Российская стюардесса выглядела практически так же, как и любая ее коллега из любой авиакомпании Европы: строгий, почти деловой костюм, умело уложенные волосы, многообещающая улыбка и хорошо поставленный голос, в котором звучали постоянные нотки оптимизма.
Во время полета Константину Панфилову удалось перекинуться парой слов с этой хорошенькой служащей авиакомпании, напоминавшей Барби или заводную куклу. После короткой, но «содержательной» беседы у него осталось чувство досады, так как на все вопросы Константина стюардесса отвечала стандартными, заученными наизусть фразами, типа «надеемся, что полет доставит вам удовольствие».
Когда самолет начал снижаться и пошел на посадку, Константину показалось, что почти все пассажиры разделяют его точку зрения: пользоваться услугами отечественного воздушного транспорта – чистой воды безумие. Многие из них крепко вцепились в обитые кожзаменителем подлокотники, некоторые начали нарочито громко беседовать с соседями, тем самым изображая из себя смельчаков.
Впрочем, быть может, в этом и кроется тайна загадочной русской души – встречать надвигающуюся смерть с циничной улыбкой на губах, упиваясь собственным героизмом и бесстрашием.
Однако самолет, вопреки ожиданиям, спокойно и буднично приземлился в Шереметьево-2. Хвост не отвалился, шасси раскрылись своевременно, и Константин принялся думать о насущных проблемах.
Через несколько минут, максимум полчаса, он должен был встретиться с полковником Кузьминым, который собирался сообщить ему нечто «весьма и весьма важное». Настолько важное, что Кузьмин не решился передать это по обычным каналам связи даже в зашифрованном виде. Константин догадывался, что ему предложат работу, с которой, по словам Кузьмина, мог справиться только он, Жиган. То есть Константин Панфилов, он же – если верить паспорту – Федор Вологжанинов.
Еще вчера Константин прогуливался по старинным улочкам Амстердама, города, не лишенного романтики и гостеприимства, и думать не думал, что ему придется вернуться в Москву в такой спешке. Он пробыл в Амстердаме всего лишь несколько часов и, очарованный красотами Голландии, решил, что этот город благотворно подействует на Ларису. Ему вдруг страшно захотелось привезти ее сюда вместе с ее сыном Константином, смешливым мальчуганом, ближе и роднее которого у Панфилова теперь никого не было. За исключением Игната, разумеется…
Константину почему-то очень хотелось, чтобы мальчик занимался музыкой.
«Пусть из него не вырастет второй Паганини или Ростропович, но элементарные навыки он обязательно должен получить. Я, например, очень благодарен тебе за то, что ты научила меня слушать и еще больше ценить классическую музыку», – говорил Константин. Лариса не возражала, но, улыбаясь, тонко намекала, что у мальчугана может не быть музыкального слуха.
Однако, вспоминая Игната, Лариса впала в непонятную депрессию. Она чувствовала себя подавленной и никому не нужной. Часто плакала, но так же легко успокаивалась, и даже сын не мог развеять ее тревожные мысли. Состояние Ларисы пугало, и Константин связался с лучшими специалистами-психиатрами. После часовой консультации пожилой сухощавый доктор, больше похожий на учителя ботаники, чем на мировое светило, порекомендовал Ларисе отдохнуть в частном санатории, находившемся в горах. В тот же день Константин отвез Ларису туда.
Свежий воздух, тишина, прекрасные пейзажи благотворно сказались на здоровье молодой женщины. Она заметно повеселела, чуть-чуть поправилась, у нее появился прекрасный аппетит.
Но через две недели, проведенные в горах, начал уставать от вынужденного безделья Панфилов. Конечно, освоение различных компьютерных программ, блуждание по сайтам Интернета и изучение разнообразных наставлений и инструкций отнимали много времени и сил. Но это была кабинетная, сидячая работа, а Константин не любил особенно засиживаться. Поэтому с воодушевлением принял предложение Ларисы съездить куда-нибудь. Сама она никогда не бывала в Нидерландах, но, прежде чем выехать туда с сыном, решила отправить в Амстердам Константина, так сказать, на разведку. Панфилов особенно не упирался, пообещав вернуться максимум через три дня…
Вчера вечером Константин забежал в отель «Эксельсиор» – один из самых старинных отелей на пересечении каналов в старой части Амстердама, – лишь на пару минут, только для того, чтобы оставить в номере покупки и переодеться. Он собирался прошвырнуться по ночному городу, заглянуть в маленькие бары, но так и не успел осуществить свои планы.
Вышколенный портье с мягкой улыбкой сообщил, что час назад мистеру Вологжанинову звонил мужчина, назвавшийся Гельдером. Не застав мистера в номере, звонивший попросил передать, что свяжется с Вологжаниновым ровно в девять.
Единственным человеком, который мог бы так бесцеремонно вторгнуться в частную жизнь Жигана, был генерал Фалунчук. И если он решился побеспокоить Панфилова здесь, в Амстердаме, значит, произошло нечто из ряда вон выходящее. Так подумал Константин, получив сообщение портье, и оказался прав. Ровно в девять раздался звонок из Москвы, но вместо знакомого голоса генерала в трубке послышался мягкий баритон его заместителя, полковника Кузьмина.
– Господин Вологжанинов?.. Здравствуйте! Вы меня узнали?
– Добрый вечер. Узнал.
– Несколько часов назад я звонил в Женеву. Лариса дала мне номер телефона, по которому я и смог вас разыскать, – полковник сделал короткую паузу, а затем без нажима, но твердо сказал: – Нам нужно немедленно встретиться. Есть разговор.
– Это совсем некстати, – растерялся Константин и уточнил: – Разговор или предложение?
– Весьма важный и срочный разговор, за которым последует не менее важное предложение.
И хотя Панфилов решил было отказаться от задания, что-то в голосе полковника заставило его насторожиться.
– Значит, мне нужно вылететь первым же рейсом?
– Да.
– И дело не терпит отлагательства?
– Совершенно верно!
– Как много времени оно может занять?
– Думаю, самое большое – три дня.
– Ладно, я вылетаю, встречайте…
Теперь предстояло самое сложное – позвонить Ларисе и объяснить ей свой внезапный отъезд. Некоторое время Константин смотрел в окно, наблюдая за яркими буквами неоновой рекламы, а затем выключил верхний свет. Теперь его номер освещал лишь слабый ночник, и собственная тень на стене казалась Константину угрожающей.
«Это звучит парадоксально, но бездействие меня угнетает. Тем более если моя помощь требуется там, в Москве, – он вытащил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. – Но как сказать об этом Ларисе? Какие слова нужны для того, чтобы она понапрасну не беспокоилась?»
Боясь передумать, он снял телефонную трубку и заказал один билет до Москвы на ближайший рейс. И лишь после этого перезвонил Ларисе.
Она сняла трубку почти сразу, словно весь вечер просидела у телефона.
– Привет, – поздоровался Панфилов. – Что у вас новенького? Как Константин Второй?
– Все нормально, – беззаботно отозвалась Лариса. – Уже спит.
– А ты чем занимаешься?
– Смотрю телевизор и вяжу себе свитер.
– Здорово, – на мгновение Константин замялся, не зная, как перейти к самой важной части разговора.
Лариса, словно прочитав его мысли, спросила:
– Ты приедешь, как обещал, через три дня?
– Извини, но мне придется немного задержаться: позвонил старый приятель, пригласил вместе порыбачить. Он как раз сейчас на отдыхе в Голландии…
– Ах да, тебе и вправду кто-то звонил! – успокоилась Лариса. В ее голосе вновь зазвучала безмятежность: – Это ничего, что я дала номер твоего отеля?
– Конечно, ничего, – успокоил ее Константин. – В связи с непредвиденной встречей, наверное, вернусь не раньше четверга.
– Но это же целая неделя!
– Извини, но я уже пообещал. Я не видел этого человека целых сто лет, он мой старый сослуживец. Мы когда-то вместе воевали…
– Хорошо-хорошо, не продолжай, – рассмеялась Лариса. – Поезжай на рыбалку, куда угодно, но не забывай, что мы тебя ждем.
– Поцелуй за меня Константина Второго.
Положив трубку, Константин почувствовал угрызения совести за свой обман. Ведь они с Ларисой договорились говорить друг другу только правду. Но сейчас Константин не мог поступить иначе – он знал, что его чистосердечное признание окончится катастрофой: Лариса вновь впадет в депрессию. А так она будет думать, что Константин где-то рыбачит, поэтому и не станет звонить каждый день. Панфилов искренне надеялся, что его задание не займет много времени, но на всякий случай отодвинул свое возращение на более длительный срок.
Во время полета Панфилов старался не думать о предстоящем разговоре с полковником Кузьминым, но, когда самолет замедлил свой бег, а из главного здания выполз трап-туннель, Константин заволновался.
«Почему мне позвонил Кузьмин, а не сам Фалунчук? Неужели с генералом что-то произошло?.. Нет, этого просто не может быть, – принялся успокаивать себя он. – Скорее всего Валерий Андреевич уехал в отпуск, передав все свои дела заму. В том числе и мои координаты. Но Кузьмин никогда не был паникером. Во всяком случае, Валерий Андреевич отзывался о нем с уважением. Фалунчуку я доверяю, значит, мое присутствие в Москве действительно необходимо».
И все же какая-то внутренняя неудовлетворенность мешала Константину усидеть на месте. Он отстегнул ремни, встал и начал торопливо пробираться по коридору салона, не дожидаясь полной остановки самолета.
Стюардесса мягким, но решительным тоном предложила Панфилову занять его кресло, и Константин нехотя повиновался.
«Что это? – принялся размышлять он, ловя на себе недовольные взгляды пассажиров. – Шестое чувство, предупреждающее об опасности? Или просто шалят нервишки? Почему я вдруг сорвался с места?»
Панфилов неожиданно пожалел о том, что у него нет с собой пистолета. Он никогда не брал с собой в самолет оружия во избежание ненужных формальностей. Тем более что в последнее время террористы предпочитали не связываться с летающей техникой. Мода на угоны самолетов, такие частые в первые годы горбачевской перестройки, давно прошла.
Константин сошел по трапу самолета одним из первых, быстро спустился вниз, уверенный, что где-то неподалеку его ожидает служебная машина Кузьмина вместе с помощником.
Ступив на бетонированное летное поле и убедившись, что никаких черных «Волг» поблизости не наблюдается, Константин слегка растерялся. Для того чтобы пройти на летное поле, эфэсбэшнику не обязательно было иметь специальный пропуск. Он мог запросто воспользоваться своим служебным удостоверением, которое, подобно известному паролю из сказки «Али-Баба и сорок разбойников», открывало любые двери.
Но, как ни странно, полковник не воспользовался своим преимуществом перед простыми смертными – вблизи автобуса для перевозки пассажиров не было никого из его подчиненных. Решив, что посланец Кузьмина ждет в помещении, где пассажиры обычно проходят паспортный и таможенный контроль, Константин немного успокоился. Однако и там не оказалось никого из встречающих его служащих ФСБ.
Теряясь в догадках, почему обычно педантичный полковник на этот раз так оплошал, Панфилов спокойно наблюдал за тем, как рослый таможенник усердно роется в его немногочисленных вещах, явно собираясь обнаружить там парочку килограммов героина. К большому разочарованию работника таможни в багаже бизнесмена Вологжанинова ничего подозрительного не нашлось, о чем служака огорченно уведомил вышеупомянутого господина. Константин, сложив вещи в «дипломат» и получив свой паспорт, направился к выходу.
Оказавшись в здании аэропорта, он внимательно огляделся, ища глазами знакомые лица. В такой суете заметить нужного человека было непросто: повсюду сновали озабоченные скорым отлетом пассажиры и служащие Шереметьева. Если бы Кузьмин не помахал Константину рукой, то Панфилов потратил бы на поиски полковника значительно больше времени и нервов.
Полковник стоял рядом с билетными кассами и, судя по всему, был рад встрече. Его длинное, худощавое лицо (недоброжелатели частенько называли его лошадиным) осветила дружеская улыбка. И хотя в холодных глазах по-прежнему читалось презрение ко всем и вся, Константин почувствовал: Кузьмин, увидев его, вздохнул с облегчением. Единственное, что не могло не настораживать Панфилова – странное поведение Кузьмина, не укладывающееся в общепринятые правила. Он мог послать за Константином своего помощника, невзрачного майора по фамилии Солодовников. Мог позвонить Константину в мастерскую и назначить встречу. Тем не менее он приехал в Шереметьево один, без охраны, да еще вдобавок оделся в потертые джинсы и старенький пиджак, наверняка одолженные у сына-студента.
«Все бы ничего, если бы не дорогой «дипломат», – подумал Константин, торопливо шагая прямо к Кузьмину. – Из-за этого новенького кожаного чемоданчика вся конспирация коту под хвост. Но разве мужчина, прикинутый в такое старье, может себе позволить купить столь дорогую вещь? Интересно, зачем он так приоделся? Что это – желание ничем не выделяться среди толпы или таким образом полковник пытается уйти от слежки? Впрочем, не стоит ломать голову: через несколько минут я все узнаю».
Когда до Кузьмина оставалось чуть больше пяти метров, взгляд Константина неожиданно уперся в высокого, небрежно одетого мужчину с большой спортивной сумкой на плече. Возможно, Панфилов не обратил бы на незнакомца никакого внимания, если бы не странное выражение опустошенности на его лице. Да и новенькая бейсбольная кепка совсем не вязалась с темной курткой из отечественной плащевки. И еще насторожили побелевшие костяшки пальцев, судорожно сжимавшие потертые бока его багажа.
Высокий незнакомец смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, нервно облизывал губы, а на его лице нервно блуждала кривая улыбка. Константин решил, что перед ним ненормальный, и с удивлением подумал, куда, интересно, тот направляется?
Далее все произошло настолько быстро, что никто не успел отреагировать должным образом. Высокий незнакомец в бейсболке резко расстегнул «молнию» на сумке, и Константин увидел ствол автомата с навинченным глушителем. Еще не сообразив, что происходит, Панфилов чисто интуитивно бросился к этому человеку, намереваясь предотвратить готовящееся преступление. В тот момент он не думал, в кого собирается стрелять незнакомец, и лишь спустя несколько мгновений определил возможный объект нападения. Наверняка в зале находилось множество людей, чья жизнь в той или иной степени подвергалась опасности, но только один человек стоял именно там, куда незнакомец направил ствол своего автомата.
– Ложитесь, полковник! – заорал Константин. – Быстро!
Двое мужчин, стоявших позади Кузьмина, упали на пол, а на лице полковника появилось выражение растерянности и сильного потрясения. Он сунул руку под мышку, но вдруг покачнулся, и на левом отвороте его пиджака появилась маленькая дырочка.
Полковник конвульсивно дернулся и стал медленно оседать на мраморные плиты.
Константин также почувствовал резкую боль в области позвоночника, словно кто-то огрел его по спине здоровенной дубиной. Затем последовал точно рассчитанный удар под коленки, после которого только механический робот не свалился бы на пол. Перед глазами у Константина поплыли красные круги, но ему удалось удержаться на ногах и даже обернуться.
Он понял, что его ударил невысокий и довольно щуплый подросток, со всех ног улепетывавший в сторону стоек для регистрации пассажиров. В руках парнишка держал нечто похожее на складной зонтик в кожаном футляре, которым он умело расчищал себе дорогу. Судя по громким возгласам и гримасам боли на лицах потерпевших, зонтик был, по меньшей мере, из стали. Наверняка маленький негодяй просто подстраховывал своего старшего товарища – он отвлекал все внимание на себя, чтобы убийца мог беспрепятственно скрыться.
Мгновение, и подросток затерялся в толпе, а Константин вновь сосредоточил все свое внимание на полковнике, который лежал неподвижно. Приложив максимум усилий, Панфилов рывком преодолел расстояние до Кузьмина и, превозмогая адскую боль в коленях, приземлился рядом с ним. Схватил полковника за запястье и попытался нащупать пульс. Однако пульс не прослушивался – полковник Кузьмин был мертв.
Все происшествие заняло не больше пятнадцати секунд, но вокруг Константина уже столпились люди. Охи, вздохи, стенания действовали Панфилову на нервы, мешали сосредоточиться. Он на всякий случай огляделся, почти уверенный в том, что убийца давно покинул зал ожидания. И здорово удивился, заметив в глубине зала темную куртку и яркую бейсболку. Убийца спокойно шагал по направлению к выходу и деловито размахивал сумкой, словно происходящее за спиной его абсолютно не касалось.
«Он профессионал, – догадался Константин, с трудом поднимаясь на ноги. – Решил смыться, не привлекая ничьего внимания. Если бы он побежал, его тут же схватила бы милиция…»
Это казалось безрассудным – преследовать убийцу без оружия. Тем более что этот обкурившийся маньяк, почуяв реальную опасность, мог запросто уложить не один десяток пассажиров, находящихся в зале ожидания. Это Константин оценил почти мгновенно, как и то, что встреча со столичными органами правопорядка не входит в его планы. Полковнику Кузьмину, увы, уже ничем нельзя было помочь, поэтому Константин решил побыстрее исчезнуть с места преступления.
Кроме того, существовала реальная возможность, что в толпе пассажиров находятся сообщники убийцы, и в случае решительных действий со стороны Панфилова эти парни начали бы стрелять на поражение.
Пока испуганные работники аэропорта метались вокруг трупа, Панфилов воспользовался суматохой. Подхватив свою оброненную сумку, он вышел из здания и неторопливо зашагал к ближайшему такси.
К счастью, свидетели преступления и подошедшие зеваки были так заняты мертвым полковником, что позабыли обо всем на свете.
Лишь оказавшись в салоне серебристого «Вольво», Константин смог немного расслабиться и попытаться заставить себя поверить, что на сегодняшнее утро все неприятности закончились. Назвав адрес, он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Плавное покачивание не мешало сосредоточиться на дальнейших планах. Для полного кайфа не хватало только чашечки крепкого кофе да мелодии Вивальди, но Панфилов надеялся, что через полчаса у него будет возможность насладиться и тем, и другим.
Водитель остановил машину за несколько кварталов от мастерской, единственного места, где с недавних пор Константин чувствовал себя в полной безопасности. Расплатившись с таксистом, Панфилов уверенно зашагал вдоль домов, не забывая бросать осторожные взгляды по сторонам. Делал он это скорее по привычке, чем повинуясь внутреннему сигналу опасности. Хотя после гибели полковника Кузьмина Константин был готов к любым сюрпризам.
Но вокруг было тихо. В воздухе пахло жареными кабачками, словно все хозяйки тихих арбатских дворов враз сговорились готовить «заморскую» икру. На лавочках дремали старушки с вязанием, дети шумно играли в песочнице, а трое краснолицых мужичков в спортивных костюмах соображали на троих под грибком беседки.
Стояло жаркое лето…
«Теперь я никогда не узнаю, что собирался поведать мне полковник, – с грустью подумал Панфилов, подходя к своему подъезду. – Жаль Кузьмина, неплохой был мужик…»
Он чувствовал, что рано или поздно ФСБ выйдет на его след, ведь наверняка многие слышали резкий окрик Константина, предупреждающий полковника об опасности.
И тогда оперативники Москвы начнут искать высокого светловолосого мужчину, которого, по всей вероятности, и встречал Кузьмин. Скорее всего с помощью свидетелей удастся составить словесный портрет Константина, ведь он, в отличие от убийцы, не прятал свое лицо под козырьком кепки-бейсболки. Честно говоря, Панфилову было все равно или почти все равно. Он привык к подобным поворотам судьбы. Гораздо больше его волновало другое – что хотел сказать ему полковник Кузьмин?
В мастерской за время отсутствия Константина ничего не изменилось. Он по-хозяйски обошел все углы, затем переоделся, умылся, включил музыкальный центр и принялся готовить себе полюбившийся «Амбассодор». Пока булькала кофеварка, он, не переставая, думал о происшествии в Шереметьеве. У него в голове вертелось множество вопросов, на которые он так и не смог найти удовлетворяющие его ответы. Слух приятно ласкали бессмертные мелодии Антонио Вивальди из «Кончерто гроссо», но это не мешало сосредоточиться на главном, скорее наоборот.
«Почему стреляли в Кузьмина? – продолжал размышлять Панфилов. – Кто мог узнать, что именно в десять тридцать он будет находиться в зале ожидания? Ведь, судя по всему, полковник постарался обезопасить себя да и меня на все сто, приехав в аэропорт не на служебной машине. Он прибыл в Шереметьево явно инкогнито, постарался слиться с толпой пассажиров, но пуля, выпущенная парнем в бейсболке, достала его и здесь. Да, воистину, от судьбы не уйдешь…»
Прошел час, пока резкий звонок телефона не нарушил царящую в мастерской атмосферу гармонии. От неожиданности Константин вздрогнул и едва не пролил кофе на столик. Несколько секунд он молча смотрел на аппарат, решая, стоит ли снимать трубку. Этот номер знали только генерал Фалунчук и полковник Кузьмин.
В данное время генерал находился в отпуске, а полковник, по всей вероятности, – в городском морге.
Решив, что звонивший просто-напросто ошибся номером, Константин снял трубку.
– Слушаю?
– Это Федор Вологжанинов? – Голос невидимого собеседника был хриплым от волнения.
Константин помедлил с ответом. На мгновение ему показалось, что мертвый полковник воскрес.
– Господин Вологжанинов? – продолжал настаивать звонивший. Теперь он держался гораздо увереннее. – Я от полковника Кузьмина. Давайте встретимся…
– Когда и где? – разжал губы Панфилов.
– Через тридцать минут я подъеду туда, где обычно вас ждал полковник.
В трубке послышались короткие гудки, и Константин с удивлением отметил, что неизвестный собеседник был прекрасно осведомлен о негласном правиле конспирации – он говорил куда меньше трех минут, а за такое короткое время практически невозможно просчитать место, откуда был сделан звонок.
«Вечно у них что-то срочное, – мысленно пробурчал Константин, с сожалением отставив в сторону чашку с кофе. – Никогда нельзя строить свои планы».
Он встал, подошел к встроенному в шкаф сейфу, открыл его и вытащил на свет божий несколько картонных коробок, в которых хранилось оружие.
Секунду поразмыслив, решил захватить с собой армейский «кольт» – свою любимую игрушку. Константин не был уверен, что ему сегодня вообще понадобится оружие, но, наученный недавним горьким опытом, решил на всякий случай подстраховаться. Происшествие в аэропорту никак не выходило из головы, мешало сосредоточиться на предстоящей встрече. Перед глазами стояло недоуменное лицо полковника и неряшливый парень в красной бейсбольной кепке.
Выключив музыкальный центр, Панфилов подошел к зеркалу и пригладил волосы. Стало немного грустно от того, что пришлось прервать отпуск.
«Впрочем, если бы Лариса узнала, что я улетел в Москву, то она бы, как всегда, разволновалась. А так пусть думает, что я рыбачу со старым товарищем где-нибудь в пригороде Амстердама… Ничего, я ведь не задержусь здесь надолго!»
В тринадцать тридцать семь Константин стоял в двух кварталах от дома, где располагалась его мастерская, гадая, на какой машине подъедет человек, с которым он разговаривал по телефону.
Время шло, но к условленному месту никто не спешил. Когда минутная стрелка перевалила за двенадцать, Константин заволновался. Ему вдруг показалось, что его заманили в какую-то дьявольскую ловушку, откуда невозможно выбраться. В тот момент, когда Панфилов принял единственно правильное, на его взгляд, решение незаметно уйти, рядом с ним взвизгнули тормоза. Константин обернулся и увидел у тротуара темно-красные «Жигули».
Дверца машины распахнулась, и знакомый голос приказал:
– Садитесь!
Константину не пришлось повторять дважды. Мгновенно оценив обстановку, он скользнул на переднее сиденье, а водитель тотчас выжал педаль газа.
«Жигули» метнулись в полутемную арку, свернули направо, затем налево, немного попетляли по московским дворикам и в конце концов остановились напротив пятиэтажной «хрущевки».
Только теперь Константин смог как следует рассмотреть человека, сидевшего за рулем. Это был грузный седоволосый мужчина лет пятидесяти с пронзительно-голубыми глазами и холеными пальцами. Выступающий вперед подбородок свидетельствовал о том, что его обладатель – властный и решительный субъект. Лицо водителя показалось Константину до боли знакомым, но лишь через несколько минут он догадался, что рядом с ним, за рулем старой «шестерки» сидит сам генерал-майор Клебаничев, занимающий весьма ответственный пост в Министерстве обороны.
В определенных кругах генерал Игорь Петрович Клебаничев имел стойкую репутацию прогрессивного военного. В прошлом – герой афганской войны, ныне – близкий друг многих властей предержащих, Игорь Петрович ратовал за усиленные реформы в армии, чем и нажил себе несметное количество врагов. Но Константин знал, что Клебаничев всегда пренебрежительно относился к ведомству, под крышей которого служил Панфилов, называя всех эфэсбэшников «хитрыми лисами, любящими полакомиться дармовым виноградом». И вот теперь этот категоричный противник ФСБ вдруг обратился к агенту по кличке Жиган. Почему? Неужели среди его коллег мало настоящих профессионалов, способных выполнить любую работу?
Все эти мысли пробежали в голове у Панфилова буквально за несколько мгновений. По искоркам в глазах Клебаничева Константин понял, что генерал догадался о его сомнениях.
– Вижу, вы уже поняли, кто я, – пробасил генерал. – Что ж, значит, мне не надо представляться. Тогда перейдем сразу к делу.
– Кто вам сказал, как меня найти? – уточнил Константин. – Полковник Кузьмин?
Чуть помедлив, Клебаничев кивнул.
– Да. Он собирался сам поговорить с вами, но… Увы, полковника больше нет в живых, о чем я очень сожалею. Насколько мне известно, его застрелили в аэропорту, когда он встречал вас?
– Это вопрос или утверждение?
– Скорее вопрос.
Панфилов пожал плечами.
– Какая разница, где и почему убили полковника? Он мертв, и я бы хотел, чтобы расследованием обстоятельств его гибели занимались профессионалы, несмотря на то что это может принести мне массу хлопот.
– Хлопот? – хмыкнул генерал. – Вы видели, как в него стреляли?
– Да.
– Тем не менее спокойно уехали с места преступления. Бросить друга – не меньшее преступление, чем нажать на спусковой крючок.
– Вы что, вызвали меня сюда только затем, чтобы читать нотации?
Генерал, не сводя с лица собеседника пронизывающих глаз, холодно усмехнулся, тем самым показывая, что ответ Константина ему не понравился.
Однако Панфилов спокойно выдержал испытующий взгляд Клебаничева. Жиган знал себе цену и был уверен, что нужен генералу. Нужен как воздух, как глоток воды в пустыне. Константин предполагал, что некорректное поведение генерала вызвано растерянностью, а быть может, даже страхом. Но все знали, что кто-кто, а уж Клебаничев вообще ничего не боялся – ни бога, ни дьявола.
– Так о чем вы хотели поговорить со мной? – первым нарушил затянувшееся молчание Константин.
Лицо генерала исказила гримаса боли:
– О моей дочери.
Панфилов удивленно вскинул брови. Как ни старался, он не мог представить, что у такого человека, как генерал Клебаничев, может быть семья. Генерал производил впечатление старого холостяка, которого можно затащить к алтарю разве что под дулом автомата.
– Вижу, вы удивлены, – на этот раз улыбка Клебаничева была горькой. – Да, у меня есть дочь, и, признаюсь честно, она доставляет мне немало хлопот. Нет, она хорошая девушка, послушная, воспитанная в старых традициях. Никакого присущего нынешней молодежи максимализма, никаких вредных привычек типа сигарет, спиртного и наркотиков. С отличием окончила журфак университета, причем поступила туда сама, без всякого блата… Моя жена умерла четыре года назад, но до этого долго болела. Практически воспитанием Светланы занималась бабушка. Я старался не влезать в этот сложный процесс – возможно, потому, что Светлана – девочка. Был бы парень, тогда бы и у меня нашлось для него немало времени. Но Светлана – моя плоть и кровь, и то, что она дорога мне, я осознал только сейчас…
– Одного не понимаю, при чем здесь я? – рискнул перебить Панфилов.
– Моя дочь пропала два дня назад при весьма загадочных обстоятельствах. Рано утром вышла погулять с Бимом – это ее собака, черно-белый терьер, – и не вернулась. Я спохватился только вечером, когда вернулся с работы и заметил, что Светланы нет в ее комнате.
«И стоило из-за всего этого раздувать такой сыр-бор, – подумал Константин. – Ну загуляла девчонка, не пришла ночевать… С кем не бывает?»
Однако он не решился высказать эти мысли вслух. Все-таки рядом с ним сидел генерал Клебаничев, герой войны, который в августе девяносто первого помогал первому президенту России бороться за демократию, а Панфилов относился с уважением к чужим заслугам. Именно поэтому он мягко повторил свой вопрос:
– Я все еще не могу понять: почему вы обратились именно ко мне?
– Вы должны найти ее.
«Ну вот, Панфилов, ты и допрыгался, – грустно усмехнулся Константин. – Из «вольного художника», секретного агента по особым поручениям совершенно незаметно для себя превратился в «няньку» для детей высокопоставленных особ».
Несколько секунд он размышлял, как тактичнее отказаться от этого задания, а затем медленно начал:
– Извините, генерал, но я не понимаю, зачем вам именно я? По-моему, розысками пропавших людей довольно успешно занимается милиция. Это во-первых. А во-вторых, с чего вы решили, что ваша дочь не вернется домой? Сколько ей лет?
– Двадцать два.
– Извините, но в двадцать два года просто необходимо иметь право на личную жизнь. Возможно, ваша Светлана познакомилась с каким-нибудь парнем и осталась у него ночевать. Или решила пожить несколько дней у подруги. Я не прав?
– Нет, – вокруг рта Клебаничева пролегли суровые складки. – Я обзвонил уже всех подруг. Никто из них ничего не знает о моей дочери…
– Ну, это еще не повод для паники.
Клебаничев тряхнул седой головой, как бы отгоняя от себя надоедливых мух, и решительно продолжил:
– Послушайте, Жиган, я заплачу вам приличную сумму. У меня есть кое-какие сбережения, – он открыл «бардачок» и вытащил из него пухлый, незаклеенный конверт. Бросил его на колени Константину со словами: – Здесь пять тысяч долларов. Это задаток…
Панфилов тяжело вздохнул. Было трудно объяснить генералу, почему он отказывается от такого заманчивого предложения. Ведь Клебаничев, в отличие от простых смертных, располагал неограниченной властью. При желании он мог поднять на ноги всю московскую милицию и бросить на поиски своей дочери самых лучших, самых опытных сыщиков. Именно поэтому Константин вновь покачал головой, осторожно положил конверт в «бардачок» и решительно взялся за ручку дверцы.
– До свидания, генерал, – миролюбиво попрощался он. – Желаю вам успехов.
– Погодите, Жиган! – вдруг воскликнул Клебаничев. – Это еще не все!
Он развернулся и взял с заднего сиденья «дипломат», торопливо щелкнул замками, просунул руку в образовавшуюся щель и, достав лист бумаги, протянул его Константину.
– Вот. Это пришло сегодня утром. Надеюсь, теперь вы поймете, что все гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд.
«Ваша дочь находится у нас. Если обратитесь в правоохранительные органы, она умрет. Ангелы справедливости»«, – прочитал Панфилов.
– Эта информация была передана по моему личному факсу, номер которого знают только пять человек, – пояснил генерал и быстро добавил: – Всем пятерым я доверяю как самому себе.
«Это уже интереснее», – подумал Константин, а вслух спросил:
– А что это за «Ангелы справедливости»?
– А черт их знает! – в сердцах выругался генерал. – Я подозреваю, что эти бравые ребята похитили Светлану не из-за денег. Если они каким-то образом узнали номер моего факса, то наверняка в курсе, что у меня нет кругленького счета в швейцарском банке… Говорил же я этой чертовой девке не ходить без охраны!
Панфилову показалось, что генерал вот-вот заплачет. Он прекрасно понимал его отцовские чувства и на мгновение заколебался – может, помочь? И тут же подавил в себе приступ жалости. Это дело явно не входило в его компетенцию, во всяком случае, пока похитители не предъявили конкретных требований.
– Это Кузьмин предложил вам обратиться ко мне? – осторожно уточнил Константин.
Генерал кивнул:
– Да. Он и был одним из тех, кто знал номер моего факса. Не понимаю, из-за каких таких соображений, но он настоятельно рекомендовал, чтобы этой историей с похищением занялся секретный агент ФСБ. А самым толковым и отчаянным, хотя и недавно привлеченным для сотрудничества, если верить словам Кузьмина, являетесь вы. К тому же вас практически никто не знает даже в вашем ведомстве, а значит, и утечка информации исключена. И именно поэтому я сижу в этой дурацкой машине, которую одолжил у знакомого, и умоляю вас вникнуть в суть происходящего.
– Как вы узнали мой номер телефона?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Клебаничев и со вздохом ответил: – Все от того же Кузьмина. Правда, он сам собирался поговорить с вами о Светлане, но, как видно, не успел. Перед тем как отправиться в Шереметьево встречать вас, Кузьмин позвонил мне и сказал, что все улажено: в десять тридцать нужный человек прилетает в Москву, а затем предложил встретиться на нейтральной территории. Я был здорово удивлен, однако согласился. Вызвал служебную машину и отправился в небольшое кафе на Лубянке. Полковник уже ждал меня там с чашечкой кофе. Честно говоря, меня удивил его внешний вид – Кузьмин был одет в потертые джинсы, клетчатую рубашку и старомодный пиджак. Когда я спросил его: «Что это за маскарад?», Кузьмин лишь улыбнулся. Тогда я с раздражением подумал, что это дурацкие игры разведчиков и контрразведчиков. Знаете, я ведь не очень-то уважаю вашу братию…
– Да уж, наслышан, – улыбнулся Константин. – А как насчет нынешнего президента?
Генерал сделал вид, словно не расслышал вопроса, и продолжил:
– В кафе мы говорили о каких-то малозначащих вещах, и я даже разозлился, подумав, что из-за этого свидания мне пришлось отменить две важные встречи. Перед тем как попрощаться, Кузьмин передал мне под столом конверт. Это оказалось каплей, переполнившей чашу терпения, – моему возмущению не было предела. Понимаете, я каждую минуту думаю о Светлане, и все эти предосторожности показались мне лишними и, простите, вульгарными. Я вскипел, чуть было не швырнул этот конверт на столик, но Кузьмину каким-то образом удалось меня утихомирить. Уже на улице он шепотом попросил вскрыть послание в случае непредвиденных обстоятельств. Я не придал этому особого значения, но через час мне позвонили и сообщили, что полковника Кузьмина убили, застрелили в аэропорту. И тогда я понял, что за обстоятельства он имел в виду… – Несколько минут Клебаничев молча смотрел прямо перед собой, положив на руль узловатые пальцы, затем немного сдавленным голосом продолжил: – Я тут же вскрыл конверт, в котором оказалось письмо с инструкциями, как найти Жигана. Я выполнил все условия Кузьмина – одолжил машину, позвонил вам из автомата, несколько раз проверил, нет ли за мной «хвоста». И вот я здесь…
Константину вдруг стало немного не по себе – рядом с ним сидел генерал Клебаничев, живая легенда Министерства обороны, и, почти унижаясь, просил заняться поисками его единственной дочери.
«Наверное, только мне суждено увидеть генерала в таком подавленном состоянии, – некстати подумал Константин. – Только чем я могу ему помочь? Это же почти нереально – отыскать девушку в многомиллионном городе… А если ее уже давно увезли из Москвы или убили?»
– Скажите, кроме информации, переданной на ваш факс, о Светлане не поступало никаких известий? – осторожно поинтересовался он и пояснил свою мысль: – Обычно похитители предоставляют своим пленникам возможность поговорить с родными по телефону.
– Нет, мне никто не звонил, – отрывисто ответил генерал и впился взглядом в лицо Константина. – Эх, чует мое сердце, что скоро эти чертовы «ангелы» развернутся на всю катушку! Только идиоты похищают дочь Клебаничева из-за денег! Им нужна какая-то информация, возможно, связанная с покупками и продажей оружия… И что вы думаете, я такой патриот своей Родины, чтобы, как Павлик Морозов, предавать собственного отца или дочь? Шиш вам! Я все выложу этим гадам! Все! – И, поостыв, он добавил: – Черт, сижу, как на пороховой бочке!
«А ведь он прав, – подумал Константин. – И врагу не пожелаешь оказаться на его месте… Не знаю, как бы я сам поступил в подобной ситуации. Не знаю… Но уж если на карту поставлена жизнь собственного ребенка, тут не до широких жестов и не до игр в патриотизм».
– Ладно, я согласен, – неожиданно для самого себя сказал Панфилов, заметив, как в глазах генерала затеплилась надежда. – Только вы должны мне помочь. Во-первых, в ближайшие часы разыскать все, касающееся этих «Ангелов справедливости» – что это за организация, кем и когда была создана и все в таком духе. Потяните за все возможные ниточки, потрясите ГУВД, кажется, у них имеется особый отдел, который занимается подобными делами. Во-вторых, мне нужно знать все о вашей дочери – ее связи, номера телефонов подруг и друзей, увлечения, рабочие контакты. В-третьих, как только эти «ангелочки» свяжутся с вами по телефону, постарайтесь записать разговор на пленку. И требуйте, настоятельно требуйте разрешения поговорить с дочерью. Нам необходимо убедиться, что она жива. И только после этого соглашайтесь на все их предложения. Ясно?
– Да-да, конечно! – кивнул Клебаничев. Он суетливо сунул руку в «дипломат», вытащил из него кожаную папку и протянул ее Константину со словами: – Я знал, что рано или поздно понадобятся имена знакомых Светланы. В этой папке собраны их координаты, а также адреса сотрудников редакций, с которыми работала моя дочь. Она считала себя независимой журналисткой, именно поэтому не состояла в штате какого-нибудь конкретного издания… Здесь вы найдете ее последние материалы, а также старые публикации. Вырезки из газет, кое-какие фотографии, ее дневник… К сожалению, я не нашел в этих записях ничего такого, что прояснило бы ситуацию. Так, пустые рассуждения о любви, философствования и прочая девичья чушь. Честно говоря, пересмотрев ее дневник, я не поверил, что это писала моя дочь. В жизни она была совсем другой – серьезной, вдумчивой девушкой… Да вы почитайте ее статьи!
Константин машинально открыл папку и принялся перебирать газетные вырезки. Светлана Клебаничева подписывалась звучным псевдонимом Светлана Непомнящая, сотрудничала со многими солидными изданиями, а все ее материалы касались модной в последнее время темы экологии и защиты окружающей среды.
– С кем ваша дочь была особенно близка? – уточнил Константин, пытаясь вникнуть в смысл какой-то чересчур умной фразы, за которую случайно зацепился взглядом.
Генерал растерянно улыбнулся и неуверенно ответил:
– У Светланы есть подруга детства, и, как мне кажется, она в курсе многих секретов моей дочери. Зовут эту девушку Наташа Третьякова, живет она в соседнем подъезде, но где работает, я не знаю. О ней я слышал от Светланы, но лично незнаком. Когда-то, может, и сталкивались. Не помню толком. Кажется, бегало какое-то чудо с косичками и с тонким писклявым голоском… Честно говоря, я с трудом представляю, чем в свободное время занималась моя дочь. Как она проводила свой досуг, в каких кафе бывала, чем увлекалась. На работу я уходил рано, возвращался поздно, когда Светлана уже спала. Она была очень доверчивой девушкой, доброй и чуткой. Похитителям не составило большого труда заманить ее в ловушку… Послушайте, Жиган, если вы найдете мою дочь, то я стану вашим должником до конца жизни. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю, – грустно кивнул Константин, а про себя подумал: «Ну что, Панфилов, видишь, до чего тебя довели твои принципы? Таких, как ты, неистребимых романтиков, нужно убивать в детстве… Да, жалость – опасная штука!»