Журнал «Юность» №09/2023 - читать онлайн

Поседевший одуванчик смотрит в небо,

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$в вечность, в утро.

По июньской синей гуще белым – пухлая река. Дунет ветер и развеет одуванчиковы кудри.

Был цветок, а станет вата, чтоб наполнить облака.

Вот и ты уже седеешь…

После гроз иначе: грезы Гауди —

Старые хрущевки – волны да крючки.

От неровных линий тихо жмет в груди – Что теперь разбито: жизнь или очки?

За стеклом

Все капает, капает,

По окну ползет

Звонкая, хрупкая

Слеза.

Или кажется —

По

$$ту

$$$$стороннее…

Только хочется

Выйти, вымокнуть,

Чтобы это

На самом деле

Оказалось жизнью

Моей.

К небу поднять глаза,

К нёбу прижать язык

И породить на свет

Древнее полунемое.

Слышится где-то рев,

Дикий звериный рык —

Так у меня внутри

Плещется чье-то море.

Как мне тебя спасти,

Как мне тебя сберечь?

Хочется тоже выть —

Сердце полощет солью.

Не расплескать бы мне

Моря чужого речь…

Тихо скользит слеза

Каплей в твое раздолье.

У карандаша

$$$$$$Темная душа —

$$$$$$$$$$$$$$$$Простая.

Не тороплюсь. Учусь рождать слова

В угоду чью-то или неугоду.

Как камень, что слегка потрогал воду,

Круги рисует, так идет молва.

И морщит полуправдой из колец,

И говорит, что «вечер» значит «холод»,

И то, что «стар» – антоним к слову «молод».

Но в каждом из обветренных сердец

Жива душа. Она горит, как бра,

И чует ложь в любом возможном виде.

Учусь лечить словами, сердцем – видеть,

Чтоб камни эти вовремя собрать.

Теперь домой. Теперь пора назад,

Меж толстых стен сплетающихся сосен.

Дорога упирается в закат,

И август – в охлаждающую осень.

Ползет ленивый странник-большегруз,

А я – за ним. Шуршат колеса нежно.

И слышу будто: «Я вернусь, вернусь!»

Но не вернется. Не вернется прежним.

Нам не сойти с намеченной судьбы,

Не изменить избитому маршруту.

И мне б забыть. Забыть. Забыть и быть.

Но не забуду. Не забуду.

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$Буду.

Ухватиться за лето и нежно сберечь,

Заложив между книжных страничек

Время вкуса клубники и дружеских встреч,

Время с голосом теплым и птичьим.

А потом по частям собирать по зиме,

Из гербария клеить картину.

Возрождать и дышать, и любить и неметь…

И забыть, что когда-то я сгину.

С утра в снегу крупицы звезд искала.

(Их небо выдыхает с кашлем, воем.)

А ночью удивлялась: как же мало

Светил осталось там, над головою.

И где теперь сияет неземная?

Нашел ли кто в сугробе у окошка?

Зайдешь домой и вряд ли осознаешь,

Что у тебя искрится на ладошке.

Робко свет дрожит в оконной проруби,

Гладь небес предутренне рябит.

Словно рыбы, в речке вьются голуби.

Выпал снег. И выпало любить.

Выбелена тихая печаль моя,

И светло присутствие ее.

Жизнь течет прозрачная, хрустальная.

Будет день. И каждому – свое.

На ночных вологодских улицах

Сенека становится снегом.

О скоротечности жизни

Скукоженные слова:

«Оплата возможна монетами»:

Триенс. Обол. Разменные.

Роешь карман – а нету их.

Ценник какой на два

Литра – живая ль, мертвая

Ль Капля слетит, слепя.

Пятиэтажки когортами

Вдруг идут на тебя.

Как будто ангар в закопченном окне

И двое ползут по сугробам.

Надежда набросок закончить вчерне,

Но, верно, забудутся оба,

Убудут, как пар якисобы.

Япония наших унылых промзон,

Где дуст на палетах да гречка

И трубами выжжен дотла горизонт, —

Знакомое сердцу местечко.

Извечный пейзаж изувечен.

Что нам остается? Стоящий завод.

Рисуй же ворот харакири,

Поземку и заметь, вандалов, и вот

Еще что останется в мире:

Звезда в недоступном эфире.

Вороний крик и пение стрелы!

По случаю жары уже раздета,

Ты восстаешь, мой феникс, из золы

Погибшего, обугленного лета.

Когда мы повстречаемся с тобой,

Нам будущее даст лет эдак триста.

Смущение с закушенной губой.

Дым без огня. Прощание. И выстрел.

Вывеску заменили —

Скучный «ШИНОМОНТАЖ».

Где же «ГРААЛЬ», ответь мне,

Нижегородский Парцифаль!

Окна из пластика,

слепые жалюзи,

офисные двери

с непроницаемыми стеклами

надежно оберегают ее

от летней липкой влажности ливня,

который бушует в далеком городе,

принося стихийную свободу в парки и скверы, к пущей зависти моего

стоящего в углу без дела зонтика.

Надеюсь, сей посланник СМОГа,

Изгнанник из родных пенат,

Покажет вдруг судьбы дорогу

И Вас возьмет на променад

По бесконечному проселку

До дома, где владельца нет,

До речки Леты у поселка…

Струятся мудрость, мысль и бред,

Сливаясь в темноте спортзала…

О, мой наставник, где же ты?

Как книгу мне начать сначала?

В начале Слово. Это Ты.

А школа мучила-учила

Сквозь униженья, боль и кровь

Системы тапочной Перилло.

Любовь на матах. И – Любовь!

А на платформе пятой зоны

(Копеек тридцать пять билет!),

Постигнуть времени законы

Поможет автор. Он – Проэт.

По улице, с дождем в обнимку,

Шумит Кастальский ключ второй,

И вечно, как на старом снимке,

Проходят автор и герой.

В этом мире «Русского капитала»

Я пришелец. Вовсе меня не стало.

Пустота тянет звездное одеяло.

И шумит среда.

Чаем-кофе заправиться мне осталось.

На балконе стоит звездолет усталый.

Лифты дешевы. Стены тщеславно-алы.

Дорога́ еда.

Мне б родиться было не по карману

На ветвях высотных, в листве стеклянной,

Где с корон и крон облетает манна, —

Не того гнезда!

Я того гнезда, где народ попроще,

Где блестит всегда стеклотара в рощах,

Где по лавкам лежат несвятые мощи.

Полечу туда!

Там грохочет сталь и рычит болгарка.

Вечерами там не ходи у парка.

Работягам спать. Матерщине – каркать

Напролет всю ночь.

Может, ад для кого-то, а мне не жарко.

Мне тепло на сердце, и ты, дикарка,

Подойдешь ко мне и протянешь старку

И прошепчешь: «Брось!»

Я всмотрюсь. Ты, солнце, Россия в джинсах,

Втихаря от мамы курила винстон,

У тебя в ватсапе пацан читинский…

Проходи насквозь!

Проходи смелей, пробивая ребра,

В глубине, где код хромосом разобран,

Где кипит недоступный сознанью образ.

Здесь я свой.

И твой.

Жизнь

Меня,

Будто яичко из сказки,

Била-била,

Да не разбила.

Любовь, что движет солнца и светила,

Меня отвергла, обманула, предала.

Нет скорлупы доспехов.

Я без маски.

Сияет

Лишь

Кащеева Игла.

Сломать ее ты так и не смогла.

мое молчание

молоко на губах

молоки

в краснеющей

рыбьей влаге

рыбьей браге

«м» ломается

в междуречье

рыба-меч

рыба-мечта

в мелкой воде

камень бел

как мел

ты имел

меня

всю

я держала тебя

в ладони

как этот

камень со дна

реки

как это

молчание

млечной

пены

разбитой

о берег

волны

Ты обнимаешь меня во сне.

Я обнимаю тебя во сне.

Волны рождаются так в глубине.

В самом затишье, на самом дне

Сонной дремоты, спокойных вод.

Я кладу руку на твой живот,

Я прикасаюсь к спине губами,

Словно к священной иконе в храме.

Словно не бога – тебя искала,

И разбиваю волну о скалы.

Мне остается только

слепиться в ком

снежный с тобой

и лавиной с горы скатиться.

Снова в тебя в сотый раз навсегда влюбиться.

Снова скучать

и не видеть тебя ни в ком,

кроме тебя,

узнавать как родное – сразу.

Я словно буква,

что предугадала фразу.

Вижу тебя

и уже становлюсь тобою.

Словно когда кто-то

сложил нас вдвое

и разделил.

Но остались – одни —

разломы.

Я не могу быть родной

никому другому.

Я не могу без тебя.

Мы одна лавина.

Снежная и небесная

половина.

я прилечу

стучать в окно

к тебе однажды

клювом птичьим

и за природным

безразличьем

что превращает

все в одно

сквозь поволоку

голубую

я отличу

почти вслепую

твои черты

в окно стуча

и больше

не слечу

с плеча

кто я где я морская звезда

выброшенная на берег

залива поэтов

ты ищешь ее всю жизнь

но никак не можешь найти

потому что на самом деле

из меня уже сделали подставку

для выгоревшей свечи

в той самой забегаловке

где ты потерял надежду

она еще помнит призрак Шелли

утонувшего в этой воде

но не узнала моих

первоначальных очертаний

в этом уродливом обломке моря

допей вино

и выходи на берег

младенец-бог

смотрит изнутри

грудной клетки

богоматери

как из гладкого

золотого яйца

его скорлупа

звуконепроницаема

но светоносна

этот свет

вспарывает мой пустой

черный живот

словно золотой иглой

и я кричу

изнутри своей темноты

голосом этого младенца

захлебываясь от плача

на картине тинторетто

снятие иисуса с креста

мертвые руки спасителя

большие и тяжелые

безжизненно свисают с тела

они словно вылеплены

из желтой глины

и не просушены до конца

кажется сейчас распадутся

вернутся в ту землю

из которой были сделаны

в свою изначальную материю

станут этой землей

станут началом

какой-то новой жизни

если моя ладонь

кленовый лист

то я хочу

чтобы все деревья

росли в этой самой земле

в этом вывернутом наизнанку

обретенном после

телесного распада

небе