Узор первый. «Коврик и другие вечные ценности»

«Чтобы сделать Такую Книгу, как эта, нужен переплет. Возьми для основы жилы горных козлов, пряди от пылающей гривы огненной кобылицы Амун, плотные нити небеленого льна, натяни их, как должно и закрепи на станке. А для утка возьми мягкую шерсть, счесанную со спин златорунных овец, что пасутся у подножия горы, лунную тонкую нить и из сердца своего легкую паутинку боли. Спряди их вместе в тонкую пряжу, тонкую и ровную.

Начинай ткать с простого, а заканчивай сложным. не вплетай ничего, кроме того, что нужно. Думая о смерти, вплетешь горе, убийства, мор и глад. Думая о любви, добавишь солнечный свет, тепло, шепот в ночной тиши, легкое, как трепет крыльев бабочки, прикосновение к твоей щеке. Не думай только о том, что можешь сделать ошибку. Иначе ничего не получится.

(Ананке. Гобеленовая книга)


В стареньком рейсовом автобусе царила невыносимая духота. Очень хотелось выскочить наружу и упасть в траву, вдыхая ароматы пряных трав и цветов.

Но приходилось сидеть и терпеть и духоту, и гомон от болтовни пассажиров, и неуклюжие попытки познакомиться одного деревенского паренька, «удачно» оказавшегося по соседству. Только этого еще не хватало.

– Игорь! – вихрастая голова склонилась в шутливом поклоне. Светло-русые волосы слишком длинные. И вообще весь этот парень был какой-то заросший, небритый, помятый. И слишком болтливый. А так хотелось посидеть молча и ни о чем не думать, глядя в окно. Видимо, не удастся.

– Агата, – пробормотала девочка с неохотой и внезапно смутилась, начала поправлять волосы, одергивать свою одежду.

– Агата?! Какое редкое имя! – восхитился Игорь. – Твои предки, что, иностранцы? Жаль, моим родителям не хватило фантазии на что-нибудь необычное. Я бы не отказался…

–Вообще-то, Агата – старинное русское имя, – неохотно ответила девочка, подумав про себя. – «Ты заткнешься или нет? Скорей бы уже выбраться отсюда».

Мимо пролетали позолоченные солнечным светом сосновые боры, хмурые ельники, небольшие деревушки.

Наконец, показался город. Автобус покатил по мосту над темной лентой реки и вскоре прибыл на автовокзал.

Агата соскочила с автобусной подножки на асфальт и осмотрелась, а потом пошла к багажнику за своим чемоданом. Водитель доставал сумки и чемоданы настолько неторопливо, что Агата заскучала и начала оглядываться по сторонам.

Ее соседа по автобусу Игоря встречала целая компания. Трое парней, в таких же потертых джинсах и застиранных рубашках выглядели, как простые работяги после трудного дня, как и тот, кого они встречали. А еще вместе с ними была одна девушка. Она единственная из всей группы привлекла внимание Агаты. Высокая, стройная, с большими темными глазами и крупным ртом на узком лице, одетая в темное платье, подол которого закрывал ее ноги до самых пят, девушка своим строгим видом слишком отличалась от остальной компании. Она заметила взгляд Агаты и ответила на него. Большие глаза девушки не мигали, как у совы.

«Зачем ты приехала?» -послышалось Агате.

Девушка повернулась, чтобы оглядеться и понять, кто с ней говорит. Но рядом никого не было. Все остальные пассажиры давно разошлись в разные стороны. Лишь Агата со своим чемоданчиком на колесиках и эти люди, болтающие о чем-то, были на площадке.

«Зачем ты приехала?» – прозвучал тот же вопрос. И у Агаты не осталось сомнений. Ее спрашивала эта девушка. Она смотрела этим странным цепким взглядом, не отрываясь, прямо в душу Агаты и говорила, не разжимая губ.

– «Уезжай».

«Наверное, в автобусе было СЛИШКОМ жарко», – подумала Агата и машинально сунула руку в карман своей старенькой ветровки, которую надела в дорогу. Пальцы нащупали что-то в кармане, и вдруг Агата уколола обо что-то указательный палец. В этот миг, пока не отдернула руку, Агата увидела вместо патлатых парней существ, стоящих на задних лапах. Они были похожи и на людей и на волков одновременно. Лица были похожи на человеческие, но со звериными клыками, вылезающими из пасти, на головах торчали заостренные уши, а на крепких руках блестели длинные когти. Только Игорь, ее случайный попутчик, остался в человеческом обличьи.

А высокая девушка была крылатой. Ветерок шевелил черные перья на ее больших крыльях. Только взгляд этого удивительного существа не изменился, был таким же прекрасным и холодным, пронзающим насквозь. Словно крылатая дева знала все тайны Агаты. Знала все о ее жизни, прошлой, настоящей и будущей.

– Не может быть… – пробормотала Агата, попятившись. Но далеко не ушла. У девочки подкосились колени. Она отдернула руку и посмотрела на уколотый палец. Из него текла кровь.

– Господи… – Агата машинально схватилась за ручку чемодана и зажмурилась.

Все, все. Сейчас все пройдет. Надо сделать пару глубоких вздохов. Унять дрожь. Липкий пот страха внезапно выступил на ладонях.

Агата тряскими руками достала носовой платок из другого кармана ветровки и вытерла руки, а потом покосилась в сторону, где стояли те, кого она еще минуту назад считала людьми. Компания из четырех парней и высокой девушки ушла уже очень далеко. Выглядели они вполне обыкновенно.

Но Агата не могла забыть холодный надменный взгляд крылатой девы и клыки провожатых Игоря. Рядом с ней всю дорогу ехал человек, который только что разговаривал с… монстрами? На соседнем сиденье. Он… он прикасался к ее руке. Он всю дорогу развлекал ее разговорами.

Агата сглотнула слюну. Только бы не психушка. Она такого не переживет. Но что это было? Ведь не глюки же?

Агата ради любопытства вытащила из правого кармана предмет, о который укололась. Это была катушка с темными нитками, в которую была воткнута крепкая стальная игла. Наверняка эти вещи бабушка сунула ей в карман еще на прошлых каникулах. Ну, точно! Ведь Агата эту ветровку надевала, когда приезжала к бабушке в гости прошлым летом. Курточка теперь была ей немного коротковата.

Но, почему, уколовшись иголкой, Агата увидела невозможное? Может быть, это просто совпадение? Наверняка! На самом деле, в автобусе было очень жарко. Ей напекло голову, вот и привиделось нечто невероятное. Ну, конечно! Агата перевела дух, заставила себя улыбнуться, подхватила ручку чемодана и пошла по дороге, ведущей к дому бабушки. Она старалась любоваться вечерним темнеющим небом, цветущими в палисадниках пионами и шиповником. Но перед глазами стояли длинные сверкающие клыки и слова крылатой девушки. Как Агата ни старалась, забыть их она не могла.

Обычно бабушка встречала ее на вокзале. Но в этот раз Агата сама попросила бабушку Серафиму не ходить на вокзал.

«Еще чего, – думала Агата, дергая чемодан на ухабистой пыльной дороге. – Не маленькая уже, чтобы за ручку меня водить».

Вот и дом Серафимы Точинской, бабушки Фимы, желтый, как лепесток подсолнуха, а под его окнами расцвели первые флоксы и рыжие тигровые лилии. Агата дотянулась до щеколды по ту сторону ворот, дернула ее, и калитка отворилась. Чемодан был брошен на веранде, также, как и потрепанные белые босоножки, все в дорожной пыли.

Бабушка Серафима сидела на своем любимом стуле с клеенчатой обивкой за столом и читала местную газету. Увидев внучку, бабушка радостно бросилась ее обнимать. Агата, почувствовав босыми ногами крашеный деревянный пол, которому было уже наверняка лет сто, с удовольствием прошлась по гладким широким половицам.

Еще несколько лет назад она бегала босыми ножками по этому полу от бабушки, которая пыталась накормить ее вкусной пшенной кашей.

Встав на пороге большой комнаты старого дома, в котором всю свою жизнь прожили дедушка и бабушка, Агата разглядывала знакомую с детства обстановку. В середине комнаты – старинный круглый стол на гнутых ножках, небольшой, очень старый, еще пружинный, продавленный в нескольких местах диванчик, над которым висел прикованный гвоздиками к стене старенький шерстяной темно-зеленый ковер с замысловатыми узорами, старинное расстроенное пианино, а на нем замысловатые узоры кружевных салфеток.

Бабушка Серафима, стоявшая за спиной девочки, улыбнулась и сказала:

– Входи смелей, Агата. Как же я по тебе соскучилась. Очень рада, что ты решила приехать, – но тут она запнулась и замолчала, о чем-то серьезно задумавшись.

– Здесь ничего не изменилось, – прошептала Агата и радостно вздохнув, плюхнулась на свой диванчик, где она спала, приезжая в гости к бабушке. Диван был весь покрыт рытвинами и ухабами, как деревенская дорога, но Агата знала все его ямки и прекрасно на нем высыпалась. Она повернулась и посмотрела на коврик, висевший на стене. Агата похлопала по шерстяному ворсу ладонью и сказала. – Бабуль, а ты все хранишь этот старый половик. Может, обновим обстановку, а?

– Нет, нет, – покачала головой бабушка Серафима. – Этот коврик для меня бесценный. Мне его еще моя мать подарила, когда я замуж выходила. Я этот ковер еще тебе по наследству передам. Да и поздно мне обстановку-то менять. Я в этом доме каждый уголок, каждую складочку знаю. – ответила бабушка.

Серафима осторожно присела рядом с внучкой на диванчике, поставив рядом с печкой свою палку. Бабушкины голубые глаза в сеточке морщин внимательно разглядывали внучку.

– А вот ты изменилась. Выросла-то как! Хорошо доехала? Устала, наверное? Я тебе чаю твоего любимого заварила, с мелиссой, с душицей.

Агата слушала уютный бабушкин монолог, а сама вспоминала автобус и паренька с длинными волосами. Нет, все-таки ей показалось. что он монстр, такого просто не могло быть. Девушка вздохнула и ответила, устало улыбнувшись:

– Нормально добралась. Могло быть и лучше. От чая точно не откажусь, тем более, если его ты заваривала. Дома мы обычно пьем пакетированный. А твой чаек можно, как бальзам пить.

– А как там наша ученая мама? Все корпит над учебниками? Ей уж сорок лет, а она все учится! И зачем ей это? Лучше бы взяла отпуск, да съездила куда-нибудь, отдохнула. После таких-то переживаний.... – тут Серафима замолчала.

Ее дочь, Милена Точинская, всегда такая веселая, бодрая, теперь все отмалчивается, скрывает свою боль. Что за характер у дочери?! Скрытная, тихая, а упрямства столько, что ничем нельзя переубедить, если что-то решила. По телефону только и слышно «Все нормально, мам. Работаю». Словно телеграммы отстукивает. Оно и понятно, разбитое разве склеишь?

– Да с мамой вечно так, – раздраженно сказала Агата. – Я ей говорю, что я уже взрослая, самостоятельная, что могла бы готовить обед, или подработку на лето в городе найти, например, пока она занята своей диссертацией. Но она уперлась «Поезжай к бабушке и все тут. Мол, мне спокойнее будет, если ты будешь с бабой Фимой». Нет, ты не подумай, ба, я просто счастлива, что погощу у тебя. Просто обидно. Она меня вечно ребенком считает.

– А как отец? – спросила бабушка Фима, поправив непослушный завиток над левым ухом внучки. – Не появляется? Не знаешь, что он собирается теперь делать? – но увидев, как меняется выражение лица девочки, пожалела, что задала вопрос. Для Агаты это было пока слишком больно.

С тех пор, как отец ушел из семьи, Агата перестала о нем разговаривать. А когда кто-нибудь вспоминал о нем, у нее в душе поднималась целая буря возмущения.

Как он мог?! Ушел из семьи без всяких объяснений. Даже с ней, со своей любимой дочкой почти не поговорил. Просто пришел однажды, собрал свои вещи и, пряча глаза, сказал, что пока поживет отдельно. Агата уже знала, что означают эти слова – что он нашел другую женщину. Тогда девушка решила, что никогда его не простит.

И когда мама попала в больницу с аппендицитом, отец даже ни разу не позвонил и не навестил ее. Мама пыталась защищать папу, говорила, что каждый имеет право на счастье, и не им его судить, а по ночам запиралась у себя в комнате и плакала. Наверное, из-за своего никому не нужного благородства не хотела, чтобы у дочки из-за развода родителей начались психологические проблемы. Но Агата видела эти задушенные деланной улыбкой страдания матери и злилась. Зачем этот театр одного актера? Она, что, слепая? Не видит, что происходит? В доме стало просто невыносимо. Каникулы у бабушки стали для Агаты глотком свежего воздуха. Никто не будет бодрым, хоть и охрипшим от рыданий, голосом спрашивать, что приготовить на завтрак.

Бабушка Фима, посмотрев на внучку, поняла, что лучше пока не задавать лишних вопросов. И молча обняла Агату за плечи.

– Мама сказала, что пока она занимается своей диссертацией, я побуду здесь. Целых два месяца мы будем вместе, – радостно улыбаясь, сказала Агата.

Девушка любила бабушкин дом, маленький, но уютный, с большим садом и огородом и уже предвкушала, как будет купаться на реке Мологе, бегать на дискотеку в старый дом культуры с подругами детства, рыться в пыльном книжном шкафу и собирать малину.

– Ну, что ж, я уверена, что тебе здесь будет весело, – сказала бабушка, кивнув головой. – Чем займемся? Вышивкой, прополкой грядок? Варкой варенья? Какие перспективы для семнадцатилетней девицы. Просто не жизнь, а мечта.

– Бабушка! Что ты!– рассмеялась Агата. – Я правда очень рада, что приехала к тебе. Мне с тобой всегда весело. А помнишь, как раньше по вечерам я читала тебе стихи Фета, пока ты готовила. Как нам было хорошо на веранде, когда за окном шел дождь… – И потом, совсем скоро мой день рождения!

– Я помню! – хитро прищурилась бабушка. – Такой праздник надо отмечать на широкую ногу. Испеку я, пожалуй, тебе твой любимый торт.

– «Графские развалины»? – восхищенно завопила Агата. – Класс! В кофейне у нашего дома такой пекут. Но так вкусно, как у тебя, ни у кого не получается.

– Ну, ну! – Бабушка Фима похлопала внучку по спине. – Я, конечно, кулинарный гений. Знаешь…хотела тебя предупредить, Агата.– бабушка помолчала, подбирая слова. – Я хочу попросить тебя быть осторожнее.

– Ну, вот, и ты туда же, – нетерпеливо повела плечами Агата. – Почему меня все постоянно учат, как жить? Ба, давай не будем больше об этом! Я сюда отдыхать приехала. Ты ведь знаешь, я никогда не искала приключений на свою голову.

Бабушка вздохнула, грустно глядя в пустоту, и тихо сказала, опустив голову и перебирая подол черной юбки:

– В нашем городке творится что-то неладное. У нас начали пропадать дети, уже трое школьников пропало. И еще одна взрослая девушка. Если бы не это, я бы тебе и слова не сказала. Поэтому обещай мне, что не будешь ходить по городу в позднее время. Не разговаривай с неизвестными ни в коем случае. – Бабушка Фима подняла голову и серьезно посмотрела на внучку. – обещаешь?

– Ладно, обещаю, – отмахнулась Агата, у которой были свои мысли насчет того, как провести летние каникулы.

– Агата, ты не поняла. Все очень серьезно. – Серафима поджала губы и, взяв ладони девушки в свои руки, медленно произнесла. – Пропадают люди. Среди бела дня. Понимаешь? Я ничего не придумываю. Боюсь, мне стоит запереть тебя дома на все время каникул, – она замолчала и тревожно всмотрелась в глаза Агаты.

– Бабушка, но это же несправедливо. А не собираюсь провести все лето в четырех стенах. – воскликнула Агата. И обреченно вздохнув, произнесла. – Ладно. Я смотрю, ты не отстанешь. Так уж и быть. Обещаю, что буду очень осторожна. Буду общаться только со знакомыми людьми. И ни с кем, кроме них говорить не буду. Честно! Ну, все, ба, хватит. Я все поняла, правда.

–Ну, вот и хорошо, – облегченно вздохнула бабушка. – Я действительно очень переживаю и только поэтому завела этот разговор. Не хотела я тебя пугать, но что делать? А теперь давай обедать. Сегодня у нас летние зеленые щи и оладушки.

– Оладушки! – Агата опрометью кинулась к умывальнику.

Бабушка Серафима готовила просто изумительно, а уж оладьи.... Тут слова были явно лишними. Бабушка улыбнулась, покачав головой и пошла на кухню, накрывать на стол.

Агата вечером лежала на застеленном постельным бельем диванчике в зале, где спала с тех пор, как впервые вошла в дом бабушки пятилетней голенастой девчонкой, скользила взглядом по знакомым узорам коврика на стене. Она внезапно вспомнила свою любимую детскую игру, когда подолгу разглядывала замысловатые узоры старого ковра, и из них вдруг складывались диковинные слова или лица. Такие лица невозможно встретить на улице. Любому человеку они показались бы уродливыми или странными. И все же они были странно привлекательны – старуха, чей нос почти встретился с подбородком, склонилась над цветком, которого не бывает в природе. А выше, справа, над центральным ромбом, темный профиль мужчины в капюшоне. Они были и видны и не видны – эти лица. Посмотришь немного под другим углом – и выступает новый образ, еще необычнее.

У Агаты уже слипались глаза, когда ей показалось, что на ковре что-то шевельнулось. Центральный ромб в самой середине коврика словно слегка засветился зеленоватым светом и как будто выдвинулся вперед, больше не сливаясь с шерстяным ворсом. Агата открыла глаза и долго-долго всматривалась в ковер, но не было уже ни света, ни яркого ромба. Был знакомый обычный коврик, который, кажется, уже кое-где побила моль.

Наконец, девушка подумала, что ей просто показалось, и крепко заснула.

Всю ночь Агате снилось, что она должна развязать десятки узлов на тонкой красной шелковой нити. Кто хоть раз пробовал развязать плотно затянутый узелок на такой нитке, тот знает, какая это трудная работа. Агата очень старалась. Но все узлы до конца развязать не смогла. А потом просто спала. Без сновидений.

Загрузка...