олесунн. Капитан рассказал, что на борту находится сотрудник британской полиции, и они договорились, что попросят Роуза предварительно допросить туристов. Во всяком случае, это немного их успокоит. Потом капитан собрал экипаж в кают-компании, а инспектор вернулся в салон. Наконец-то заскрипела якорная цепь, и судно двинулось к открытому пространству между Птичьим мысом и полуостровом Брёггер. Главным было добраться до устья Конгс-фьорда, где ледовые условия обычно не такие тяжёлые.
В тот вечер небо над Лонгиером было холодным и гладким, как сталь. За полярными сумерками словно затаилось какое-то слабое свечение – луна, которую из-за гор было не видно, но чей свет уже заливал небо. На затвердевшем снегу намёрз тонкий наст – для снегохода лучше и не придумаешь.
От дома отделилась чёрная тень и двинулась к снегоходу.
Снег под ногами человека поскрипывал. Человек никому не сообщил, что этой ночью собирается прокатиться. Это получилось спонтанно. В конце концов, на выходные у него не было ни планов, ни договорённостей. И никто его не хватится.
Он положил в сани канистру с бензином, термос с кофе и кое-какой провиант, а сами сани привычным движением закрепил за сиденьем снегохода. Он с такой радостью ждал этой поездки в полном одиночестве!
Но к радостным ожиданиям примешивалось какое-то необъяснимое беспокойство. Порой он будто ощущал заранее, что произойдёт нечто неприятное. Однако о подобных предчувствиях никому не рассказывал и вообще старался забыть об этом.
Человек тепло оделся, а на ногах у него были сапоги для снегохода. Возле уже готовых саней он вдруг замер. Совершенно внезапно ему расхотелось ехать.
Было около семи вечера. Сильный мороз разогнал жителей Лонгиера по домам. Они сидели перед телевизорами и ждали первого за этот вечер выпуска новостей, играли с детьми, читали книжки, мыли после ужина посуду, отсыпались после последней за неделю шахтёрской смены или веселились с друзьями в пабе – то есть проводили этот пятничный вечер, спрятавшись от стужи, в тепле, со всех сторон окружённые людьми.
Почти никто не слышал шума одинокого снегохода, который промчался по городу, выехал на накатанную трассу, а затем свернул на лёд, сковавший фьорд до самого Лонгиера.