Никто никакой наклейки на «лобовуху» ему не наклеил, поэтому хмурый опер вернулся за «баранку» и выехал с территории аэропорта. Время накапало уже к шестнадцати часам, а сегодня из еды в нём был только бутерброд с чёрным хлебом и кружка наикрепчайшего кофе.
Опять затрезвонил Глазов, но в этот раз оперативник позволил себе свернуть на обочину, чтобы поговорить.
– Ну, и чего там? – нетерпеливо спросил тот. – Рапортуй.
– Пока ничего, – ответил сотрудник уголовного розыска после некоторого, может быть, немного затянувшегося молчания. – Я их нашёл. Не думаю, что они – убийцы.
– Не думаешь или точно уверен? – не преминул поинтересоваться начальник каким-то слишком уж язвительным голосом. – Отпустил?
– Да на них ничего всё равно нет, – буркнул Собакин. – Как там камеры из универмага?
– О, никак, – ответил Глазов. – Ручкин метается, бегает…
– Молодец твой Ручкин, – без особого энтузиазма похвалил его Собакин. Будто он не бегает сам. – И почему же «никак»? Что, нет результата?
– Как это нет? – удивился следователь, поняв, что чуть не загнал себя в логическую ловушку. – По описанию с камер: упитанный подросток. Или просто молодо выглядящий…
– Давай ориентировку уже, а.
– Запоминай: молодой парень, рост приблизительно сто шестьдесят пять, вес – семьдесят. Одет был в тёмно-зелёную куртку, серые хлопчатобумажные штаны и белые кроссовки. На лице – медицинская маска…
– Тебя понял.
Кто-то там забубнил на заднем фоне.
– А, точно, – спохватился следователь. – Пока ты там не зашёл в тупик, Ручкин спасает твоё положение и ещё подкидывает тебе зацепок. Телефон Жирова изучили – кнопочный, занимательных видеороликов нет, но есть номера. Кроме водительского и жёниного, ещё два контакта: «Шестёрка» и «Злой».