В 1980-м СССР жил под девизом «Citius, altius. fortius!». Благодаря Олимпиаде абитуриенты получили лишний месяц на подготовку, и это спасло меня.
На последнее занятие к репетитору я поехал вместе с папой. Из десяти задач по алгебре я с грехом одолел половину, по физике и того меньше.
‒ Посмотрите, ‒ преподаватель раскрыл перед отцом тетрадь, ‒ нельзя за три месяца пройти школу!
‒ Какие у него шансы? – спросил родитель, пошуршав листами с моими каляками.
‒ Математику, может, и вытянет, а по физике беда – тройка в лучшем случае!
Возвращались молча, отец хмурился, и я старался не смотреть на расстроенного папу.
Дома, обсудив поездку, мама разрядила гнетущую атмосферу легким скандалом:
‒ Догулялся? Отец не пристроит – осенью загремишь в армию! Не дури, иди куда велят.
Я хорошо понимал маму. Если выбор МАИ разногласий не вызывал, (папа работал начальником в МАПе), то кастинг факультета оставался камнем преткновения: на моторный идти я, хоть убей, не хотел.
Склонностей к чему-то я не испытывал. В детстве мечтал стать летчиком, пожарным, потом танкистом. К семнадцати годам желания иссякли. Теперь хотел пожить в свое удовольствие, не обременяясь
ни новыми знаниями, ни трудностями их получения. Оценив науки, я выбрал экономику, как наименьшее зло. К тому же факультет считался бабским, и там я надеялся потерять тяготившую меня невинность. Не радовал высокий проходной бал, однако плюсы перевесили, и, наперекор родне, я подал документы туда.
Подошли вступительные экзамены, время крушения надежд, либо воплощения их в жизнь. На кону стояла моя судьба: или армия с непредсказуемым финалом, или кайф на ближайшие пять лет. Сдав физику на пять и алгебру на четыре, вопреки прогнозам родни, я досрочно поступил на экономический.
Первый день студенческой жизни запомнился далеким от учебы событием. В ожидании лекции я сидел у двери и с любопытством наблюдал, как аудитория наполняется молодежью. В числе прочих вошла девушка и в поиске свободного места расположилась рядом. Выглядела она бесподобно! Высокая, не ниже 170 см, стройная, затянутая в нежно-голубой «Wrangler» девица расстегнула ворот ветровки. Время остановилось. С замирающим сердцем я смотрел, как под длинными тонкими пальцами бегунок молнии открывает большой красивый бюст, затянутый в нейлон водолазки. Я замер, боясь пошевелиться, в брюках моментально стало горячо и тесно. «Какая телка!» – в голове вихрем пронеслись похотливые мысли, и я лихорадочно стал искать повод для знакомства. Выяснилось, что мечту мою зовут Наташа Касинская и учится она будет в параллельной группе.
Забегая вперед, скажу: мечта сбылась. Спустя три года я все-таки познал Наташкины прелести, не испытав при этом ничего нового: восторг от первого секса пропал вместе с невинностью годом раньше.
Учебная рутина быстро свела на нет эйфорию от поступления. Рано вставать и таскаться в институт на другой конец города быстро надоело, а предвзятое отношение преподавателя окончательно расстроило мой и без того хрупкий альянс с науками.
Экзаменационная сессия заканчивалась. Мою зачетку украшали четыре пятерки, впереди маячили перспектива повышенной стипендии, зависть и уважение сокурсников и последний экзамен по физике.
Экзаменатор, гипертоник с красным лицом и мясистым носом, выслушав ответ, что-то спросил, потом еще, и пошло-поехало. Вопросы посыпались, как из рога изобилия. Дядька поймал кураж.
‒ Что-то вы слабо! В других науках преуспели, а по физике не очень, ‒ полистав зачетку, высоким тенорком пропел он, оскалив рот в гадливой улыбке.
‒ Можно я приду еще раз? ‒ мне не хотелось закрывать сессию тройкой.
Препод издевательски помедлил и размашисто, залезая на пустые строчки, вывел «удовлетворительно». Храм науки в моем сознании рассыпался, как карточный домик. В институте я стал редкий гость.
Статус вольного студента, помимо неоспоримых преимуществ, таил и скрытые, неприятные сюрпризы. Alma mater напомнила о себе звонком старосты – ответственной, строгой и некрасивой барышни.
‒ Хочу обрадовать, – сказала она скрипучим и полным снобизма голосом, – ты догулялся! Маринин, лектор по «Сопротивлению материалов», ни разу тебя не видел и решил познакомится с тобой на зачете, который примет лично. Ты понял, чем это грозит?
‒ Понял, ‒ оторопел я. ‒ И что делать?
‒ Сопромат учить, ‒ ехидно ответили в трубке.
Ситуация складывалась мрачная. Зачет я, конечно, не сдам, сессию провалю, а там и отчисление!
Вспомнив старосту, я засел за учебники, однако ничего не высидел. Наука в голову не шла, и я придумал сдать зачет кому-то другому. Предвидя это, злобный Маринин предупредил коллег, и все, кого я просил, ругаться с сыном маршала Победы, почетным английским лордом и парторгом кафедры не хотели. Я приуныл, но помощь пришла от куда не ждали. По секрету мне рассказали, что на днях из отпуска выходит преподаватель, более самостоятельный в принятии решений, чем его малопьющие коллеги, и это мой единственный шанс. Главное – застать его трезвым и угадать этиловые предпочтения.
Сумерки несмело заглядывали в большие окна старого корпуса, когда в коридоре гулким эхом отозвались нетвердые, шаркающие шаги. Мы слезли с подоконника. Навстречу двигался невысокий дядька с большим портфелем. Седоватая щетина, мятые брюки с вылезшим краем несвежей рубашки подтверждали алкогольное реноме субъекта.
Препод зашел в аудиторию и буркнул в дверь:
‒ Кто сдавать, заходите
Рассевшись, мы уставились друг на друга. Дядька, достав билеты, оставил портфель открытым.
Первым отвечать пошел второгодник, бывалый студент-вечерник. Вместе с зачеткой он прихватил завернутую в газету бутылку вермута и, подойдя к столу, сунул ее в портфель. Роль саквояжа определилась. Вдохновленные примером, мы наполнили переносной погребец нехитрым ассортиментом винного отдела и, получив зачеты, разбрелись кто куда.
Узнав про обман, Маринин расстроился и попытался аннулировать результат. В деканате почетного лорда выслушали, ведомость не исправили, а меня, пожурив за инициативу, оставили в покое.
«Сопромат сдал – можешь жениться!» ‒ гласила старинная студенческая мудрость. Жениться я не собирался, но к бабам влекли законы природы и рассказы опытных сверстников. Сначала я попробовал с одногруппницами. Девушки, как на подбор, красотой не блистали и, поглощенные учебой, отдавались лишь наукам. Не обошлось без исключения. Света Сафонова, эффектная крашеная блондинка, в отличие от инфантильных товарок, открыто флиртовала с парнями, возбуждая желания и сплетни. Дождавшись своей очереди, я предложил ей встретиться, она согласилась, и мы поехали ко мне на дачу. Зимой.
Преодолев большие сугробы, по пояс в снегу, мы добрались до дома. Светка без сил рухнула на диван. Дышала она глубоко и часто, грудь вздымалась высоко и красиво. Не чувствуя усталости, я нарубил дров и затопил печь. Пламя весело запрыгало в топке, и комната быстро нагрелась. Снедаемый вожделением, я пристроился к телке и, сунув руки ей под свитер, ощутил упругую плоть. Светка, разморенная теплом и портвейном, сопротивлялась вяло и без злости. Повозившись, я раздел ее, и когда до неизбежного осталось совсем чуть-чуть, в дверь стукнули.
‒ Кто это? – встрепенулась девушка.
Постучали снова, и я открыл. В тулупе до пят, на пороге стоял дядя с ружьем. Борода и брови, посеребренные изморозью, делали похожим его на Деда Мороза из детской сказки «Двенадцать месяцев».
‒ Вы кто? – прошепелявил он, хмурясь.
‒ В гости приехали, – и я назвал имя деда.
‒ Внучок, значит? – уже мирно переспросил он и добавил: ‒ Смотри дом не спали. Тушить некому.
Сторож развернулся и, стараясь попадать в собственные следы, полез по сугробам обратно.
Нега улетучилась, и Светка оделась. Попытка возобновить идиллию успеха не имела. Вино закончилось, Сафонова не поддалась и собралась домой. В электричке мы ехали молча. Телка отстраненно смотрела в окно, и я понял: повторения рандеву не будет. Невинность, напуганная ружьем Деда Мороза, так и не покинула мое бренное тело.
Зима прошла. Мечтая о сексе, я кое-как пережил весну, надеясь, что лето совершит чудо. Однако случилось наоборот. Моя измученная плоть подверглась тяжелому и, к счастью, последнему испытанию.
Наши дома стояли вперемежку с женскими общагами, и познакомиться с девкой труда не составило. Мечтая расстаться с деревенским прошлым, лимитчицы улыбались всем без разбора, надеясь побыстрее оказаться в сытом московском будущем.
Избранницу мою звали Галина Тимофеева. Бросив родной Алексин, она приехала за счастьем в Москву. Общаясь со мной, Галя выбрала беспроигрышную бабью тактику. Старше меня на пять лет, она без труда раскусила мою неискушенность и сдавала свою «крепость» по частям, не ускоряя события. Девка понимала: чем сильнее страдания, тем крепче связь. Казалось, близость неотвратима и мечты вот-вот сбудутся, но, придумывая новые отговорки, Галя указывала мне на дверь. Расстроенный, я шел домой, что бы, промучившись ночь, вернуться к ней снова. В результате Галя перехитрила сама себя. Я познакомился с Мариной Влодовой, ставшей моей «первой ласточкой», и таскаться к Тимофеевой смысл пропал.
Произошло это на даче. Быстро свернув нехитрое застолье, я увлек ее в темноту комнаты. На ходу раздевая друг друга, мы рухнули на скрипучий диван. Марина обвила руками мою шею и, подставив губы, доверчиво развела бедра. Миг – и я почувствовал чужой дурманящий запах. Метаморфоза заняла не больше минуты – с продавленного ложа встал не рефлексирующий юнец, а уже мужчина. Со временем острота момента стерлась из памяти, но тогда, впервые овладев женщиной, я испытал и радость, и гордость за себя, и облегчение одновременно.
Галину я встретил через пару лет. Не питая больше иллюзий, она сразу потащила меня в постель. Обид я не помнил и ей не отказал.
Пикантная сторона взрослой жизни захватила нас целиком. Отбросив девичье целомудрие, Марина требовала ежедневных встреч, проходивших в кишащей клопами, забитой старой рухлядью коммуналке на Ленинском проспекте. Искусанные вдрызг, спасаясь от насекомых, мы перебирались с тахты на пол, кровососущие твари ползли за нами, однако помешать бурной страсти они не могли.
В нулевые мой офис располагался как раз напротив того дома и, глядя в знакомые окна, я представлял постаревшую Влодову и того, чью жопу кусают неистребимые клопы сегодня.
Наши встречи завершались сексом при любых обстоятельствах. Как-то после театра, проводив Влодову, я уступил ее уговорам и поднялся к ней. В квартире царила ночь, предки шептались в дальней комнате, и мы расположились на кухне. Задумчиво посмотрев в темноту, Марина потянула меня за ремень.
‒ Ты, что, с ума сошла?
‒ Не бойся, глупый! Я другое хочу!
Она расстегнула мои джинсы и достала предмет вожделения. Не знаю, что радовало больше: губы Марины или пустой коридор? Мне повезло: ее отец протопал в туалет, когда я кончил. Влодова смотрела победительницей, и произошедшее слабо напоминало ее дебют. Так, с замирающим от страха сердцем, я впервые познал прелесть минета.
Я быстро привык к выходкам Влодовой, но все равно очковал, когда ее мама сердито стучала в ванную: «Вы руки моете или что?» Чаще выходило «или что». Зажав в зубах полотенце, Марина неистово насиловала мое мужское достоинство. За столом я гадал, подозревают ее предки или нет. Отец, уткнувшись в тарелку, молча ел, а мать, глядя в мои бегающие глазки, награждала все понимающей улыбкой.
Новый, 1983 год, мы встретили у Влодовой и, выслушав под звон хрусталя банальные наставления, поехали к моим друзьям. Пока добрались, переполненная молодежью большая квартира превратилась в бордель. Повсюду пили, орали, кто-то пробовал танцевать, из прикрытой кухни раздавались женские стоны. Марина быстро освоилась, новые поклонники накачали ее шампанским и взяли в оборот.
Я осмотрелся по сторонам. На диване сидела датая блондинка и в упор пялилась на меня. Неказистая, в очках, с расстегнутой блузкой и синюшной грудью, она вызывала больше сочувствие, чем желание. Пока я раздумывал, хочу или нет, телка вышла из комнаты. Бедолагу я нашел над раковиной и осторожно обнял ее. Почувствовав мои руки и, передумав блевать, она потянулась ко мне губами. Не полагаясь на случай, я отстранился и смело полез ей под юбку. Девка было развела ноги и тут появилась Влодова.
‒ Как у тебя встал на нее: ни сисек, ни рожи!
Я не стал объяснять, что уродство иногда возбуждает, и, дождавшись первого метро, повез Влодову в наш клоповник. Мстя за измену, Марина вытянула из меня все до последней капли.
Несмотря на затяжную весну, контуры предстоящего лета с каждым днем вырисовывались все четче. Поглощенную сексом Влодову выгнали из Плешки, и, маясь от безделья, она трахалась с удвоенной энергией. Встречаться с ней надоело, и на каникулах я мечтал разнообразить личную жизнь. Мне повезло: родители подарили путевку на юг. Радость омрачала задержка у Марины месячных, хотя это случалось у нее и раньше. Расценив факт, как временную неприятность, я умчался навстречу новым приключениям.
Молодежное крыло нашей группы составляли я, две Тани и мальчик Саша. Испытывая обоюдное желание замутить с девчонками, я и Саша подружились. Ухаживать за девушками оказалось выгодно: каждый получал номер с телкой в придачу.
Время под жарким абхазским солнцем бежало быстро. Мы добросовестно обхаживали подруг, не получая взаимности. Однажды на столе для почты я увидел единственную телеграмму. Депеш не ждал, но почему-то развернул листок. В графе «адресат» стояла моя фамилия, а дальше одна фраза: «Поздравления марте. Марина». Предвидя недоброе, я загнул пальцы и офигел: март выходил девятым. Залетели! День я провел мучаясь вопросом, кто виноват и что делать. Крайним, учитывая похотливость Влодовой, мог быть совсем и не я, однако затупить смелости не хватало. Если узнают ее родители, грядет большущий скандал. Марина отдыхала в Геленджике, и по дороге в Москву я решил заехать к ней.
Вечер мой традиционно проходил с одной из Тань. Не смотря на решительные приставания, она, как Жана Д’Арк, бастион не сдавала. Я вспылил: «Будешь ломаться – уйду!», однако уйти не мог – Сашка в нашем номере клеил ее подругу. – И отвернулся.
Подувшись, Таня прижалась ко мне и сказала:
‒ Леш, ты спишь? Я, кажется, тебя хочу.
Это «кажется» переполнило чашу моего терпения и, огрызнувшись, я провалился в тяжелый сон.
В Геленджике, не найдя Марину в палате, я отправился на пляж. Она лежала на волнорезе с двумя обалдуями. Снова подумал: «А твой ли «мальчик?»
Заметив меня, Марина бросила кавалеров.
‒ Привет. Надо поговорить, – сказал я.
‒ Потом. Пока соседка лечится, идем в номер! Получив каждый свое, мы уселись в тени куста.
‒ А я рожу! – заявила Марина. – Из института выгнали, делать нечего. Заодно и поженимся, правда? Ты же не бросишь девушку в положении?
«Жениться? Не знаю, как от тебя избавиться!» – вздрогнул я и сказал: ‒ Конечно женюсь, но дети? Попрепиравшись, мы решили, что ребенка нам заводить рано, а надо вернуться и втайне от родителей сделать аборт. Оставив Марину, я уехал.
Дома предстояло решить две проблемы. Во-первых, куда пристроить Влодову, а во-вторых, как сделать так, чтобы ее мама-врач ни о чем не догадалась. Ответов я не знал и, коротая вечер, позвонил Таньке с «юга». Она обрадовалась и позвала в гости, благо предки отдыхали. Засидевшись, я остался на ночь, однако любви, как и прежде, не добился.
Чувствуя вину, Таня утром оправдывалась:
‒ Не смогла я! – и добавила: ‒ В Сухуми предлагала – сам не захотел! Но мы же все равно друзья?
‒ Друзья…, ‒ протянул я и вдруг неожиданно понял, куда можно поселить Марину.
‒ Пусть живет, ‒ без радости ответила хозяйка.
‒ Спасибо, Танюша, выручила! – я безразлично чмокнул Злобину и поблагодарил провидение: «А дала бы ночью – ни за чтобы не согласилась!» .
‒ Куда едем? – спросила Влодова на вокзале.
‒ К знакомой. Поживешь пока там.
‒ Трахался с ней?
‒ Ты что! – я не врал и возмущался искренне.
Марина не поверила и, сидя на кухне, с интересом рассматривала Злобину. Воздух трещал от разрядов. Каждая из девушек считала другую блядью. Влодова хозяйку – как вероятную конкурентку, а Танька ее – за смелость, которой не хватило самой.
Пристроив Влодову, я собрался уйти.
‒ Оставляешь меня? – театрально возмутилась Марина. ‒ Я тоже домой. Родителям сюрприз будет!
Злобина молчала, а Влодова не унималась:
‒ Не вижу проблемы. Пусть Татьяна постелет нам в этой комнате и дело с концом.
– У тебя везде конец! ‒ мрачно пошутил я.
Застелив кровать, где накануне держала оборону, Злобина, не прощаясь, вышла из комнаты.
Угомонить Влодову без секса не получилось.
‒ Хозяйки стесняешься? – съязвила она.
Доказывая обратное, я загнул ее. Марина орала, как никогда громко, и Танька за стенкой, не напрягая воображение, представляла все в красках.
Утром я с трудом узнал Таню. С распухшим от слез лицом и темными кругами возле глаз, выглядела она ужасно. Влодова ликовала. Я сохранял уверенный нейтралитет. В конце концов дружить предложила она сама, а помочь товарищу – первая заповедь.
Днем мы поехали в женскую консультацию. Там Марину поставили на учет, определили срок, а вместо аборта послали за мамой. Затея провалилась, и она сдалась родителям.
Неделю я жил в тревожном ожидании звонка ее отца. Но телефон молчал, а когда зазвонил, в трубке послышался бодрый Маринин голос:
‒ Привет! Вчера выписали. Скоро можно будет.
‒ Что можно?
‒ Ты дурак?
Расставшись с Влодовой, я вздохнул с облегчением. Продолжать спать с ней – это как бежать по минному полю, с которого я так удачно выбрался.
‒ Еще немного побаливает и тянет, – продолжала Марина. – Маманя договорилась, сделали хорошо, под наркозом, ‒ и опережая возражения, успокоила: ‒ Папа ничего не знает, ему наврали про воспаление, а мама свой человек. Не бойся. Приезжай. Я соскучилась и очень хочу тебя!
Я положил трубку – Влодова осталась в моем прошлом, и встречаться с ней я не собирался.
Татьяну я увидел в 1987 году, когда освободившись из лагеря, восстанавливал старые связи. Многие девушки вышли замуж, Касинскую смущало мое прошлое, а Злобина, заинтригованная долгим отсутствием, согласилась встретиться. Она окончила пищевой и по протекции папы устроилась в Моссовет.
Мы сидели в кафе «Космос». За время, что не виделись, Таня превратилась в красивую женщину. Современная, модно и со вкусом одетая, она не походила на измученную ревностью девочку, которую я оставил когда-то в прошлом.
Попивая шампанское, мы расслабились, и, вспомнив ту ночевку, я спросил:
‒ Почему не дала тогда? Только не ври, что не нравился! Ты всю ночь ревела, слушая стоны Влодовой. А утром… Ты бы себя видела: ужас ходячий!
‒ Тогда не знала, что это. Боли боялась.
‒ Девственница? Да ты что! Вот не думал…
‒ А ты и не понял!
‒ Исправил кто? – я чувствовал легкую досаду.
‒ Какой любопытный! – она улыбнулась. – Брат
двоюродный. Заехал, когда вы ушли. Я напилась и его заставила. Не могла больше так мучиться!
‒ Сейчас с кем? – я добивался ясности. ‒ Любовница. Он старше отца, хотя ловелас ужасный. Когда я в отпуске или командировке, к нему подруга ездит, чтобы не таскался. Пусть лучше с ней.
Такой цинизм удивил: в моей памяти она осталась плачущей от обиды чистой девочкой.
Осенью мы встретились снова. Татьяна напилась и, глядя на меня шальными глазами, бубнила:
– Ты мужик или нет? Когда девушку трахнешь? Хочешь, сейчас поедем? Только папика проверю!
Она вышла позвонить, а, вернувшись, заявила:
– Извини, не сегодня.
На «Пушкинской» мы разошлись. Я поехал домой, а Таня к своему папику.
Прошло пять лет, однако досада не отпускала – трахнуть Таньку я хотел из принципа. Случай представился в 1992-м. Работая сторожем в спортивном комплексе, я не грустил в одиночестве. Ночная сауна входила в моду и женщины стояли в очередь. Дошло и до Злобиной. Встретив ее, я поразился. Вместо цветущей, шикарно одетой девушки из автобуса вылезла неказистая старушенция в китайском пуховике.
‒ Привет, ‒ воняя дешевыми сигаретами, она прижалась ко мне щекой, однако главное разочарование ждало впереди. Раздев ее, я брезгливо осмотрел тело в мелких прыщиках, отвисшие груди и поморщился. Мы уединились. Не смотря на мотивацию, мое достоинство никак не реагировало на Танькину наготу. Поняв причину, она опустилась на колени.
‒ Долго ждал! ‒ освободив рот, сказала Таня.
Вернемся в далекий 1983 год. Расставшись с Влодовой, (как казалось навсегда), я нашел ей замену. Наташа Касинская, героиня ночных грез первого курса, подходила на эту роль. Получив первый опыт, она грустила в одиночестве, ожидая нового кавалера.
Наташа долго меня не мурыжила. Как практичная еврейка, она хотела замуж, а узнав про семью, остановилась на моей кандидатуре. Встречи с ней проходили одинаково. Я приезжал утром, мы трахались до прихода ее отца и брали тайм-аут. Папа обедал, уходил, и программа повторялась, Секс на Камасутру не тянул и разнообразием поз не отличался. Наташа ложилась на спину и, закрыв глаза, отдавалась. В отличие от Влодовой, ее волновал только конечный результат. Заявив, что аборт не сделает, она терпеливо ждала беременности и загса. Уже наученный, я вычислял «опасные» дни, делал другие глупости и жениться на ней тоже не собирался.
Четвертый курс приближался к Новому году. Погода не радовала, улицы превратились в коктейль из мокрого снега, зима тупила и не хотела наступать. Настроение соответствовало аномалии – я хандрил.
Касинская надоела и уже не возбуждала. Большая грудь ее без лифчика свисала на живот. Чтобы не портить впечатление, я просил Наташу не снимать бюстгальтер, скрывающий заодно волоски, торчащие из сосков, как цветы в клумбе. Разглядывая мозоль, натертую в ее зарослях, я с ностальгией вспоминал бритый лобок Влодовой и позвонил ей.
1984 год мы встретили у Марины. Уединялись, как и прежде, в ванной, куда похотливая Влодова, потеряв всякий стыд и осторожность, таскала меня всю ночь. Тогда я еще не знал, что в этом году поставлю точку в наших отношениях и фингал на ее face.
Весной вернулись знакомые хлопоты. Влодова понесла, рыдая, просилась замуж и, сделав аборт, опять меня не бросила. В отсутствие родителей я часто ночевал у нее. Однажды за завтраком Марина сообщила, что днем идет в гости – встречать одноклассника из армии, а вечером будет рада мне снова.
Выспавшись, в сумерках, я бодро жал кнопку звонка ее двери. Мне не открывали. Я прислушался. В квартире, как и в подъезде, царила тишина. На улице, посмотрев в верх, обнаружил окно спальни открытым. Выходя утром, по просьбе Марины, я закрыл его на шпингалет. Из автомата набрал номер. Трубку также никто не взял, однако потом я дозвонился.
‒ Привет, ‒ ответила она сонно, ‒ вчера в гостях напилась и дома отрубилась. А, ты приезжал, да?
Случай тот я быстро забыл, однако Влодова напомнила. Не достигнув в очередной раз консенсуса в вопросах семьи и брака, Марина истерила.
‒ Ты думаешь я никому не нужна? Заблуждаешься! Когда ты ночью тогда ломился, я не одна спала! – она зарыдала, но быстро взяла себя в руки: ‒ Прости. Это нервы. Наговорила бог знает, что. Не верь этому! Я просто замуж хочу и люблю тебя!
Осенью в «Клешне» я встретил Коровина – того самого дембеля. Допив пиво, мы освободили тару. ‒ Я слышал, ты с Влодовой трешься? – Серега ловко под столом разлил в кружки портвейн и продолжил: – Блядь она. Когда ты летом в дверь звонил, мы рядом лежали. Хотел посмотреть – она не пустила. «Ошибся кто-то, – говорит, – сам уйдет!» Извини!
То ли «Три семерки», то ли сказанное Коровиным ударило в голову. Простить дурацкое положение обманутого любовника я не мог и, расплатившись, не зная, что скажу или сделаю, поехал к ней.
Открыв дверь, Марина впустила меня.
– С кем накушался? Воняет за версту! – она брезгливо поморщилась, оценив мое состояние.
‒ Коровина встретил, – я ждал ее реакцию.
Влодова не смутилась, не побледнела, не испугалась. Она улыбнулась. Насмешливое выражение ее лица говорило об одном: «Мне глубоко плевать, что он рассказал, и теперь ты все знаешь про ту ночь!»
‒ Как Сережа? Доложил? – усмехнулась она.
«Ну и тварь! – накрыло меня изнутри. – Ни капли раскаяния, даже как будто гордится этим! Сука!»
Возбужденные вином части моего тела зажили самостоятельной жизнью. Правая рука взлетела и звонкой пощечиной, наотмашь, ударила шлюху по лицу. Та, вскрикнув, присела и, закрыв голову от новых оплеух, неожиданно ткнулась в стенку и разом обмякла. «Прибил!» – испугавшись, я бросился вниз по лестнице, выскочил на улицу и побежал прочь.
Как и год назад, я снова боялся звонка ее отца, ментов или кого-то еще, грозного и скандального. Измучившись неизвестностью, попросил кента под видом тайного поклонника набрать ей и узнать настрой.
‒ Кокетничает, веселая! – успокоил тот. – Говорит: «Заинтриговал. Давай встретимся, но позже!»
‒ Когда синяк сойдет, ‒ облегченно выдохнул я, пожалев, что так мало врезал. – Порок неистребим!
Спустя год Влодова родит дочь и будет регулярно пополнять соцсети дурацкими фотографиями, но в 2016-м выложит последнюю, на которой она уже «не очень». Быть может, ад, наконец, забрал ее!
Касинская все-таки добьется своего и выйдет замуж за сына директора «ТМЗ», какого-то хачика.
Вот так тяжело, пройдя через блуд, ложь и цинизм, я открывал вожделенный, но, по сути, враждебный мир женщин, однако мой триумф еще ждал меня.