Первыми прясть и ткать начали боги. Пряли они не из льна, или шерсти, или хлопка, не разматывали коконы тутового шелкопряда, и уж подавно не возились в лаборатории, над химическими составами. Лишь свет и тьму смешали они, звездный свет и свет солнечный, и тьму первозданную, тьму хаоса, в котором зародился мир, чтобы напрясть особых нитей, из которых Великие Небесные Ткачи создавали полотно Жизни.
Они соединили и смешали то, что казалось невозможным свести воедино. Свет и Тьма вплелись друг в друга так, что невозможно стало их разделить. Так появился человеческий мир, такой же чистый и светлый, темный и опасный. Появились Добро и Зло. Появилась обычная жизнь, где только человек выбирал, идет ли он своим путем, сплетенным из хороших дел и ошибок, которые придется исправлять или подчиняется Нитям, которые дергают его, заставляя шагать.
С давних пор люди пытались окружить себя чем-нибудь помягче. И, когда у них появились ткани, они поняли, что это лучше, чем мех или кожа, теплей и удобней, можно постирать и вещь не скукожится. И можно прочитать заговор, и ткань будет надежней стального щита. Просто надо все делать правильно.
Узорница Пенелопа, царственная супруга Одиссея
« Гобеленовая книга»
– Ты видишь, как изменчивы люди. Вчера они были лишь невинными детьми, в которых не было зла. Лишь жажда познания. Жажда, которая ведет их и возвышает, и которая губит их. У меня нет больше сомнений. Посмотри. Там, в глубине их душ мы найдем то, что нам нужно. Мы получим это. Ты слышишь.....
Марк задохнулся и резко сел на постели, озираясь вокруг, судорожно глотая воздух. Вокруг было темно. Все словно было пропитано тьмой. Той первозданной Тьмой, из которой рождалась яркая вспышка Вселенной. Темнота обступила со всех сторон, сдавила грудную клетку.
Марк с криком вскочил с постели и почувствовал, что к его ладони что-то прилипло. Он провел левой ладонью по правой руке и почувствовал липкость паутинки. Марк вскочил с постели, быстро оделся, осторожно прошел мимо комнаты, где храпел Антон, и неслышно скользнул во двор. Не утруждая себя открыванием калитки, парень с легкостью перемахнул через низенький штакетник изгороди, и пошел по плохо освещенной улице.
Когда он прошел почти всю улочку, то краем глаза увидел метнувшуюся от него тень. Марк побежал за ней, заметив, что в пустующем обычно доме бывшей аптеки, этой ночью горит свет.
«Опять эти старые курицы варят здесь свою ерунду. Я же их предупреждал, что они от меня дождутся» – подумал Марк. – «надо бы их проучить. Но сейчас некогда». Он побежал следом за тенью, прямо в черную пасть каменной арки, примыкавшей к аптеке. Парень помнил, что за аркой стоит деревянная пристройка с дверью, которая служит запасным выходом из здания. Марк включил свой фонарик и направил луч света вперед, но никого не было видно.
– Выходи! – крикнул Марк, стараясь не терять самообладания. Он уже пожалел, что вышел ночью один. Он нарушал правила. Но сегодня он больше не мог лежать в постели в этой страшной тьме.
Марк шарил лучом фонарика по всем углам, но ничего не видел. Только ослепленная светом птица возмущенно всплеснула крыльями и, взлетев с арки, перелетела на крышу. Марк проводил ее взглядом, а потом опустил глаза. И задохнулся. Прямо в его душу смотрели темные зрачки.
– Привет! – прошептал человек, улыбнувшись, и стало заметно, что в его рту не хватает зубов. Это был мужчина, и он не говорил, а как-то хрипло выплевывал свои слова. Марк перевел дух и медленно произнес, стараясь обдумывать каждое свое слово:
– Здравствуй, Корво. Тебя я ожидал здесь увидеть меньше всего. Скупщики и мародеры обычно появляются где-либо только во время войны.
– О чем ты? – ощерился ледяной улыбкой Корво. Его тонкие губы растянулись в долгой усмешке от уха до уха.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. – сказал Марк. – Что-то намечается? Ты о чем-то прослышал?
– Не пойму, о чем ты бормочешь. – ответил Корво. – Я просто шел по своим делам. И вовсе не обязан делиться с тобой информацией.
– Будь осторожен, Корво, – Марк посмотрел на собеседника так, что тот весь подобрался, как кот перед прыжком. – А не то я припомню тебе твои московские делишки. Или ты уже забыл, как пропал древний артефакт из Государственного фонда. Его ведь, кажется, так и не нашли? А я, по-моему, знаю, кто помог ему исчезнуть. Для всех это брошь императрицы Екатерины Второй. Но только не для магического мира.
– Ты ничего не докажешь! – мгновенно ощетинился Корво, – Смешно. Думаешь, я ничего не понимаю? Я за версту чую опасность. В этом городке что-то явно намечается. Назревает что-то, я это хорошо чувствую. Тем более, что ваше начальство согнало сюда целый штат Стражей, а это неспроста. Ведь так, малыш Марк? – ухмыльнулся Корво, и не услышав ответа, продолжил, – Слышал, Книга вот-вот найдется. И я не собираюсь стоять в стороне. Что скажешь, страж? Пора начинать вступать в игру?
– Не многовато желающих поиграть? – спросил Марк. – Даже если бы я что-нибудь знал, что не стал бы делиться с тобой этой информацией. Я не собираюсь водить дружбу со стервятником. А сейчас я просто выполняю свою работу. Дети начали пропадать. Я расследую это дело.
– Ну, вот и отлично, – сверкнул глазами Корво. – Вот и умница. Расследуй. Тебе же за это платят? Вот только мы с тобой оба знаем, что тебе мало одних денег. Не так ли? Ты метишь куда выше, не так ли?
– Иди своей дорогой, – ответил Марк, но не слишком агрессивно. Если Корво не один, то следует быть осторожней. Эта птица на крыше.... Не стоит рисковать. Корво, видимо что-то заметил во взгляде собеседника и снова усмехнулся:
– Я не такой, как ты, я – добрая душа. И поэтому помогу. Совершенно бесплатно. Он пошел туда, – кивнул мужчина в сторону неприметной обшарпанной двери запасного выхода бывшей аптеки.
– Он? – приподнял брови Марк.
– Тот, за кем ты бежал. Тот, кто служит Бесплотному. – Корво приблизился, и его глаза округлились, подсказывая то, что не говорили губы. Он прошептал. – Ты знаешь, о ком я говорю. Сейчас не стоит затевать ссор. Неспокойное настало время. И лишь потому я заговорил с тобой. Иначе ты меня вообще бы не заметил.
– Уходи, пока я на тебя своих не науськал. – предупредил Марк. – Если узнают, что ты здесь ошиваешься, тебе и твоим «коллегам» сильно не поздоровится.
Корво криво усмехнулся и, не ответив, растворился во тьме.
Только тогда Марк понял, как ему было страшно. Надо перевести дух. Пусть городская охрана разбирается с этими… у него есть дело поважнее.
– Ненавижу, – пробормотал Марк и дернул ручку старой деревянной двери. А за ней словно черный провал в небытие.
Надо заставить себя шагнуть в эту темноту. Скрипучая узенькая лестница начинается почти сразу же за дверью и ведет наверх. Парень нашарил в кармане фонарик и включил его. Лестница была пуста. И все же, там, наверху, кто-то бродил. Марк ясно слышал шорохи. Медленно поднимаясь, он обводил лучом фонаря стены и ступеньки, и даже потолок. Но вокруг было лишь старое дерево и запах дома, где никто не жил уже несколько десятков лет. Постепенно запахло еще и чем-то другим, более резким. Наверняка это зельем воняет. Ладно, с этим тоже разберемся. Марк вздрогнул, когда услышал чей-то вопль, и чуть не выронил фонарик.
– Блин, кошка! Брысь! Пошла, – рявкнул он.
Животное метнулось из-под ноги вниз. А потом кошка обернулась и, сев на нижнюю ступеньку лестницы, проследила взглядом за Марком. Потом она заметила, что дверь на улицу открыта, и метнулась наружу. Уж лучше спать на канализационном люке, чем в этом доме, подумала она, выбегая.
В старинном доме, который когда-то был купеческим особняком, потом аптекой, а теперь просто стоял и разрушался от времени, скрипела каждая половица. Лепнина на стенах покрылась паутиной и пылью. Правда, было слишком темно для того, чтобы разглядывать остатки былой роскоши.
Марк осторожно шагал по узкому коридору, осматривая комнатенки, которые когда-то служили приютом для прислуги. Там было пусто и темно, практически нигде не было мебели. Лишь в одной комнате стоял небольшой шкаф, забитый старыми журналами. Марк быстро спустился вниз по еще одной лестнице, и замер.
Странно. Он ожидал увидеть пляски ведьм вокруг котла.
А там была девушка. Она стояла в центре большого зала, двери в который были распахнуты. Свет луны заливал все пространство этой пропыленной огромной комнаты, где когда-то проходили провинциальные балы.
Глаза девушки были закрыты, а ее тонких руках с длинными пальцами, свивались и уходили во все стороны мерцающие красные нити. Они сплетались, как сложное полотно, но не спутывались между собой. И спускаясь откуда-то из высокой пустоты, они расходились прочь от девушки дрожащими лучами надежды, которые вот-вот могут оборваться. Девушка стояла неподвижно, и лишь ее проворные пальцы делали свою работу. Из ее закрытых глаз текли слезы. Девушка стояла в одной длинной рубашке и на босу ногу. Когда Марк решился все-таки подойти поближе, он заметил еще одно движение возле девушки.
Чья-то тень быстро перемещалась в сумраке, стараясь избегать света. Сердце стукнуло раз, потом еще. Как тяжело сделать еще пару шагов. Кто будет первым – он или тот, что прячется по углам. Марк успел протянуть руку и схватить девушку, прежде чем произошло непоправимое. Он хотел сказать ей, что она теперь в безопасности, что все будет хорошо, но почувствовал, что ничком лежит на чем-то мягком. Резко подняв голову, он понял, что лежит в собственной постели и вокруг все еще ночь. Как он здесь оказался? И где эта девушка? Это был сон? Марк поднялся с постели, прошелся босиком по полу до окна и взглянул на улицу. И тогда он увидел серебристую мерцающую нить, спускавшуюся прямо к его груди. Неосязаемая, и все же ясно видная, она сияла в темноте. Марк потянулся к ней пальцами правой руки и моргнул. А когда открыл глаза, нить исчезла.
На следующее утро ветер с запада привел тучи, а с ними принес и грозу, и, вместо того, чтобы пойти погулять, Агате пришлось сидеть дома. На улице гремело и сверкало так, словно началась война. Потоки ливня смывали пыль с листьев сирени, что росла за окном, и уже отцветающие мокрые белые кисти жалко висели, как тряпочки.
Агата любила слушать раскаты грома и широко раскрывала глаза, видя, как молнии врезаются в землю. Ей казалось, что одна из сверкающих лент вот-вот врежется в их дом, но молнии впивались в горизонт и пропадали. Бабушка с утра хлопотала на кухне, а сейчас притихла в своей комнате. Агата пыталась ей помочь, но, похоже, больше мешала. Все-таки пока что готовить у нее не слишком получалось. У бабушки же все выходило легко и просто, словно играючи. Вот только сейчас бабушка Фима выглядела усталой.
Агата рассеянно перелистывала страницы книги Жюля Верна, откопанной в любимом застекленном книжном шкафу. Как же вкусно пахнут страринные книги!
«Бабушка теперь все больше устает. И нет, чтоб прилечь отдохнуть. А она все ходит, все что-то делает. Привычка ей покоя не дает. А не залезть ли мне на чердак для разнообразия?» – подумала девушка.
Чердак был тайной сокровищницей Агаты, ее личным кладом. Всем известно, что на чердаках обычно хранится старая одежда, газеты, потертые чемоданы и прочая ерунда. Но Агата была почти уверена, что чердак – это место, где можно найти самые удивительные вещи. Она когда-то случайно откопала там очень красивые старинные платья и большую раму для картины. Из спальни внезапно раздался голос бабушки Серафимы:
– Агата, подойди ко мне, пожалуйста!
Агата поднялась со своего диванчика и подошла к бабушке, которая сидела за круглым лакированным столиком, за которым обычно занималась рукоделием.
Небольшая квадратная комнатка бабы Фимы вмещала в себя кровать, застеленную вышитой простыней, с горой ярких подушек и лоскутным одеялом. А над кроватью висел ковер. Бабушка, правда, называла его гобеленом, так как на нем был изображен какой-то сюжет. Гобелен был настолько старым и потертым, словно ему только что исполнилось тысяча лет, не меньше. Точно разобрать то, что изображено на гобелене, было очень трудно. Кажется, женщина склонилась над прялкой, а рядом мужчина в черном. У бабушки, рядом с кроватью тоже стояла прялка, а на маленьком комоде – корзинка с нитками и иглами в вышитой игольнице.
Бабушка Серафима была самой лучшей мастерицей в городе. Правда, она сама называла себя узорницей. Что это слово означало, бабушка не объясняла, но когда произносила его, в ее голосе чувствовалась гордость и трепетное отношение. Бабушка Серафима умела все – и прясть, и ткать, и вышивать, и плести кружева.
Агату она приучала к рукоделию с самого раннего детства.
В первый раз Агата взяла в руки прялку в семь лет. Козья шерсть, вычесанная железными щетками и скатанная в куске ткани в аккуратные небольшие серые валики, никак не хотела в руках Агаты превращаться в аккуратную тонкую нить. Она выходила то толстой, то тонкой, то вовсе обрывалась, и на веретено наматывались какие-то куски. Разозленная девочка сбросила шерсть с прялки на пол, наступив на нее ногой.
Тогда она впервые увидела свою бабушку в праведном гневе. Целый час Агата простояла в углу, злая, заплаканная от такой несправедливости. В конце концов, девочка не выдержала, подошла к бабушке и спросила:
– Да кому все это нужно?! Сейчас полно и тканей всяких, и одежды! Никто уже не прядет, и не ткет. Не хочу я этим заниматься.
И тогда бабушка, которая уже успокоилась и простила внучку, обняла Агату за плечи и сказала:
– Тебе, Агата. Тебе это нужно. Но не сейчас. Тебе это очень пригодится потом. И запомни, никогда больше не бросай и не топчи ногами сделанное тобой. А еще запомни – нельзя вот так просто оставлять свою работу. Ты тоже будешь узорницей. И когда-нибудь ты вспомнишь мои слова.
Больше Серафима не заставляла Агату заниматься рукоделием, но девочка сама на следующий вечер села рядом с бабушкой под уютный круг абажура и взялась за работу и впервые почувствовала, что это занятие приносит ей удовольствие. Тонкие пальчики скользили по шерсти, нитка рвалась, приходилось начинать снова. Но девочка терпеливо продолжала свою работу. И у нее стало получаться. Нить выходила тонкой и излучала тепло, ровно наматываясь на веретено.
А сейчас Агата удивленно смотрела, как бабушка праздно сидит за столиком. Ее руки лежали на столике. Как будто устали.
Агате стало не по себе.
«Еще не хватало. Может быть, она заболела? Нет, нет, она действительно просто устала» – постаралась мысленно успокоить себя Агата. Присела рядом, но указующий бабушкин перст заставил ее сесть напротив Серафимы на древний венский стул с гнутыми ножками. Агате всегда бывало смешно, когда она смотрела на этот стул. Словно у него коленки подгибаются, когда на него кто-нибудь садится. Только сейчас было не до смеха.
– Мне за семьдесят, – непререкаемо изрекла бабушка и строго посмотрела на Агату. Очков она никогда не носила, зрение у Серафимы всегда было хорошее, а взгляд у нее был такой проницательный, что Агата смущенно потупилась. – Всякое может случиться… Не перебивай меня! Если что-то случится, неважно что, а произойти это может в любой момент, я обязана тебя предупредить, – бабушка помолчала и продолжила. – Ты помнишь, как я всегда берегла ковер, который висит над твоим диванчиком. Если случится что-нибудь плохое, то вспомни про ковер. Он будет твоим наследством. Береги его! Это главное. И еще. Соседку мою, тетю Зою, в доме слева от нашегоб, ты помнишь, ведь так?
Агата, конечно, помнила взбалмошную, болтливую бабульку неопределенного возраста, которая не могла даже посидеть спокойно. Ей все время надо было с кем-нибудь говорить. А если собеседника поблизости не было, то соседка могла начать разговаривать и сама с собой. Зрелище это незабываемое..
Агата кивнула, сдерживая улыбку. К чему ей общаться с этой странной старушкой?
– Ну, так вот, – спокойно заявила бабушка Фима. – Если что, обратишься к ней. Не забудь, это важно, обязательно зайди к бабе Зое, если вдруг что-нибудь произойдет. Ну, и конечно, будь на связи с мамой. Самое главное, знай, что она тебя очень любит.
– Бабушка, ну что может случиться? Ты так говоришь, словно… – Агата замолчала, глядя на бабушку. Да. Такое ощущение, что ба прощается с ней. Да, у старости свои проблемы.
– Обещай, что выполнишь все, что я тебе сейчас сказала! – строго потребовала бабушка и Агата пообещала. Не слишком даже задумываясь, при чем тут коврик. Потертый половик, который давно пора снести на… чердак. Да, вот именно, она же собиралась залезть на чердак. А потом, если погода позволит, надо будет сбегать к Оле в гости. Оля была подружка детства, того самого сопливого, смешливого детства, когда все делятся на друзей или врагов. И друзей обычно намного больше. Они давно уже не виделись, и Агата звонила Оле, когда приезжала к бабушке в гости. Вместе веселей. Вместе столько всегда можно сделать, что одной делать скучно – купаться, кидать камешки с берега в воду, гулять по городу, есть мороженое в кафешке. Оля всегда находила тысячу способов повеселиться.
Бабушка вздохнула с затаенным раздражением, и Агата очнулась от раздумий.
– Ты хоть слово слышала о том, что я сказала? – с неожиданной мольбой в голосе спросила бабушка. Сказаны эти слова были так, что Агата утвердительно кивнула головой.
– Я обещаю, бабушка, честное слово. Я не забуду и, если вдруг что, зайду к соседке. Только что может произойти? У нас же все каникулы впереди.
– Ну, хорошо, хорошо, больше не будем об этом говорить. – немного успокоилась бабушка. – Чем ты сейчас собираешься заняться?
– Хотела с Олей погулять, в кафе, на бережок сходить.
– Что ж, иди. Но не задерживайся. – разрешила бабушка Серафима. – Не стоит сейчас гулять допоздна.
Агата посмотрела в окно. Дождь перестал идти, прямо как по заказу. Это было здорово. После грозы воздух в городке можно было пить, как кислородный коктейль. Улицы все в свежей умытой зелени.
– Иди, иди, – махнула рукой бабушка, -А я полежу немного. Что-то я устала.
– Так может, мне не ходить? – спросила Агата встревоженно. – Если ты болеешь?
– Я не болею. Это просто возраст. Все в порядке, Агата. Ступай.
И Агата, поцеловав бабушку в щеку, вышла из комнаты.
Девочка не услышала, как бабушка Фима промолвила.
– Так будет лучше. Да, по крайней мере, ее они сейчас не получат.
И бабушка вытащила из рабочей корзинки длинное веретено. Этот невинный кусок дерева в руках Серафимы выглядел, как оружие, которым можно защищаться в случае нападения. Бабушка Фима обвела взглядом комнату, каждый ее уголок, каждую вышитую и вязаную салфетку, словно навсегда с ними прощалась. А потом уселась у окна и стала ждать.
Возможно, они нападут еще нескоро. Но надо быть готовой ко всему. Серафима протянула к свету веретено и оно удлинилось, оба его острые стороны вытянулись и ощерились длинными иглами. Грозное оружие, готовое к бою в руке у немощной пожилой женщины, смотрящей на улицу из окна.
В городке Агате больше всего нравилось то, что здесь все было не так как в ее родном городе. Здесь не носились, как угорелые, машины, каждый дом был не похож на другой, а про цветы и деревья можно было рассказывать отдельно. Здесь было дерево-лира, ствол которого раздвоился и стал похож на древний музыкальный инструмент, где струнами были ветви, а музыкантом – ветер. Здесь зеленели клены, цвели кусты сирени, жасмина, акации, шиповника, калины и бузины. Их ароматы смешивались так немыслимо и чудесно, что любой французский парфюмер со своими флаконами стыдливо стоял бы в сторонке.
Агата встала возле книжного магазина, засмотревшись на пыльную витрину, в которой гордо стояли только что прибывшие новинки, и набрала на мобильном телефоне номер Оли, и та немедленно ответила, словно весь день просидела с трубкой в руке в ожидании звонка. Голос подруги был бодрым, Оля явно была рада приезду Агаты. От ее звонких возгласов в телефоне Агате стало легче на душе. Бабушкины предостережения показались девушке обычным старческим ворчанием.
– Привет, подружка! Ну, что, каковы наши планы? – спросила Ольга. – Я тут с тоски без тебя помираю. Катька уехала по путевке на море, с Машкой я поссорилась. Мама заставила меня сегодня грядки полоть, так представь, что осталось от моего маникюра. Пришлось срочно приводить свои ногти в порядок…
– Встретимся на площади, хорошо? – прервала словесный поток Агата. – Я тебя жду в парке возле площади.
– Уже бегу! – крикнула Оля и положила трубку.
Площадей в городке было две, и находились они совсем близко друг от друга. На площади, где они с Олей договорились встретиться, стоял памятник Ленину, над которым реяли голуби. Напротив бронзового вождя, как вечный ему укор, виднелись развалины церкви, которую, как и многие другие, сломали в тридцатые годы двадцатого века. От храма остались одни стены и часть крыши. Фасад здания, сохранившийся в почти первозданном виде, был побелен, чтобы не портить общее впечатление об исторической части города.
Когда-то давно Агата и Оля бродили по этим печальным руинам. Агата помнила искалеченные полуразрушенные стены и куски фресок, что лежали прямо на земле. Агата навсегда запомнила, как с отбитого куска побелки, валявшегося на грязном полу, на нее взглянули большие темные глаза ангела, полные печали. С тех пор девочка старалась не смотреть на руины. Ей казалось, что этот взгляд повсюду следует за ней.
Рядом с разрушенным храмом располагались маленькие магазинчики и два летних кафе.
Оля показалась на другой стороне площади во всем великолепии выходного наряда. Тут присутствовали и мини-юбка, и топик, и масса бижутерии, болтающейся в ушах и на шее (писк моды), и туфли на шпильке. На лице присутствовал легкий макияж, в прическе – усилия рук, расчески и фена. Агата вспомнила, что сама она одета в джинсы и футболку, на ногах босоножки (без намека на каблук), но тут же забыла об этом. Ей нравились джинсы, в них было удобно. И кто сказал, что мини-юбка красивее, чем брюки?
– Привет! Ты бы хоть платье надела. Хотя бы один раз, – Оля с укоризной поглядела на джинсы. – Ладно. Тебя учить – только время терять.
– И тебе привет! Ну, как ты тут без меня? Какие новости? – спросила Агата, – подхватывая подругу под руку и целуя в щеку. – Как там твой Володька? Помирились уже? А то, когда ты мне звонила в последний раз, вы с ним ссорились.
– Не напоминай об этом! – зашипела Ольга, сразу же нахмурив брови. – Он – просто урод! Лучше даже не говори про него ничего!
– Понятно, Жаль. Все-таки, первая любовь – сказала Агата с явным сожалением.
= Любо-о-овь?! – протянула Оля с иронией. – Я и не думала даже, что ты такие слова знаешь!
Агата улыбнулась и спросила подругу, меняя тему разговора:
– Ну, в какое кафе пойдем? Ты мне обещала. А то я все дома сейчас сижу, нигде не бываю.
– В «Тропики». Там настоящий пломбир с фруктами. – ответила Ольга. – А я с фруктами его очень уважаю. Извини, подруга, ничего получше я тебе предложить не могу. У нас даже дискотеки только по выходным. И что тебе в этой дыре нравится? Я этот городишко просто ненавижу. Как только мне восемнадцать стукнет, я свалю отсюда как можно быстрее. Тетка Маша обещала меня в салон красоты в Питере на работу пристроить. Сначала ученицей, естественно. А потом стилистом стану. – мечтательно закатила глаза Оля. – буду звездам укладки делать и мейк.
Подружки повернули к «Тропикам». На улице становилось жарко, и девочки с удовольствием зашли в прохладную тень летней веранды кафе. За соседним столиком уже сидела какая-то парочка, парень и девушка, которые пили лимонад из высоких стаканов, весело и беззаботно о чем-то болтая, остальные места пустовали. Заказав мороженое у скучающей барменши, девочки расположились за своим пластиковым столиком.
Помолчав немного, Оля начала развивать главную тему разговоров, заполонившую весь город, накручивая на палец прядь темно-русых волос:
– Ты знаешь, у нас тут люди пропадать начали. Такой ужас. В основном, дети. Но не только. А вчера исчезла Алка Нефедова. Ты ее не знаешь? Ну, откуда тебе знать. А она была отличница, училась в восьмом классе во 2-й школе. Вчера шла домой из гостей и не вернулась. Родители детей из города куда-нибудь к родне высылают, а ты, наоборот, к нам приехала. Не боишься?
– Не боюсь. – приподняв брови, ответила Агата. Она была уверена, что и бабушка и Оля просто нагнетают обстановку. Особенно ее подруга. С Ольгой ведь даже в кино идти не надо. Начнет сейчас сочинять очередной ужасный триллер, в котором выжил один кот, и тот только потому, что спал и ничего не видел.
– Да и потом, мне деваться было некуда. Меня мама отправила сюда на лето, чтобы я ей не мешала трудиться и под присмотром была. Думаешь, мне в городе нечем заняться?
– Да, дела.... Ну, смотри, тебе виднее. Я тебя предупредила. – вяло протянула Оля. Тут молоденькая деловитая официантка на подносе принесла две креманки с мороженым, и она заметно оживилась. Мороженое выглядело вкусно. Вокруг двух шариков чуть подтаявшего пломбира были затейливо выложены пальмы из киви и банана.
«Действительно, «Тропики»» – рассеянно подумала Агата, выковыривая ложкой кусочек киви. Девочки болтали о всякой ерунде, ели мороженое.
Солнце прогревало землю, и старалось высушить лужи, заполнившие выбоины в асфальте. Люди, спрятавшиеся по домам во время грозы, появлялись на улицах. День был солнечным. И после мороженого было решено идти на речку. Берег реки был совсем неподалеку.
Всего квартал пешком по выложенной камнем улице, и подружки стояли на крутом берегу реки Мологи.
Там уже плескалась целая куча народа. Малышня возилась на мелководье, разыскивая красивые камушки и распугивая мальков. Одинокий хмурый рыбак от визга и писка забрался подальше в камыши. Агата улыбнулась, вспоминая, как она сама когда-то сидела на мостках, с которых хозяйки полощут свое белье. Мостки были сколочены из грубо струганных досок, выглаженных временем и водой. Так хорошо было, опустив ноги в прозрачную чистую воду, пронизанную солнечным светом до самого каменистого дна, следить за тем, как осторожные мальки потихоньку подплывают к ногам, и а потом испуганно расплываются в разные стороны, как любопытные мальчишки.
– Надо было на ту сторону идти, на пляжик, – недовольно буркнула Оля, из-под ладони глядя на другой берег, где было песчаное дно. Там, на другом берегу, заходить в воду было гораздо легче, да и река была мельче. Идешь, идешь, а воды все по колено. Народа на противоположной стороне было гораздо больше.
– Ну, так давай сплаваем на острова, – пожала плечами Агата. Она просто была счастлива от того, что ее босые ноги ступали по влажной земле, а теплая, насквозь пропитанная солнцем речная вода лижет ей пальцы. Девочка быстро скинула футболку и джинсы.
– Ладно, уговорила, – поддержала ее Оля, с неохотой начиная стягивать с себя одежду, оставшись в купальнике. Вещи девочки аккуратно сложили в пакет и спрятали в старенькой лодке. Девочки знали, что эта лодка стоит здесь годами, прикованная замком к длинной цепи.
Не прошло и нескольких минут, как они обе оказались на одном из островков и начали загорать.
Островки, состоявшие большей частью из песка и травы, были на самой середине обмелевшей реки. Здесь можно было валяться на песке или строить из него крепости, лениво лежать на отмели, в прогретой солнцем воде, искать ракушки и камешки.
Оля радостно щебетала о том, как на следующие каникулы поедет за границу.
– Отец обещал! Правда, я еще не знаю, куда. Но это не важно, правда?! – болтала подружка, кокетливо поправляя растрепавшиеся волосы, завидев неподалеку парней, ныряющих в воду.
– Не смотри туда. – пробормотала Ольга. – Там Володька. Не хочу, чтобы он подумал, что я на него пялюсь. А уж тем более, что хочу поговорить. Он такой зануда.
– Что он такого сделал, что ты так его ненавидишь?– спросила Агата, зарывая ладони в нагретый золотистый песок. По телу побежали мурашки от такого блаженства.
– Он – предатель и урод, ясно тебе! Поцеловал Наташку Изотову у меня на глазах, а потом мне сказал, что это по-дружески было, – фыркнула Оля и отвернулась.
Так и сидела, молча, глядя на песок. А потом Ольга поднялась на ноги, разбежалась и прыгнула в воду.
Агата молча проводила подругу взглядом и подумала, как хорошо все-таки, что она ни в кого не влюблена. Девочка легла на песок и долго-долго следила за тем, как на ярко-голубом небе медленно тают следы, которые оставила гроза – разорванные в клочья лоскутки облаков. Оля уже успела поплавать и снова растянуться рядом с подружкой на берегу островка.
– Э-эй! Ты о чем задумалась? – проворчала Оля и похлопала Агату по плечу. – Хватит мечтать, лучше бы поплавала. Что у тебя на уме?
– Ничего, – нахмурилась Агата и перевернулась на спину.
Руки погрузились в теплый, ласкающий ладони песок и остались там, как уставшие крылья. Девочка не хотела разговаривать. Тишину реки так легко вспугнуть. Если, закрыв глаза, почувствовать, как протекает мимо прохладное, огромное тело реки, можно представить, как ты уплываешь вместе с ней. Навсегда.
– Слышь, ты просто замороженная какая-то сегодня, – не унималась Ольга и потрясла Агату за плечо, видимо, чтобы удостовериться, жива ли та еще. – Ты только посмотри, какие мальчики… – шепнула подруга, указав взглядом на компанию, только что приплывшую на островок.
Четверо парней в одних плавках небрежно плюхнулись на песчаный берег неподалеку от девушек. Агата лениво покосилась на них и тут же чуть не подскочила на месте, как ужаленная.
Один из этой новой компании был Игорь, тот самый, ее сосед по автобусу. Ссутулив широкие плечи, он о чем-то говорил со своими друзьями, а потом посмотрел на Агату и внезапно нахмурился. Потом Игорь медленно кивнул, как бы здороваясь. От нелепого деревенского балагура не осталось ни следа. Это был уверенный в себе, сильный и духом и телом, человек. Агата растерянно и коротко кивнула в ответ, а потом поспешно отвела взгляд, словно сама от себя такого не ожидала.
– А вы, что, знакомы? – восхищенно прошептала Оля. – Может, ты меня с ними познакомишь? Я их раньше никогда не видела. А они откуда?
– Не знаю, – Агате хотелось заткнуть Оле чем-нибудь рот, но под рукой ничего, кроме песка, не было. – Так, просто ехали сюда вместе. Не обращай внимания. Мне нет до них никакого дела.
А Игорь уже не спеша поднялся и подошел к подругам, присел на корточки рядом с ними и промолвил:
– Привет! Я Игорь, – добавил он, кивнул Ольге. И все это со спокойной уверенностью и без всяких шуточек и лишней болтовни. Кивнул Игорь Оле, а смотрел на Агату.
В автобусе Агата слушала его болтовню, как назойливое жужжание, не особо обращая на него внимание. Но теперь, когда девушка боялась лишний раз посмотреть на этого человека. Агата заметила, какой у него низкий и приятный голос, как быстро он двигается, какие яркие у него глаза – светло-зеленые и пытливые. Эти глаза смотрели внимательно, изучающе. От такого взгляда Агате стало немного не по себе.
– Послушай, в прошлый раз, там, у автобуса… – проговорил парень и запнулся. Он начал рассматривать Агату, пытаться поймать ее взгляд. Но она опустила глаза. Только ладони сжались в кулаки. – Тебе что-то показалось, насколько я понял....
Агата не выдержала и посмотрела на своего нового знакомого. Игорь сидел совсем рядом. Можно было даже прикоснуться. Самый обычный человек. На правом плече старые шрамы, достающие от живота до груди, такие, словно, какой-то хищник рвал на Игоре кожу лоскутами, а потом другой, сердобольный, быстро зашил эти раны. На груди болтается, свисая с шеи на вытертом кожаном шнурке, амулет – китайский иероглиф из серебристого металла. Вот Игорь улыбнулся, немного наклонив голову вправо, и стало видно, что у него есть ямочка на подбородке. Девочка вздохнула и выпалила:
– Да, мне показалось… показалось, что твои друзья… не вполне люди. – Агата покраснела так, что еле удержалась от соблазна закрыть лицо руками. Ну, уж нет. Много чести. – Ты и твои друзья. – кивнула она в сторону других парней из компании Игоря. – Вы были похожи на каких-то монстров.
– Ты что несешь такое? – воскликнула Ольга, не понимая, о чем идет речь. – Вы не обращайте внимания, Игорь, она сегодня целый день не в себе. Ты что болтаешь? – шикнула Оля на подругу.
– Я говорю, что я чуть не свихнулась, когда увидела такое…,– оборвала ее Агата. – Что это было?
– Я думаю, – ответил Игорь совершенно спокойно. – Что нам не стоит говорить об этом. То, что ты видела, должно остаться между нами. И в следующий раз убирай подальше иглу. Чтобы еще раз не уколоться.
– Что?.. – бледнея и вскинув на Игоря взгляд, прошептала Агата. – Откуда ты знаешь про то, что было у меня в кармане? Кто ты вообще такой? Что происходит? Я думала, мне показалось…
Игорь с неожиданной нежностью посмотрел на нее и тихо проговорил, как говорят с маленьким ребенком, глядя в глаза Агаты так, что она боялась пошевельнуться:
– Тебе показалось. В автобусе было жарко. Так ведь? Я надеюсь, мы еще встретимся. – Игорь помолчал и вдруг добавил, словно точно знал, о чем говорит. – Нет, я знаю, что мы еще встретимся. А пока что береги себя.
Парень встал и пошел обратно к своим друзьям под взглядами совершенно онемевших девочек. Ольга первая пришла в себя и набросилась на Агату с вопросами. Но она не в состоянии была внятно отвечать.
Слишком много вопросов. И ни одного ответа. Что происходит с ней, с тех пор как Агата приехала в этот городок? Почему столько предупреждений об опасности? И, самое главное, откуда Игорь узнал о том, что Агата увидела, уколов палец бабушкиной иглой.
Пока Агата размышляла, Игорь и его друзья исчезли. Спросить что-либо было не у кого.
После встречи с Игорем Агата уже не смогла успокоиться. Все чаще она думала о том, как там дома бабушка. День незаметно превратился в вечер, и Агата заторопилась домой. Оля проявила неожиданное благородство и вызвалась проводить подружку до дома.
– А как же ты сама? – удивилась этому порыву Агата. Оля редко была такой великодушной. Может, то, что она рассказывала про исчезновения, не такая уж пустая болтовня? Впрочем, думать об этом совсем не хотелось.
Девочки, вернувшись на берег реки и найдя свою одежду, спрятанную в пакете в лодке в целости и сохранности, поспешно одевались, заметив, как резко похолодало. Агата еле впихнула влажные ноги в джинсы. Бррр, поскорей бы добраться до дома и попить чая с бабулиным вареньем. Бабушка наверняка с ума сходит от волнения. Агата тревожно взглянула на Олю, и подружка поняла этот взгляд правильно.
– Давай-ка, я папе позвоню, он нас на машине встретит. Он строго-настрого запретил мне болтаться по вечерам одной на улице. Сказал, сам будет домой отвозить, – Оля набрала номер отца. Ждать пришлось недолго. Олин папа ответил, что с пляжа забрать их не успеет, но зато подъедет к дому Агаты и заберет дочь домой.
– Ну, теперь все в порядке. Осталось только тебя до дома проводить, – промолвила Оля и подхватила Агату за руку. Они быстро дошли по пыльной улочке до дома бабушки Серафимы. И тут Агата насторожилась – что-то было не так. Она даже остановилась и стала смотреть на окна дома, расположенные по фасаду и выходившие на улицу.
– Ты что это? – удивилась Оля. Она уже было начала набирать номер телефона отца, но странное поведение подруги и ее заставило задуматься.
Агата наконец поняла, что было не так. Обычно вечерами бабушка сидела в своей комнате, и там всегда горел ночник, словно маленький маяк, чтобы, как Серафима говорила, Агате было проще добраться до своей комнаты. Но сегодня во всем доме свет был выключен.
Агата посмотрела на соседние дома, где в некоторых окнах теплились огоньки, на горевший теплым желтым кругом уличный фонарь, и ей стало не по себе.
– Света нет, – пробормотала она как будто про себя. – Наверное, бабушка заснула или забыла включить ночник. Может быть, она плохо себя почувствовала, а я столько времени дома не появлялась? Вот блин, я ведь ей обещала вернуться пораньше…
– Мне пойти с тобой? – спросила подружка, встревоженно глядя на погруженный в темноту дом. Ольге вдруг стало не по себе, холодок пробежал по коже. Там, во мраке этих черных окон, было что-то, что ее пугало. Словно высматривало ее, подстерегало… Чушь, конечно, но все-таки…
– Нет, не надо. Позвони отцу и дуй домой. За меня не волнуйся, – успокоила подругу Агата.
– Слушай, мне что-то не по себе, – с тревогой пробормотала Оля, почти не глядя набирая на мобильном нужный номер. Голос отца, прозвучавший в трубке, был спокойным. Ольге сразу стало легче. Она начала объяснять, где находится.
– Я уже совсем рядом, сейчас подъеду – ответил отец и отключил телефон.
– Хочешь, я с тобой зайду в дом? – Оля смотрела на окна, и девочке становилось все больше не по себе. Темные провалы оконных стекол все глазели на нее. Может быть, это только нервы… и все же. – Я не отпущу тебя одну.
Агата посмотрела на Ольгу. Бледное лицо, растрепанные волосы, взгляд испуганного ребенка. От уверенной в себе девушки не осталось и следа. Крикнет еще невпопад, испугавшись какой-нибудь ерунды, и перепугает бабушку насмерть.
– Слушай, я думаю, не стоит, – сказала Агата как можно тверже. – Наверняка, бабушка просто крепко спит. Все хорошо, не волнуйся. – Сама девочка так уверена не была. Что-то глубоко внутри нее говорило «Беда… Беда случилась…».
– Не знаю, – прошептала Оля. Она уже не горела таким желанием помочь подруге или войти в этот притихший дом.
Мимо прошли двое мужчин, и девчонки инстинктивно прижались в калитке, стараясь не привлекать лишнего внимания. Один из мужчин глянул на Агату, и она вдруг почувствовала боль, словно кто-то уколол ее сердце иголкой. Молодой человек сделал шаг по направлению к ней, и тут к дому подъехала «Лада Калина». Отец Ольги, уже седой мужчина в очках, помахал дочери рукой и ткнул пальцем в наручные часы на левом запястье. Мужчины, которые шли по улице, быстро завернули за угол и исчезли в сумраке.
Оля кивнула в ответ и спросила у Агаты еще раз:
– Может, все-таки, вместе зайдем?
– Брось, – Агата постаралась говорить как можно спокойнее. – Все в порядке, поезжай. А я сразу в дом, и все двери за собой запру.
– Ладно, – с явным облегчением сказала Оля, – Я тебе позвоню, как приеду домой. Хорошо? Ну, давай, пока! – и, чмокнув подругу в щеку, открыла заднюю дверь машины и плюхнулась на сиденье. Она помахала Агате рукой, а та уже бежала к входной двери, вошла в дом и заперла дверь на щеколду, почувствовав страх.
На веранде никого не было, маленький колченогий диванчик, стоявший у стены, пустовал. В полумраке виднелись привычные стулья, стол, за которым они с бабушкой обычно пили чай по вечерам, дверь в чулан.
Агата подошла к двери, ведущей в дом, прикоснулась к дверной ручке, и тут ее охватил страх. Девушка просто оцепенела. Стояла, почти не дыша, и слушала тишину.
Все вокруг замерло. Мертвая, ледяная тишь. Словно за дверью притаился кто-то. Страх навалился еще сильнее, так, что сдавило виски тупой ноющей болью, сердце выстукивало нечто невнятное, а на глаза словно накинули серую пелену. Захотелось крикнуть или выбежать наружу.
Но Агата заставила себя открыть дверь в дом, глубоко вздохнула и перешагнула высокий порог. Пощелкав выключателем на стене слева, она убедилась, что света нет. «Пробки, наверное, вырубило», – убеждала она себя и медленно начала пробираться на кухню, светя себе мобильником. На холодильнике стояла свеча в медном подсвечнике. Надо было зажечь ее. «Это из-за грозы, – успокаивала себя Агата. – Просто где-то оборвало или повредило провод. Такое уже не раз бывало. Тут нечего бояться». Девочка разглядела очертания холодильника, нашла подсвечник и спички, и зажгла свечу.
«Теперь надо пойти и посмотреть, как там бабушка», – решилась Агата. – «Я смогу. Мне не страшно. Совсем не страшно. Надо идти. Всё».
Сжала подсвечник в левой руке так, что ладонь заболела. Почему так скрипят половицы? Просто оглушительно громко. Агата хотела тихонько позвать бабушку, но голос плохо повиновался ей. В комнате слабо прошелестел и умолк ее шепот, как шуршание листьев на ветру. Девочка медленно шла через большую комнату, где обычно спала, в бабушкину спальню.
Зал был черен и тих, только тикали старинные часы, висевшие на стене напротив. Вошла в спальню. И тут Агата ахнула, увидев разгромленную, развороченную комнату. Свет зажженной свечи мягко освещал вывернутые корзинки с рукоделием, из которых по всему полу раскатились и сплелись нити ярких разноцветных клубков шерсти, перевернутый тускло поблескивавший лакированный столик с выдернутым из него ящиком, откуда высыпались иголки, булавки, нитки – все, что обычно необходимо рукодельнице. Кровать с любовно вышитыми наволочками, комод, где были уложено стопками отглаженное белье – все было словно было вывернуто наизнанку, раскидано, смято.
Бабушки в комнате не было. Агата отступила назад, оступилась и уперлась лопатками в стену. В груди болью и кровью отдавалось сжавшееся в комок сердце.