Декабрь 1587 года
Англия
Шпионы и слухи – это то, с чем имела дело Елизавета. Шпионы усердно трудились в Испании, слухи лениво притекали в Англию без особых со своей стороны усилий. Но и те и другие говорили об одном: Филипп строит Армаду не покладая рук. Налет Дрейка, конечно, заставил отложить поход на неопределенный срок. И все же испанский король останавливаться не собирался. Приказы ускорить подготовку флота сыпались на маркиза де Санта-Круса чуть ли не ежедневно.
– Ну что же, – Елизавета грозно прошуршала юбками, проходя по комнате, в которой сидели Роберт Дадли граф Лейстер, сэр Френсис Дрейк и адмирал сэр Чарльз лорд Говард барон д'Эффингейм, – испанцы не прекращают строительство Армады. Меня пытаются запугать, рассказывая о гигантских кораблях, которых доселе не видывал свет. Я считаю, мы не должны идти на поводу у подобных слухов. Выделять деньги на поддержание флота в боевой готовности я не намерена.
– Не следует распускать экипажи и разоружать корабли, – глядя исподлобья на королеву, произнес Говард, – в любой момент мы должны быть готовы выступить против Армады.
– Вы слишком большое значение придаете испанской угрозе. Раньше лета они из портов не выйдут, – упрямо сжав губы, процедила Елизавета.
– Следовало бы начать строительство береговых укреплений, – вступил в беседу граф Лейстер, – быстро мы их возвести не успеем.
– Хорошо, – королева благосклонно кивнула.
– По всей береговой линии мы должны наладить систему сигнальных оповещений, – встрял Дрейк, – как только на юге увидят испанские корабли, они тут же передадут сигнал дальше. Так мы сразу узнаем о том, что Армада вышла.
Военный совет продлился два часа, в течение которых адмирал и Дрэйк упорно пытались убедить королеву выделить больше денег на строительство кораблей и выплату жалований морякам. Она не уступала: угроза мельтешила где-то вдалеке и перестала быть неотвратимой. Дадли не спорил. Он характер Бэт знал отлично. Если уж королева вбила себе что-то в голову, не отступит. Да и щедростью она никогда не отличалась.
– На войне нельзя быть бережливым, – выйдя из комнаты, пробурчал Говард, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы английский флот подготовился к встрече с врагом. Даже если придется платить морякам из собственного кармана.
– Согласен, – кивнул Дрейк, – а я бы повторил весной апрельский набег на донов. Пощипал бы их еще немного, – он лихо крутанул усы и нагло усмехнулся.
– Успеете пощипать! Будет возможность и не одна, – поддержал порыв Дрейка адмирал и уверенным шагом пошел вперед.
Елизавета осталась одна. Она отправила Дадли восвояси. Разговаривать не хотелось. Усталость неожиданно заполнила все тело. Елизавета присела и постаралась выкинуть из головы мысли об Армаде. Не получалось. Она вспомнила Филиппа – как он когда-то, молодой и привлекательный, ходил по коридорам дворца и явно был в нее влюблен. После смерти Марии даже делал предложение… Что ее тогда остановило? Не любила? Так просто? Не любила и отказала. Теперь бывший жених готовит против нее морской поход века.
– Он мстит! – Елизавета снова встала. – Это просто месть за полученный от женщины отказ. Но мы посмотрим, кто окажется сильнее, – она вспомнила про расходы, которые ей упорно навязывали Говард и Дрейк, – надо бы раскошелить Сити. Пусть строят корабли за свой счет. Они так же заинтересованы в защите Англии, как и все остальные.
Обрадованная найденным решением, Елизавета подошла к стопке книг, возвышавшейся на маленьком столике возле окна. Греческий, латынь, итальянский – на каких только языках она не читала. Переводы всегда успокаивали ей нервы. Чуть нагнувшись, королева посмотрела, что лежало сверху.
– Пожалуй, вот это. Сегодня займусь испанским, – она подняла тяжелый фолиант, – изучим историю этой неугомонной страны поподробнее. Вряд ли история поможет мне бороться с Армадой, но кто знает. Бывает всякое…
Вообще-то Елизавета не любила воевать. И казнить не любила. Самое приятное было назначить казнь и в самый последний момент отменить. Человек в таком случае успевал полностью осознать свою вину или уж как минимум подготовиться к смерти хорошенько, попросив прощения у всех, кому причинил зло. Когда ему говорили, что его помиловали, он исполнялся благодарности по отношению к королеве на всю оставшуюся жизнь. Елизавета с удовольствием наблюдала за лицом помилованного: производит впечатление посильнее игры любого актера.
С войной Елизавета сталкивались куда реже. Как таковой ни одной не вела. Она старалась изо всех сил избегать прямых столкновений с врагом, рассчитывая больше на хитрость и изворотливость собственного ума. С испанцами королева хотела бы поступить также: не вступая в открытое противодействие, попытаться решить ситуацию с помощью дипломатии.
– Тратить деньги! – оторвалась она от книги. – Тратить каждый умеет. Держать флот в постоянной готовности! Нет. Деньги пусть тратит Сити. Завтра же надо будет подготовить речь для этих торговцев. Пусть вспомнят о любви к родине и о том, что будет с их торговлей, если сюда придут испанцы. А береговые укрепления все же построить не помешает, и надо привести корабли в готовность. Здравая мысль. Но нанимать моряков, заготавливать провиант рановато.
Настроение у королевы улучшилось. Речь для торговцев из Сити она начала готовить тотчас же, не откладывая на завтра. Деньги следовало собрать со всех, кто их даст. Дрейк пока, если хочет, может тоже поучаствовать в сборе денег. Своими методами. Кораблей из Америки в Европу ходит много. И все полны сокровищ. Разве ему кто-то запрещает заставлять их делиться?
Призыв королевы помочь Англии в момент нависшей угрозы имел последствия, превзошедшие ее ожидания. Оказалось, даже те немногие католики, которые остались в стране, не хотят возвращения власти папы и, тем более, установления власти короля Испании. Филипп был известен жестокостью по отношению к иноверцам. В Англии вновь запылают костры. Относительно спокойное существование, длившееся в течение правления Елизаветы, закончится в одночасье. Предсказатели оживились. «Когда Испания завоюет Англию, наступит давно обещанный конец света», – утверждали они.
Армада внушала англичанам ужас: ходили слухи, что сей флот – невиданных размеров. Количество кораблей преувеличивалось в десятки раз. Говорили, будто сами корабли похожи на плавучие города – так они огромны. На них собраны несметные сокровища самых богатых людей Испании, потому что цвет испанской нации собирается идти против Англии.
Елизавете этот страх и порыв сделать все, чтобы не допустить врага на родную землю, был на руку. Торговые корабли начали вооружать. Не только Лондон выделил деньги, но и другие крупные города, имевшие хоть какой-то флот, с готовностью предоставили суда.
– Ты знаешь, что Говард и Дрейк кормят экипажи за свой счет? – поделился как-то Дадли с королевой. – Они не стали распускать матросов.
– Правильно, – кивнула Елизавета, – верное решение.
– Ты же сама говорила, непосредственной угрозы нет. Следует лишь строить береговые укрепления.
– Правильно, – повторила Елизавета, – но если мои подданные хотят помочь своей королеве, то почему я должна быть против. В казне денег нет. Если они есть в других местах, никто не запрещает их тратить, – она немного помолчала, внимательно глядя на Дадли, – ты, Роберт, будешь защищать Лондон. На тебе Темза. Деньги на строительство укреплений я выделю. Тебе не надо будет тратиться.
Граф Лейстер с содроганием вспомнил о провалившейся Голландской кампании, в которую он вложил немалые средства. В этот раз ему предлагали защищать Лондон и королеву за счет Англии и королевы.
– Конечно, Ваше Величество, – Дадли поклонился, – если таковы будут ваши распоряжения.
– Да, они будут таковы. Кому-то следует доверить защиту самого важного и ценного. Кому как не тебе? Ты же не дашь испанцам захватить Лондон и свергнуть… – Елизавета запнулась, – нет, этот приказ всего лишь формальность.
– Не сомневаюсь! – Дадли искренне надеялся, что испанцы до устья Темзы никогда не дойдут. – Ни один дон не ступит на английскую землю.
– Господь на нашей стороне, – согласно кивнула Елизавета, – он не допустит подобного. Даже если Армада и в самом деле так страшна, как рассказывают!
Февраль 1588 года
Испания
– Медленно! Как все движется медленно! – Филипп обхватил голову руками и застонал.
Его стон не был стоном поверженного зверя. Нет, скорее он напоминал рык медведя, увидевшего неподалеку человека. Наброситься, повергнуть одним ударом мощной лапы – этого же хотел и король. Наброситься не получалось, время текло медленно и неумолимо вперед, враг накапливал силы…
А Санта-Крус лишь постоянно требовал денег и повторял, что не успевает с подготовкой Армады.
– Деньги! – Король со злостью скомкал последнее письмо маркиза. – Куда все уходит? На что он тратит средства? Не следует ли проверить многоуважаемого маркиза? Да, правильно! Отправить в Лиссабон пару человек. Пусть посмотрят, что происходит на самом деле и почему до сих пор Армада к выходу в море не готова.
Письма, доклады, донесения, расчеты… Бумаги покрывали стол Филиппа, словно пена бурлящего океана. И на что бы ни натыкались глаза, им становилось больно. Бессилие охватывало короля. Он – такой всемогущий, правитель нескольких стран и многочисленных народов – не мог ничего поделать с теми, кто ему подчинялся и должен был сделать возможное и невозможное для воплощения в жизнь его приказов. Если б он мог сдвинуть с места корабли одним движением руки! Если бы! Они бы давно шли к берегам Англии.
Пока же Англия готовится. Елизавета не сидит, сложа руки. Она строит свой флот.
За окном начало светать. Эскориал озарился светом восходящего зимнего солнца, бледного, с трудом пробивающегося сквозь тучи. Филипп продолжал сидеть за столом. Мысли не приняли другого направления. Он по-прежнему думал об Армаде. Перед взором вставали галеоны, вооруженные пушками, гребцы, дружно опускающие весла в воду. Они шли по спокойной, голубой глади моря навстречу победе. На корме возвышался крест. И тут же лицо Филиппа омрачилось: он вспомнил про обещания папы. Сикст Пятый поклялся выделить миллион дукатов в день, когда испанцы высадятся на английский берег.
– Да, пусть поедут проверят, что там творит Санта-Крус, – Филипп вызвал к себе слугу, дремавшего в соседней комнате, – вот письмо с моим распоряжением, касающимся тщательной проверки готовности кораблей в Лиссабоне. Отправь маркизу срочно. Сегодня же проверяющие выедут из Мадрида.
Не имевший привычки говорить и задавать вопросы слуга молча вышел из комнаты. Король опять остался один. Одиночество его не тяготило. Напротив, присутствие людей отвлекало, а порой и раздражало Филиппа. Все что он требовал от своих подданных – это информацию и неукоснительное следование его приказам. В советах он не нуждался. Из дворца практически не выезжал. К чему? Ехать в Лиссабон и смотреть на то, как Санта-Крус не выполняет его указаний?
Он и хотел бы работать больше и быстрее, но не в человеческих силах было выполнить пожелания короля. Целые дни маркиз проводил в порту, пытаясь ускорить подготовку Армады к выходу в море. Тщетно! Не хватало денег, людей и… сил. Армада подрывала здоровье Санта-Круса, а недоверие короля только ухудшало положение. Гордец герцог Пармский докладывал о полной готовности к высадке на английский берег. Но задачи Пармы были несравнимы с тем, что надлежало сделать маркизу. В Голландии лишь наняли солдат! Огромный флот, который лежал тяжким грузом на плечах маркиза, требовал куда больших усилий.
Присланные Филиппом люди, в чью задачу вменялось проверить расход средств Санта-Крусом, никаких нарушений не обнаружили. Но постоянное шныряние по порту странных личностей, вынюхивавших, выслеживающих, выспрашивающих, требующих то тут, то там бумаг в подтверждение тех или иных расходов, окончательно ухудшило состояние здоровья маркиза и заставило лечь в постель. В начале февраля он слег и больше следить за подготовкой Армады не мог.
– Санта-Крус умер, – известие принесли в самый неподходящий момент. Филипп собирался пройти в часовенку, чтобы в очередной раз получить благословение Божье на крестовый морской поход против еретиков.
– Умер? – переспросил король раздраженным голосом. Этого еще не хватало. Затянувшиеся приготовления грозили затянуться намного дольше, чем он себе представлял.
– Да, болел несколько дней и неожиданно поутру скончался.
– Может, оно и к лучшему, – жестко заключил Филипп, – если маркиз был так слаб здоровьем, то его кончина во время похода кончилась бы для Армады плачевно. Теперь по крайней мере становится понятно, почему он не смог подготовить флот. Слаб здоровьем! – короля даже, казалось, обрадовало найденное объяснение. – Ну что ж, он был достойным воином и славно послужил Испании, – Филипп перекрестился, – сейчас я подпишу указ о назначении нового командующего Армадой.
Письмо Алонсо-Перес де Гусман и Сотомайор
герцогу Медина-Сидония
от короля Испании Филиппа Второго
«…И получив известие о печальной кончине нашего верного поданного дона Альваро де Басана маркиза де Санта-Круса, мы оказываем Вам честь и назначаем командующим Армадой. В кратчайшие сроки следует привести флот в состояние полной готовности к выходу в море. Вам надлежит выехать в Лиссабон сразу же по получении данного письма. Все необходимые распоряжения уже отданы командующим армадами[3]. Вас ждут. Не медлите. Времени потеряно достаточно. В любой момент можете писать мне лично. Точнее, я вам приказываю отчитываться о каждом вашем шаге, продвигающем нас к общей цели…»
Письмо королю Испании Филиппу Второму
от Алонсо-Перес де Гусман и Сотомайор
герцога Медина-Сидония
«Очень признателен за оказанную мне честь и был бы готов выехать в Лиссабон немедля. Но состояние здоровья не позволяет принять командование Армадой. С сожалением должен просить Ваше Величество освободить меня от этой почетной должности. Я не обладаю ни подобающими ей умениями и знаниями, ни надлежащим здоровьем. Еще раз прошу меня извинить и назначить кого-либо другого, более подходящего для исполнения обязанностей, возложенных Вашем Величеством в связи с неожиданной смертью маркиза Санта-Круса. Остаюсь преданным…»
– Он отказывается, – усмехнулся Филипп, – какой честный и благородный порыв! Только такой человек и должен стоять во главе подобного предприятия: скромный, достойный, не стремящийся к власти, а Божьей милостью наделенный правом командовать Армадой, – король оглядел присутствующих взглядом человека, полностью уверенного в правильности своих действий.
– А если герцог и в самом деле болен? Если и в самом деле не способен принять командование, не будучи наделенным соответствующими талантами? – подал кто-то голос. – Не очень-то уверенно он действовал в прошлом году в Кадисе, когда на город напал Дрейк.
В комнате повисла пауза. Немногие осмеливались перечить Филиппу. Король первым прервал молчание.
– На герцога мне указал сам Господь, – ровным голосом заговорил он. – Маркиз вынашивал свои планы нападения на остров. Медина-Сидония будет четко следовать моим указаниям. Все что от него требуется – это дойти до порта во Фландрии, в котором стоит Парма, погрузить его армию на корабли и с этими силами отправиться к берегам Англии. Командование на берегу будет передано дону Алонсо Мартинес де Лейва.
Спорить было бесполезно. Решение короля являлось окончательным. Сильную фигуру, равную Санта-Крусу по влиянию и опыту ведения военных действий на море, Филипп ставить во главе Армады более не желал. Он твердо уверовал в то, что выход в море задерживался лишь желанием маркиза увеличить бюджет до тех величин, которые он считал необходимыми.
В Лиссабон герцога провожали со слезами. Молодая четырнадцатилетняя жена, несмотря на юный возраст, была мудра и предчувствовала недоброе. Сам Медина-Сидония с трудом представлял, что будет делать в качестве командующего Армадой. Даже в Кадисе, укомплектовывая корабли, он не очень-то наслаждался порученной ему работой. Но там он по крайней мере знал: скоро обратно домой. Герцог вовсе не собирался идти на одном из галеонов в море. Он справедливо полагал, что с него требуются лишь деньги. Подданным короля, обладающим большим состоянием, было негласно предписано снаряжать корабли в поход за свой счет. И такое положение дел герцога устраивало. Но возглавить Армаду! Да еще идти во главе флота до самых голландских берегов через пролив, кишащий английскими пиратами, которые вряд ли будут пропускать испанский флот без сопротивления!
– Мне всего лишь поручено встретиться с герцогом Пармским, – вслух он пытался успокоить и себя, и жену, – ничего особенного. В открытые бои велено вступать только по необходимости. Далее командование примет Парма. А в Англии на суше – дон Алонсо. Главное, подготовить Армаду. Но не думаю, что там много работы. Маркиз успел перед смертью сделать все необходимое. Я уверен.
Оба понимали: реальность не так проста, как рисуется в мечтах герцогу. И только прибыв в Лиссабон, Медина-Сидония понял, насколько он ошибался…
В последние месяцы жизнь Антонио в Кадисе стала совсем уж невыносимой. Из дома отца никто не собирался уезжать. Воспользовавшись тем, что Армада никак не выходила в море, семья осталась пестовать Антонио полным составом. О сыне де Вилара не было ни слуху ни духу. Он числился в списках каракки дона Алонсо, но сам в Кадисе не появлялся.
Единственное, что скрашивало безрадостное существование Антонио, это редкие встречи с Розалиной. Изредка он умудрялся подкараулить ее на улице, когда она выходила погулять. Молодые люди обменивались взглядами и проходили мимо друг друга, словно бы ничего не случилось. Иногда Антонио с помощью подкупленного слуги, работавшего на кухне в доме родителей Розалины, умудрялся передавать ей письма, а еще реже – получать от возлюбленной ответы.
Почти каждый вечер в доме дона де Сантильяно обсуждали то, как, вероятно, будут развиваться события.
– Думаю, вы выйдите в мае, – вещал дед, – ветра попутного раньше не жди. Если уж пропустили погоду ранней осенью, то сейчас делать что-то поздно. Придется потерпеть еще немного.
Мать с облегчением вздыхала. Ей чем позже сын уйдет на войну с еретиками, тем лучше. Отец кивал, выражая полное согласие с дедом. Старший брат, как всегда, не снимал с лица маску равнодушия. После ранения, полученного в стычке с туземцами в далекой Америке, он стал молчалив и только рот порой кривил в ехидной усмешке.
Каждый день Антонио ходил в порт, посмотреть, не сдвигается ли дело с мертвой точки. Дело двигалось, но, к сожалению, в противоположную от желаемой сторону. Все приходило в запустение. Говорили, самому маркизу король денег не дает. Якобы в Лиссабоне было хуже, чем в Кадисе. Антонио чесал в затылке, не совсем понимая, почему так происходит.
Отец считал, всему виной враги-англичане. Винить собственного сюзерена ему в голову не приходило:
– Дрейк спутал карты, подло напав на Кадис, – объяснял он семье за ужином, – разве ж так ведут войну благородные сеньоры? Пожег сколько кораблей! Спалил зачем-то бочки, ограбил торговые гукоры. Методы разбойника. С такой страной воевать нормально невозможно.
– Все от веры идет, – тихо произнесла мать, – нет веры – нет направляющей руки Господа в поступках людей. Безбожники!
– А Фредерико, служивший Генриху и Елизавете, он какой веры был? – поинтересовался Антонио судьбой своего кровного деда.
– Не знаем, – дон де Сантильяно вздохнул, – он покинул Испанию совсем молодым и вначале попал в услужение к Катерине, первой жене Генриха. Она-то была истинной католичкой! А что случилось с его взглядами после ее смерти, трудно сказать. Мы ведь с ним общались всего один раз, когда он письмо привез для сына. О вере не разговаривали.
Жизнь Фредерико очень интересовала Антонио, и думал он о ней постоянно. То есть размышлял если не о Розалине, не об Армаде, то о Фредерико. Последний казался ему фигурой загадочной и таинственной. «Эх, мне б такие приключения», – мечтал Антонио, отпивая глоток вина и невидящим взглядом уставившись в противоположную стену. Нить разговора при этом терял и с трудом заставлял себя вновь вслушиваться в то, о чем говорили за столом…
Март 1588 года
Кадис
Весть о смерти маркиза потрясла всех. Он был героем Испании, победителем, опытным мореплавателем. К тому же его любили и уважали за спокойный, выдержанный характер, внимательное отношение к подчиненным, начиная от аристократа и кончая простым моряком.
В начале марта дон Алонсо собрал ближайших соратников, среди которых, несмотря на молодость, находился и Антонио. Де Лейва обратился к присутствующим с краткой речью:
– Мы выступаем, – возбужденный шепот прокатился по комнате, – нет, нет, не против заклятого врага Испании, – поспешил успокоить собравшихся дон Алонсо де Лейва. Теперь уже на лицах отразилось разочарование, – мы выходим в Лиссабон. Медина-Сидония, назначенный королем командующим Армадой, велит нам присоединиться к основным силам. Нам дается один день на проверку готовности корабля. Наша каракка войдет в состав Левантийской армады, которой командует дон Мартин де Бертендон. Наша основная задача – высадиться на берег Англии. Там командование переходит ко мне. В задачу герцога Медина-Сидония входит обеспечить выход кораблей в море и объединиться с силами герцога Пармского.
– Почему командование всей Армадой не поручили вам? – не выдержал кто-то: слишком хорошо всем был известен нерешительный характер Медины-Сидонии и отвага дона Алонсо.
Де Лейва нахмурился. Ему, как и остальным, выбор короля не нравился. Тем не менее оставалось смириться и выполнять порученное герцогом. Де Лейву вызывали в Лиссабон не просто так. Он становился правой рукой Медина-Сидонии, а также его главным советчиком. Что ж, дон Алонсо был готов довольствоваться пока такой ролью.
– Главное начнется при высадке на берег Англии, – отчеканил он, – решение короля бесспорно является верным. Пусть хозяйственный герцог готовит Армаду, делает запасы продовольствия, вооружает корабли и нанимает матросов.
Антонио в тот вечер домой заглянул ненадолго. Он попрощался с родными и бросился обратно в порт: дон Алонсо требовал, чтобы все находились на борту каракки «Рата Санта-Мария Энкоронада» и следили за последними приготовлениями. Антонио швырнул свои вещи в выделенную ему каюту и велел слуге в одиночестве наводить в них порядок. Сам выскочил наружу. Молодого человека мгновенно оглушил шум: по палубе сновали матросы, которым постоянно отдавали приказы, раздававшиеся со всех сторон, грохотали перекатываемые в трюмы бочки с провиантом и вином, над кораблем низко кружили наглые, визгливо-орущие чайки.
На стоявшем по соседству галеасе, напротив, было тихо. Некоторые гребцы спали, перегнувшись через весла, некоторые просто скорбно смотрели вдаль, прекрасно представляя себе, какая каторжная работа их ждет впереди. Гребцов уже успели приковать цепями к палубе, чтобы они не сбежали с галеаса в самый последний момент. Их участь, пожалуй, была самой незавидной.
Антонио передернулся и сошел на берег. Наспех написанное письмо для Розалины лежало во внутреннем кармане камзола.
Быстро оседлав коня, Антонио поскакал к особняку возлюбленной. Подъехав к дому, он спешился и подошел поближе к тому месту, где располагалась кухня. Антонио просвистел мелодию, служившую для слуги особым сигналом, и принялся ждать. Шли минуты, а на улице никто так и не появлялся. Больше ждать он не мог. Антонио в отчаянии полез через забор.
В окне Розалины горел свет: несмотря на поздний час, всполохи пламени от нескольких свечей вытанцовывали свой причудливый танец. Антонио огляделся. Возле балкона возлюбленной стояло могучее, ветвистое дерево. Расстояние между ветками и балконом было вполне преодолимым. Антонио начал ловко карабкаться наверх. Выбрав самую толстую ветку, он полез по ней к балкону. Ветка опасно хрустела под его весом, но не обламывалась. Антонио схватился обеими руками за перила и повис на балконе. Через мгновение он подтянулся и лихо перепрыгнул через перила. Молодой человек спрятался в тени, приблизив лицо к окну.
Розалина в комнате находилась одна. Неслыханное везение! Ее черные прямые волосы были, как обычно, разделены на прямой пробор и убраны под золотую сетку. Громоздкое, широкое платье с высоким воротником не могло скрыть изящной фигуры девушки. Антонио постучал в окно. Розалина вздрогнула и обернулась. Ее голубые глаза, такая редкость для испанских женщин, от страха стали еще больше.
– Быстрее, быстрее, – проговорила она испуганно, – сейчас сюда вернутся. Я не могу с вами долго разговаривать!
– Я уезжаю, Розалина. Завтра поутру мы уходим в Лиссабон. Армада собирается все-таки выступить. Когда мы вновь увидимся, не знаю. Самое позднее, мы уйдем в море в мае – подуют нужные ветра. А там уж как Бог даст. Вот письмо, Розалина. Если ты сможешь, пиши. Адрес в Лиссабоне я указал в письме. Прощай, любовь моя! – и с этими словами Антонио едва заметной тенью скользнул обратно к перилам балкона и скрылся в ветвях гостеприимного дерева.
Лиссабон
Каракка «Рата Санта-Мария Энкоронада» величаво переваливалась на волнах. Высокие мачты вздымались в небо. Спущенные паруса, как крылья огромной птицы, опустившейся передохнуть на воду, колыхались в такт ветру. Над кораблем реял флаг рода дона Алонсо де Лейвы. Солдаты томились без дела, матросы слонялись по палубе – категорический приказ герцога Медина-Сидиния не позволял никому из них спускаться на берег. Жалованье по-прежнему не выплачивалось, несмотря на отчаянные письма герцога королю, и побеги с кораблей стали постоянным явлением.
Антонио старался повсюду следовать за доном Алонсо. Де Лейва дружил с отцом юноши и в свое время без колебаний принял его в свиту. Внешне они совершенно не походили друг на друга. Антонио был невысок, коренаст и темноволос. Решительный характер отражался на юном лице, которое показывало все, что чувствовала душа молодого испанца: он легко краснел, бледнел, в зависимости от ситуации, его глаза в гневе или удивлении легко расширялись, демонстрируя ослепляющую белизну, обрамлявшую практически черный зрачок. Темные, длинные ресницы пытались прикрывать чувства, обуревавшие Антонио, но тщетно…
Де Лейва был выше Антонио на голову. Недавно ему исполнилось сорок четыре года. Он не только успел отличиться в нескольких крупных сражениях, но и считался одним из немногих фаворитов короля Филиппа. Волосы дона Алонсо отливали золотом, а глаза переливались от зеленого к светло-карему, походя на цвет янтарного камня. Черты лица были тонкими, как у хищной птицы. В отличие от своего юного друга характер де Лейва показывал редко. Да и зачем? Ровный и громкий голос дона действовал на подчиненных лучше любого окрика. Единственным недостатком де Лейвы считалась порывистость нрава – за внешним спокойствием скрывалась решительность и порывистость поступков. Часто это приводило к успеху и победам на поле брани, но порой и мешало четко планировать действия…
– Посмотри, что творится, – с негодованием покачивая головой, твердил дон Алонсо, – ничего не готово! Герцог пишет указ за указом, пытаясь наладить дисциплину, а столько неприкаянного народу шатается по Лиссабону, даже не зная, что им там приказали делать!
Возмущение де Лейвы можно было понять. Голодные матросы, которым выдавали каждый день немного сухарей да глоток прокисшего вина, те немногие гроши, выданные на нехитрую одежду и проживание, спускали на женщин не очень строгого поведения, околачивавшихся возле порта. Некоторые и не собирались возвращаться на корабли, промышляя мелким грабежом или клянча милостыню. Боевого духа не наблюдалось.
Те, кто побогаче, изнывали от безделья, растрачивая собственные деньги в кабаках и в золотом отделанных каютах капитанов и командующих. Армада собиралась больше года. Тут любому терпению придет конец. А уж после смерти маркиза все совсем приуныли: Медину-Сидонию не уважали, никаких особых подвигов за ним не числилось, прославленным моряком он тоже не являлся.
– Завтра увидишь герцога, – усмехнулся де Лейва.
– Я его видел издалека в Кадисе, – вспомнил Антонио недолгое пребывание в городе Медины-Сидонии, – считаете, он не достоин своего высокого звания? – прошептал он еле слышно. – Не справится?
– Кто ж знает? – философски изрек дон Алонсо. – Кто ж знает, – повторил он еще более задумчиво, – море живет по собственным законам, и к кому оно будет благосклонно, известно лишь Богу. Я думал, герцогу не так много предстоит сделать здесь на суше. Сейчас вижу, как был не прав. Армада находится в таком состоянии, которое внушает, говоря между нами, большие опасения. В прошлом году Дракон нанес куда более ощутимый урон, чем казалось вначале.
– Почему? – захлопал ресницами Антонио.
– Потому что, мой друг, ни вино, ни вода, ни провиант в сырых, свежеструганых бочках храниться не будет. К тому же герцог грузит то, что итак в порту пролежало долго. На свежие припасы денег нет! – де Лейва остановился и, сощурив глаза, посмотрел вдаль. Печаль отразилась на его обычно таком бесстрастном, расцвеченном ярким, здоровым румянцем лице.
– Почему король не дает денег? – прошептал Антонио. – Ведь явно же не хватает?
Дон Алонсо пристально взглянул на Антонио. Какое-то время они так и стояли, друг напротив друга, не отводя взгляда в сторону.
– Таких денег в казне нет, – наконец произнес дон, – должен был помочь папа, да пока все чего-то тянет. Ждет, когда нога первого испанца коснется английской земли. На что нам остается надеяться, это помощь Божья. Будет на то его воля, выйдем в море. Думаю, в мае. Не раньше.
– Так и отец считает, – кивнул Антонио.
– Верно считает. Ветер обычно начинает дуть в нужном направлении, погода устанавливается благоприятная. Кое-что успеем к тому времени подготовить – корабли, пушки, провиант, соберем матросов. Как-нибудь справимся. Но в таком состоянии Армада долго продержаться в море не сможет, – Алонсо нахмурился, – мы должны максимально быстро достичь нашей цели. Помощи ждать будет неоткуда. Французские берега – не вражеские, но и помогать нам там никто не станет…
На следующий день Антонио, как и обещал де Лейва, увидел герцога Медину-Сидония вблизи. Герцогу исполнилось тридцать восемь лет. Волос на его голове было немного, а те, что остались, уже тронула седина. Он был сухопар, среднего роста с невыразительным лицом человека несклонного к решительным действиям. Тем не менее мутные голубовато-серые глаза явно указывали на наличие у герцога недюжего ума. Он внимательно слушал отчеты капитанов, командующих и приближенных, непроизвольно теребя узкую бородку тонкими, длинными, унизанными кольцами пальцами. Исходя из того, что ему докладывали, можно было сделать один неутешительный вывод: состояние Армады представлялось именно таким, как его накануне описал де Лейва…