О генерале Клебаничеве в стенах Министерства обороны ходило множество легенд, однако ни одна из них не соответствовала действительности. Не только случай помог генералу занять эту престижную должность, но и умение приспосабливаться к любой, даже самой нестабильной ситуации.
Впервые о Клебаничеве в кремлевских кулуарах заговорили во время августовского путча, когда он наотрез отказался выводить свою танковую часть на улицы столицы. Естественно, такой рискованный шаг не мог остаться незамеченным, и после победы российской демократии афганского героя повысили в звании и приблизили ко «двору». С тех пор карьера генерал-майора Клебаничева круто поползла вверх. И даже излишняя прямота играла ему на руку – некоторые считали его этаким недалеким солдафоном и никогда не брали в расчет. К нему относились с легким пренебрежением, дескать, мужик он, конечно, хороший, но совсем не политик и не искушен в аппаратных играх.
Однако, вопреки укоренившемуся мнению, из всей старой гвардии, которая в свое время сплотилась вокруг Руцкого, выжил один Клебаничев. И не только выжил, но и стал крупной политической фигурой в военной сфере. Проводимая им реформа технического обеспечения армии нашла благосклонный отклик у всех – начиная от главы государства и оканчивая рядовыми срочной службы.
Никто и не подозревал, что генерал Клебаничев «выбился в люди» по чистой случайности. Судьба повернулась так, что в октябре девяносто третьего он сумел избежать участи своих наставников и покровителей – Руцкого, Хасбулатова и других путчистов второго поколения. В те минуты, когда единомышленники чеченского профессора избирали нового российского президента, Клебаничева схватил острый приступ аппендицита. Генерала пришлось срочно госпитализировать, и о развитии дальнейших событий Клебаничев узнал от весьма словоохотливой медсестры. Узнал и мысленно перекрестился. Он вышел из больницы уже после того, как войска по приказу Ельцина обстреляли Белый дом, а Руцкой уже сидел на Лубянке.
В первое время сослуживцы Клебаничева смотрели на него с недоверием, так как генерал никогда не скрывал своей дружбы с Руцким. Но дружба дружбой, а служба службой. А служил Клебаничев совсем неплохо, точнее, образцово-показательно. Знал о проблемах армии не понаслышке, лично объездил вдоль и поперек военные объекты даже на Крайнем Севере. Его грубоватый юмор и широкая белозубая усмешка не могли не понравиться, и вскоре генерал нашел множество своих почитателей в лице младшего и среднего командного состава Российской армии.
Клебаничев и вправду делал все, что было в его силах – выбивал из государственного бюджета астрономические суммы на нужды военных, помогал вдовам, ветеранам афганской войны и всем, кто был обижен властью. Правда, среди президентского окружения в то время ходили слухи, что Клебаничева скоро отправят в отставку, но он сам не верил этим слухам. Работал, обивал пороги кремлевских кабинетов, выступал по телевидению с резкой критикой политики по отношению к военным, предлагал укреплять армию не за счет количества, а качества, по западному типу. Короче, стал героем дня. Знакомые журналисты и психологи помогли Клебаничеву создать его собственный имидж, и вскоре генерал сделался любимцем публики. Особенное расположение он снискал у женщин старше сорока и у совсем молоденьких призывников. Никто уже и не вспоминал о дружбе Клебаничева и Руцкого. О ней попросту забыли.
Оставшийся у руля глава государства решил показаться великодушным – не прошло и года, как по его распоряжению всех путчистов выпустили из тюрем. И не только реабилитировали, но и разрешили заниматься политической деятельностью. Так что теперь Клебаничев мог вполне законно баллотироваться хоть в президенты.
Но тут началась чеченская война, и генерал, взвесив все «за» и «против», решил на свой страх и риск пойти против политики, проводимой правительством. И снова оказался в выигрыше, так как в конце концов первая чеченская кампания закончилась полным провалом. Те, кто ратовал за жесткие меры, оказались не у дел, те, кто слишком активно поддерживал независимость чеченского народа, тоже. И лишь генерал Клебаничев, твердивший долгие месяцы, что позор – посылать на смерть верных сынов Отечества без соответствующей подготовки и экипировки, вновь оказался героем. О его реформе в армии, об этой идефикс, вдруг заговорили все – журналисты, военные, депутаты парламента, члены правительства. А затем и сам президент посчитал нужным встретиться с генералом, чтобы обсудить тонкости перехода военной экономики на новые рельсы.
Короче, генерала Клебаничева можно было смело назвать счастливчиком – в пятьдесят два года он имел все: положение в обществе, любимую работу, без которой любой нормальный мужик чувствует себя неполноценным, а также некоторую сумму под реализацию своего проекта.
Но самой большой гордостью генерала была его дочь – молодая, красивая, подающая надежды журналистка. Из принципа Клебаничев никогда не старался помочь Светлане – в университет девушка поступила без всякого блата, да и затем пробивала себе дорогу сама. Этот факт льстил самолюбию генерала, и он частенько сокрушался, что у него нет сына.
«Что дочь, – думал он, – выйдет замуж, поменяет фамилию, и тогда прощай, династия Клебаничевых!»
Подсознательно генерал оберегал дочь от мужчин, потому что больше всего на свете боялся замужества Светланы. Он требовал, чтобы девушка возвращалась домой не позже одиннадцати, чтобы отчитывалась, с кем и где провела вечер. Никогда не брал Свету с собой за город на пикники, куда его коллеги ездили с семьями. Он не баловал девушку дорогими подарками, практически не давал денег на мелкие расходы. Воспитывал в строгости и все время повторял, что если Светлана попадет в беду по своей вине, то он и пальцем не шевельнет, чтобы ей помочь.
Когда дочь не вернулась домой ночевать, генерал особенно не беспокоился. Он давно предчувствовал, что в душе Светланы зреет протест против его жестких методов и рано или поздно дочь сорвется. Клебаничев был уверен, что она назло ему закрутила роман с каким-нибудь сопляком из журналистской братии. Генерал не сомневался, что этот роман скоро закончится и дочь вернется домой. И вот тогда он заставит ее с уважением относиться к отцовским чувствам, припомнит ей все мелкие провинности!
Однако на следующее утро, получив факс от «Ангелов справедливости», Клебаничев пожалел, что не начал искать дочь раньше. Теперь обращаться в ГУВД было опасно, и он на свой страх и риск решил провести самостоятельное расследование, подключив к этому делу своего старого приятеля полковника Кузьмина. Тот, хотя и был загружен работой по горло, отнесся к просьбе друга на удивление серьезно. Он пообещал связаться с самым толковым агентом и поручить ему поиски Светланы. Генерал Клебаничев считал, что, в отличие от остальных ведомств, ФСБ всегда отличалась нестандартным мышлением и умением раздувать из мухи слона. Но в данный момент это оказалось на руку Клебаничеву, и он не стал возражать.
Когда же полковник Кузьмин погиб, генерал понял: проблема действительно гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Теперь Клебаничев догадался, что полковник согласился помочь ему не только потому, что они пили «на брудершафт». Скорее всего пропажа его дочери и «Ангелы справедливости» каким-то образом переплетались с делом, расследованием которого уже занималась ФСБ.
И Клебаничев запаниковал. Он чувствовал себя лисом, затерявшимся в подземном лабиринте, из которого нет безопасного выхода. Генерал понимал – Светлану вернут ему лишь тогда, когда он сообщит похитителям какую-то ценную информацию либо окажет иную весомую услугу. Он был готов пойти на любые условия, но сомневался, что преступники станут играть с ним по-честному и, вероятнее всего, в конце концов убьют его дочь…
Лишь встреча с Жиганом немного успокоила павшего духом генерала. Тот заразил Клебаничева своей уверенностью, силой, неким внутренним потенциалом. После встречи с ним генерал вдруг стал замечать, что лето подходит к концу, что на улицах столицы множество красивых женщин, покрытых средиземноморским загаром. Его мысли потекли в несколько ином направлении, и Клебаничев подумал, что давно не заглядывал к Ангелине.
С Ангелиной Довгелло генерал познакомился в частной клинике профессора Карена Оганесяна, где Ангелина лечила какие-то женские болячки. В этой же клинике Марии, жене Клебаничева, сделали сложнейшую операцию, которая, увы, не помогла, а лишь продлила мучения несчастной на несколько долгих недель. У жены генерала был рак матки, причем в тяжелой форме. Клебаничев потратил уйму денег на дорогостоящие швейцарские лекарства, на маститых российских профессоров, на клинику, один день пребывания в которой равнялся его месячной зарплате, и все без толку.
Но зато в этой модной клинике он познакомился с Ангелиной, красавицей женой одного из советников литовского посольства. Клебаничев не сразу смог оценить по достоинству эту женщину, говорившую по-русски с легким, но характерным прибалтийским акцентом. Лишь спустя год он понял – ради этой встречи стоило выложить не одну тысячу долларов.
А встретились они совершенно случайно. В тот день генерал, как обычно, ровно в восемь вечера приехал навестить жену. Он уже давно смирился с мыслью, что Мария вскоре покинет его. Как ни странно, но этот факт особенно не печалил генерала. Клебаничев никогда особенно не любил жену и даже не уважал, потому что при всей ее образованности Мария была довольно-таки тяжелым и деспотичным человеком. Все совместно прожитые годы она и ее родственники попрекали Клебаничева тем, что он якобы женился на ней по расчету. Это было правдой, но только наполовину.
Через неделю после того, как Клебаничева познакомили с Марией, ее отца назначили министром легкой промышленности. Естественно, это сыграло немаловажную роль, когда Клебаничеву, выпускнику танкового училища, пришлось выбирать себе невесту. Он три года встречался со смешливой продавщицей Галкой и уже всерьез подумывал о женитьбе. Галка была классной девочкой, высокая, красивая, легкая в общении. На ее фоне Мария выглядела холодной, как медуза. Поразмыслив, Клебаничев остановил свой выбор на Марии, в глубине души надеясь, что новоиспеченный министр поможет молоденькому лейтенанту продвинуться по службе. Клебаничев особенно не скрывал, что женился на Марии ради карьеры. Он даже гордился своей позицией. Однако тесть оказался настолько принципиальным, что пальцем не пошевелил ради счастья единственной дочери. И утонченной Марии пришлось бросить консерваторию, чтобы отправиться вслед за мужем в таджикские степи.
У них не было детей ровно десять лет. Это могло послужить веской причиной для развода. Тем более что отца Марии вскоре перевели на другую, менее престижную работу, а затем и вовсе отправили на заслуженный отдых. Но Клебаничев ни разу не попрекнул свою жену и, что самое парадоксальное, изменил ей только дважды. Возможно, повстречай он Ангелину в те годы, его жизнь повернулась бы по-иному. Но в Таджикистане на фоне оплывших от жары и безделья жен прапорщиков и офицеров Мария выгодно выделялась своей образованностью и утонченностью. И Клебаничев продолжал плыть по течению.
Когда родилась Светланка, он был вне себя от счастья, хотя ждал сына. Впервые увидев крошечное, сморщенное лицо своей дочурки, едва не задохнулся от жалости к этому несмышленому существу – его плоти и крови, его частичке. Узнав о долгожданном рождении внучки, родители Марии тут же примчались в часть, навезли кучу подарков и обещали сделать все возможное, чтобы вытащить Клебаничева из этой грязной дыры. Через полгода его перевели в Рязанскую область, где он прослужил семь лет.
Когда он подал рапорт о переводе в Афганистан, где уже шла война, многие из близких друзей посчитали его сумасшедшим. А тестя вообще хватил инфаркт. Лишь Мария восприняла эту новость вполне нормально. Она тут же вместе со Светланкой перебралась в Москву к родителям, устроилась преподавательницей в музыкальную школу и чувствовала себя вполне комфортно. Мария любила деньги, а офицерам, служившим в Афгане, платили неплохо…
«А вот Ангелина к деньгам почти равнодушна, – вдруг подумал генерал. – Нет, она, конечно, любит шикарные, дорогие вещи, но не чувствует в них острой необходимости: есть – есть, а нет – ну и ладно… Она могла бы жить на острове Боко-дель-Торо, питаться одними кокосами и бананами и, как участники телешоу «Последний герой», сутки напролет смотреть на небо. И была бы счастлива, пожалуй, только в том случае, если бы оказалась на необитаемом острове одна… Нетипичное поведение для слабой половины человечества».
Именно ее равнодушие и заинтриговало в свое время генерала Клебаничева. Он увидел ее в холле клиники в тот самый момент, когда Ангелина прощалась со своим мужем. Она спокойно поцеловала его в щеку и помахала тонкой изящной ручкой. В движениях этой женщины было столько грации, что Клебаничев даже приостановился. Ему вдруг нестерпимо захотелось подарить букет роз, который он нес Марии, этой высокой шатенке с огромными серыми глазами. Генерал узнал советника, с которым был знаком лишь визуально, и решил навести справки о женщине, которую тот навещал.
Собрать информацию об Ангелине Довгелло оказалось проще простого. Эту красотку скандинавского типа особенно обожали фоторепортеры. Всякий раз в колонке светской хроники в каком-нибудь «Мегаполисе» или «Караване историй» они помещали фото Ангелины с очередного дипломатического приема или с открытия выставки. Вся Москва восхищалась ее задумчивыми глазами и шикарными туалетами, привезенными из Парижа.
Ангелина вышла замуж десять лет назад. Как ни странно, она сохранила свою девичью фамилию. Может быть, потому, что ее предки были белорусско-литовского княжеского рода? Или по какой-то другой веской причине? Клебаничев с недоверием относился к женщинам, которые отказывались брать фамилию мужа. Он считал это плохим тоном и признаком глубочайшего неуважения к супругу. Но, узнав Ангелину поближе, коренным образом изменил свое мнение на этот счет.
После окончания Академии художеств Ангелина получила диплом художника-керамиста. К сожалению, она почти не занималась керамикой, хотя ее студенческие работы оценивались критиками очень высоко. Ангелина коренным образом поменяла профиль – стала заниматься живописью и даже провела персональную выставку в галерее у Андрея Терцева. Искусствоведы отозвались о новом витке ее творчества весьма прохладно, да и то, как подозревал Клебаничев, только из уважения к советнику литовского посольства. Была бы Ангелина простой смертной, на нее вылили бы ушат грязи – слабо, неоригинально, неуверенно и прочее.
Внимательно изучив биографию Ангелины и узнав, что эта женщина при любом удобном случае наставляет мужу рога, Клебаничев не потерял к ней интереса. Каждый раз, навещая Марию в клинике, он надеялся вновь встретить прекрасную литовку, и однажды ему повезло. Генерал как раз выходил из кабинета профессора Оганесяна и буквально в дверях столкнулся с Ангелиной. Минуту назад профессор сказал генералу, что к смерти Марии нужно готовиться в любой момент. Видимо, эта новость отразилась на лице Клебаничева, так как он поймал на себе сочувствующий взгляд Ангелины.
– Что, плохие известия? – первой заговорила она.
Клебаничев кивнул.
– Не переживайте, – Ангелина ободряюще улыбнулась. – Главное, не отчаиваться и надеяться на лучшее.
– Надеяться не на что, – признался генерал. – Профессор сказал, что мою жену уже нельзя спасти. У нее рак. Метастазы проникли столь глубоко, что операция не помогла…
– Что ж, если наш профессор так сказал, значит, это правда. В конце концов, все мы смертны и рано или поздно все там будем.
Слова женщины, а точнее интонация, с какой она произнесла эту фразу, немного покоробили генерала. Однако сама Ангелина ничуть не смутилась. Судя по всему, она вообще не поняла, что сморозила глупость.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – пробормотал генерал, хотя уходить из приемной профессора совсем не хотелось.
– Да-да, – равнодушно кивнула Ангелина. – Всего хорошего.
– И вам того же… Вы, наверное, уже выписываетесь?
– Да. Сегодня.
– А мы ведь так и не познакомились, – неожиданно даже для самого себя выпалил генерал. – Меня зовут Игорь Петрович Клебаничев.
Женщина протянула тонкую, изящную руку.
– Ангелина.
Клебаничев неловко прикоснулся губами к прохладной ладони, пахнущей французскими духами «Фиджи».
– Очень приятно.
– И мне… – Ангелина чуть насмешливо улыбнулась и неожиданно призналась: – А ведь я давно наблюдаю за вами. У вас хорошее, фактурное лицо.
– Как это «фактурное»? – растерялся генерал.
– Ну, проще говоря, вы – очень интересный типаж. Мужчина моей мечты… Как насчет того, чтобы попозировать для портрета?
– Так вы художник-профессионал? – неумело удивился Клебаничев, хотя давно знал об этом.
Женщина махнула рукой и улыбнулась:
– Ну, вообще-то, профессиональной художницей меня можно назвать с большой натяжкой. Я не зарабатываю деньги своими работами, а делаю их скорее для себя… Ну так как, придете ко мне в мастерскую?
– Ничего не имею против: называйте место, назначайте время.
Ангелина явно не ожидала, что Клебаничев примет ее предложение. Она удивленно вскинула брови и несколько секунд задумчиво изучала его лицо.
– Вы не шутите? – наконец уточнила она.
– Нет.
– Тогда давайте встретимся в воскресенье у меня в мастерской. Часов в десять.
– Вечера?
– Нет, утра. Я не люблю работать при электрическом свете.
– Договорились.
Уточнив и записав адрес мастерской, генерал расстался с прекрасной шатенкой и в приподнятом настроении направился в палату, где лежала его умирающая жена…
В мастерскую к Ангелине он собирался, как на свое первое свидание – постригся в модной парикмахерской на Тверской, тщательно побрился, оделся в лучший костюм, купленный в Англии, и воспользовался одеколоном «Тамериск» с ярко выраженным восточным букетом ароматов. Светлана сделала вид, что ничего не заметила. Во всяком случае, она ничего не сказала по поводу более чем странного поведения отца.
Ангелина встретила Клебаничева с легкой улыбкой на губах. Она была одета в широкое индийское сари, на ногах – плетеные сандалии. Длинные волосы были собраны в пучок и удерживались замысловатой заколкой. Спокойно приняла из рук смущенного генерала бутылку вина и не преминула заметить:
– О, я люблю «Токайское»! Оно напоминает мне о юности…
Ангелина вела себя так естественно, словно они знали друг друга уже очень много лет.
Усадив генерала справа от окна, отступила на несколько шагов и оценивающе оглядела Клебаничева с ног до головы.
– Ну как я, гожусь для вашего образа? – смущенно поинтересовался тот. – Или нет?
– Еще как годитесь! – улыбнулась Ангелина и решительно заявила: – Ну что ж, приступим!
Она вытащила на середину комнаты мольберт, водрузила на него обтянутый бумагой планшет, вооружилась цилиндриком сангины и принялась широкими штрихами набрасывать портрет генерала.
Она работала молча, сосредоточив все свое внимание на рисунке. Лишь несколько раз предлагала прерваться, чтобы попить кофе. Генерал не любил кофе, но отказаться не решился.
Несколько часов пролетели незаметно. Во время сеанса Клебаничев исподволь и с интересом наблюдал за Ангелиной, за ее уверенными движениями, красивыми, изогнутыми бровями, тонкой линией носа.
Когда женщина решительно сняла с мольберта планшет и отставила его в сторону, генерал даже вздохнул с сожалением.
– Что, уже все? – удивленно спросил он.
– Да. На сегодня хватит. Давайте пить «Токайское».
Клебаничев разлил вино по бокалам, поднял свой и произнес короткий тост:
– Ну, за ваши творческие успехи!
Женщина улыбнулась и медленно покачала головой:
– Нет, Игорь Петрович, за свои творческие успехи я пить не буду.
– Почему?
– Да потому, что я уже давно не творческий человек, – вздохнула Ангелина. – Я умерла как художник, я это чувствую…
Генерал не нашелся, что возразить. Он вообще не разбирался в психологии людей, занимающихся искусством, и считал, что все эти муки, терзания и сомнения не что иное, как желание покрасоваться перед теми, кто обделен талантом. Но откровения Ангелины Клебаничев слушал с удвоенным вниманием. Во-первых, женщина ему очень нравилась. Во-вторых, он давно мечтал окунуться в мир богемы, узнать, чем живут и дышат эти люди.
– Вот ваше лицо вдохновило меня на создание портрета, – с воодушевлением продолжила Ангелина. – Увидев вас, я почувствовала, что способна создать шедевр. Но взяла в руки сангину, сделала несколько штрихов и поняла – нет, не дотягиваю. Не получается…
– Жаль, конечно.
Клебаничеву страшно хотелось посмотреть на собственный портрет, который вдруг стал центром повышенного внимания, но так и не решился попросить Ангелину показать рисунок.
А женщина пила «Токайское», рассказывала о творческих терзаниях и планах на будущее. Ее глаза заблестели, губы стали влажными, дыхание участилось. Вскоре генерал перестал следить за нитью разговора. Он с вожделением поглядывал на стройные ноги Ангелины, на ее красивую, округлую грудь, пышные формы которой не могла скрыть даже довольно плотная ткань. Но Клебаничев никак не решался сделать первый шаг, хотя чувствовал, что и женщина не прочь поразвлечься. Он почему-то хотел, чтобы инициатором интимных отношений стала сама Ангелина.
А красавица литовка не спешила. Видимо, ей нравилось наблюдать за тем, как мужчина теряет из-за нее голову. Ангелина взяла бокал двумя пальцами, провела кончиком языка по стеклянному ободку, затем облизнула губы и сделала небольшой глоток. Вино пролилось на подбородок, тонкие струйки сбежали на длинную, белоснежную шею. Генерал, словно очарованный, наблюдал блестяще сыгранную эротическую сцену. На мгновение ему показалось, что все происходит во сне и стоит ему пошевелиться, стоит сдвинуться с места хоть на миллиметр, как вся эта изысканная эротика рассыплется на кусочки.
Ангелина тем временем нажала на кнопку музыкального центра и медленно, очень медленно стала раздеваться. Вначале сняла сандалии, затем трусики, потом распустила волосы. Повернувшись к генералу спиной, она приподняла край сари, оголив крепкие ягодицы, затем чуть подалась вперед, дав возможность Клебаничеву рассмотреть соблазнительные прелести. Генерал осторожно протянул руку и погладил Ангелину по бедрам, покрытым золотистым пушком…
Клебаничев придерживался твердого мнения, что женщина желанна до тех пор, пока мужчина не затащит ее в постель. Он надеялся, что интимная близость с Ангелиной удовлетворит его животные инстинкты и он, натешившись, почувствует к литовке отвращение. Но этого, как ни странно, не произошло. После того безумного утра Клебаничев привязался к жене советника еще сильнее. Когда умерла Мария, он даже предложил Ангелине выйти за него замуж. У художницы хватило ума отказаться, и генерал здорово обиделся. Как же, им пренебрегли! Лишь поразмыслив, Клебаничев понял, что Ангелина, как всегда, оказалась более дальновидной, чем он сам. Ведь их брак положил бы начало краху его карьеры.
Ангелина была хороша тем, что никогда не пыталась завладеть мужчиной целиком. Но и сама не могла принадлежать только одному человеку. Казалось, ей вообще наплевать на свою репутацию – она могла изменять мужу где угодно и с кем угодно, и самое парадоксальное, никто не считал себя обиженным. Чуть погодя, когда страсти немного поутихли, Клебаничев понял, чем его притягивала Ангелина. Ей нравилось заниматься сексом, и она никогда не скрывала этого. Ангелина получала от интимных отношений нечто большее, чем просто плотское удовлетворение. Она черпала в мужчинах энергию для творчества, высасывала из них все соки, топтала их, делала похожими на аборигенов…
Мысли о молодой любовнице заставили сердце биться сильнее, и Клебаничев вдруг решил немедленно позвонить Ангелине. Он вытащил из «бардачка» сотовый телефон и набрал номер мастерской. Через минуту в трубке послышался знакомый голос с характерным акцентом.
– Алло?
– Привет, солнышко, – поздоровался генерал. – Как ты относишься к тому, если я заеду к тебе прямо сейчас?
– Сейчас? – с сомнением уточнила Ангелина.
– Ты не одна?
– Нет-нет, все в порядке, приезжай.
В трубке послышались короткие гудки, и Клебаничев в сердцах швырнул трубку на соседнее сиденье. Он понял, что у Ангелины случился очередной приступ одиночества и она, не теряя времени даром, нашла генералу замену.
«Стоит только выпустить женщину из рук, начать уделять ей меньше внимания, и она тут же тебя предаст», – с горечью подумал он.
Через полчаса Клебаничев остановил машину у дома, в котором размещалась мастерская Ангелины. Прихватив с собой телефон, выбрался из салона и вошел в подъезд. На лифте поднялся на третий этаж и позвонил в нужную дверь. Ангелина открыла почти сразу, словно ждала генерала в прихожей.
– Привет, – весело поздоровалась она, отступая назад. – Что-то вы меня совсем забыли, Игорь Петрович.
Несмотря на интимные отношения, Ангелина продолжала называть Клебаничева по имени и отчеству, и это раздражало генерала. Ему казалось, что таким уважительным обращением Ангелина как бы подчеркивает значительную разницу в возрасте – дескать, не забывайте, Игорь Петрович, что вы намного старше!
Он тяжело переступил порог прихожей и попытался обнять женщину. Ангелина отстранилась и несколько секунд изучающе смотрела на Клебаничева. Этот взгляд всегда будоражил его воображение, возбуждал, но теперь ничего подобного не произошло. Словно почувствовав это, Ангелина опустила глаза и поправила волосы.
– У тебя неприятности? – вдруг спросила она.
Чуть помедлив, генерал кивнул.
– Да.
– Что-нибудь дома?
Неожиданно Клебаничеву захотелось рассказать Ангелине все про дочь, а затем уткнуться лицом в мягкое, белое тело любовницы, прикоснуться губами к коричневым соскам, вдохнуть в себя ее молодую энергию…
– Нет, дома все нормально, – соврал он. – На работе кое-какие проблемы, но тебя это не должно волновать.
Ангелина прошла в комнату и остановилась у окна. Клебаничев вошел вслед за ней, прикрыл дверь и, шагнув к женщине, обнял ее за плечи. Он сделал это чисто машинально, только потому, что всегда поступал именно так.
Генерал был уверен: неприятности с дочерью существенно отразятся на его мужских способностях, но через минуту с удивлением почувствовал, как его охватывает давно забытое волнение, как сжимается сердце, как дрожат руки. Клебаничев глянул Ангелине в глаза, пытаясь отыскать там ответное желание, но не увидел в глазах ничего, кроме равнодушия.
– Ты меня больше не любишь? – прерывисто зашептал он.
– Люблю.
– Я не ощущаю этого…
Ангелина отстранилась от Клебаничева, обеими руками взялась за подол платья и потянула вверх, обнажив соблазнительное тело.
«Полчаса назад она трахалась здесь с другим мужиком, – неожиданно подумал генерал. – Даже не успела натянуть трусики… Вот стерва!»
Но мысли о сопернике не расхолаживали, а, наоборот, возбуждали. Он протянул руку и осторожно прикоснулся к округлой, белой груди. Пальцем провел по животу, на мгновение представив, что совсем недавно тот, другой, проделывал с Ангелиной то же самое – так же нежно касался ее тела, ласкал соски, гладил волосы на лобке. Женщина, ничуть не стесняясь своей наготы, подошла к открытому окну и задернула шторы. Затем скользнула ладонями по своим крепким, точеным бедрам и опустилась в кресло, бесстыдно раскинув ноги.
– Ну, иди ко мне, иди, – охрипшим шепотом позвала она. – Раздевайся… Хотя нет, погоди, я сама тебя раздену…
Больше часа они занимались любовью без перерыва. Клебаничев чувствовал себя молодым, сильным, словно его жилы напитались свежей кровью. А еще совсем недавно он полагал, что уже окончательно истратился, и смиренно ждал своей старости. Он и любил Ангелину за то, что она заставляла его забыть о своем возрасте.
– Ты – прелестна и не можешь сравниться ни с одной бабой, – признался Клебаничев, когда они, насытившись друг другом, курили длинные, ментоловые сигареты Ангелины.
Женщина глубоко затянулась и кивнула:
– Я знаю.
– Наверное, тебе это говорили многие?
Ангелина пожала обнаженными плечами и равнодушно согласилась:
– Многие.
– Признайся, перед моими приходом у тебя кто-то был?
Клебаничев надеялся, что Ангелина хотя бы из чувства приличия начнет убеждать его в обратном, но женщина ответила:
– Был.
– И кто же он, твой новый любовник? – продолжал допытываться генерал. – Наверное, молодой и красивый?
– Молодой и красивый, – насмешливо парировала Ангелина.
– Наверное, какой-нибудь «новый русский»?
– Да, у него есть машина. И деньги, кажется, тоже…
Клебаничев натужно рассмеялся.
– Ну вот, время старых генералов прошло, – нарочито бодро подвел он итог. – Теперь в почете молодые толстосумы и перспективные политики?
Ангелина блеснула глазами и поправила волосы.
– Послушайте, Игорь Петрович, может, хватит?
Затем она умолкла и долго, прищурясь, смотрела на профиль Клебаничева. Потом вздохнула и чуть злым голосом сказала:
– Больше никогда не устраивай мне допрос. Я тебе не жена и не обязана отчитываться за каждый шаг. Ясно?
Генерал не на шутку испугался, что сейчас Ангелина встанет и вышвырнет его из мастерской. Однако женщина продолжала молча курить, пуская сизые кольца дыма, которые медленно ползли к потолку.
– Хочешь выпить? – вдруг спросила она.
– Нет, я за рулем, – наотрез отказался Клебаничев.
– Раньше ты никогда не обращал внимания на такие мелочи! – насмешливо отозвалась Ангелина.
– Раньше и ты мне не изменяла!
Женщина громко расхохоталась:
– Все когда-нибудь делается в первый раз.
Клебаничев растерялся – Ангелина впервые разговаривала с ним таким пренебрежительным тоном. Судя по всему, она искала повод для ссоры.
«Неужели я и вправду ей надоел? – подумал он. – Нет, не может быть. Ведь несколько минут назад все было, как всегда, – жаркие объятия, заверения в вечной любви, страсть… Тогда почему она призналась мне, что спит с другим мужиком? Могла бы и соврать…»
Все еще не веря своим предположениям, генерал приподнялся на локте и заглянул в лицо Ангелины. И прочитал в глазах женщины ответ на свой вопрос. Обычно Клебаничев не мог определить настроение любовницы по ее взгляду, а уж тем более планы на будущее, но на этот раз понял – он переступил порог мастерской в последний раз.
Генерал тяжело поднялся и принялся медленно одеваться. Он ждал, что Ангелина остановит его, но женщина молчала. В тот самый момент, когда Клебаничев натянул брюки, задребезжал телефон.
Ангелина лениво потянулась и ответила на звонок. Затем, недоуменно нахмурившись, протянула трубку генералу:
– Это тебя…
– Меня? – удивился тот, но тем не менее взял трубку: – Слушаю.
– Игорь Петрович? – Голос звонившего был нежным, как бархат.
– Да, это я.
– Хочу сообщить вам, что со Светланой все в порядке. Вам, как отцу, это, наверное, интересно?
Рука генерала, сжимавшая телефон, дернулась.
– Ах, это вы, – растерянно выдохнул он. – Чего вы хотите?
– О, вы понимаете меня с полуслова, – обрадованно заверещал звонивший, и тут же его голос приобрел деловитость и напористость: – Я не хочу оговаривать условия по телефону. Это небезопасно. Я свяжусь с вами в ближайшие несколько часов.
Генерал нажал кнопку отбоя и вдруг понял, что его жизнь кардинально изменилась. Это чувство заброшенности, страх из-за внезапно пришедшей мысли – а вдруг я никогда больше не увижу Светлану, нервы, натянутые, как струны… А ведь еще совсем недавно Клебаничев жил, не зная сомнений: у него была дочь, работа, шикарная любовница.
Но теперь все это рассыпалось на глазах. Генерал опустил коротко стриженную голову и тяжело вздохнул.