Жил-был раз, жил-был два - читать онлайн

Это нагромождение фактов и протоколов было одновременно и раем и адом. Светом, который позволит склеить воедино кусочки его памяти, но также и мраком, который разъест зияющие раны у него внутри.

Он сделал глубокий вдох, словно перед бесконечной задержкой дыхания, и приступил к чтению.

Габриэль печально разглядывал портрет Жюли, отпечатанный на листовке.

Книги… Она так их любила, особенно детективы. Читала их с тринадцати лет; темные корешки выстраивались на стеллажах, сделанных отцом. Она всегда говорила, что расследование напоминает шахматную партию: каждый из противников пытается предвосхитить ход другого. Габриэль спросил себя, как теперь выглядит ее комната. Сохранила ли ее Коринна нетронутой после всех этих лет, или же Поль убедил ее избавиться от воспоминаний? Как проходил их развод? Без сомнения, в боли и страдании двух раздавленных людей. Трудно поставить крест на более чем двадцати годах совместной жизни. Невозможно превозмочь чудовищную трагедию исчезновения единственной дочери. Их семья распалась навсегда.

От листовок более недавнего времени скрутило живот. Мучительные заголовки: «Не найдена с 2008 года», «Три года без известий», «Только вы можете помочь». Портрет дочери искусственно состарили. Жюли по-прежнему улыбалась – следовало сохранить ее положительный образ, вызвать мгновенное сочувствие. Читая остальные бумаги, Габриэль обнаружил существование ассоциации, носящей имя его дочери, «Ассоциация Жюли». Солена Пелтье, коллега-жандарм и крестная Жюли, была ее президентом, а он казначеем. Коринна нигде не значилась. Габриэль вспомнил: первые недели она провела в постели, оглушенная антидепрессантами.

Продолжая чтение, он поглаживал сведенную татуировку на правом предплечье. Записи в отдельной тетради отмечали их акции и даты. Габриэль представил себе, как, с одной стороны, вел расследование в бригаде, а с другой – предпринимал собственные шаги. Не оставлять себе свободного времени, чтобы не думать. Выпуск вымпелов и маек, расклейка плакатов в торговых центрах и на автодорожных станциях, рассылка сообщений по сетям солидарности, получение субсидий… Фраза, написанная его рукой, повторялась, как мантра, от страницы к странице: «Где-нибудь кто-нибудь что-то знает». Все отклики в прессе тщательно фиксировались. «Дофине либере», RTL, Франс-3… Была создана специальная телефонная линия на случай, если кто-то захочет что-либо сообщить. Габриэль попробовал позвонить по ней с гостиничного телефона: номер больше не существовал.

Лицо Жюли облетело всю Францию. Вместе с членами ассоциации – друзьями дочери, жителями Сагаса, проявившими солидарность, – они ездили в Париж, чтобы принять участие в днях, посвященных исчезнувшим детям. 2008, 2009, 2010-й. Перед глазами проходили списки родителей, переживших ту же трагедию. Габриэль больше ничего не помнил. Ни одного лица, ни одной картинки, он даже не представлял, как проходят подобные мероприятия.

Он продолжил чтение. Ничего ни в 2011-м, ни в 2012-м. Судя по заметкам, во время отпусков Габриэль ездил сначала в Лондон, потом в Монреаль, на встречу с членами «Missing Children»[19]. Результаты их деятельности доказывали эффективность организованной ими ассоциации, настоящей боевой машины, примера для других. Он посмотрел на синие распечатки с множеством лиц подростков, которые однажды испарились. Дети из небытия. Каждый год они исчезали тысячами.

С течением времени акций становилось все меньше. Из ста восьми членов вначале к 2011 году осталось только двадцать три. Никаких откликов в прессе, ограниченный бюджет, и страницы тетради мало-помалу становились пустыми. Габриэль представил себе постепенно воцарявшийся упадок духа, усталость, личную жизнь, которая вступала в свои права, убийственное время, задувшее свечи надежды. Эти добрые люди вспомнили о своем праве держаться подальше от такой неизбывной тоски.

«Где-нибудь кто-нибудь что-то знает». Одни неопределенные наречия и местоимения. Идеальный девиз их полной беспомощности. Габриэль печально глотнул пива. Их битва оказалась напрасной. И его присутствие в этой гостинице с банкой пива в руке – тому свидетельство.

Он открыл досье. Шестьсот восемьдесят два отчета о процессуальных действиях объемом в почти тысячу страниц, и это только за первые четыре года расследования. Кропотливое описание, отражающее день за днем ход поисков.

Отметка С1 обозначала открытие дела утром 9 марта 2008 года. Габриэль вспомнил, как его коллега Солена печатала заявление, которое сейчас было у него перед глазами:

Габриэль – в одном лице родитель и жандарм. Жертва и следователь. Все было еще так свежо в его голове… Велосипед, прислоненный к дереву, следы шин, прочесывание лесов и долины. Тогдашний шеф попытался отстранить его от дела. Не тут-то было. Габриэль не уступил, и начальник в конце концов сдался.

Страницы протоколов отражали допросы близких и друзей. Последней, кто видел Жюли, была Луиза: девочки проверяли домашнее задание на субботу в доме Лакруа, расположенном в окрестностях Сагаса, перекусили киш-лореном[20], разогретым в микроволновке, потом, около двух часов дня, Жюли уехала на велосипеде. Она отправилась на свой обычный велосипедный кросс, как каждую среду, субботу и в полдень в воскресенье. Габриэль в это время находился на своем рабочем месте в бригаде, Коринна – у своих родителей, в четырнадцати километрах от дома. Но и они должны были подтвердить свое местопребывание. В делах по исчезновению детей первыми подозреваемыми всегда являются родители.

Габриэль пролистал страницы, чтобы быстрее добраться до дня, когда он появился в этой гостинице, в ночь с 9 на 10 апреля 2008-го. Вся последующая информация была ему неизвестна, и ему не терпелось заполнить эту черную дыру.

Габриэль почувствовал, как по телу пробежала дрожь.

17 апреля 2008 года: он ведет поиск по географическим критериям в автоматизированном судебном реестре лиц, совершивших сексуальное преступление, ограничив зону поиска их районом. Выпадают персональные данные всего одного человека: Эдди Лекуантр, тридцать два года, местный житель, судим за попытку сексуальной агрессии в 1997 году, когда он проживал в Шамбери. Молодая женщина не ответила на заигрывания Лекуантра в баре. Он пошел за ней, когда она пешком возвращалась домой, начал приставать. Она повысила голос, он стал угрожать и втолкнул ее в какой-то подъезд, рукой зажав рот. Порвал юбку и блузку, сбежал, когда их заметила компания гуляк. Полиция без труда задержала его по месту проживания.

Отсидев три года, этот тип покинул Шамбери и переехал в Орньяк, в десяти километрах от Сагаса. Сначала работал на гидроэлектростанции на озере Мируар, потом нанялся в гостиницу «У скалы» уборщиком.

Габриэль без труда вообразил, в какое впал возбуждение, сделав это открытие, – та же лава затопила его и сейчас. Жандармы – и он первый – наверняка вцепились в парня, как клещи в собаку. Лекуантр знал Жюли, они, без сомнения, вместе работали в гостинице или как минимум сталкивались в коридорах. Его дом обыскали 20 апреля 2008 года.

Габриэль глотал один отчет за другим. Несмотря на тщательное расследование, не было установлено ни малейшей связи между Лекуантром и исчезновением Жюли. Анализ его телефонных разговоров и мейлов не выявил ничего подозрительного. Ни один клиент ни разу не жаловался на него за противоправное поведение. Судя по рапорту, в день трагедии он работал до восьми вечера. Он не мог похитить Жюли.

Габриэль продолжил свои изыскания. Повторные допросы, сводные таблицы, обобщающие выводы, данные экспертиз… Протоколы свидетельских показаний со всякими высказываниями, вроде «милая девочка, скорее приятная» или же «из тех девчонок, которые иногда любят выпендриться». Учителя отзывались о ней как о хорошей ученице, хотя после лета 2007-го она закончила первый триместр выпускного класса намного хуже, чем могла бы. Однако они отмечали, что перед трагедией она значительно улучшила свои показатели и стала пятой в классе. Досье раздевало Жюли донага и рассматривало под разными углами голосами тех, кто ежедневно был рядом с ней.

Шаг за шагом, протокол за протоколом, сотни долгих и трудоемких проверок занимали бесчисленные страницы. Все перемещения лиц, вышедших из исправительного центра в момент событий, были отслежены. Месяцы и месяцы процессуальных действий, и в результате – тупик.

Бутылочки виски и пиво мало-помалу делали свое дело, в голове зашумело. Габриэль пробегал отчеты, преследуя две цели: найти что-то касательно серого «форда», о котором говорил Поль, и выяснить причину своего возвращения в гостиницу осенью 2008-го.

Первое упоминание об автомобиле он обнаружил в сведениях за 23 мая 2008 года. Записи камер видеонаблюдения на дорожном пункте оплаты автострады А40, в десяти километрах от Сагаса, за 7 и 8 марта были просмотрены его службой лишь спустя два с половиной месяца после исчезновения Жюли. В тот день серый «форд» проехал через дорожный пункт в 14:48 в одном направлении, то есть в сторону Сагаса, и в 17:57 – в другом, то есть в сторону Лиона. У машины был фальшивый номерной знак. Ее водитель оплатил дорожный сбор наличными.

Габриэль посмотрел на среднего качества фотографию, приложенную к досье. Его рука дрожала. Съемка велась с низкой точки, и разглядеть хоть что-то за ветровым стеклом было невозможно.

Фальшивые номерные знаки, краткосрочный проезд туда-обратно, тонированные стекла… У него не оставалось сомнений: пассажир или пассажиры машины похитили его дочь.

Габриэль залпом допил пиво. Стоя на коленях, он быстрыми движениями разложил по полу страницы, составил несколько стопок, по одному просмотрел листы и отложил те, что касались серого «форда». Описание, объявление в розыск по всей Франции – к сожалению, запоздалое. 8 марта следы автомобиля привели к дорожному пункту в Лионе. Жандармы получили свою порцию звонков и ошибочных свидетельств. Сколько ложных версий пришлось отработать, сколько разбитых надежд…

…До 9 июля 2012-го, пятьюстами страницами дальше. Через четыре года тот же серый «форд» был найден сожженным в поле в окрестностях Лилля. И опять номера ничему не соответствовали. Вместо запасного колеса под ковриком багажника лежали еще три фальшивых номерных знака, и среди них тот, который зафиксировали видеокамеры в 2008 году. Так была установлена связь с их делом.

Согласно протоколу, составленному лилльской жандармерией, виновники были обнаружены благодаря отпечаткам пальцев, которые удалось снять с багажника. Речь шла о двух молодых жителях городка Рубе в окрестностях Лилля, уже попавших в полицейскую картотеку, которые объяснили, что угнали машину в разгар дня со стоянки коммерческой зоны Икселя, бельгийской коммуны недалеко от Брюсселя.

Машина похитителя Жюли, угнанная в Бельгии, а затем сожженная во Франции двумя мелкими шкодниками. Габриэль вспомнил, что говорил Поль о нем самом: по словам бывшего коллеги, он сбежал из Сагаса, чтобы перебраться на север. Габриэль представил, в каком состоянии тогда был… Четыре года расследования – и ничего, полное отчаяние. Потом этот долгожданный прорыв. Колесил ли он по Икселю и окрестностям бельгийской столицы, один, без своего жандармского кепи, пытаясь добраться до владельца машины? Или же, наоборот, все бросил, чтобы погрузиться в отчаяние и продолжать тлеть на медленном огне вдали от Сагаса и его проклятых гор?

Половина третьего ночи. Вокруг него выплясывали страницы, голова кружилась. Габриэль расхаживал по комнате с фотографией «форда» в руке. Он пытался прикинуть возможный сценарий. Машина сначала съехала с автострады, потом вернулась на нее с интервалом в три часа. В середине того дня Жюли каталась на велосипеде по лесным склонам. У нее были свои привычки, ее стартовая и финишная точка никогда не менялась: парковка на подъеме к Альбиону. В тот момент, когда она собиралась снова выехать на дорогу, ее похитили. Возможно, водитель серого «форда» забрался вглубь леса. Вынудил Жюли остановиться. «Мадемуазель? Пожалуйста! Не подскажете?» Жюли резко затормозила и прислонила велосипед к дереву. И тогда похититель силой утащил ее к машине или же убедил пойти добровольно.

Габриэль представлял себе ужас дочери. Дверца багажника захлопнулась, погрузив ее в неизвестность. Стучала ли она, или ее оглушили? Звала ли на помощь? Папа, помоги! Папа, ты мне нужен!

Его там не было.

Он присел и взялся за стопку бумаг. Нет, читать он больше не мог. Совершенно вымотался. Он рухнул на кровать и распластался на матрасе с листовкой в руке. Жюли улыбалась ему, сжимая в пальцах свой кулон в форме книги. Он мог бы проводить с ней больше времени, когда все еще было хорошо. Чаще вместе кататься на велосипеде, ценить ее присутствие рядом каждый день, говорить, как он ее любит. А он никогда этого не делал.

Габриэль поклялся, что он ее отыщет, но двенадцать лет спустя он вернулся на исходную позицию в этот мрачный гостиничный номер. Может, его амнезия для того и случилась, чтобы он осознал, как жалко провалился.

Прямо перед ним его бригада, его душа, его прошлое.

Габриэль зашел в жандармерию. Никто с ним не заговорил. С ним едва здоровались, его избегали. В коридорах он посматривал в застекленные двери. Ничего не изменилось. Те же запахи, поскрипывание линолеума, приоткрытая лыжная кладовка, где снегоступы, лыжные палки и горные рюкзаки дожидались первого снега. Габриэль сунулся туда, поискал свое имя на шкафчиках, прежде чем до него дошла вся глупость этого порыва. Вышел и прикрыл дверь.

На месте Солены Пелтье торчало незнакомое лицо. Потом он на пару секунд остановился перед своим бывшим кабинетом. Через жалюзи он различил Луизу среди стоящих спиной фигур. Сердце на мгновение замерло, когда одно из лиц обернулось к нему. Коринна… Его жена, в мгновение ока ставшая бывшей.

Время и ее не пощадило, но она не шла вразрез с той Коринной, которая жила в его памяти, – широкий лоб, высокие скулы, ледяные озера глаз, перед которыми он когда-то давно не смог устоять.

Она поднесла к губам платок. Хотя в ее взгляде не было враждебности, она не сделала ни малейшего движения Габриэлю навстречу. Поль наверняка рассказал ей о его возвращении, но что именно? Она отвернулась и снова опустила голову. Конечно, она уже знала о найденном на берегу теле. Ждать результатов анализов, которые докажут, не труп ли это вашего ребенка… Что может быть хуже?

С тяжелым сердцем Габриэль отказался от мысли подойти к ней. В любом случае, что он мог ей сказать? Он больше не чувствовал любви к ней. Поль прав, они оба просто выживали. Габриэль представил себе, какой ад пришлось пережить Коринне в вечер расправы над Полем. Она больше не хотела его видеть, они развелись… Все было кончено.

Он двинулся дальше, но прежде обменялся взглядами с Бенжаменом Мартини. Бенжаменом, так мечтавшим стать начальником группы и вечно остающимся на вторых ролях. Чуть дальше стоял новый ксерокс и кулер. В конце коридора он нашел кабинет Поля и вошел туда, не постучавшись. Та же обстановка, что и по его воспоминаниям, только более потрепанная. Жалюзи на окнах по-прежнему открывали и закрывали, дергая за шнуры, которые неизменно запутывались. Только компьютер показался ему более современным.

За спиной его бывшего коллеги рядом с окном, выходящим на Блок-хаус, на пустой белой доске россыпь магнитиков. Габриэль заметил в лотке стопку фотографий, перевернутых изображением вниз: их наверняка сняли перед его приходом. Он положил папку с досье на деревянный стол.

На сидящем напротив Поле был уставной темно-синий свитер, на плечах ярко выделялись погоны с нашивками. Посмотрев, как тот снимает очки, Габриэль невольно подумал об усталом бюрократе. Жандарм из прошлого, живчик с блестящими глазами, больше не существовал.

– Я поговорил утром с твоим неврологом, – сразу перешел к делу Поль. – Выходит, твоя проблема с памятью – не выдуманная хрень. Самая дикая история, какую я когда-либо слышал. Ну, если не считать дождя из птиц, которая в своем роде тоже бьет все рекорды.

– Ты все-таки решил сунуть нос в больницу. Тронут доверием…

– Ты меня знаешь, а люди не меняются. Я должен был понять, что именно с тобой случилось. Эта психо-какая-то амнезия… Просто… поразительно.

– Да уж, поразительно. Лучше скажи мне, что ты знаешь о Ванде Гершвиц.

Поль встал налить себе воды. Предложил Габриэлю, тот отказался, вернулся и снова устроился в своем старом кресле на колесиках. Разломил ампулу с витамином D, вылил ее содержимое в стакан с водой.

– Ванда Гершвиц… Ну конечно, ты всю ночь читал копию досье. Я так и думал, что, заполучив ее, ты явишься с кучей вопросов. Черт, это же старая история. Я даже не помню, о чем ты говоришь.

Габриэль присел на стол, наклонившись вперед. Настенные часы под потолком показывали ровно два.

– Я освежу тебе память.

– И это говорит человек с амнезией…

– Девятое апреля две тысячи восьмого: в тот вечер я пришел выяснить личности постояльцев гостиницы «У скалы», которые жили там между пятым и девятым марта. В списке была Ванда Гершвиц, которая занимала один из номеров с двадцать четвертого февраля и до дня похищения моей дочери, восьмого марта. Пятнадцать дней в этой крысиной дыре, оплата налом…

Поль отпил воды с апельсиновым вкусом, впечатленный памятью того, кто вроде бы ее потерял.

– Проходит больше шести месяцев, пока наконец не начинают разбираться с содержимым моего блокнота, раз других ниточек не остается. Предстоит отыскать одного за другим всех приезжих, находившихся в Сагасе в момент исчезновения Жюли, проверить каждого по картотеке правонарушений в надежде, что где-то замигает красная лампочка… И тут попадается эта Ванда Гершвиц, которой не существует в природе. Выдуманная личность.

Поль кончиками пальцев подтолкнул досье к Габриэлю:

– Мы ничего не нашли, и ты это знаешь. Я уверен, что в глубине души ты знаешь. Управляющие не вспомнили эту женщину. Да и не могли они столько времени спустя, притом что гостиница постоянно полна! У Гершвиц нет ни возраста, ни лица. Обычная клиентка среди многих других, которая просто назвала чужое имя. Такое часто случается в подобных заведениях. Люди, которые по разным причинам не желают оставлять своих следов.

Габриэль открыл досье и ткнул в фотографию серого «форда»:

– Перейдем к следующей части. Серый «форд» с фальшивыми номерами проезжает по ведущей из Лиона автостраде в четырнадцать часов сорок восемь минут. Он же двигается в обратном направлении ровно через три часа. Моя дочь внутри.

– Это всего лишь предположение. Мы так и не нашли доказа…

– Я прочел: были проверены все записи дорожных пунктов в районе Сагаса за два предшествующих похищению месяца. Мы угробили уйму времени и не нашли ни малейших следов этой тачки. Тогда откуда водитель знал про паркинг? Жюли начала тренироваться в тех местах за несколько недель до происшествия. Как похититель мог оказаться на подъеме к Альбиону, свернуть на дорогу, ведущую на паркинг, и застать там мою дочь, если не знал, где и когда ее можно найти? Лучшего места в разгар дня не подыскать, если не хочешь, чтобы тебя увидели. Тот или те, кто совершил похищение, знали привычки Жюли лучше меня. Они заранее подготовились, Поль.

Он упер указательный палец в стол:

– Два очевидных варианта: первый – Эдди Лекуантр. Он работал в гостинице, общался с Жюли. Согласно отчетам, парень – одиночка, все его телефонные разговоры ограничивались матерью и сестрой. В его компьютере пусто, никаких нарушений за все годы после тюрьмы, ни единой жалобы клиентов. Nada[21].

– Ты прекрасно подытожил ситуацию. Лекуантр был clean[22].

– Остается второй вариант: эта Ванда, которая живет в Сагасе две недели, платит наличными и по странной случайности растворяется в воздухе в день с исчезновения Жюли…

Капитан начал заново выкладывать в ровный ряд ручки на столе. Ничего не изменилось, сказал себе Габриэль. Все та же чертова одержимость порядком.

– Нам так и не удалось установить какое-либо пересечение этой Ванды Гершвиц и серого «форда», которого никто не видел, – возразил Поль. – Наша работа в том и состоит, чтобы находить связи, а в подобном расследовании их иногда видят там, где их нет. Ищут взаимозависимость в простых совпаде…

– Кончай молоть языком и скажи мне, веришь ли ты хоть на секунду в то, что пытаешься мне втереть. Скажи мне глаза в глаза, что ты уверен, будто это простое совпадение.

Поль глянул на него:

– Это простое совпадение.

– Ты лжешь. Ты никогда не верил в совпадения. Для тебя случайностей не существует.

– Но в данном случае именно они и произошли. Все кончено.

Поль протянул листок:

– Держи, это твой адрес. Здание в рабочем квартале Лилля, Ваземме. Ты там живешь уже три месяца. А еще мы достали координаты приюта при монастыре бегинок, где сейчас находится твоя мать. Это рядом с Аррасом, в сорока километрах от твоего дома. Наш специалист сумел определить ее номер, он записан в самом низу, под твоим. Если ты так и не нашел свой мобильник, купи новый на улице Бланш, они помогут тебе восстановить симку с прежним номером.

Габриэль впился глазами в строчки. Что он делал в рабочем квартале Лилля, если мать жила в получасе езды оттуда? Связано ли это с «фордом»? Поль протянул другой листок:

– А это квитанция приема заявления о краже удостоверения личности. Я обо всем позаботился, тебе нужно только подписать. Этот документ позволит тебе, в частности, снять со счета деньги. Предполагаю, твоя тачка не на кислороде ездит, и тебе понадобится горючее, чтобы вернуться домой.

Габриэль подписал квитанцию, сложил полученные от Поля листочки и убрал их в карман куртки:

– Наверно, я должен тебя поблагодарить.

Поль встал. Скрестив руки на груди, он посмотрел на черную тучу птиц где-то в километре от них, продолжающих неутомимо кружить в небе.

– Они гадят повсюду, орут уже три дня, и в то же время они меня завораживают. Ты их видел? Похоже на произведение искусства. Иногда они составляют математически безупречную фигуру, знаменитый знак бесконечности в форме восьмерки. Цикл вечного возобновления, повтор событий… Как все-таки странно.

Он замер, задумавшись над собственными словами, потом продолжил:

– Они движутся так согласованно, словно образуют единое существо, реагируя одновременно и почти мгновенно… И это притом, что у них нет головного вожака, как у других мигрирующих колоний. Достаточно одной птице повернуть и сменить скорость, как все остальные поступают так же. Они словно объединены в единую систему… Поэтому и произошла вчерашняя массовая гибель скворцов. В темноте они потеряли ориентиры.

Поль сделал глубокий вдох и остался стоять, прислонившись плечом к стене.

– Мы, люди, совсем другие. Сколько бы мы ни собирались в группы, мы всегда остаемся индивидуалистами. Эгоистами. И твое внезапное возвращение не перевернет наши жизни и не изменит мир. Ты знаешь, как действует правосудие. Что бы ты ни делал и ни говорил, нет ни единой возможности снова открыть дело. Все кончено, – повторил он.

В этот момент Габриэль понял, что его бывший коллега не ответит на его вопросы. Он взглянул на фотографию в рамке слева от компьютера. Коринна и Поль, улыбающиеся в объектив, сидят за столом в саду, позади них шале. Кто сделал снимок? Конечно, Луиза. Маленькая дружная семья…

Поль опустил штору. Темнота окутала часть кабинета.

– Мой черед задавать вопросы. Я тоже провел кое-какое расследование. Не поговорить ли нам о Уолтере Гаффине?

Не дожидаясь, пока впавший в задумчивость Габриэль очнется, Поль потребовал:

– Для начала скажи мне, кто это такой.

– Я не знаю. Имя, которое пришло мне в голову. Может, обрывок воспоминаний или кто-то, кого я знал. Представления не имею.

Поль пошел закрыть дверь. Неоновая лампа затрещала, когда он нажал на выключатель.

– «Кто-то, кого ты знал»… Забавно, потому что для страховой или налоговой Уолтера Гаффина не существует. Он призрак. Его следы обнаружились только в архиве водительских прав и реестре свидетельств о владении автомобилем. Гаффин – владелец «мерседеса» кремового цвета, просто копия твоего.

Капитан развернул экран своего компьютера. Габриэль уткнулся носом в собственную фотографию на правах. Бритый череп, очки, бородка, черты лица.

– Фальшивые документы, изготовлены очень искусно, – добавил Поль, – но ты не дошел до полной смены личности. Уолтер Гаффин не имеет ни счета в банке, ни паспорта, а адрес проживания у него твой. К тому же эти шмотки и очки… Тебе просто понадобилось выдать себя за того, кем ты не являешься. Спрашивать зачем – вряд ли имеет смысл, я прав?

Габриэль в смятении смотрел на свой портрет. Фотография недавняя. Права выданы три месяца назад. В тот момент, когда он обустроился в Ваземме.

– Знаю только, что позавчера я зарегистрировался в гостинице под этим именем, – попытался оправдаться Габриэль. – Так значилось в их компьютере.

Поль прищурился, словно ломал голову над кубиком Рубика:

– И что я теперь должен делать? Передо мной, капитаном жандармерии, офицером судебной полиции, субъект с подложными документами, бывший жандарм, потерявший память и вернувшийся в Сагас по неизвестным чертовым причинам.

– Поступай, как сочтешь нужным. Но пожалуйста, дай мне время собраться с мыслями. Сообразить, что происходит.

Поль устало улыбнулся:

– Ты не понял. Я хочу, чтобы ты уехал. Чтобы ты убрался из Сагаса вместе со своими проблемами и никогда больше здесь не показывался. С тобой свяжутся по поводу тела на берегу. Ну, если понадобится.

– Если это моя дочь, ты хочешь сказать?

Капитан закрыл окна на своем экране. И сделал вид, что не услышал.

– Будем считать, что на данный момент это отвратное дело с убийством, которое на меня свалилось, мешает всерьез заняться чем-то еще. Но не испытывай моего терпения, и вот тебе совет: сделай так, чтобы о тебе забыли. Я не смогу вечно стирать с долговой доски твои выходки.

Поль поднялся и молча направился к двери. Габриэль подошел к нему с досье под мышкой:

– Почему тебе так нужно, чтобы я уехал из города? Почему ты отказываешься дать мне доступ к полному досье, хотя уже вручил девятьсот страниц? Ты предупредил всех о моем приходе. От меня шарахаются как от чумы. Я тебя знаю. Ты что-то от меня скрываешь.

– Разговоры не вернут Жюли. Время прошло, Габриэль, вбей себе это хорошенько в голову. А теперь, если позволишь, мне нужно работать.

Габриэль больше не надеялся вытянуть из Поля что-то еще.

– Мы вместе выросли. Мы были напарниками. Как мы могли дойти до такого?

Не услышав от Поля, уже углубившегося в бумаги, ответа, он вышел, не попрощавшись.

Сразу после бригады Габриэль заехал в свой старый банк. Согласно объяснениям служащего, он перевел все свои средства на текущих счетах в лилльское отделение той же банковской группы в 2012-м, то есть в год их с Коринной разрыва. На его основном счете лежало больше тридцати тысяч евро, кругленькая сумма, но его страховка была закрыта в момент развода. В 2013-м на его счет поступило больше ста двадцати тысяч евро. Без сомнения, его доля за дом.

В выписках за последние три месяца значились только расходы. Он много раз снимал наличные в Лилле или Брюсселе. Но кто «он»? Габриэль Москато или Уолтер Гаффин? Он подумал о фальшивых документах. Они должны были стоить целого состояния…

В магазине телефонов он купил самую простую модель, но ему и она показалась слишком сложной. Продавец проверил его личные данные и после нескольких компьютерных манипуляций вручил ему мобильник с прежним номером – не прошло и двадцати минут. Объяснил, как работает фотокамера, GPS… Габриэль попал в другое измерение: эти телефоны разве что кофе не варили.

Выйдя из магазина, он набрал номер матери, прикасаясь непосредственно к экрану, – нечто для него революционное, но сами движения были ему подспудно знакомы. От дрожащего голоса в автоответчике по телу прошел озноб: «Мама, это я, Габриэль… Позвони мне, когда сможешь. Все хорошо… И… мне приятно слышать твой голос».

За рулем своего «мерседеса» он проехал мимо исправительного центра. Как изменилась преступность, законы, техника расследований! Габриэль чувствовал себя потерянным, куда ни кинь. Он был жителем 2008-го, перенесенным в будущее машиной времени и прихватившим в своем багаже все самое худшее. Выживший в неведении.

Он проехал еще два километра. На самом косогоре он оказался в жилом квартале, расползшемся по склону горы. Ряды домов были построены на многочисленных террасах, и те, что повыше, и стоили подороже. Он постучал в дверь скромного жилища, расположенного на самом нижнем уровне, – бетонной коробки с оштукатуренными кремовыми стенами и окнами, украшенными горшками с красной и фиолетовой геранью. Он от всего сердца надеялся, что Солена Пелтье все еще живет здесь.

Увидев ее, Габриэль почувствовал такое счастье, что сжал женщину в объятиях. Потом отстранился, оглядел ее с ног до головы. Его бывшая коллега никогда особо не следила за своей внешностью, и время не добавило ей красоты. Полуседые волосы неопрятными прядями свисали на перуанское пончо из альпака, сухие губы сморщились и потрескались, будто финики.

Покашливая, Солена пригласила Габриэля зайти. Каким ветром его занесло к свежеиспеченной – еще и месяца не прошло – пенсионерке? Габриэль снова завел пластинку с описанием своих последних кошмарных часов. Он не стал упоминать о женщине, с которой приехал в гостиницу, а о теле, найденном на берегу Арва, Солена была уже в курсе. Прочла статью в газете.

Она сунула ему в руку стаканчик с выдержанной сливовой настойкой, залпом осушила свой. Потом долго разглядывала Габриэля, словно хотела покопаться в его черепной коробке.

– Ты время от времени мне звонишь, – бросила она, хлопая стаканом о стол. – Спрашиваешь о новостях, хочешь знать, продвигается ли расследование…

Габриэль постучал в нужную дверь, Солена Пелтье оставалась его единственной связью с Сагасом. Мелкими глотками он выпил свою настойку, со вчерашнего вечера чувствуя в себе определенную склонность к алкоголю. Еще один мерзкий подарочек, оставленный его вторым «я»?

– Конечно, Поль запретил нам снабжать тебя информацией в случае, если ты попытаешься связаться с кем-нибудь из нас. Имей в виду, я никогда, ни на секунду не одобряла того, что ты с ним сделал, однако… Жюли была моей крестницей. А с тобой мы вместе отпахали двадцать лет. Ты всегда был прямым мужиком, хоть иногда и слетал с катушек. Но скажи, с кем такого не случалось с нашей чертовой работенкой? Это была твоя дочь, и ты имел право быть в курсе.

Она налила себе еще стаканчик. На креслах лежали покрывала, все в кошачьей шерсти, на спинках стульев – всякие шмотки: Габриэль представил себе жизнь затворницы. Насколько он знал, мужчин у крестной Жюли никогда не было. В бригаде ее прозвали Железной Леди.

– Ты мне говорил об этой Ванде, о сером «форде»… Самые серьезные ниточки, какие только мы получили. Совершенно очевидно, что женщина приезжала для разведки, она была связана с водителем машины. Поль и все члены группы, занимавшейся расследованием, были в этом железобетонно убеждены…

Габриэль сжал кулаки. Значит, бывший коллега ему солгал.

– Похоже, тебе не пришло в голову это сопоставить, – констатировала Солена. – Ничего удивительного, ведь это я в свое время установила связь.

– Сопоставить что?

– Имя Ванда Гершвиц тебе ни о чем не говорит?

Он покачал головой.

– Это девица из фильма восьмидесятых годов «Рыбка по имени Ванда». Помнишь? Джейми Ли Кертис играла роль Ванды.

Единственная картинка, которая возникла у Габриэля перед глазами, – мужчина, удящий золотую рыбку в аквариуме, чтобы проглотить ее.

– Смутно.

– Ванда принимает участие в краже бриллиантов вместе со своими сообщниками; собственно, она-то все и придумала. Как все, ты посмотрел фильм и тоже, как все, запомнил только имя героини – Ванда. Ванда Гершвиц… Если никто не обратил внимания на нашу Ванду, то именно потому, что она сделала все возможное, чтобы ее не заметили. Никакой доплаты за завтрак, номер на первом этаже с выходом напрямую на улицу, чтобы не попадаться лишний раз на глаза управляющим. Она невидимка. На протяжении пятнадцати дней она, вероятно, наблюдает за Жюли и ходит за ней следом. Может, даже заговаривает с ней – на улице, в магазине, в бассейне. Кто будет опасаться женщины? Она знала, что в ту субботу Жюли поедет кататься на велосипеде после полудня. Она предупредила своего сообщника – или сообщников – из серого «форда», которые явились, уж не знаю откуда, и взяли на себя само похищение. После чего Ванда окончательно покинула город. В похищении было задействовано несколько человек, все прошло чисто и гладко. Таков наиболее вероятный сценарий. К несчастью, несмотря на все усилия, мы уткнулись в тупик. Было уже слишком поздно. Время прошло, никто больше ничего не помнил.

Она со вздохом посмотрела на свой стакан.

– Так все ничем и закончилось в этом расследовании. Полагаю, ты в курсе насчет Лекуантра…

– Да. Столкнулся с ним вчера в коридоре гостиницы, но не узнал. Я хотел поговорить с ним этим утром. Но он по субботам не работает.

– Мы и в это поверили. А что, классный след. Местный житель, который как-то вечером в девяносто седьмом году поддался секундному порыву и чуть не изнасиловал женщину в Шамбери. Парню тогда едва стукнуло двадцать лет, но подобные люди остаются опасными зверьми. Ну, таково мое твердое убеждение… И твое было тоже.

– И осталось.

– Но это был не он, Габриэль, он работал, когда все случилось. Мы прошерстили всю его жизнь, его дом, каждый квадратный сантиметр сада, подвала, и все безрезультатно. Что стало с Жюли? Почему она? Кто такая эта Ванда? Никто не знает. Ты представить себе не можешь, как мне было грустно, когда в пятнадцатом году ассоциация распалась. Джефф не хотел больше исполнять функцию секретаря, ты был слишком далеко, у нас четверых, тех, кто продержался до конца, больше не осталось ни сил, ни желания. Искать было уже нечего. И надеяться не на что. Целых семь лет… Я ушла на пенсию с грузом этого поражения. Жюли была моей крестницей. Нет ничего хуже для жандарма, чем оказаться отстраненным от дела и жить с этим до конца дней…

Габриэль подошел и присел рядом с Соленой, приобняв ее за плечи. Он всегда питал к ней нежную привязанность. На подоконнике мурлыкала старая кошка.

– Я знаю, что ты сделала все возможное, Солена. Тебе не в чем себя упрекнуть.

Женщина опустила глаза. Габриэль почувствовал под рукой, как напрягся ее затылок.

– Есть еще что-то, что я должен знать?

Она подошла к окну, взяла кошку на руки и ласково ее погладила.

– Две вещи. Первая произошла за несколько недель до того, как я вышла на пенсию, в конце августа этого года. Ты связался со мной, чтобы попросить порыться в FNAEG[23] и выслать тебе мейлом графики, отражающие ДНК-профиль Жюли и другой молодой женщины, Матильды Лурмель.

– Генетические профили? Зачем?

– Ты ничего не захотел мне сказать… Чтобы не втягивать меня, как ты выразился. Что-то странное было в твоем голосе, вроде страха, и это давило на меня даже на расстоянии. Ты явно что-то нарыл, и это что-то привело тебя в Брюссель. Обещал все мне объяснить, когда закончишь.

– Что? Что я должен был закончить?

– Представления не имею. Поначалу я отказалась давать тебе профили. Доступ к генетическим данным отслеживается, а мне не нужны были проблемы. Но в конце концов я тебе перезвонила через несколько дней. Я это сделала и ради Жюли, и ради тебя.

– Почему Матильда Лурмель? Кто это?

– Я посмотрела в Интернете. Она одна из исчезнувших. Ей было двадцать лет, жила в Орлеане. Все случилось в две тысячи одиннадцатом. В один прекрасный день она просто испарилась и никогда больше не подавала признаков жизни.

– Как Жюли.

– Да, как Жюли. И это все, что я знаю. Могу только сказать, что ее имя даже не мелькало нигде в нашем расследовании, и я решила не копать в этом направлении, чтобы не привлекать внимания.

Габриэль ничего не понимал. Зачем ему понадобились ДНК-профили дочери и какой-то незнакомки? Какой прок от этих графиков, которые сами по себе мало что значат и к тому же совершенно неудобочитаемы? И что он делал в Брюсселе? Несомненно, это как-то связано с серым «фордом», украденным двумя шпаненками в Бельгии. Но как бы то ни было, просьба, с которой он обратился к Солене, возникла не на пустом месте: он наверняка взял серьезный след.

– Ты говорила о двух вещах. Какая вторая? – напомнил он.

– Да, да. Меня так давно подмывало все тебе рассказать, но… ты бы вломился сюда в своих сапожищах и уж точно пустил бы по ветру финал моей карьеры. Поль меня в асфальт укатал бы. Короче, сегодня он пусть делает что хочет, мне теперь плевать. И потом, дело уже четыре года как закрыто… Может, с точки зрения правосудия все и закончено, но ты-то здесь, сидишь передо мной, со своей слоновьей памятью, так что…

Габриэль выбрался из кресла, затаив дыхание. Солена смотрела на отражение его силуэта в оконном стекле. Мотнула подбородком в сторону города внизу:

– Видел эту тучу птиц и бойню той ночью? Я спустилась поглядеть на трупы, это ж просто безумие какое-то. Сразу подумалось о десяти казнях египетских, «Я наполню Египет лягушками». Исход, глава восьмая, стих два… А другой отрывок из Библии наводит на мысли о Содоме и Гоморре, городах, разрушенных огненным дождем за грехи их жителей. Может, Господь решил наслать кару на Сагас, чтобы наказать за трагедии, которые здесь разыгрались.

Кошка мурлыкала. Мягкое тепло обволокло Габриэля. Алкоголь, включенный на максимум обогреватель и мистические разглагольствования Солены… Она всегда была верующей и каждое воскресенье ходила в церковь.

– Это розовые скворцы, – кажется, они прилетели из степей Украины. Они устраиваются на ночь в окрестностях города, чтобы уберечься от хищников, перед тем как отправиться напрямую в Испанию. Я в жизни не видела такого явления. Они все кружат и кружат, иногда даже похоже на торнадо. Банди целыми днями их разглядывает. Вчера он буквально слюной изошел. Наверняка его с ума сводит, что у него нет крыльев.

Женщина выпустила кота и повернулась к Габриэлю, исполнившись решимости:

– Ты на машине?

Он помахал ключом. Она налила себе прощальный стаканчик и сняла с вешалки жакет, который носила еще двенадцать лет назад. На пару с перуанским пончо это выглядело круто.

– Поехали, – бросила она.

– Куда это?

– На старую гидроэлектростанцию на озере Мируар.

Очень скоро «мерседес» уже поднимался по другому склону долины. Между елями шумели водопады, дорога превратилась в асфальтовую тропинку, ведущую к едва различимой скале на вершине. Габриэлю пришлось включить фары. На высоте около пятисот метров над городом они погрузились в толщу облаков.

Дорожные щиты указывали на въезд к гидроэлектростанции, закрытой несколько лет назад. Следовало хорошо знать эти места, чтобы не пропустить поворот с ведущей на вершину дороги и двинуться в сторону леса по едва различимому проезду. Габриэль осторожно объезжал корни, взломавшие асфальт на старом подъездном пути. По словам Солены, работы по демонтажу станции начались в 2009-м, вела их EDF[24], которая планировала построить вместо нее новую, более современную. Электростанция на озере Мируар была возведена аж в 1936 году и стала одной из первых во Франции, использующей для передачи энергии систему насосов. Все работы по ее разборке и сносу были остановлены через шесть месяцев, в разгар зимы, и более не возобновлялись. Никто не знал почему.

За очередным поворотом открылось озеро Мируар. Своим названием[25] оно было обязано той чистоте, с какой его зеркальная гладь отражала склоны окружающего его гранитного цирка, этого изумительного природного ансамбля из скал различных оттенков, от темно-серого до молочно-белого. При благоприятной погоде – в солнце и безветрие – на его берегах возникало ощущение, будто падаешь в бездонную дыру, возникшую в горах.

Но сейчас озеро было лишь темным провалом, утопавшим в туманах. Проехав еще километр, Габриэль припарковался на стоянке за зданием с высоким металлическим фасадом и множеством застекленных проемов под неплохо сохранившейся крышей-террасой. С наружной стороны навесные конструкции, пилоны и электрическая проводка были уже разобраны. Три гигантские трубы напорного водовода, идущие из верхнего бассейна, по-прежнему выступали из скалы, впиваясь ниже в бетонные стены. Восьмьюдесятью метрами выше едва угадывалась забутованная площадка дамбы. Габриэль вспомнил, как, когда станция еще работала, яростные воды другого высокогорного водоема – Черного озера, расположенного выше по склону, – по команде нагнетались в трубы, что позволяло запускать все четыре турбины одновременно и таким образом снабжать электричеством часть населения Сагаса.

– Нам нужно то, что там, внутри, – заявила Солена.

Она не пожелала ничего ему рассказать, решив устроить сюрприз. В свое время начальство стройплощадки повесило замок на металлические двери центрального блока, но его давным-давно сломали – возможно, исследователи заброшенных зданий.

Они прошли под фронтоном, украшенным фреской с изображением движущих сил озера Мируар. Цветная керамическая плитка, еще не поврежденная или не украденная, покрывала потрескавшиеся стены. Чуть дальше они миновали залы с похожими на гигантских улиток турбинами, подключенными к массивным генераторам. В одном из закоулков гулко капала вода, издавая «плюх!», как в глубине пещеры. Агонизирующее здание еще дышало.

– Тут ни черта не видно, – заметила Солена. – Надо было захватить фонарик.

– Надо всегда при себе фонарь иметь, когда наступает черная смерть.

– Dixit[26] человек, потерявший память. Еще и стихами.

Солена включила в своем мобильнике встроенный фонарик. В конце коридора они поднялись по огражденной проволочной сеткой винтовой лестнице с заржавевшими ступеньками. Габриэль представил, как тяжело было здесь работать, особенно зимой, в оглушительном грохоте нагнетаемой воды, в одиночестве и пронзительном холоде. В тот момент, когда они заходили в верхний зал, ледяная струя ударила им прямо в лицо. Солена закричала, прижав ладони к глазам. Габриэль согнулся пополам, горло жгло огнем.

Слезоточивый газ.

Металлический грохот на лестнице: какая-то масса неслась вниз по ступенькам. Габриэль схватился за перила, выкашливая внутренности. Череп пульсировал, ощущение такое, будто в глаза попали металлические опилки, но это не помешало ему разглядеть внизу надвинутый капюшон. Он повернулся к Солене, упавшей на колени. Изо рта у нее текла слюна.

На заплетающихся ногах и с хрипящим горлом он начал спускаться. Попытался сглотнуть – показалось, что он сожрал горсть гвоздей. Стук подошв о металл буравил барабанные перепонки.

Наконец-то свежий воздух… Габриэль распахнул глаза, невольно усилив боль от ожога. Какая-то фигура быстрым шагом огибала озеро, уже почти растворившись в тумане. Ярость превозмогла боль, и Габриэль побежал. Но сердце будто взорвалось в груди. Через сто метров, едва не задохнувшись, он остановился и уперся руками в колени. Минуту спустя по лесу разнесся шум мотора и затих вдали.

Габриэлю потребовалось время, чтобы прийти в себя, он долго сплевывал, избавляясь от химического привкуса во рту, прежде чем вернуться на станцию. Поднял меховой ворот и спрятал нос под молнию куртки. Солена со слезящимися глазами сидела в углу. Опустившись перед ней на корточки, Габриэль осмотрел повреждения: вместо глаз два шарика от пинг-понга.

– Не трогай глаза, главное, не три их. Ты что-нибудь успела увидеть? Лицо?

– Ничего… А ты?

– Немногое. Шарф, капюшон, перчатки… Ушлый парень. Он поставил машину недалеко от того места, где мы въехали на станцию.

Он выпрямился, с трудом пытаясь понять, что с ними только что произошло. Все случилось так быстро.

– Что мы здесь делаем, Солена?

С болезненной гримасой она ткнула в бесконечное пространство зала:

– На стене, там…

Осторожно ступая, Габриэль двинулся вдоль тесного прохода, построенного над залом, занимаемым генераторами, под путаницей балок и несущих металлических конструкций крыши. Через узкие окна он видел черные воды ледяного озера, по берегу которого вилась дорога.

И тут его взгляд уперся в слова, написанные красным на стене справа, между двумя бетонными колоннами:

Я ЗНАЮ, ГДЕ ОНА

Габриэля пробрала дрожь. Под надписью – тщательно выполненный той же краской рисунок размером сантиметров пятьдесят. Он узнал увеличенное изображение подвески, которую носила Жюли: книга в узорной обложке с изящно переплетенным орнаментом. Он обернулся к Солене, опиравшейся на перила:

– Объясни.

Она все никак не могла перевести дыхание.

– В середине две тысячи семнадцатого… Твоя бывшая жена получила анонимное послание, отправленное из Сен-Жерве… В конверте лежала вырванная из романа страница… Из букв, обведенных на ней, составлялась фраза. Страница сто двенадцать, до сих пор помню. А роман – «Десять негритят» Агаты Кристи. И… и там говорилось: «Ключи к разгадке находятся на станции на озере Мируар»… Поэтому мы явились сюда и обнаружили то, что ты видишь… Другие надписи, там дальше, появлялись с течением времени… Апрель восемнадцатого, февраль девятнадцатого…

Оглушенный, Габриэль сделал несколько шагов. Он понял, почему Поль так спешил избавиться от него, не допустить, чтобы он встретился с Коринной, почему не отдавал остальное досье. Между следующими колоннами друг под другом были написаны слова. Он прочел сверху вниз:

– «Лакал», «лавал», «нойон», «абба», «xanax»[27]. Что это значит?

Солена подошла ближе. Потрогала кончиком указательного пальца последнее слово. На пальце остался красный след.

– «Хanax» здесь не было. Он только что его добавил.

Габриэль принюхался. Свежая краска.

– Это палиндромы, – пояснила Солена, – слова, которые одинаково читаются слева направо и справа налево. Мы не знаем, кто и зачем несколько раз приходил сюда, чтобы их написать, в этом нет никакого смысла. «Лакал» – глагол, «Лавал», видимо Лаваль, и «Нойон» – названия городов, «Абба» – музыкальная группа. Что до «Хanax» – это, кажется, успокоительное.

– А вы не пробовали переставлять буквы, восстанавливать фразы?

– Это ничего не дало. И неудивительно, раз список неполон.

– А отпечатки?

– Никаких. Мы даже связались с полицией Лаваля и Нойона, задавали вопросы, но безрезультатно. По-моему, эти палиндромы описывают определенный психологический профиль того, кто их пишет. Этот тип любит «Аббу», как-то связан с Лавалем и Нойоном. Не исключено, что он заодно страдает депрессиями или просто слаб на голову. Какая-то хрень в этом роде…

Габриэль перечитал список:

– По-твоему, это соответствует профилю похитителя?

– Поди знай.

Он отошел вправо, снова посмотрел на фразу. Она леденила ему сердце.

– «Я знаю, где она»… По твоим словам, он написал это около трех лет назад. И он появляется на следующий день после того, как на берегу Арва обнаружили тело, чтобы оставить нам новые знаки.

Габриэль сжал кулаки. Подумать только, они же едва его не поймали! Солена прислонилась к перилам.

– Черт, прямо из рук ушел. Как я выгляжу?

– Как будто ты засунула башку в микроволновку.

Она аккуратно потерла глаза.

– Есть еще одна вещь, которую ты должен знать. Твоя бывшая жена получила еще пять анонимных посланий. Отправлены они из разных городов. Шамони, Клюз, Анси… Предполагается, что их посылал один и тот же человек. Кто-то из местных, по всей видимости.

Габриэль почувствовал, как у него отчаянно забилось сердце.

– Опять страницы из романа?

– Да, из старых детективов с загадочной завязкой. Конан Дойль, Агата Кристи, Морис Леблан… Корифеи жанра, мэтры манипуляций и ложных наводок. И не абы какие страницы. Мы проверили: всегда те, которые предшествуют финальному разоблачению.

Начитанный псих, подумал Габриэль.

– Жюли обожала такие романы…

– Это всем известно.

– И тот же прием обведенных букв?

– Да, синей шариковой ручкой. Буквы всегда образуют однотипные фразы, если расставить их в правильном порядке. «Я знаю, кто виноват», «Ответ в этих строках», «Она страдает из-за вашей тупости». А в «Полой игле» Леблана он еще и подчеркнул один абзац. «Отчего этот страх? Будто что-то давит… Разве с Полой иглой не покончено? А может быть, мое решение неугодно судьбе?»

Солена помнила фразы наизусть. У Габриэля мурашки побежали по коже. Глядя на эти странные послания, нетрудно было представить себе психологическое состояние Коринны. Он вспомнил взгляд, который она бросила на него в бригаде, ее угнетенный вид, страх в глазах. Эти письма не давали ей думать ни о чем другом, кроме Жюли. Они запрещали ей забыть.

– Мы, конечно, просмотрели списки клиентов книжных магазинов Сагаса, но это опять-таки никуда не привело. Я и сегодня еще пытаюсь понять, сидя у себя дома… А правосудие, со своей стороны, не установило связи между этой историей с вырванными страницами и палиндромами и похищением Жюли. Два эпизода не были объединены.

– Быть такого не может.

– К моменту, когда все это началось, дело об исчезновении твоей дочери было уже год как сдано в архив. И имя Жюли в письмах не упоминается. Везде говорится просто «она». Автор вполне мог нарисовать подвеску, основываясь на листовках, которые мы когда-то раздавали. У Коринны не было другого выхода, кроме как подать жалобу на некоего Икс за преследование. Ты же знаешь, что это значит. Дело никогда не считалось первоочередным, его просто засунули под кипу таких же папок с правонарушениями, которые, как зараза, расползаются по долине.

Габриэль не находил слов. В голове не укладывалось.

– Я знаю, Габриэль, знаю… Но Фемида – старая дама, она не выплясывает под чужую дудку по первому требованию. Разве что мы бы поймали типа, который с нами играется, и он бы дал серьезные показания относительно похищения твоей дочери, тогда, вполне вероятно, судья Кассоре согласился бы достать досье из дальнего ящика. Несмотря ни на что, Поль бьется, он не опустил руки. Ты же его знаешь. Как только у него выдается свободная минута, пусть даже в его личное время, он работает над этим делом. И предпочитает засиживаться в кабинете, а не дома. Ни для кого не секрет, что у них не очень ладится с Коринной…

Габриэль ничего не сказал, но прекрасно понимал, что Коринна не может ничего построить заново, пока не узнает о судьбе Жюли.

– …Короче, Поль глубоко убежден, как и все мы, что оба дела связаны, и он ищет. Поверь мне, он ищет.

Габриэль снова увидел Поля в кабинете и в шале. Его вздохи, его вид старой апатичной улитки. Он просто делал вид. Его инстинкты охотника никуда не делись и были все так же обострены, как и в первый день службы. Он здорово провел бывшего друга.

Солена указала на стену:

– Этот анонимщик – игрок. Когда он говорит о «ключах к разгадке», он сводит все это к чертовому ребусу, решение которого надо найти, как в тех паршивых детективных романах. Он словно бросает нам вызов, словно заявляет: «Посмотрим, кто круче!» Кстати, если палиндромы нас пока еще никуда не привели, то вот подвеска дала новые факты.

– То есть?

Веки Солены так опухли, что ее поле зрения теперь ограничивалось двумя узкими горизонтальными щелочками.

– Обнаружив этот рисунок, мы решили побольше узнать о самой безделушке. По словам Луизы, Жюли утверждала, будто купила подвеску в ювелирном магазине в центре Сагаса, в «Золотой звезде». Даты она не помнила, но, порывшись в фотоальбомах, которые хранит твоя бывшая жена, мы выяснили, что подвеска впервые появляется на шее твоей дочери в сентябре две тысячи седьмого. Предыдущее фото Жюли датируется апрелем того же года, и там она ее еще не носит. Вероятно, она получила подвеску между этими двумя датами.

– Летом две тысячи седьмого…

– Ну да. В две тысячи восемнадцатом ювелирный магазин закрылся, но Поль устроил, чтобы мы смогли допросить тогдашнюю владелицу. Она заверила, что никогда не продавала такой подвески в своем магазине. Очевидно, Жюли солгала.

Габриэль никогда не обращал внимания на это украшение. Жюли постоянно такие покупала. Он сжал перила, посмотрел на гигантские турбины внизу.

– Какая причина может толкнуть девушку солгать о происхождении украшения?

– Кража? Или она его нашла и не стала никому говорить? Может, оно было довольно ценным. Или же это чей-то подарок, который она решила выдать за покупку? Любовная история? Я не знаю. Но факт есть факт: во-первых, автор рисунка обратил наше внимание на деталь, которую ни один из нас не заметил. И во-вторых, у Жюли были секреты, которые она никому не раскрывала.

– И даже этой информации оказалось недостаточно, чтобы связать жалобу на некоего Икс и дело моей дочери?

Она покачала головой и утерла слезящиеся глаза:

– Судья Кассоре – материалист, он хочет доказательств. По его мнению, десять лет спустя владелицу магазина могла подвести память.

– Отговорки…

– Угу. Но это открытие всегда наводило меня на мысль, что в самой фразе все правда, – сказала она, указывая на стену. – Говнюк, который брызнул газом нам в морду, действительно знает, где твоя дочь, иначе с чего он так озверел? Замешан он в ее похищении? Сообщник? Или простой свидетель? Во всяком случае, он знает. Эта сволочь знает, он местный и играет с нами. С Коринной и Полем. Он хочет свести их с ума.

Габриэль взялся за свой новый мобильник. Сфотографировал надписи.

– И по любопытному стечению обстоятельств Эдди Лекуантр работал на этой станции, – бросил он.

– Представь, мы тоже сопоставили оба факта. Но если он автор посланий, рискнул бы, по-твоему, он сделать такую глупость и явиться сюда, прекрасно зная, что стоит в Сагасе случиться какой-нибудь пакости, как первым делом подумают на него?

– Я его не знаю.

– Ты его знал, ты к нему прицепился не хуже лобковой вши. У парня коэффициент интеллекта на уровне дебила, он не из тех, кто может загадывать загадки или читать детективы. А вот тип, который пишет все это, вполне способен специально наводить нас на след Лекуантра, чтобы запутать и сбить с толку. Он так играет с нами. Кстати, когда обнаружились эти надписи, мы опять занялись Лекуантром, задали ему пару-тройку вопросов проформы ради. Но это не он.

– А обыск?

– Новый обыск у Лекуантра, ты хочешь сказать? Шутишь? Судья Кассоре ничего такого нам не позволил и даже по рукам надавал. В очередной раз сурово напомнил, что дело Жюли Москато и данное расследование никак не связаны, а в отношении Лекуантра мы не располагаем «серьезными и полноценными уликами, указывающими на его виновность». Он из тех судей, которые нерушимо придерживаются защиты свобод, если ты понимаешь, о чем я.

– «Не располагаете серьезными и полноценными уликами…» – повторил Габриэль.

Он схватил Солену за руку и потащил к лестнице:

– Совпадение это или нет, но сегодня Лекуантр не работает в гостинице. Дай мне его адрес.

– Нет, Габриэль. Нас и здесь-то быть не должно.

– Я и сам его добуду, только придется потерять время. Так что давай его сюда, и я подъеду глянуть, что там. Напавший на нас наверняка натерпелся страха. Я сразу увижу, не запаниковал ли Лекуантр.

– Не знаю, я…

– Что бы ни случилось, мы с тобой сегодня не виделись. Сюда мы не приезжали. Я подвезу тебя домой. У тебя не будет проблем.

– Плевать мне на проблемы. Я о тебе думаю. Я тебя знаю, и…

– Хуже уже не будет.

Габриэль был настроен очень решительно, и Солена в конце концов сдалась и объяснила, что Лекуантр живет в четырех километрах от каменоломни, рядом с шоссе, идущим в сторону Орньяка. Когда же она уселась на пассажирское сиденье и увидела, как Габриэль с тем же, что и двенадцать лет назад, выражением почуявшего добычу охотника, с визгом шин рванул автомобиль с места, то пожалела, что открыла ему правду.

Хищника выпустили на арену. И кончится это наверняка плохо.

Гудок в телефонной трубке. Наконец там подходят. Прерывистое дыхание. Дрожащее «алло».

– Мама? Это ты?

С наступлением ночи туман сгустился. Габриэль доверился указаниям GPS на своем мобильнике – точность этих приборчиков оказалась поразительной. Добравшись до внушительных скал каменоломни, он съехал на обочину. Фары скользили по очертаниям тракторных отвалов, подъемных кранов, каменных глыб, вырванных из чрева земли и сложенных в штабеля, как бревна. Голос матери согрел его. Она хотела знать, где он, все ли у него в порядке.

– Послушай, мама, я… со мной ничего серьезного, не волнуйся, но у меня небольшие проблемы с памятью. Я много чего забыл, и среди прочего – почему я вернулся в Сагас. Отсюда я тебе и звоню.

– Сагас? Проблемы с памятью?

Габриэль ограничился тем, что повторил слова невропатолога о приступе амнезии: рассказал, что проснулся накануне, потеряв память. Это не опасно, вопрос нескольких дней, но ему нужна ее помощь, чтобы вспомнить. На одном дыхании осведомился о ее здоровье. Более-менее. Она перебралась в приют при монастыре после череды падений, одно из которых в прошлом году стоило ей перелома бедра. Габриэль встревожился, но не подал вида.

– Ты не объявлялся уже несколько недель, – добавила она. – Ты не отвечаешь на звонки… Подожди…

Он услышал, как она с кем-то разговаривает. Наверно, с медсестрой. Хлопнула дверь.

– Последний раз я тебя видела уже… не припомню, два или три месяца назад? Ты приезжал установить какой-то бронированный сейф у меня в стенном шкафу. Ввинтил какие-то штуки в пол и залил бетоном, чтобы его нельзя было вырвать. А на следующий день принес пакеты и сложил их туда.

– Что за пакеты?

– Ты мне не сказал, а открыть сейф я не могу, у меня нет ключа. Очень крепкая штука. «Старк»[28] что-то там.

Габриэль повертел шнурок с ключом, висевший у него на шее:

– Что еще ты знаешь? Я встречаюсь… с какой-нибудь женщиной?

– С женщиной? Откуда мне знать, ты про свою жизнь больше ничего не рассказываешь. Наверняка ты впутался в какие-нибудь темные делишки, если уж решил что-то у меня спрятать. И я терпеть не могу, что ты сделал со своей головой, у тебя были такие красивые волосы. Ты мне только сказал, что скоро у тебя, наверно, появятся ответы. Мол, ты узнаешь, что случилось с моей внучкой…

Габриэль почувствовал жар в животе. Значит, он не отступился. Он сжал ключ в кулаке.

– Ты все время искал владельцев того серого «форда», Габриэль. Все эти годы… На неделе ты подрабатывал то здесь, то там, чтоб на хлеб хватало. А после того как узнал, что машину угнали с парковки торгового центра в Бельгии, ты по воскресеньям или иногда по вечерам отправлялся туда, ездил вокруг Брюсселя по всяким городкам. Спал в гостиницах, иногда в машине, расспрашивал людей, собирал записи с камер, показывал фотографии… Господи, да ты и не жил почти…

Габриэль представил, как мотается от магазинчика к магазинчику в торговой зоне Икселя, обходит одну за другой все улицы, уверенный, что похититель кто-то из местных. Посмотрел на силуэт землечерпалки, потом на тонущую в подступающих сумерках дорогу.

– А имя Матильды Лурмель тебе о чем-нибудь говорит? Я тебе о ней рассказывал? Молодая женщина лет двадцати, исчезнувшая в две тысячи одиннадцатом году.

– Никогда не слыхала.

Он завел мотор.

– Спасибо, мама. Ключ от сейфа у меня с собой. Я скоро приеду.

Он еще немного поболтал с ней и повесил трубку. Каждая деталь его прошлого была кусочком пазла, которая только путала его, а не вносила ясность. Что было в сейфе, если он предпринял такие радикальные меры? Почему он решил спрятать это что-то у матери, а не в собственной квартире?

Еще через десять километров он приехал в Орньяк. Шале, разбросанные на альпийских лугах, едва заметный свет в окнах. Он свернул на горный склон, доверился указаниям женского голоса в своем мобильнике, ведущего его несмотря на густой туман. Налево и направо отходили ответвления дороги, позволяющие добраться до уединенных жилищ. Габриэль свернул на одно из них и припарковался, когда GPS-навигатор сообщил, что искомый адрес находится в двухстах метрах.

Стоило выйти из машины, как его тут же пробрал холод. Он еще чувствовал в глубине горла пощипывание слезоточивого газа. Из головы не шли палиндромы. Почему упоминался Нойон и Лаваль, а не Сагас, который тоже читался в обоих направлениях? Зачем выдавать по каплям эти столь особенные слова?

Тропинка вела к запертой двери гаража. Над ним возвышалось сложенное из бруса шале с деревянной лестницей и балконом. Парабола дорожки словно указывала на него обвиняющим перстом.

Никакого света. Пробравшись по саду, Габриэль обошел строение. У стен навалена куча поленьев, досок, садового инвентаря. Он поискал, нет ли баночек с краской, приблизил нос к застекленному проему, не прикасаясь к нему. Непроглядная темнота внутри. Он на всякий случай постучал. Никого. Натянул на ладонь рукав свитера, попробовал открыть входную дверь. Заперто. Вернулся к оконному проему позади дома; классическая модель: достаточно надавить, чтобы язычок замка поддался и можно было открыть.

Через минуту он был уже в гостиной.

Похищение… Незаконное лишение свободы… Убийство… Слова крутились у него в голове на манер скворцов.

Неужели Габриэль стоял на пороге истины после двенадцати лет поисков? Существует ли связь между Жюли и другой исчезнувшей девушкой по имени Матильда Лурмель? На ощупь продвигаясь по гостиной Эдди Лекуантра, он чувствовал, как напрягаются его мускулы, словно тело угадывало то, чего не знала голова. Судя по всему, сюда его привела целая череда событий, как будто он следовал по белым камешкам.

Он не смог затворить стеклянную фрамугу из-за поврежденной задвижки. Ледяной воздух проник в дом. Он вздрогнул, когда его телефон издал пронзительный звонок посреди полной тишины. Номер Поля. Он тут же сбросил вызов. Он видел единственную причину, по которой жандарм решил с ним связаться: тот получил результаты анализа ДНК тела на берегу. С комом в горле, в ожидании, пока поступит сообщение на голосовую почту, он осмотрел гостиную. Трусы и носки на алюминиевой сушилке. Бутылка виски на низком столике рядом с пустым стаканом. Пара теплых тапочек у входной двери. Личное пространство одинокого человека, живущего затворником, который целыми днями собирает постельное белье в безликих гостиничных номерах и драит унитазы.

Подошел к телевизионной тумбе, открыл. Диски DVD аккуратно выстроены в ряд, чтобы названия были ясно видны на ребре футляров. Габриэль воспользовался светом от мобильника, чтобы прочесть. Ужастики, военные фильмы, детективы. Достал несколько штук, обнаружил второй ряд в глубине. Порнуха. Старая классика, но и кое-какие более экзотические, судя по постерам, полнометражные фильмы: латекс, покорные женщины, доминирование…

Он выпрямился, поискал книжные полки или просто книги, не нашел. Он не из тех, кто читает детективные романы, сказала Солена. Но, как и с DVD, Лекуантр мог хитрить, не выставляя свою игру напоказ. Открыв и потом закрыв несколько ящиков, он отправился в прихожую, обнаружил лестницу, ведущую в подвал; все это время он не спускал глаз с экрана мобильника, пока наконец не пришло новое сообщение. Он остановился у последней ступеньки, сделал глубокий вдох и включил автоответчик: «Это Поль. Со мной связалась Солена Пелтье. Я знаю, что вы были на гидроэлектростанции, знаю про новую надпись и про нападение. Еще она сказала мне, что ты собирался навестить Лекуантра, и не только, чтобы поздороваться. Она боится за тебя. Не делай этой глупости и позвони мне».

Габриэль нажал на отбой, разозлившись на Солену. Огляделся вокруг. На стене висели гоночный велосипед, поливочный шланг, секатор. Прямо посередине гаража – газонокосилка и машина для рубки кустарника. Лекуантр явно не держал здесь автомобиль, а использовал это место как чулан. Габриэль приподнял кусок брезента, укрывавший кучу дров, заметил металлические банки разного размера. Морилка, лак, белая краска. Кисти отмачивались в растворителе или в мутной воде, но ничего красного. Подошел к стоящему слева верстаку с наваленными инструментами. Рабочая поверхность покрыта пылью и опилками, и только вокруг большого металлического шкафа с множеством ящиков было полно следов от подошв.

Кто-то здесь топтался, ровно на этом месте.

Он взял лежащие рядом садовые перчатки и надел их, прежде чем осмотреть ручки ящиков: на четвертом было меньше всего пыли. Он потянул его, приблизил мобильник, чтобы было лучше видно. Перед ним появилось лицо Жюли.

Габриэль вытащил три листовки, отпечатанные вечность назад его ассоциацией. Он постарался держать нервы в узде. В свое время эти листки раздавались, кажется, повсюду в городе, лежали во всех магазинах. Наверно, Лекуантр взял несколько, а потом засунул их сюда. Но почему парень полез в ящик через двенадцать лет после исчезновения его дочери?