И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, имя которому смерть, и ад следовал за ним.
Конец марта 1998 года, Москва
Офис фирмы «Анжелика»[7] располагался в престижном районе, неподалеку от центра города, занимая все три этажа бывшего купеческого особняка, свеженького, нарядного, хотя и несколько аляповатого. Обветшавшее за сто с лишним лет здание год назад капитально отреставрировали. По сути, от прежнего строения остались лишь стены. Все остальное (включая перекрытия между этажами, внутренние перегородки и т. д.) было новым, добротным. Плюс евроремонт, модерновая мебель, в каждой комнате – компьютеры, учтивые, с иголочки одетые служащие. У входа – вооруженная охрана. В общем – солидное заведение. Просто так не сунешься! «Анжелика» принадлежала двум друзьям-компаньонам: Леониду Александровичу Овечкину и Вадиму Робертовичу Хлыстову. Опытнейшим бизнесменам, с дореформенным стажем. В годы советской власти они занимались, выражаясь языком тогдашнего Уголовного кодекса, «хищением государственной собственности в особо крупных размерах»[8], рискуя в буквальном смысле слова головами, а ныне уже безбоязненно перепродавали за границу сырье по демпинговым ценам. Львиную долю прибыли компаньоны оставляли на зарубежных счетах, остаток вкладывали в дело или тратили на собственные нужды.
«Анжелика» процветала, деньги текли рекой, и до поры до времени ничто не омрачало жизнь «новых русских». Однако сегодня с утра пораньше Овечкин с Хлыстовым, сильно взволнованные, заперлись в кабинете, дав секретарше Оле строгий наказ: «Никого не впускать! По телефону ни с кем не соединять!» К полудню воздух в кабинете загустел от сигаретного дыма, хоть топор вешай, оконные стекла запотели, сизоватые струйки просачивались даже в приемную. Оба коммерсанта находились на грани истерики. Обсуждался вопрос необычайной важности, а именно: как решить проблему, связанную с хозяином фирмы «Цезарь» Романом Петровичем Гавриловым. Вплоть до недавнего времени «Анжелика» и «Цезарь» работали в тесном контакте, но последние месяцы «Анжелика» регулярно нарушала партнерские обязательства и наконец дошла до того, что единолично распорядилась прибылью от крупной сделки на пять миллионов долларов. Гаврилов пришел в бешенство.
– Либо, сукины дети, выкладывайте мою долю с процентами за моральный ущерб, либо ждите неприятностей! Со мной шутки плохи! – прямым текстом заявил он.
– Вложенные «Цезарем» деньги отражены в консолидированном балансе, подтверждены документами, а также непосредственными поставщиками товара. Черт бы их побрал! – возбужденно говорил Хлыстов, приземистый пятидесятилетний мужчина с яйцевидным животиком и блестящей лысиной.
Овечкин, худой высокий господин года на два постарше, угрюмо слушал.
– У гада Ромки мощные связи! – размахивая пухлыми, короткопалыми ручками, горячился Хлыстов. – Прижмет, падла, мало не покажется!
– Это я слышу сотый раз, – хмуро заметил Овечкин. – Может, хватит переливать из пустого в порожнее? У тебя, Вадик, есть конкретные предложения?
Вадим Робертович сник, замолчал.
– Нет, – после длительной паузы уныло молвил он. – А у тебя, Леня?
Леонид Александрович, не отвечая, поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел на улицу. Зима умерла, а весна еще не родилась. Повсюду прошлогодний сор, слякотные лужи, грязноватые остатки снега… Мокрые черные деревья коряво растопырили безлистные ветви, словно собираясь кого-то схватить. Посреди дороги – измочаленное тельце сбитой машиной кошки.
– Сдохла, паскуда! – злорадно пробормотал сызмальства не любивший животных Овечкин. – Теперь небось не поцарапаешься!
– Ты о ком? – удивленно спросил Хлыстов.
– Да вот, пойди сюда. Сам увидишь!
– Ну и?.. – взглянув на кошку, вопросительно повернулся к компаньону Вадим Робертович.
– Кошара, говорю, того, отбегалась! – ухмыльнулся Леонид Александрович. – Бац, хрусь, мяу – и усе!
– А-а-а, – разочарованно протянул Хлыстов. – Я-то думал… – и замер, пораженный внезапной мыслью. – Бац… и отбегалась! – хрипло повторил он. – Хорошо б на ее месте Гаврилов оказался!!!
Овечкин встрепенулся. В бесцветных глазах коммерсанта на долю секунды вспыхнули дьявольские огоньки.
– Великолепная идея! – тихо сказал он. – Просто замечательная!
– Ты имеешь в виду… – начал Хлыстов.
– Т-с-с! – зашипел Леонид Александрович, прижав палец к губам и многозначительным жестом обводя рукой стены. – «Жучки»[9], – еле слышно шепнул он на ухо партнеру и громко добавил: – Давай, Вадик, прогуляемся. Подышим свежим воздухом. От духоты голова раскалывается!
Заговорщицки перемигнувшись, компаньоны покинули прокуренный кабинет и спустились вниз по широкой, отделанной мрамором лестнице. Здоровенный охранник на выходе, завидев хозяев, приосанился, демонстрируя боевую готовность.
– Скажешь Кольке, шоферу, пусть сегодня отдыхает, – небрежно бросил Овечкин. Торопливо кивнув, охранник услужливо распахнул тяжелую, бронированную дверь…
– Стало быть, наш офис прослушивается?! – нервно обратился Хлыстов к сидевшему за рулем Овечкину, едва машина отъехала от особняка.
– Без понятия, – пожал тот плечами.
– Тогда почему…
– Потому что «потому» заканчивается на «у»! – зло перебил Леонид Александрович и, помедлив, более мягким тоном пояснил: – В нынешние времена «жучки» – не проблема. На базарах продаются. А вмонтировать… Гм, вот ты, допустим, можешь гарантировать преданность наших сотрудников?! Той же Ольги, например?
– Нет, конечно! – отрицательно покачал головой Вадим Робертович. Приоткрыв боковое окошко, он жадно хватал ртом влажный мартовский воздух. – Продадут, сволочи, глазом не моргнув! Мать их за ногу!.. Итак – заказное убийство! Я правильно понял?
– Ага! – подтвердил Овечкин. – Оно самое!
Вадим Робертович вдруг вспомнил, как в детстве отравил соседского терьера Бима, порвавшего ему штаны. Пес умирал долго, мучительно, а десятилетний Вадим украдкой хихикал и при встрече выражал соседям лицемерное сочувствие, неизменно слыша в ответ: «Спасибо, ты хороший, добрый мальчик!» Сладостное ощущение безнаказанной мести сохранилось в душе коммерсанта на всю жизнь. Господин Хлыстов довольно улыбнулся, однако улыбка тут же сменилась гримасой сомнения.
– А где мы возьмем киллера-профессионала? – спросил он. – На наших «быков» из службы безопасности рассчитывать, естественно, не приходится. Не объявление же в газету давать?
– Да уж понятно! – фыркнул Овечкин. – Но ты не беспокойся. Есть у меня на примете один субъект.
– Кто такой? – живо заинтересовался Вадим Робертович.
– Ковальский Сережка.
– Журналист который? – уточнил Хлыстов.
– Верно!
– Ну ты, брат, сказанул! – разочарованно поморщился Вадим Робертович. – Это гундосое очкастое ничтожество – киллер?! Не смеши!
– Не киллер, а как бы менеджер убийцы, – невозмутимо поправил Овечкин. – Настоящие профессионалы никогда не связываются с заказчиками напрямую, а действуют исключительно через посредников. В интересах собственной же безопасности[10]. Вот Ковальский и является таким посредником.
– Откуда ты знаешь? – скептически осведомился Хлыстов.
– От верблюда! – огрызнулся Леонид Александрович и примирительно добавил: – Поверь, Вадим, сведения абсолютно достоверные… Тьфу, блин, гаишник!
Повинуясь взмаху полосатого жезла, машина затормозила. К ней вразвалочку приблизился усатый, щекастый, откормленный тип в милицейской форме.
– Превышение скорости! – торжественно объявил он, получил причитающуюся мзду и с достоинством удалился.
– Хапуги проклятые! – трогая с места, вознегодовал скуповатый Овечкин. – Проходу, козлы, не дают! Никак не нажрутся! Там плати, здесь плати! Чтоб им треснуть… Чтоб им…
– Не отвлекайся! – прервал гневные излияния компаньона Хлыстов. – Чай, не обеднеешь… Вернемся к «нашим баранам». Выходит, нужно связаться с Ковальским?
– Угу! – буркнул Леонид Александрович.
– Погоди, погоди! – забеспокоился Вадим Робертович. – Но если Гаврилова убьют, подозрение падет на нас?
– Да на здоровье! Пусть падает, – пренебрежительно фыркнул Овечкин. – Подумаешь, беда! Доказательств-то нема! Кроме того, ликвидацию можно замаскировать под… положим, ограбление.
– А ведь верно, – умиротворенно улыбнулся Хлыстов. – Пусть замаскируют!..
Сергей Игоревич Ковальский, в прошлом известный диссидент (по совместительству осведомитель КГБ), а ныне один из ведущих сотрудников крупной ультрадемократической газеты, расслабленно возлежал на диване, посасывая сигарету с ментолом и сладострастно щурясь, вспоминал подробности своей недавней (с час назад) встречи с новым любовником Толиком Рубиновым. Толик, мелкий, бездарный журналистишка, пробавлявшийся редкими грошовыми гонорарами в третьесортных изданиях (его косноязычную стряпню мало кто соглашался печатать), из кожи вон лез, пытаясь угодить влиятельному, обеспеченному спонсору.
Такой суперуслужливый сексуальный раб попался Ковальскому впервые, и, главное, ни одна проститутка мужского пола не обходилась ему столь дешево (небольшая денежная подачка плюс туманное обещание посодействовать в опубликовании очередного Толикова «шедевра»).
– Вы ведь поможете, да, Сергей Игоревич? – умильно заглядывая в глаза, канючил перед уходом Рубинов. – Ну хоть одну статеечку!
– Посмотрим, – наслаждаясь ролью благодетеля, важно тянул бывший диссидент.
– А когда мне снова прийти? – лебезил Толик, многообещающе пошевеливая кончиком языка.
– Я позвоню, с-с-ступай!
Ковальскому чрезвычайно льстило то обстоятельство, что существуют, оказывается, люди еще более жалкие, чем он сам. Некогда КГБ подловило Сергея Игоревича на голубых секс-игрищах с тринадцатилетним мальчиком из интерната для умственно отсталых детей, и он до сих пор с содроганием вспоминал свою первую встречу с капитаном госбезопасности Лазаревым, произошедшую в начале 80-х годов. Вербовочную беседу с пойманным «за одно место» борцом за права человека капитан проводил, не стесняясь в выражениях.
– Ну-с, пидор, влетел ты капитально! – зловеще усмехаясь, цедил Лазарев, брезгливо глядя на пепельно-серого от ужаса диссидента, сгорбившегося у стола, на котором были разложены компрометирующие фотоснимки. – Загремишь, подонок, по полной программе! Статья-то тебе известна[11]. Восемь лет у параши[12] прокукарекаешь[13], если зэки сразу не убьют! Правозащитник хренов. Тьфу! – гэбэшник со смаком харкнул Ковальскому в лицо, угодив прямехонько в левый глаз. Начисто раздавленный, Сергей Игоревич, заливаясь слезами, бухнулся на колени.
– Пощадите! – возопил он. – Смилуйтесь!
Ковальский тогда долго унижался, плакал, ползал в ногах у капитана, но тем не менее сейчас, мысленно сравнивая себя с Рубиновым, он с глубочайшим удовлетворением убеждался – неудачливый писака Толик гораздо ничтожнее!
Сергей Игоревич по крайней мере спасал собственную шкуру. Рубинов же готов лизать зад хоть обезьяне всего-то за ерундовую подачку. Одно слово – дешевка!..
Лазарев не отправил Ковальского «в места не столь отдаленные». Малость покуражившись, он обязал борца за права человека «добровольно содействовать органам государственной безопасности», проще говоря – стучать. Чем Сергей Игоревич и занимался на протяжении многих лет, с каждым годом все прочнее увязая в гэбэшной паутине…
В эпоху рыночной демократии полковник Лазарев подарил (а может, продал за баксы, кто знает?), в общем, так или иначе, уступил Ковальского своему приятелю майору Виталию Попкову, в качестве «приданого» вручив вместе с живым товаром некий тайно изъятый из дела документик, намертво привязавший заслуженного диссидента к новому хозяину (старый хозяин вскоре после совершения сделки скоропостижно скончался. Выбросился из окна. По официальной версии – самостоятельно). При одном лишь упоминании о «документике» Сергея Игоревича начинал колотить озноб. Нет, половые извращения больше не считались преступлением, да и былое стукачество тоже. Недаром печатно разоблаченный сексот, ни капли не смущаясь, ведет транслируемую на всю страну телевизионную программу. Вся беда в том, что «злосчастный документик» представлял собой собственноручно написанный Ковальским донос на человека, взлетевшего в процессе реформ на недосягаемую государственную вершину. Этот господин успел прославиться исключительной злопамятностью, мстительностью, и попади ему на стол донос Ковальского… У-у-у-ух!!! Лучше не думать о таких страстях!.. Новый хозяин обещал твердо: «Будешь работать добросовестно – выживешь! Более того, с каждого дела получишь определенный процент. Но если подведешь меня – не обессудь!» Работа Ковальского заключалась, по выражению майора Попкова, в «оформлении заказов на ликвидацию», и он справлялся с ней вполне успешно. Сперва, правда, жутко боялся, но постепенно привык. Даже во вкус вошел. Процент хозяин отстегивал исправно, не жадничал…
Размышления Сергея Игоревича прервал требовательный телефонный звонок.
«Если Толик-попрошайка – обматерю. Ему же доходчиво объяснили – ждать вызова! Вот ведь назойливая шлюшонка!» – подумал Ковальский, лениво поднимая трубку. Однако звонил не Рубинов. Услышав голос Овечкина, Сергей Игоревич, неплохо осведомленный об острых противоречиях, возникших между «Анжеликой» и «Цезарем», моментально скумекал – намечается очередной заказ.
– Ладно, повидаемся, – в ответ на просьбу Леонида Александровича о срочной встрече вальяжно сказал он. – Через два часа. На Ленинградском шоссе. У поворота к метро «Речной вокзал».
Процентик, процентик, про-о-оцентик ты мой! – положив трубку, фальшиво пропел бывший диссидент.
– Тэк-тэк-тэк! – заслушав предложение партнеров и напустив на себя важный, глубокомысленный вид, пробормотал Сергей Игоревич. – Тэк-тэк-тэк…
Все трое неспешно прогуливались по дорожкам парка, расположенного в непосредственной близости от метро. По причине промозглой погоды парк был пуст. Ни женщин с колясками, ни разнузданных компаний, распивающих на лавочках спиртные напитки, ни охотящихся за пьяницами ментов… Конфиденциальность беседы гарантировалась. Минуту-другую многозначительно побурчав и почмокав губами, Ковальский воздел очи к небу…
– Ну так как, реально? – устав от ожидания, хором спросили Хлыстов с Овечкиным. – Есть возможность его э… э… э… Короче, сами понимаете!
– Возможность есть всегда! – весомо произнес Ковальский. – Но… – Тут бывший диссидент театрально поднял вверх правую руку. – Подобные вопросы с кондачка не решаются! Да-с! Нужно не торопясь взвесить ситуацию, определить стоимость наших услуг…
– А разве нет твердых расценок? – наивно поинтересовался Хлыстов.
– «Расценки», как вы, уважаемый, изволили выразиться, зависят от множества факторов, – покровительственно улыбнулся Ковальский. – Я свяжусь с вами до конца этой или следующей недели… Если приму соответствующее решение.
Сухо кивнув на прощание, Сергей Игоревич удалился с гордо поднятой головой.
– Цену набивает, сука! – злобно прошипел Овечкин.
– Полагаешь, он согласится? – с сомнением спросил Хлыстов.
– Конечно! – убежденно ответил Овечкин. – Просто повыламывается малость для форсу. Обычная практика. Но подумать только! Такая шваль, а волей-неволей приходится с ним считаться. Дожили, блин!..
Совладельцы «Анжелики» чрезмерно переоценивали значение Ковальского – «согласится… не согласится…». Сергей Игоревич выполнял лишь функции пейджера. Все решал Попков. Он же назначал цену, вопреки бытующему в обществе мнению определявшуюся отнюдь не личностью намеченной жертвы, а степенью сложности выполнения заказа. Если «мишень» хорошо охраняется да в придачу не имеет прочно устоявшегося распорядка дня, не передвигается по заранее известным маршрутам, не отличается пунктуальностью – поразить ее трудно. Значит, и «работа» стоит дорого! Если же нет, то будь вы известны хоть на всю страну (как, например, бедняга Листьев), убийца не запросит слишком много… Вечером того же дня Ковальский почтительным тоном доложил хозяину о предложении Хлыстова с Овечкиным и, угодливо изогнувшись, замер, ожидая инструкций. Киллер был немногословен.
– Зайдешь в пятницу в 20.00, – коротко бросил он.
В пятницу, ровно в семь утра, в чистенькой, любовно ухоженной квартирке на восьмом этаже высотного дома с улучшенной планировкой, неподалеку от метро «Крылатское», пробудился от крепкого, здорового сна среднего роста жилистый человечек с тусклым, незапоминающимся лицом. Стараясь не потревожить спавшую рядом супругу, он осторожно поднялся с кровати, прошел в соседнюю комнату и приступил к утренней зарядке: дыхательная гимнастика по йоговской системе, комплекс физических упражнений и, наконец, медитация… В половине девятого, закончив обязательную ежедневную процедуру, человечек принял душ, побрился, почистил зубы, плотно позавтракал, удобно устроился на кухне и, прихлебывая зеленый чай без сахара, принялся анализировать информацию, собранную за три предшествующих дня. Тридцативосьмилетний майор госбезопасности в отставке Виталий Николаевич Попков отличался несокрушимым здоровьем, математическим складом ума и отсутствием вредных привычек, к которым он, помимо курения, употребления горячительных напитков и т. д., причислял совесть, никак не совместимую с профессией наемного убийцы. Информация, анализируемая Попковым, в настоящий момент касалась намеченного к устранению объекта по фамилии Гаврилов. Заказчики просили замаскировать ликвидацию под «убийство с целью ограбления». Взорвать машину или застрелить из снайперской винтовки, конечно, проще, но в принципе осуществление и этого «камуфляжного» варианта, по мнению киллера, не вызывало особых проблем. Во-первых, глава фирмы «Цезарь» был на редкость педантичен: отправлялся на работу неизменно в восемь утра, возвращался в девять вечера (в обоих случаях с точностью плюс-минус пять минут). Во-вторых, жертва не имела надежной охраны. Здоровенного увальня Васю – по совместительству и телохранителя, и шофера, и мальчика на побегушках – не стоило воспринимать всерьез. Используя сохранившиеся связи, Попков без труда навел о нем подробные справки. В прошлом Вася занимался штангой, шесть лет проработал в милиции (в ППС[14]), огнестрельным оружием владеет плохо, по характеру безволен, эгоистичен, работодателя недолюбливает (не нравится Васе носить за Гавриловым портфельчик!). Такой под пули не полезет. Впрочем, справки Попков наводил скорее для профилактики, чем по необходимости, поскольку, едва увидев Васю, сразу определил его истинную цену. Настоящий профессионал шестерить не станет[15].
Правда, услуги профессионала стоят дорого, но недаром в народе говорят – «Скупой платит дважды», и вот теперь коммерсанту предстояло заплатить собственной жизнью за сэкономленную «деньгу»… Инсценировать ограбление с мокрухой[16] лучше всего вечером в подъезде, при возвращении Гаврилова с работы. Тогда, кстати, не придется убивать заодно охранника (он не провожает хозяина до квартиры, а сразу гонит машину в гараж – моет кузов, стекла, вычищает пепельницы…). Васина гибель никоим образом не вписывалась в планы Попкова, однако отнюдь не из гуманистических соображений. Просто когда мочат[17] бизнесмена вместе с телохранителем, то грабь не грабь, но даже у самых тупоголовых ментов невольно возникает мысль о заказном характере убийства. Если же одного… Тут уж «бабушка надвое сказала»… Может, взбесившийся от ломки наркоман набросился на первого встречного?! Мало ли их сейчас развелось! Они ради дозы мать родную укокошат… Бывший майор решил орудовать ножом. Грохот выстрела услышат соседи, поднимут преждевременную тревогу, а глушитель использовать нельзя, не вяжется он с образом сбрендившего наркоши. Ножом же хоть сложнее в техническом отношении, зато бесшумно. Пути отступления? Гаврилов проживал в доме с проходным подъездом. Парадная дверь выходила прямо на улицу, другая, «черная» – в плохо освещенный двор. Через него удобно «делать ноги»… Оплата? С учетом «камуфляжных» манипуляций реальная цена – двадцать тысяч долларов. Лишнего запрашивать не стоит… Клиентуру растеряешь…
Досконально обмозговав все нюансы, убийца удовлетворенно улыбнулся. Сегодня он сообщит Ковальскому условия сделки, завтра получит деньги, в понедельник выполнит работу и будет ждать следующего заказа…
«А пидор неплохо справляется со своими обязанностями! – с усмешкой подумал Виталий Николаевич. – Спасибо покойному Лазареву. Весьма своевременно подогнал подходящую кандидатуру и, главное, предоставил мощный компромат, позволяющий держать «заслуженного правозащитника» на коротком поводке. Жаль, пришлось убрать полковника (напоить вусмерть да вытолкнуть из окна) – закадычными друзьями были, однако ничего не поделаешь. Такова суровая проза жизни! Тайна, известная двоим, уже не тайна!»
На кухню, широко зевая, вошла опухшая со сна жена Попкова Зинаида Михайловна – широкоплечая толстозадая дама, облаченная в безразмерную ночную пижаму, испещренную розовыми цветочками.
– Хочешь чаю, Зинуля? – любезно спросил благоверную Попков…
В пятницу, в девять вечера, Ковальский связался по телефону с владельцами «Анжелики», предложил встретиться. На сей раз Сергей Игоревич вел себя вполне любезно, спесью не надувался. Это объяснялось веселым, даже несколько игривым настроением журналиста. Утром он провернул выгодное и занятное дельце – за сто долларов сдал Толика Рубинова в аренду на четверо суток своему старинному голубому приятелю Сергею Алексеевичу Юшкову, до сих пор функционирующему политическому «свободолюбцу» с многолетним стажем, правда, теперь Юшков боролся не за права человека (грубо попираемые как отечественными «демократами», так и их зарубежными кукловодами), а против мифического «русского шовинизма». Передавая «товар» с рук на руки, Ковальский поставил господину Юшкову два условия: рассчитываться с Толиком самостоятельно (не волнуйтесь, Сергей Алексеевич, мальчонка недорого берет), а по истечении срока аренды вернуть Рубинова обратно в целости-сохранности. Новая для него роль сутенера Сергея Игоревича от души забавляла, да и сотня баксов на дороге не валяется… В результате встреча с Хлыстовым и Овечкиным (назначенная в том же парке) прошла в теплой, дружественной атмосфере.
– Заказ принят. Цена – двадцать тысяч долларов, – поздоровавшись за руку с обоими партнерами, светски улыбнулся Ковальский. – Готовьте похоронные венки, траурные костюмы, скорбные речи… Одно лишь условие. – Сергей Игоревич, причмокнув, потер большой палец об указательный. – Деньги вперед!
– Договорились! – легко согласился Хлыстов. – Гонорар получите завтра утром, но, надеюсь, вы не забыли о нашем условии?
– Не понял? – удивился Ковальский.
– Все должно выглядеть как случайное убийство при ограблении, – поторопился разъяснить Овечкин.
– Ах вот вы о чем! – рассмеялся журналист. – Не беспокойтесь, господа! Фирма веников не вяжет!
Вихляющей походкой Сергей Игоревич двинулся к своей машине.
– Не по душе мне такие расклады! – закурив сигарету, брюзгливо проворчал Леонид Александрович.
– О чем это ты? – насупился Вадим Робертович. – Неужто Ромку-козла пожалел? Но ведь у нас нет выбора! Или ты предпочитаешь отдать ему бабки с процентами за моральный ущерб?
– Уймись! – отмахнулся Овечкин. – Гаврилов однозначно должен умереть. Я о другом! По поводу предоплаты! Надо сперва увидеть результаты работы, а уж потом выкладывать денежки! Ну, на худой конец, можно дать небольшой аванс…
– Здесь, брат, ничего не поделаешь! – философски развел руками Хлыстов. – Условия диктуем не мы. Все козыри на руках у Ковальского… Давай лучше дерябнем по стаканчику. Расслабимся!..
В понедельник утром Гаврилов проснулся раньше обычного, с тяжелой головой и в скверном расположении духа. Нет, не подумайте, Роман Петрович вовсе не напился накануне до свинского состояния. Он вообще не увлекался спиртным. Иногда позволял себе рюмку-другую хорошего коньяка. Не более! Просто ночь напролет Гаврилова мучил один и тот же загадочный, жутковатый сон. Роману Петровичу грезилось, будто бы он то гуляет по городу, то едет куда-то на машине, то посещает различные учреждения, но везде за ним следует по пятам странный молчаливый человек без лица. Гаврилов пытается убежать, спрятаться, наконец, силой прогнать непрошеного спутника, однако все попытки отделаться от него заканчиваются неудачей. Безлицый неизменно остается рядом…
– Рома, ты не заболел? – за завтраком встревоженно спросила жена Людмила, взглянув на бледного, осунувшегося мужа, вяло ковыряющего вилкой в тарелке. – Может, тебе стоит отправиться не на работу, а к врачу? Давай-ка померяем температуру.
– Не надо врача, я здоров, – тихо отозвался Гаврилов. – И температура нормальная.
– Но ты ужасно выглядишь! – пылко воскликнула Людмила. – Передохни хоть недельку. Съезди на дачу или в загородный пансионат!
– Не могу, – с сожалением вздохнул Роман Петрович. – Много неотложных дел накопилось. Не переживай, дорогая! Все будет хорошо!
– Папочка, купи мне, пожалуйста, щеночка, – звонким голоском попросил забежавший в столовую румяный голубоглазый семилетний Андрюша, старший сын Гаврилова, и с детской непоследовательностью добавил: – А Коля штанишки описал.
– Не ябедничай! – строго сказала мать. – Лучше б помог младшему брату надеть сухие!
– Я не ябедничаю, – обиделся мальчик. – Я не знаю, где они лежат.
– Ребенок прав, – слабо улыбнулся Роман Петрович. – Иди, Люда, переодень младшенького. Тебе же, Андрей, пора собираться в школу.
– А ты купишь мне щеночка, папа? Я буду очень-очень о нем заботиться! – Андрюша с мольбой посмотрел на отца.
– Куплю! Давай, складывай учебники!.. – Перед уходом Гаврилов поцеловал жену, детей и неожиданно едва не расплакался. Ему вдруг почудилось, будто видит он их в последний раз.
«Глупости! – постарался успокоить себя Роман Петрович. – Просто нервы расшатались. Оно и не мудрено! Одна «Анжелика» чуть до инфаркта не довела. Жулье проклятое. Дернул черт с ними связаться!»
В отличие от своей будущей жертвы, убийца спал крепко, без сновидений. Проснувшись как всегда в семь утра, он провел обычный комплекс утренних мероприятий (зарядка, мытье, бритье, завтрак), уютно устроился в кресле и вплоть до шести вечера отдыхал – читал любимые газеты («Коммерсант», «Сегодня»), смотрел телевизор, дремал (с перерывом на обед, разумеется)…
Ровно в шесть убийца поднялся, сладко потянулся и начал неторопливо одеваться.
– Ви-и-тусик! – зычно окликнула Попкова супруга, завершившая наконец трехчасовую телефонную беседу с подругой. – Совсем забыла тебе сказать! Вчера вечером, в твое отсутствие заходила Катька Меньшикова со второго этажа. На Вовика жаловалась (Зинаида Михайловна имела в виду тринадцатилетнего сына Попковых). Говорила, кошку ее повесил на заборе. Требовала высечь мальчика! – в голосе госпожи Попковой звучала едкая ненависть.
– Ну а ты? – поинтересовался Виталий Николаевич, аккуратно зашнуровывая ботинок.
– Послала эту костлявую лахудру к едрене фене! И предупредила: «Больше сюда не суйся, проблядь! Волосы повыдергаю!»
– Правильно поступила, Зинуля, – одобрил Попков. – Высечь! Ишь, деловая! Из-за такой ерунды ребенка бить! Совсем народ озверел!..
К концу рабочего дня Роман Петрович успел провернуть уйму дел: провел несколько важных встреч с представителями различных фирм, договорился о банковском кредите на выгодных для «Цезаря» условиях, заключил сулящий немалую прибыль контракт с американцами… Вместе с тем он не испытывал ни малейшего удовлетворения от достигнутых успехов. Гаврилов чувствовал себя морально измотанным, опустошенным. Сердце грызла беспричинная тоска. А уж мысли посещали бизнесмена ну совершенно непривычные!
«Все суета, мышиная возня, – печально думал он. – Бегаем, копошимся, мухлюем, хапаем здесь… хапаем там. Хочется больше, и больше, и больше! А зачем?! Богатство в могилу не унесешь. На том свете баксы не потребуются! Призовет меня Господь пред очи свои да спросит:
– Скажи-ка, Рома, чем занимался ты всю свою земную жизнь?
– Деньги зарабатывал, – отвечу я.
– И куда ты их тратил, человече, кроме как на прокорм семьи?
– Проедал, Господи, проматывал, барахло покупал, но по большей части копил.
– Накопил?
– Накопил.
– А сирот голодных видел? Стариков нищих замечал? Мог поделиться с ними малой толикой?
И нечем мне будет оправдаться.
– Видеть – видел, замечать – замечал, однако делиться не хотел. Жадничал!
И нахмурится Господь и скажет:
– Грехов у тебя, Рома, немерено, а вот дел добрых за тобой не числится. Ступай-ка ты в геенну огненную!»
– У-у-у-о-о-а-ах!!! – содрогнулся Гаврилов, чуть ли не физически ощутив нестерпимо палящие языки адского пламени. К горлу подкатило удушье, в глазах помутилось от страха, тело сделалось на мгновение чужим, непослушным.
– Наваждение какое-то! – с трудом переведя дыхание и выпив залпом стакан холодной воды, пробормотал он. – Будто некто посторонний разговаривал сейчас со мной. Мистика! Виновато, конечно, переутомление, хотя действительно не мешало бы передать определенную сумму в детский дом, находящийся как раз в двух кварталах от офиса. По слухам, там детей кормить нечем. Надо помочь сироткам в ближайшее время. Не разорюсь!.. Или не тянуть резину, отправить деньги прямо сегодня, и не по банковским каналам? Сейф-то битком набит наличными! Нет, лучше завтра, даже послезавтра. Необходимо все хорошенько взвесить, подвести баланс… Чтоб, значит, не в ущерб фирме!..
В половине восьмого вечера позвонила жена.
– У тебя все в порядке? – взволнованно спросила она.
– Да, – несколько удивленно ответил Роман Петрович, уже в значительной степени оправившийся от недавних переживаний. – Чего ты всполошилась?
– Не знаю, – голос Людмилы заметно дрожал. – Сердце не на месте! Ты не задерживайся, ладно?
– Буду в девять, как обычно! – твердо пообещал Гаврилов…
Убийца терпеливо ждал. Он привык ждать. Умение ждать являлось необходимым условием профессии Попкова. Виталий Николаевич прибыл на место в начале девятого вечера, но сразу в подъезд не пошел. Не имело смысла, да и засвечиваться там лишний раз не стоило. Благодаря размытой, не запоминающейся внешности Попкова это не составляло особого труда. На киллера решительно никто не обращал внимания. Более того, внимание проходящих было всецело приковано к смачному, шумному скандалу с мордобитием, зародившемуся в недрах солидного супермаркета, расположенного как раз напротив гавриловского дома. Виновниками инцидента стали два подвыпивших молодых человека, один из которых попытался слямзить в магазине три банки пива и попался в цепкие руки бдительных, облаченных в камуфляжи охранников. Пока воришке-неудачнику настойчиво втолковывали, что по правилам сего торгового заведения он может оставить себе пиво, может вернуть обратно, но в любом случае обязан выплатить десятикратную стоимость уворованного, приятель помчался за подмогой. На зов о помощи вскоре явился плотный тридцатилетний мужчина в щегольской кожанке, тоже слегка поддатый. Двое охранников попытались загородить ему дорогу, однако мужчина отшвырнул их в сторону, словно котят, и прошел вовнутрь супермаркета, где провел краткую беседу с начальником здешней службы безопасности, предварительно усадив его на пол жесткой, профессиональной подсечкой. Результаты беседы, судя по всему, обескуражили мужчину.
– Извини, брат, непонятки получились[18], – смущенно сказал он начальнику СБ[19], потиравшему ушибленный зад. – Мне наплели, будто бы твои архаровцы беспредел чинят, ни с того ни с сего на людей кидаются… Ну, козлы вонючие! Ну, провокаторы! Ни-че-го!!! С ними, с падлами, я лично разберусь! Прямо сейчас!!!
Он грубо выволок на улицу воришку с приятелем, поставил перед собой и тихо, зло произнес:
– Соврали, сучары? Дураком меня выставили? Ну, получайте награду, сявки[20]!
– Ваня, Ваня, не надо! Прости! – виновато заскулили ребята, но Ваня явно не отличался ни гуманизмом, ни кротостью нрава. Не вступая в дискуссию, он нанес два чудовищной силы удара, отправившие обоих смутьянов в глубочайший нокаут, хладнокровно прикурил сигарету и неторопливо удалился. Около безжизненно распростертых на асфальте тел моментально сгрудилась толпа зевак, вслух гадая: «Помрут – не помрут?» Возмутители спокойствия не подавали признаков жизни. Поступило предложение вызвать «Скорую помощь», но тут парни зашевелились, с грехом пополам поднялись на ноги и, шатаясь, уковыляли в ближайшую подворотню. Тогда зеваки принялись оживленно обсуждать происшествие, высказывая диаметрально противоположные точки зрения: одни (преимущественно мужчины) искренне восхищались действиями безымянного «терминатора», другие громогласно негодовали, употребляя термины: «хулиган… бандит… мясник…» и даже «убийца».
«Определенно удачный денек! – наблюдая со стороны за ураганом страстей, мысленно усмехнулся киллер. – Нежданно-негаданно – великолепнейшая «дымовая завеса»!!! Лучшего расклада нарочно не придумаешь!»
Попков взглянул на часы – без пятнадцати девять.
«Пора!» – решил он и, никем не замеченный, проник в подъезд…
«Мерседес» Гаврилова затормозил у дома без двух минут девять.
– Свободен, Вася, – устало бросил шоферу-телохранителю Роман Петрович и, выбравшись из машины, добавил: – Не вздумай завтра опоздать. У меня намечено важное деловое свидание, и я… – внезапно коммерсант осекся. В голове у него прогремел чужой ехидный голос: «Свидание отменяется, дражайший господин Гаврилов. Поскольку завтра вы будете о-о-очень далеко отсюда. Ха-ха-ха!»
– Тьфу, чертовщина, твою мать! – встряхнув головой, ругнулся хозяин «Цезаря». – Глюки, блин, доконали!
– Вы чего? – с тревогой воззрился на босса увалень Вася, вообразивший, будто раздражение работодателя связано непосредственно с ним.
– Ничего! – отмахнулся Гаврилов. – Езжай в гараж да пепельницы вычистить не забудь!
«Люда абсолютно права, – открывая дверь, подумал он. – Обязательно нужно передохнуть с недельку!»
Около лифта Роман Петрович заметил невзрачного, неброско одетого человечка, прижавшего руку в кожаной перчатке к кнопке вызова. В кабину они зашли вместе, причем незнакомец учтиво посторонился, пропустив Гаврилова вперед.
– Вам какой этаж? – вежливо спросил Роман Петрович.
– Первый, – спокойно ответил человечек.
Удивиться коммерсант не успел. Бывший майор КГБ Виталий Попков в совершенстве владел холодным оружием. Нож вонзился в яремную вену[21]. Смерть наступила мгновенно.
«Слишком грамотно для озверевшего наркомана, – с неудовольствием отметил убийца и с размаху всадил окровавленное лезвие в глаз мертвеца. – Вот теперь правдоподобнее!»
Оставив нож торчать в глазнице, он забрал у трупа барсетку, извлек из нее деньги, небрежно сунул их себе в карман, пустую барсетку бросил рядом с телом и вышел из дома через черный ход…
Господин Хлыстов узнал о гибели Гаврилова той же ночью из телепередачи «Дежурная часть», начавшейся по РТР в ноль часов пятнадцать минут по московскому времени. Вадим Робертович издавна страдал бессонницей и укладывался в постель не раньше двух, коротая время перед телевизором…
Камера показала крупным планом убитого Романа Петровича, валяющуюся рядом с ним выпотрошенную барсетку, взбудораженных людей, первыми обнаруживших труп в кабине лифта… Ведущий озвучил оперативную версию убийства с целью ограбления и радостно отрапортовал: милиция «по горячим следам» обшарила окрестные притоны и задержала троих подозреваемых.
Коммерсант глумливо захихикал.
– Сдох, собака, сдох! – потирая мясистые ладошки, злорадно пришептывал он. – Больше не погавкаешь! Не потребуешь «свою долю» плюс проценты «за моральный ущерб». Хи-хи-хи!
Физиономия Хлыстова чудовищным образом перекосилась и напоминала в настоящий момент не человеческое лицо, а гнусную морду беса, ликующего по поводу удачно завершенного пакостного дельца. Вдоволь нахихикавшись, Вадим Робертович набрал домашний номер Овечкина.
– Тебе известно, сколько сейчас времени? – недружелюбно осведомился заспанный Леонид Александрович, в отличие от компаньона ложившийся спать рано.
– Не ворчи, Леня! – восторженно вскричал Хлыстов. – Тут та-а-кое!
– Неужели… – начал Овечкин.
– Именно, – перебил Вадим Робертович. – Давай немедленно пересечемся[22] да пообщаемся не по телефону!
Разговор происходил в машине Хлыстова. Брызжа слюной и повизгивая от удовольствия, он красочно описал виденную по телевизору сцену.
– Рожа вся кровью забрызгана! В глазу нож торчит… Вокруг суета, охи, ахи, и главное, Лень, менты уже схватили трех охламонов! Кхе-кхе! Хоть одного, да заставят сознаться. Будь уверен! Впрочем, неважно. Мы-то с тобой по-любому вне подозрений!
Леонид Александрович торжествующе осклабился.
– Поехали, отпразднуем это знаменательное событие, – облизнув губы, предложил он. – На хрен сон! Гуляем, Вадик. Гу-у-у-ляем!!!
Празднество происходило в суперфешенебельном ночном клубе «Фанни-хилл»[23].
Не стесняясь в расходах, бизнесмены кутили на полную катушку. Стол ломился от изысканных яств, коллекционные вина лились рекой.
Официанты откровенно лебезили перед щедрыми гостями. Штатные клубовские шлюхи в надежде подцепить богатых клиентов неустанно дефилировали мимо их столика и как бы невзначай демонстрировали то обтянутые капроном упругие ляжки, то едва не вываливающиеся из глубоких декольте груди без лифчиков. Однако Хлыстову с Овечкиным было сейчас не до баб. Не обращая на назойливых красоток ни малейшего внимания, они дружески обнимались, перемигивались и, чокаясь бокалами, хором повторяли один и тот же тост:
– Хорошо то, что хорошо кончается! Гип-гип – ура!!!
Оставив детей под присмотром домработницы, Людмила Гаврилова отправилась в морг и, заплатив служащим, всю ночь неподвижно просидела возле бездыханного тела мужи. В ее помутившейся от горя голове прочно засела безумная надежда.
Все случившееся не более чем досадное недоразумение! Рома просто сильно устал. Он немного полежит на оцинкованном столе, отдохнет, потом поднимется, улыбнется и скажет: «Пойдем домой, Люда. Детишки, наверное, заждались!»
– Ты как, дорогой? – время от времени заботливо спрашивала она покойника. – Тебе получше? Нет? Ну ладно, полежи еще, полежи! Я подожду!
Эта жуткая беседа, один из участников которой был мертв, а другой находился на пороге сумасшествия, тронула даже зачерствевшее сердце толстокожего, вечно пьяного сторожа Михалыча.
«Рехнулась бедная баба! – сочувственно подумал он. – Ох-хо-хо! Куда мир катится?»
Под утро к Гавриловой вернулась ясность рассудка. Она медленно протерла глаза, словно пробуждаясь от тяжелого сна, пристально поглядела на изуродованное лицо мужа, крепко поцеловала его в холодный лоб и молча вышла. Всю обратную дорогу женщина провела в странном оцепенении, не проронив ни слова, ни слезинки. Сидевший за рулем Вася мелко дрожал. Безмолвие жены убитого шефа давило ему на психику и пугало больше, чем если бы она билась в истерике… У порога Гаврилову встретил рано проснувшийся Андрюша.
– Где папа? – с ходу спросил ребенок, доверчиво глядя на мать чистыми голубыми глазами.
– Уехал в командировку! – безжизненным голосом ответила она.
– Папа привезет мне щеночка?
– Привезет, – сказала Людмила, прошла к себе в комнату, внезапно пошатнулась, рухнула на диван и дико, взахлеб зарыдала…
Овечкин с Хлыстовым гудели в «Фанни-хилл» вплоть до закрытия клуба. Истратив уйму денег и упившись до поросячьего визга, они решили продолжить веселье на квартире Овечкина, благо жена Леонида Александровича уехала на неделю погостить к родителям и посему не могла омрачить дружескую попойку своим брюзгливым присутствием. Кстати, добирались туда компаньоны весьма оригинальным способом. В ста метрах от клуба их автомобиль остановили гаишники: даже без помощи прибора констатировали крайнюю степень опьянения обоих коммерсантов, получили солидную взятку, но тем не менее не рискнули позволить продолжать путь совершенно «косому» водителю. Сто процентов из ста – либо сам угробится, либо задавит кого-нибудь. Итак – задержать нельзя (за все уплачено), отпустить тоже нельзя (чревато последствиями). Неразрешимая проблема? Вовсе нет! По крайней мере для наших хитроумных стражей порядка. Кратко посовещавшись, они приняли воистину Соломоново решение[24]. Один уселся за руль хлыстовской иномарки, а двое других на милицейской машине с мигалкой проводили ее до самого дома.
В результате оказались и «волки сыты, и овцы целы». Кто теперь осмелится назвать российских ментов безмозглыми? А? Молчите? Вот то-то же!
Впрочем, я отвлекся.
Очутившись в жилище Овечкина, совладельцы «Анжелики» раздавили бутылку шотландского виски «Белая лошадь», заплетающимися языками пробормотали в последний раз: «Гип-гип – ура!!!», расползлись по углам и мгновенно отключились…
Господин Хлыстов сидел в прочной железной клетке на грубой, привинченной к полу табуретке, а снаружи, буквально в двух шагах от него, старый друг и компаньон Леня упорно препирался с Ковальским. Спор касался стоимости ликвидации Вадима Робертовича. Овечкин предлагал десять тысяч долларов, «заслуженный правозащитник» требовал пятнадцать.
Со стороны за торгом наблюдал таинственный молчаливый человек в черной маске.
– Не скупись, Леня! – увещевал Овечкина Сергей Игоревич. – Игра стоит свеч!
– Чересчур дорого! – нудно бубнил Леонид Александрович. – Засранец Вадька больше десятки не тянет!
– Да что вы затеваете, сволочи? – опомнившись от первоначального шока, истошно заорал Хлыстов.
– Заткнись, мудак, – пренебрежительно бросил Овечкин.
Ковальский был гораздо вежливее.
– Леонид Александрович тебя «заказывает», – с любезной улыбкой пояснил он. – Однако проявляет непростительную скупость… Ведь правильно, хозяин? – с раболепным поклоном обратился он к человеку в маске.
Тот утвердительно кивнул.
– Ну хорошо, хорошо, пусть будет пятнадцать, – стушевался Овечкин.
– Погодите! – гнусаво взвыл Хлыстов. – Ленька, мразь! Чтоб ты сдох, вошь лобковая!
– А сколько заплатишь? – живо заинтересовался Сергей Игоревич.
– Двадцать тысяч баксов!
– Заметано, – послышался тусклый, бесцветный голос «маски».
– И я, и я даю двадцать! – суетливо заголосил Овечкин.
– Заметано, – повторила «маска», и неизвестно, к чьему именно предложению это относилось. Внезапно клетка растворилась в воздухе. Воспользовавшись обретенной свободой, Хлыстов вихрем налетел на компаньона, с ненавистью вцепился скрюченными пальцами на удивление в твердое горло «старого друга», бешено зарычал и… проснулся. Он лежал на диване, судорожно вцепившись в пустую посудину из-под «Белой лошади».
– О-о-ох! – болезненно простонал всклокоченный, опухший Овечкин, заходя в комнату с нераспечатанной бутылкой в руке. – Голова, блин, раскалывается! Будешь похмеляться, Вадик?
– Мне снилось, как ты договаривался о моем убийстве, – не ответив на вопрос, желчно просипел Хлыстов.
– С перепоя всегда кошмары мучают, – равнодушно отозвался Леонид Александрович, бережно разливая по бокалам французское шампанское «Мадам Клико», приобретенное накануне в «Фанни-хилл» и предусмотрительно оставленное на лечение. – Не обращай внимания, дружище! Обычное явление! Меня, например, сегодня во сне черти поджаривали на ба-а-льшущей сковородке! До сих пор чудится, будто задница обожжена, хотя на самом деле просто отлежал. Успокойся, Вадим! И то и другое – чушь собачья, пьяные галлюцинации. Чертей в природе не существует, а заказать тебя-я-я! Мама родная! Мы с тобой близкие друзья, да и делить нам нечего!
– Верно! – успокоенно улыбнулся Вадим Робертович, поднимая бокал. – Делить нечего!
Кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом.
Конец марта 1999 года, Москва
После вышеописанных событий прошел год. В России и в мире многое изменилось к худшему. «Демократы-реформаторы» обобрали нашу страну до нитки, попрятали награбленное на зарубежных счетах и теперь злобно облаивали правительство Е.М. Примакова якобы за прокоммунистические настроения, а в действительности за то, что Примаков, будучи умным, талантливым и, главное, честным государственным деятелем (пожалуй, лучшим отечественным премьером со времен Столыпина), не дал окончательно разрушить Россию, чего ужасно хотелось генеральному спонсору «реформаторов» – дяде Сэму[25]. США вкупе с дрессированными европейскими собачонками, гордо именуемыми НАТО, сбросили «цивилизованную» маску и, обнажив свое подлинное звериное мурло, принялись сперва шантажировать, а затем утюжить бомбами суверенную Югославию, отстаивая интересы кучки промышлявших наркоторговлей албанских сепаратистов в Косове. Сербы мужественно защищались, успешно сбивая новейшие натовские самолеты устаревшими ракетами советского производства шестидесятых – семидесятых годов, и не собирались падать на колени перед распоясавшимися агрессорами. Подавляющее большинство русских[26] людей открыто выражали свое негодование, а также готовность вступиться с оружием в руках за православных братьев-сербов. Натовские стратеги пребывали в растерянности, тщетно пытаясь скрыть от общественности военные потери альянса. Между тем сытые, благополучные европейцы медленно, со скрипом, но все-таки начали осознавать – благодаря холуйствующим перед США правителям стран НАТО они уподобились горемыкам, купившим в начале XX века билеты на считавшийся непотопляемым и тем не менее потерпевший страшную катастрофу американский корабль «Титаник»…
Хлыстова с Овечкиным не волновали ни проблемы Югославии, ни проблемы России. Им было глубоко плевать и на гибнущих под бомбами сербских детей и на собственных полуголодных, обворованных «демократами» соотечественников. «Анжелика» сравнительно благополучно пережила августовский кризис, совладельцы фирмы по-прежнему не испытывали недостатка в денежных средствах, однако между самими друзьями-компаньонами наметились определенные разногласия, постепенно переросшие в жесткую конфронтацию. Трения начались во время дележки прибыли. В марте 1999 года «Анжелика» провернула крупнейшую аферу по перепродаже сырья, одновременно ловко уклонившись от выплаты каких бы то ни было налогов. Идея операции принадлежала Овечкину, а в непосредственном ее осуществлении первостепенную роль сыграло личное (недавно обретенное) знакомство Хлыстова с неким широко известным в стране господином, хоть и ушедшим ныне в политическую тень, но по-прежнему имеющим мощное влияние как на коммерческие финансовые структуры, так и на администрацию президента. По завершении аферы каждый из партнеров немедленно заявил – именно ему по праву причитается большая часть «навара».
– Без меня ты б ни в жизнь до этого не додумался! – горячо доказывал Леонид Александрович.
– А ты б без меня ни черта не смог достичь! – пылко возражал Вадим Робертович.
Проще всего было б поделиться поровну, но недаром говорят: «Денег вволю, а еще б поболе»[27]. Овечкин упорно твердил свое, Хлыстов – свое. Короче – нашла коса на камень. Больше недели бизнесмены сварливо препирались и во вторник 30 марта 1999 года, встретившись в офисе фирмы для очередного раунда переговоров, окончательно разругались. Стояло безоблачное весеннее утро. В ярко-голубом небе сияло солнце. На ветвях деревьев, радуясь теплу и хорошей погоде, звонко щебетали птицы, а в «начальственном» кабинете «Анжелики» (том самом, где год назад зародилась мысль о необходимости «заказать» Гаврилова) зловонным фонтаном била черная злоба.
– Зарываешься, Вадим! Чересчур много на себя берешь! – надрывался сизый от бешенства Овечкин. – О-су-ще-ствление! Мозг фирмы – я! Ты же всего-навсего инструмент!
– На полтона ниже, Леня! – угрожающе потребовал Хлыстов.
– По-о-жалуйста! – скорчил ехидную гримасу Леонид Александрович и продолжил ядовитым полушепотом: – Представь себе, Вадик, плотника. Выполняя заказ, он забивает молотком гвозди. Допустим… хе-хе… в гроб! Завершив работу, плотник получает оплату, и тут внезапно молоток оживает да начинает визжать: «Отдай мне львиную долю! Я здесь главный!» Ну, теперь понял свое место?
– Выходит, я «визжащий молоток»? – зловеще сощурившись, поинтересовался Вадим Робертович.
– Фу-у, наконец-то сообразил, – с деланым облегчением вздохнул Леонид Александрович. – Дошло-таки до дебила!
– И еще дебил! – В глазах Хлыстова загорелись недобрые огоньки.
– Ага! – ухмыльнулся Овечкин. – Он самый!
– А ты… А ты… – задохнулся от ярости Вадим Робертович.
– Язычок проглотил, придурок! – подначил Леонид Александрович.
– Ты не мозг фирмы, а присосавшаяся пиявка! Паразит! Чмо! Пидор! Козел! – взорвался Хлыстов, порывисто поднялся из-за стола и вышел вон из кабинета, с треском хлопнув дверью.
– Воняй, мудила, воняй! – выскочив следом, крикнул вдогонку Овечкин. – Все равно будет по-моему!..
Велев персональному шоферу Саше ехать «куда глаза глядят», Вадим Робертович угрюмо нахохлился на заднем сиденье новенького «шестисотого» «Мерседеса». Мысли Хлыстова назойливо, как жирные мухи над падалью, вертелись вокруг склоки с компаньоном. Сердце переполняла нечеловеческая ненависть, пульс участился, в висках свинцовыми молоточками стучала кровь. Дышать с каждой минутой становилось все труднее.
«Нужно срочно проветриться! – решил Вадим Робертович. – Иначе кондрашка хватит!»
Между тем «Мерседес», попетляв по улицам, выехал на Ленинградское шоссе и значительно увеличил скорость.
– Стой! – задушенно приказал шоферу Хлыстов.
Саша послушно затормозил. Вадим Робертович неуклюже выбрался наружу и по мистическому стечению обстоятельств очутился в знакомом парке, неподалеку от метро «Речной вокзал», где год назад совладельцы «Анжелики», встретившись с Ковальским, договаривались об убийстве Романа Петровича.
За прошедшее время тут практически ничего не изменилось. Вот только погода сегодня была хорошая.
– Е-мое! – оглядевшись по сторонам, ошалело пробормотал коммерсант. – Совпадение-то какое! Неспроста это! Ох, неспроста!
Вадим Робертович отчетливо вспомнил свои тогдашние переживания: сперва неистовую ненависть к хозяину «Цезаря», затем «оформление заказа на ликвидацию», тревожное трехдневное ожидание и, наконец, безудержное ликование. Вспомнил он и кошмарный сон, виденный после празднества, начавшегося в «Фанни-хилл» и закончившегося на квартире «старого друга» Лени: падла Овечкин торгуется с Ковальским по поводу стоимости его, Хлыстова, умерщвления. Вадима Робертовича затрясло в ознобе. Ноги ослабели, подкосились. Коммерсант обессиленно плюхнулся на первую попавшуюся грязную, мокрую скамейку.
«Сучий выкидыш Ленька вполне способен меня «заказать», – лязгая зубами, подумал он. – С него, с пидорюги, станется! Выродок! Ублюдок бессердечный! Сволочуга!» (О том, что сам он сволочуга ничуть не меньшая, господин Хлыстов, будучи закоренелым эгоистом, естественно, не помышлял.) Вадима Робертовича охватила паника. Бизнесмену явственно представилась страшная картина: кладбище, разрытая могила, груда траурных венков, гроб. Произносятся прочувствованные речи, а в гробу – он, Хлыстов! Неподвижно вытянувшийся, с восковым лицом… Рядом гад Овечкин, утирая крокодиловы слезы, с трудом сдерживает злорадную ухмылку. Хлыстова прошиб холодный пот.
– Как же быть? – забывшись, вслух воскликнул Вадим Робертович.
– Позвольте спросить! С кем вы, уважаемый, беседуете? – прозвучал над ухом приторно-сладкий голос.
Невольно вздрогнув, Хлыстов поднял глаза и остолбенел. Перед ним, распространяя аромат дорогостоящей парфюмерии, стоял Сергей Игоревич Ковальский собственной персоной – поджарый, в модном пальто, с любезной улыбочкой на губах.
– Если я вам помешал, то извините! – заметив дикий, выпученный взгляд Хлыстова, сказал журналист и повернулся, собираясь уходить.
«Перст судьбы! – внезапно осенило Вадима Робертовича. – Оказывается, неспроста приехал я именно сюда и не просто так появился менеджер киллера. Это знамение!»[28] Все сразу сделалось ясным, понятным.
– Постойте, Сергей Игоревич! – хрипло позвал он Ковальского. – Вы очень кстати! Есть интересное деловое предложение!..
«Пейджер» убийцы забрел в парк случайно, решив, подобно Хлыстову, подышать свежим воздухом, правда, в отличие от бизнесмена, журналист не страдал «расстройством чувств», а совсем наоборот!.. Весь прошедший год жизнь Сергея Игоревича складывалась на редкость удачно. Хозяин выполнил много заказов, добросовестно отстегивая «пейджеру» положенный процент.
В качестве журналиста и «заслуженного правозащитника» Ковальский также плодотворно потрудился, настрочив целый ряд заказных статей, хаявших патриотическую оппозицию, православную церковь, левое парламентское большинство и правительство Примакова. За них Сергей Игоревич неизменно получал подачки «зеленью». Последний же «шедевр» старого педераста, объявившего премьер-министра не более и не менее как «предателем России», оплатили особенно щедро! Однако сегодняшнее прекрасное настроение журналиста объяснялось причиной более существенной, нежели незыблемое материальное благополучие. «Пронесло!!! Пронесло!!! Пронесло!!!» – начиная с раннего утра, мысленно твердил он. Дело в том, что в конце октября 1998 года Сергей Игоревич полностью разорвал интимные отношения с Рубиновым, в виде компенсации пристроив Толика на постоянную работу в одну задрипанную газетенку с минимальным кругом читателей, главный редактор которой тоже относился к сексуальным меньшинствам. Сделавшись штатным корреспондентом, Рубинов не ограничился удовлетворением похоти нового шефа и продолжал проституировать большей частью по мелочи, за грошовые гонорары. Но недавно ему удалось подцепить богатого клиента – подданного Соединенных Штатов. Правда, предусмотрительный янки, прежде чем заняться с Рубиновым сексом, потребовал предъявить справку, подтверждающую отсутствие в крови Толика ВИЧ-инфекции[29]. Толик добросовестно сдал анализы, и выяснилось – он болен СПИДом! Узнав об этом от знакомого врача-гомосексуалиста, господин Ковальский в прямом смысле слова наделал в штаны, ринулся сдавать анализы, и вот вчера вечером получил результат – «Реакция на ВИЧ-инфекцию отрицательная», то есть он здоров! Радости Сергея Игоревича не было предела. Он поспешил поделиться счастливым известием со своим новым любовником Майклом Капустиным – американцем российского происхождения, сотрудником пресловутого Корпуса Мира[30]. Ковальский, естественно, не поведал ревнивому Майклу о подлинной причине столь спешного обследования, а преподнес полученную справку как трогательную заботу о «милом мальчике Майке». Мистер (или мисс?) Капустин остался доволен и оплатил совместный роскошный ужин в фешенебельном ресторане. После него голубая парочка отправилась на квартиру Майкла, где до утра предавалась любовным утехам. Проснувшись ближе к полудню, журналист выехал домой, но на полпути вдруг захотел продышаться, размять ноги, затормозил у известного читателю парка, прогулялся по аллеям и случайно наткнулся на Хлыстова, внешним видом напоминавшего раздавленную жабу. «В дерьмо вляпался», – подумал Ковальский. Услышав же словосочетание «деловое предложение», он мигом навострил уши, почуяв – заказ наклевывается, и не ошибся. В ответ на улыбчивый вопрос Ковальского: «Какое предложение, уважаемый?!» – Вадим Робертович разом выдохнул: «Двадцать тысяч долларов!..»
По рекомендации Сергея Игоревича беседа происходила на ходу, вполголоса. Журналист с коммерсантом, взявшись под ручку, медленно двигались по пустынной, безлюдной аллее.
– Цена будет определена позже и не вами, – сразу же заявил Ковальский. – Ее… э-э-э… объем зависит…
– От сложности исполнения, – поспешил продолжить Хлыстов.
– Совершенно верно, – важно наклонил голову Ковальский.
– А я могу помочь, подсказать! – засуетился Вадим Робертович. – Я ж знаю этого гада как облупленного.
– Простите, но мне до сих пор непонятно, о ком вы изволите говорить? – «Заслуженный правозащитник» остановился, вынул из серебряного портсигара длинную тонкую сигарету, прикурил и со вкусом затянулся.
– Леньку-козла!!! – по-змеиному прошипел Хлыстов.
– Вы имеете в виду Леонида Александровича Овечкина? – без тени удивления уточнил Сергей Игоревич. (Проработав долгий срок «пейджером» убийцы, он ко всякому привык: брат заказывает брата, сын – отца, а уж друзья друзей – сплошь и рядом! Развитие рыночной демократии! Закон джунглей!)
– Его, сучару, его! – с готовностью подтвердил господин Хлыстов.
– Гм, понятно! – сложив губы трубочкой, Ковальский выпустил изо рта тонкую струйку дыма. – Кстати, вы, если не ошибаюсь, намеревались помочь?
– Да, да, конечно! – заторопился Вадим Робертович и взахлеб выложил уйму сведений о «старом друге», не забыв упомянуть об абсолютном отсутствии охраны. Закончив, он выжидательно воззрился на бывшего диссидента. – Принимаете заказ, а?
– Я позвоню, – павлиньим голосом ответил Ковальский и удалился, пританцовывая…
Последнее время Попков чувствовал себя крайне неуютно. Убийцу терзали тягостные предчувствия. Недавно он выполнил сложный, дорогостоящий заказ по устранению широко известной в определенных кругах фигуры. В соответствии с требованием клиентов Виталий Николаевич устроил хорошо охраняемой жертве «несчастный случай», в полном объеме продемонстрировав свои незаурядные профессиональные навыки и заняв почетное место на киллерском Олимпе[31].
Данное обстоятельство несомненно льстило самолюбию убийцы, однако некоторая информация внушала серьезные опасения. Эти господа (как сообщал надежный источник), организовавшие уже не одно убийство, всегда тщательно прятали концы в воду. Малейшее подозрение об их причастности к подобному преступлению вызвало бы в обществе (особенно в левом большинстве Государственной думы) грандиозный скандал, чреватый политическим катаклизмом, и посему убийца боялся, что теперь заказчики избавятся от него самого. Утешало одно обстоятельство – найти Виталия Николаевича можно было лишь через Ковальского, а уничтожить «пейджер» не составляло труда. Поначалу Попков хотел сразу устранить «заслуженного правозащитника». Но потом засомневался. Ведь как ни крути, очкастый пидор приносил колоссальный доход. Он вращался именно в той среде, откуда традиционно поступала большая часть «заказов на ликвидацию», и, расправившись с журналистом, киллер фактически лишался работы. Голодная смерть Виталию Николаевичу, понятно, не грозила. Бывший майор скопил более восьмисот тысяч долларов наличными. Однако Попкову хотелось иметь непременно миллион, а лучше два или три (он с детства питал неистребимую слабость к шестизначным цифрам). С другой стороны, ничего подозрительного вроде не наблюдалось. Заказчики, казалось, начисто забыли о посреднике: не звонили, не встречались (Виталий Николаевич тайно установил «жучки» и в квартире, и в машине Ковальского. Неустанно прослушивал домашний, рабочий и сотовый телефоны).
«Уберу при первом же подозрении! – после долгих колебаний решил убийца. – А пока пусть потрудится».
Тем не менее тревога не покидала Попкова…
Кроме того, обстановка в семье киллера за минувший год резко ухудшилась. Любивший вешать кошек сыночек Вова, достигнув четырнадцатилетнего возраста, пристрастился к наркотикам. Начав с травки[32], он быстро перешел на героин. Принялся воровать из дома вещи, деньги и однажды, застигнутый Зинаидой Михайловной в момент обшаривания ее сумочки, на полном серьезе пригрозил матери убийством. Встревоженные родители поместили любимое чадо в дорогостоящую частную наркологическую клинику. Врачи гарантировали полный успех. И действительно, по завершении курса лечения Вовочка больше не попадался с поличным, с отцом и матерью обращался подчеркнуто вежливо.
«Завязал парнишка! Недаром деньги потрачены!» – насильно убедил себя Виталий Николаевич. На самом же деле Попков-младший, выписавшись из клиники, незамедлительно взялся за прежнее. Только теперь он стал гораздо хитрее и осторожнее. По причинам вы-шеизложенным, нервишки экс-майора КГБ начали потихоньку пошаливать, и потому, встретившись с Ковальским, он не сумел сохранить ни обычную непроницаемую маску на лице, ни бесстрастную манеру ведения разговора.
– Долго канителишься, педик сраный! – обрушился киллер на «заслуженного правозащитника». – Запомни раз и навсегда, паскудыш, – ты должен извещать меня о заказе сразу, а не валандаться целые сутки!
Ковальский связался с хозяином утром тридцать первого марта – отсыпался после бурно проведенной с Майклом ночи.
– Простите, простите! – трусливо лепетал Сергей Игоревич. – Первый и последний раз! Честное, благородное слово!
Попков брезгливо махнул рукой. Бывший диссидент воспринял этот жест как знак прощения.
– Хлыстов предложил двадцать тысяч долларов. И в придачу выдал на-гора массу ценной информации о мишени, – склонившись к уху убийцы, доверительно сообщил журналист. Однако Виталий Николаевич, оказывается, еще отнюдь не успокоился.
– Ты, бесполое, отлезь! От тебя шлюхой воняет! – злобно рявкнул он, жесткой ладошкой больно ткнув Ковальского в напудренную щеку, и лишь спустя полминуты, более-менее остыв, нехотя сказал: – Ладно, педрила, выкладывай!
Не поморщившись, проглотив и удар, и оскорбление, Сергей Игоревич начал подробный рассказ.
– Заказ принят, – внимательно выслушав Ковальского, отрывисто бросил Попков.
– А цена, Виталий Николаевич? Вы забыли назвать цену? – робко напомнил «живой пейджер».
– Двадцать! – ухмыльнулся киллер. – Встретишься с ним сегодня! Катись, пидор!
– Десятки бы за глаза хватило. Работа плевая. Но если торгаш желает отдать в два раза больше – пусть платит, – оставшись в одиночестве, пробормотал Попков. – Дело, хе-хе, хозяйское!!!
Согласно повелению убийцы, Ковальский увиделся с Хлыстовым в тот же день, спустя два часа, предварительно уведомив коммерсанта по телефону:
– Сделка состоялась. Захватите названную вами сумму.
Деловое свидание произошло в злополучном парке у «Речного вокзала», обретшем для персонажей нашей повести уже какое-то роковое, мистическое значение. Вадим Робертович сиял начищенным медным пятаком. Сергей Игоревич, совсем недавно жалкий, униженный, хамелеонским образом сменив обличье, источал барственную спесь и самодовольную уверенность в себе.
– Вот возьмите! – суетливо протянул бизнесмен журналисту толстую пачку долларов. – Ровно двадцать тысяч, но если хотите – пересчитайте!
– Точность в ваших собственных интересах! – многозначительно заметил «заслуженный правозащитник», с показной небрежностью сунув деньги в барсетку. – Вы же понимаете, что…
Неожиданно в кармане Ковальского запищал сотовый телефон.
– Ал-л-ле! – нараспев произнес Сергей Игоревич, поднеся трубку к лицу, и не сумел скрыть изумленной гримасы: он услышал срывающийся от волнения голос господина Овечкина, настаивающего на немедленной встрече…
К мысли о необходимости физически устранить компаньона Леонид Александрович пришел одновременно с Хлыстовым, а связался с Ковальским на сутки позже, исключительно по причине врожденной скупости. Поначалу он подумывал во избежание расходов провернуть дельце самостоятельно. Например, подсыпать «другу Вадику» крысиный яд в кофе, но, детально обмозговав все «за» и «против», коммерсант был вынужден с унынием признать – ничего путного у него не получится! Во-первых, Вадим Робертович больше не желал общаться с Овечкиным даже по телефону. Во-вторых, Леонид Александрович не без основания опасался уголовной ответственности. Не нужно быть обязательно Шерлоком Холмсом, чтобы докопаться, по чьей вине Хлыстов сразу после кофепития с Овечкиным вдруг отравился и умер в страшных судорогах. На более же оригинальный способ убийства у бизнесмена не хватало ни умения, ни фантазии. В конечном счете, он скрепя сердце все-таки решился прибегнуть к дорогостоящим услугам «профи», для чего и позвонил Ковальскому…
Расставшись с Хлыстовым (деликатно удалившись, как только Сергей Игоревич взял трубку), Ковальский назначил аудиенцию Овечкину тут же, в парке. Дожидаясь Леонида Александровича, прохаживался по дорожкам и периодически заливался тихим смехом. Его веселила пикантность сложившейся ситуации. Совладельцы фирмы заказывают друг друга одному и тому же киллеру, через одного и того же посредника да в придачу на одном и том же месте. Прямо водевиль в стиле черного юмора!!! Интересно, как отреагирует хозяин!
В том, что он не откажется и от этого «заказа», бывший диссидент не сомневался. Наемному убийце без разницы, кого ликвидировать. Журналиста занимало другое – кто умрет первым? Хлыстов или Овечкин? В порядке очередности размещения заказа? В зависимости от настроения Попкова? А может, «исполнитель» подбросит монетку: «орел» – Овечкин, «решка» – Хлыстов? Хи-хи-хи!
Игривые размышления Ковальского прервало появление Леонида Александровича, взмыленного, растрепанного, с ошалелыми, шныряющими по сторонам глазами.
– С чем пожаловали, любезный? – постаравшись придать лицу невозмутимое выражение, осведомился «заслуженный правозащитник».
– Вадьку… суку… замочить на хрен, – выпалил запыхавшийся Овечкин.
– Уточните, пожалуйста! – вежливо попросил Сергей Игоревич.
– Х-Х-Хлыстова, мать его! – На губах Леонида Александровича запузырилась сероватая, как у бешеной собаки, пена. – С-с-сколько с-с меня?
– Ждите звонка! – величественно изрек «живой пейджер».
Памятуя о взбучке, полученной утром от хозяина, журналист помчался к Попкову немедленно и, благоразумно воздерживаясь от комментариев, почтительным тоном передал ему предложение Овечкина. Заслушав доклад «заслуженного правозащитника», убийца задумался. На обычно блеклой, невыразительной физиономии Виталия Николаевича в настоящий момент читалось ироническое оживление. Невзирая на обширную практику в области заказных убийств, с подобным анекдотичным казусом он сталкивался впервые. Впрочем, будучи человеком серьезным, деловым, Виталий Николаевич не стал размениваться на пустопорожнее хихиканье, а направил мысли в сугубо практическом направлении. Надо выполнить оба заказа. Однозначно. Весь вопрос – в какой последовательности? Наиболее логичным представлялся следующий вариант: получить деньги с Овечкина, ликвидировать его (Хлыстов разместил заказ первым и вдобавок предоставил подробнейшую информацию о «мишени»), а потом устранить самого Хлыстова.
Следует отметить, убийца придавал большое значение понятию «профессиональная этика». Если гонорар уплачен – работа будет выполнена. Несмотря ни на что! Он не считал возможным «продинамить» клиента, пусть даже мертвого. В глубине души Виталий Николаевич немало гордился своей специфической честностью, в определенной степени заменявшей ему «вредную привычку» – совесть. Попков уже раскрыл рот, собираясь дать посреднику соответствующие наставления, как вдруг киллера посетила блестящая идея. «Можно во много раз упростить процедуру исполнения обоих заказов! Одним ударом двух зайцев!»
Хлыстов, помнится, высказывал готовность всячески помочь? Вот пусть и поможет! Уговорит Овечкина встретиться с ним у кафе «Зарница» на улице Березовой[33], в субботу, третьего апреля… Допустим, в час дня! Напротив кафе расположен выселенный дом, из окон которого очень удобно поражать мишени на пятачке у входа в «Зарницу». Да и пути отступления лучше не придумаешь. На первом этаже с противоположной стороны здания широкий пролом. Через него попадаешь прямиком на заброшенную стройплощадку, обнесенную дырявым забором. (Похоже, дом собирались реставрировать, но почему-то застопорились.) Дальше за стройплощадкой многолюдная, оживленная улица. Выстрелил, положил винтовку и спокойно удалился. Попков обнаружил это место три дня назад по чистой случайности. Проезжая по городу, он почувствовал жажду, затормозил у первого попавшегося кафе, намереваясь выпить стакан сока или минеральной воды, вышел из машины и… замер, завороженно уставившись на нежилой дом. Наметанный глаз профессионала моментально вычислил траектории стрельбы, сходившиеся у дверей заведения. «Как было бы хорошо хлопнуть кого-нибудь именно здесь, – мечтательно подумал Попков. – Например, вон из того окна на третьем этаже. Схожу-ка осмотрюсь!»
Позабыв о жажде, он тщательно обследовал внутренности ветхого, запущенного строения и преисполнился искреннего восхищения. Прямо слов не хватает!!! Класс!!! Виталий Николаевич не жалел о времени, потраченном на изучение позиций, подспудно надеясь: «Когда-нибудь домик пригодится!» И ведь действительно – пригодился!
Итак, план проведения операции – ясен! Осталось определить стоимость Хлыстова.
«Пускай будет тоже двадцать тысяч, – без колебаний решил экс-майор. – Чтоб, значит, по справедливости. Чем, собственно, Хлыстов хуже Овечкина?!»
На губах появилась едва заметная улыбка.
– Эй, педик! Слушай меня предельно внимательно! – вслух обратился он к журналисту.
Спустя всего три часа после свидания в парке Овечкину позвонил Ковальский и предложил незамедлительно встретиться. На момент звонка Леонид Александрович находился у себя дома, лежа пластом на диване. (В результате нервных потрясений резко подскочило давление.) Узнав о скверном самочувствии коммерсанта, бывший диссидент выразил готовность приехать к нему самостоятельно. Столь быстрая реакция «профи» на его заказ и, главное, услужливая предупредительность чванливого журналиста несказанно изумили господина Овечкина. «Наверняка киллеру срочно понадобились деньги, – основательно поразмыслив, пришел к заключению он. – Авось по такому случаю удастся сбить цену?!»
Однако сквалыжные надежды Леонида Александровича не оправдались. Ковальский был непреклонен.
– Либо выкладывай двадцать тысяч, причем немедленно, либо разбегаемся! – безапелляционно заявил Сергей Игоревич.
Пришлось согласиться. Распрощавшись с журналистом, бизнесмен долго охал, кряхтел, тяжело переживая расставание с дорогими сердцу «гринами»[34], но в конце концов смирился с их потерей. Никуда не денешься. Бесплатных пирожных не бывает, а игра, безусловно, стоит свеч! Тем более «заслуженный правозащитник» передал клиенту твердое обещание убийцы – «Хлыстов умрет до начала следующей недели. Гарантия – сто процентов!» Овечкин знал – «профи» слов на ветер не бросают. Выходит, каюк мерзавцу Вадьке! Отбегался, хе-хе!
Подобные мысли успокаивали, поднимали настроение, даже самочувствие улучшилось.
– Бац, хрусь – мяу, и усе! – вплоть до позднего вечера время от времени злорадно шептал Леонид Александрович.
Заснул коммерсант далеко за полночь, с дьявольской улыбкой на синеватых губах…
Покинув жилище Овечкина, Ковальский, не мешкая, направился к Хлыстову, предварительно связавшись с ним по сотовому телефону и коротко уведомив: «Сделка по-прежнему в силе, но обстоятельства изменились. Необходимо переговорить с глазу на глаз». Беседа происходила в машине Ковальского, возле дома Вадима Робертовича. По обоюдному согласию в квартиру подниматься не стали. Там жена Хлыстова – Тамара – шумно праздновала день рождения в обществе десятка ближайших подруг. Вести важные, секретные переговоры в непосредственной близости от стаи любопытных, болтливых баб – невозможно! Более того, чревато непредсказуемыми последствиями. Вдруг подслушают под дверью?! С них станется!!! Поэтому лучше не рисковать.
– Овечкина уберут в субботу, – вместо приветствия сказал Сергей Игоревич второму совладельцу «Анжелики». – Кстати, – тут журналист по-вурдалачьи поцыкал зубом и прикоснулся кончиком наманикюренного указательного пальца к бурно вздымающейся груди Вадима Робертовича. – Вы, уважаемый, клятвенно обещали помочь, посодействовать…
– Но я же все о нем рассказал! – вытирая несвежим носовым платком потную лысину, растерянно пробормотал Хлыстов.
– Этого недостаточно! – отрезал бывший диссидент. – Обстоятельства, повторяю, изменились. В общем, исполнитель хочет от вас следующего: в субботу, в час дня, вы под любым предлогом встретитесь с Овечкиным у входа в кафе «Зарница». Запомните адрес – улица Березовая, дом одиннадцать… Он умрет прямо у вас на глазах!!!
– Меня же заподозрят в соучастии!!! – всполошился бизнесмен. – Мы так не договаривались!
– Не беспокойтесь, – тонко улыбнулся «заслуженный правозащитник». – Исполнитель просил передать вам дословно: «Лично гарантирую абсолютную лояльность к вашей персоне со стороны правоохранительных органов».
– Разве он способен гарантировать такие вещи? – усомнился Хлыстов.
– Способен! – заверил Ковальский. – На двести процентов! Вы не представляете, какие у него возможности!
– Ну ладно, – смирился Вадим Робертович. – Я согласен…
С трудом увернувшись от подвыпивших жениных подруг, наперебой галдящих: «Вадим, подними рюмочку за здоровье именинницы!», Хлыстов заперся у себя в комнате, уселся в кресло и серьезно задумался. В душе коммерсанта боролись злобная радость и страх. С одной стороны, убийца предоставил Хлыстову шанс испытать необычайное блаженство. Какой кайф стоять рядом с заклятым врагом, нежно улыбаться, уверять его в безоговорочной своей капитуляции и одновременно знать – с минуты на минуту подлая тварь сдохнет!!!
– Ты был прав, Леня, – притворяясь униженным, сломленным, говорит Хлыстов, заискивающе заглядывая в глаза компаньону. – Прости засранца! Ты – мозг фирмы, а я – инструмент, «визжащий молоток». Весь навар твой! Забирай!!!
Овечкин, падла, верит, снисходительно цедит сквозь зубы:
– То-то же, мудак. Впредь не залупайся. Знай, кто в доме хозяин.
– Ты, Ленечка, ты! – угодливо подтверждает Вадим Робертович.
Овечкин победоносно ухмыляется и… хлоп! – валится в грязь, сраженный меткой пулей снайпера. А он, Хлыстов, начинает демонстративно рыдать, рвать на груди рубаху и вопить: «Люди добрые, на помощь! Лучшего друга убили!..» К-к-красота!!!
С другой стороны, коммерсант явственно представлял пренеприятнейший диалог с въедливым следователем прокуратуры.
– Вы назначили встречу потерпевшему у кафе «Зарница»? – исподлобья посматривая на скуксившегося Хлыстова, сурово вопрошает следователь.
– Я-я-я! – испуганно блеет Вадим Робертович.
– Согласно показаний сотрудников фирмы, в том числе секретаря Ольги Литвиновой, за несколько дней до совершения преступления между вами и ныне покойным Овечкиным возник острый конфликт на финансовой почве, сопровождаемый нецензурной бранью и угрозами с обеих сторон, после которого вы, по имеющимся достоверным сведениям, наотрез отказывались видеться с компаньоном? Так?
– Д-д-да! – мямлит деморализованный Хлыстов. – Н-но я… я хотел помириться. Для чего и предложил встретиться.
– Почему у «Зарницы», а не, допустим, в офисе фирмы? – будто бы невзначай интересуется следователь.
– Х-хотел-лось н-на с-свеж-жем в-воздухе! Н-на п-п-природе, – заикаясь, выдавливает Вадим Робертович.
– И именно там, «на природе», Овечкина убивают. Довольно странное совпадение, не правда ли?
Рентгеновский взгляд следователя пронизывает бизнесмена насквозь. Хлыстов подавленно молчит, трясясь, как мокрая мышь, а чертов следак, подобно хищному котяре, немедленно выпускает когти в коммерсантскую шкуру.
– Вы являетесь главным подозреваемым в организации заказного убийства! – гробовым голосом объявляет он.
Дальше начинается самое неприятное – арест, камера СИЗО, битком набитая грубыми, жестокими уголовниками. Они издеваются над робким Вадимом Робертовичем, избивают, отводят «барыге» место у параши со всеми вытекающими отсюда последствиями… В лучшем случае мера пресечения – подписка о невыезде, регулярные допросы, бессонные ночи, постоянный, разъедающий сердце страх…
– Нет! – до боли зажмурив глаза, простонал Хлыстов и потряс головой, отгоняя ужасные видения. – Нет!!! Киллер дал двухсотпроцентную гарантию! «Профи» всегда отвечают за слова! Раз обещал «абсолютную лояльность правоохранительных органов» – значит, так оно и будет! Скорее всего исполнитель сам оттуда, да в немалых чинах! Ковальский же определенно сказал: «Вы не представляете, какие у него возможности!»
Коммерсант заметно приободрился, повеселел.
«Ничего мне не грозит! – подумал он. – А ради полной уверенности брошу-ка я жребий! Вытяну наугад три карты, и если попадется хоть один туз – уголовное преследование напрочь исключается!»
Вадим Робертович разыскал в секретере новенькую колоду, старательно перетасовал, не глядя выложил на стол три карты «рубашкой» вверх, помедлил минуту, собираясь с духом, наконец решился, дрожащей от волнения рукой открыл их, на миг окаменел и затем расплылся в широчайшей улыбке: на него смотрели пиковый туз (перевернутый вниз), крестовый туз и пиковый король[35].
– Целых два туза! – не будучи знакомым с тонкостями гадального ремесла, восторженно прошептал господин Хлыстов. – Судьба посылает знак! Плевать на прокуратуру! Ха-ха-ха!
Бизнесмен был прав. Прокуратура ему действительно ничем не угрожала…
В субботу, 3 апреля, убийца проснулся по обыкновению ровно в семь, проделал традиционные утренние процедуры (включая плотный завтрак) и уселся перед телевизором. В сводках новостей передавали сообщения об очередных натовских бомбардировках Югославии. Высказывались предположения о возможном вторжении военно-сухопутных сил альянса на территорию Косова. Попков пренебрежительно хмыкнул:
– Ну, ну, вторгайтесь, вояки недоделанные! Вам быстренько устроят кровавую баню. Зажравшимся, трусоватым янки (храбро воюющим лишь в художественных фильмах «made in USA»[36]) да их изнеженным европейским подстилкам с сербами не тягаться!
Не обольщайтесь! Виталий Николаевич отнюдь не сочувствовал братьям-славянам. Более того, в начале косовского конфликта у него даже мелькнула мысль податься к албанским сепаратистам в качестве наемника (там, говорят, щедро платили наркодолларами), но экс-майор, будучи человеком здравомыслящим, сразу отбросил эту авантюристическую затею и теперь неустанно благословлял свою предусмотрительность. За несколько дней сербы наголову разгромили пресловутую «Освободительную армию Косова», жалкие остатки которой в настоящий момент прятались по горам и слезно клянчили у НАТО «живую силу» или хотя бы атомную бомбу. Ко всему прочему, на подмогу сербам, по некоторым сведениям, уже прибыл первый отряд русских добровольцев, укомплектованный матерыми казаками, воевавшими в Чечне и других «горячих точках» постсоветского пространства. Перспектива возможной встречи с соотечественниками пугала господина Попкова вплоть до непроизвольного мочеиспускания. Если он попадется к ним в плен – представить страшно!!! Сербы, возможно, еще и сгуманничают, как с теми тремя американскими шпионами-диверсантами, но казаки, опознав Иуду, непременно разорвут его на части в прямом смысле слова. И сербам вмешаться не дадут. Скажут: «Извините, ребята, это наше, сугубо семейное дело»… Хорошо, что не поехал!..
В половине одиннадцатого убийца выключил телевизор и начал деловито собираться на работу…
Тринадцатилетний Костя Иванов имел в жизни две основные мечты. Первую – глобальную, вторую – поскромнее. Глобальная мечта заключалась в том, чтобы, достигнув совершеннолетия и научившись владеть оружием, стать киллером. Нет, Костя вовсе не являлся бессердечным выродком. В отличие от попковского, скажем, чада, он не мучил и не убивал животных, наслаждаясь агонией беззащитного зверька. Однако на мальчика оказали сильнейшее воздействие некоторые фильмы (преимущественно импортные), где наемные убийцы изображались эдакими мужественными, благородными рыцарями, вдобавок высокооплачиваемыми. Парнишка буквально боготворил покойного, но (если верить слухам) все-таки живого Александра Солоника и прочих, ему подобных, красиво сыгранных знаменитыми голливудскими киноактерами, в том числе Сильвестром Сталлоне. Косте страстно хотелось лично пообщаться с таким замечательным человеком, выслушать его мудрые советы, получить наставления на будущее или хотя бы просто посмотреть вблизи на одного из героев своих подростковых грез.
Вторая мечта – найти клад, обзавестись бабками, прилично одеться и вдоволь пошиковать перед знакомыми девчонками. Родители Иванова – скромные работяги – едва сводили концы с концами и при всем желании не могли подкинуть сыну деньжат на карманные расходы. Из телепередач Костя знал – клады часто находят в старых домах. Поэтому в субботу, третьего апреля, Иванов, сбежав с уроков, отправился в пустой выселенный дом на улице Березовой. В начале первого он зашел в здание, немного побродил внизу, старательно обстукивая палочкой стены, затем по ветхой деревянной лестнице поднялся в квартиру номер двадцать три, в которой вроде бы проживал раньше богатый еврей-ювелир… и замер в восторге, начисто позабыв про клад и про все на свете. Стоя спиной к двери, невысокого роста жилистый мужчина в резиновых перчатках неторопливо собирал снайперскую винтовку. Рядом валялся раскрытый черный «дипломат».
«Киллер! – восхищенно подумал Костя. – Может, сам Солоник! Вот повезло-то! Прям фантастика!»
Иванов прерывисто задышал. Сбылись сокровенные мечты! Вот он, герой – хладнокровный, загадочный и неотвратимый, как сама смерть. Какое счастье с ним встретиться! А вдруг киллер возьмет его к себе в ученики?!
Костя сладостно затрепетал.
Между тем «загадочный герой» устремил на Иванова тусклый, невыразительный взгляд.
– Дяденька, я вам не помешаю! – поспешил заверить Костя. – И, ей-богу, никому не расскажу о нашей встрече! Правда! Вы разрешите мне посмотреть? Я буду сидеть тихо-тихо!
Не произнеся ни слова, киллер подошел к мальчику и стиснул железные пальцы на тонкой шее…
Попков прибыл на место за час до начала операции, осторожно ступая, поднялся на третий этаж, натянул резиновые перчатки, раскрыл принесенный с собой «дипломат» (предварительно обтерев ручку и поверхность ветошью), вынул оттуда детали снайперской винтовки и аккуратно приступил к сборке. На стенах загаженной нежилой комнаты, где он обосновался, красовались нецензурные надписи, грубо выполненные рисунки порнографического содержания и названия популярных рок-групп. На полу валялись пара использованных шприцев и грязные женские трусы.
Пахло тухлятиной, человеческими испражнениями и блевотиной. Очевидно, минувшей ночью здесь резвились наркоманы и, соответственно, насвинячили. Однако Виталий Николаевич не обращал внимания на подобные мелочи. Главное: позиция удобная! Остальное ерунда! Сейчас он соберет оружие, отрегулирует оптический прицел, дождется появления «мишеней», добросовестно выполнит оба заказа и отправится домой обедать. К двум как раз поспеет (заботясь о здоровье, Виталий Николаевич придерживался строгого распорядка приема пищи)… Неожиданно сзади послышались чьи-то шаги. Резко обернувшись, Попков увидел худого, нескладного пацаненка (примерно Вовкиного ровесника) с круглыми восторженными глазами и глупой, широкой улыбкой от уха до уха. «Свидетель! – с досадой отметил убийца. – Придется убрать!»
Мальчишка болтал какую-то чепуху. Не слушая его, киллер быстро, умело задушил свидетеля, отнес легкое тельце в соседнее помещение, положил в угол, забросал мусором, вернулся обратно и спокойно возобновил прерванное занятие. О мертвом мальчике он не думал. Виталий Николаевич убил Костю механически, как прихлопнул бы комара. Закончив, Попков заглянул в прицел и довольно улыбнулся. Пятачок у входа в кафе просматривался великолепно. Наручные часы показывали без десяти час. Ждать оставалось недолго…
Когда Леониду Александровичу позвонил Хлыстов и принялся униженно умолять о встрече, первым побуждением господина Овечкина было послать компаньона «на три веселых буквы», однако в последний момент он удержался от ругани. Более того, Овечкин симулировал полную готовность к мирным переговорам и охотно согласился подъехать в назначенное время к назначенному месту.
«Вадьку-сучару по-любому ликвидируют, – рассудил бизнесмен. – «Профи» взял деньги и даже назвал срок – не позднее начала следующей недели. Поэтому имеет смысл заранее отвести от себя возможные подозрения, продемонстрировать нерушимую дружбу с Хлыстовым, отсутствие каких бы то ни было противоречий между совладельцами «Анжелики» и, когда падла скопытится, горько оплакивать «невосполнимую утрату».
Уже по дороге хитрый коммерсант решил пойти еще дальше – пригласить «гадюку» в ресторан, где на глазах многочисленной публики устроить пышное застолье с громогласными изъяснениями в безграничной любви и преданности. Кто ж потом посмеет заподозрить «лучшего друга» покойного в организации заказного убийства?! Наоборот! Успокаивать начнут, сочувствовать. Он же, заливаясь горючими слезами, объявит в фирме двухнедельный, нет – месячный траур!!! Хе-хе-хе!!! Вот с такими коварными мыслями Леонид Александрович и подъехал к кафе «Зарница» без трех минут час…
Завидев выходящего из машины Овечкина, Хлыстов заранее распростер объятия.
– Леня, брат! До чего же я счастлив тебя видеть! – театрально воскликнул он.
– Здравствуй, Вадик, здравствуй, дорогой! – не остался в долгу Леонид Александрович.
Оба компаньона лучезарно улыбались. Лица их сияли.
– Ты прости меня, дубину стоеросовую! – начал Вадим Робертович старательно отрепетированный монолог. – Я был в корне не прав!!! Ты, Леня, мозг фирмы. Я же всего-навсего инструмент.
– Не скромничай, Вадим! На самом деле ты просто незаменим! – ласково заворковал Леонид Александрович. – Без тебя «Анжелика» обанкротится. Давай сходим в… – Продолжить речь Овечкину не удалось. Разнесенная разрывной пулей голова бизнесмена буквально исчезла. На мгновение на ее месте возник отвратительный веер из ошметков мозга, брызг крови и осколков черепа.
Вадима Робертовича затопила сатанинская радость. «Не подкачал «профи». Завалили пидорюгу! Вышиб ублюдку мозги!!! Ай да умница! Ай да молодец! Двадцать тысяч отданы недаром! За такое незабываемое зрелище стоит заплатить!!!»
Хлыстов приготовился разыграть запланированный спектакль, рванул на груди одежду, но завопить по сценарию: «Люди добрые! На помощь! Лучшего друга убили!» – не успел. Следующая пуля угодила ему в лоб…
Поразив «мишени», Виталий Николаевич бросил на пол винтовку, снял перчатки, сунул их в карман, спустился на первый этаж, вышел из дома, миновал заброшенную стройплощадку, сквозь дыру в заборе просочился на соседнюю улицу и растворился в толпе. Убийца был доволен собой. Он честно выполнил работу, не отступив ни на шаг ни от «профессиональной этики», ни от данных клиентам обещаний. На мгновение появилась и тут же пропала равнодушная мысль о задушенном мальчишке. Черт с ним, со щенком! Попков посмотрел на часы. Восемнадцать минут второго.
«Надо поторапливаться, иначе к обеду опоздаю!» – подумал он, убыстряя шаг.
– Задание понятно? – закончив подробный инструктаж, строго спросил человек с известным на всю страну лицом, часто появлявшимся (особенно в докризисные времена) на экранах телевизоров.
– Да! – хором ответили Рафик Ильшатов и Эдик Лебедовский, тридцатилетние мускулистые мужчины – личные телохранители вышеуказанного господина.
– Повтори… ты! – Холеный палец указал на Лебедовского, слушавшего речь шефа с меньшим вниманием, чем Ильшатов.
– Пидор сейчас у любовника. Войти в квартиру, допросить пидора, узнать имя и координаты киллера, убравшего «…»[37]. Всех уничтожить в течение суток. По исполнении задания позвонить вам, произнести условную фразу: «Задерживаемся по техническим обстоятельствам. Машина барахлит», – бодро отчеканил Эдик.
– Правильно, – слегка поморщившись, подтвердил «известный человек». – Идите!
– Зачем ты произнес слово(«пидор», причем дважды? – набросился на товарища Ильшатов, едва они покинули кабинет босса. – Совсем рехнулся?
– А чо? – тупо вытаращился Эдик.
– Чо-чо! Через плечо! – зло передразнил Ильшатов. – Ведь шеф сам голубой. Хотя и скрывает! Разве не знаешь, дурень?!
– Не-а! Впервые слышу! – сконфуженно пробормотал Лебедовский.
– Впредь знай, тупица, да придерживай язык! Ладно, хрен с тобой! За работу!
Выехав за пределы резиденции(«известного человека», машина с особыми, отпугивающими гаишников номерами помчалась по направлению к Москве. Небо постепенно светлело. Близился рассвет…
Ковальский третий день безвылазно гостил у Майкла. На всякий случай, во избежание нагоняя, он поставил Попкова в известность о своем местонахождении (название улицы, номера дома и квартиры) и ни на минуту не отключал сотового телефона. Однако ни заказчики, ни хозяин-убийца не тревожили(«заслуженного правозащитника». Сергей Игоревич наслаждался отдыхом – то занимаясь любовью с Капустиным, то вместе с ним смотря телевизор. Американский подданный высказывал серьезное недовольство всеми теми, кто выступал в поддержку сербов, зато крайне одобрительно отзывался о господине Сванидзе и ему подобных.
– Российские средства массовой информации должны защищать интересы Соединенных Штатов, – капризно-раздраженным тоном говорил Майкл. – Вот Коленька наш человек, и Женечка ничего, но некоторые… Фи!!! Противные!!! Знаешь, Серж, напиши-ка пару статей о зверствах сербов и благородстве летчиков НАТО, наносящих хирургически точные удары по военным объектам. Внуши читателям – война ведется исключительно против диктатора Милошевича, ради предотвращения гуманитарной катастрофы, а я тебе баксов подброшу!
– Напишу, милый, обязательно напишу! – умильно улыбался журналист, поглаживая ножку сотрудника Корпуса Мира.
Майкл благосклонно кивал…
«Голубая идиллия» закончилась шестого апреля 1999 года в шесть часов утра. Ковальский проснулся от удушья. С хрипом открыв глаза, он увидел нависшее над ним бесстрастное татарское лицо. Сильные руки сдавливали горло.
– Ты – Ковальский, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес незнакомец.
– Д-д-да! – просипел бывший диссидент.
– Отлично! Эдик, вали[38] второго.
Послышался испуганный писк Майкла, тут же сменившийся бульканьем.
Краем глаза Сергей Игоревич заметил, как другой незваный гость – смуглый, горбоносый, бородатый – молниеносным движением опасной бритвы перерезал глотку гражданину США и, стараясь не запачкаться в крови, отпрянул в сторону.
– Клеенку подложи, – приказал напарнику татарин. – Кровища вниз протечет. Соседи всполошатся раньше времени.
– Дом новый, с бетонными перекрытиями. Не протечет! – возразил бородатый.
– Я сказал, подложи, мудак! – свирепым шепотом рявкнул Ильшатов.
– Ладно, ладно, не ори, – спасовал Эдик. – Уже кладу!
– Имя, фамилия, адрес человека, прикончившего(«…». В темпе, дерьмо! Если жить хочешь! – потребовал у обмочившегося со страха журналиста Рафик, ослабляя захват.
«Заслуженный правозащитник» без запинки сдал Попкова и жалобно попросил:
– Не убивайте! Я вас не выдам! Клянусь!!
На каменной физиономии Ильшатова появилась смутная тень улыбки. Он выдернул из-под головы Ковальского подушку, плотно прижал ее к лицу педераста (одновременно надавив коленом на грудь) и держал до тех пор, пока тело не перестало дергаться…
В эту ночь Виталий Николаевич, вопреки обыкновению, спал плохо. Впервые за долгие годы убийце приснился сон. Причем кошмарный. Привиделось Попкову, будто бы он, волшебным образом превратившись в барана, мирно пасется на лугу. Неожиданно к стаду подходят двое незнакомых мужчин. Один из них с табличкой на груди(«Инструктор СРС»[39] ведет на собачьем поводке Ковальского.(«Заслуженный правозащитник» семенит на четвереньках весьма непринужденно, словно передвигался таким манером всю жизнь.
– Ищи! – выпустив поводок, командует журналисту(«инструктор». Ковальский бросается в гущу стада, останавливается перед жующим травку Виталием Николаевичем и заливисто лает.
– Ага, понятно! – говорит собаковод, вместе с приятелем хватает за ноги беспомощно брыкающегося Попкова и волочет к зловещему красно-бурому зданию с крупной надписью на стене(«Бойня». Убийца проснулся в холодном поту. Часы показывали начало седьмого.
«Сон-то вещий, – с грехом пополам уняв нервную дрожь в конечностях, подумал экс-майор. – Нужно немедленно избавиться от(«пейджера». Иначе кранты!!!»
Вскочив с кровати, он поспешно оделся и, похерив на сей раз утренние процедуры, пулей вылетел из дома…
Утром 6 апреля у Вовочки началась ломка. А зелье и деньги, как назло, кончились. По выходе из клиники Попков-младший больше не рисковал воровать дома. Малолетний наркоман приноровился грабить старушек-пенсионерок, прослеживая жертву от сберкассы (или от магазина) до подъезда, где и нападал. Однако в предшествующий день ему хронически не везло. Вовочка выследил всего двух бабуль и… не добыл ни копейки! Первый раз отпрыск киллера нарвался на необычайно резкий отпор и, получив от хрупкой на вид женщины болезненный удар хозяйственной сумкой по прыщавой морде, с позором ретировался. Вторую пенсионерку случайно встретил неподалеку от дома похожий на медведя(«внучок». Благоразумный Вовочка, поджав хвост, немедля повернул назад. Последний раз сын убийцы кольнулся пятого апреля, в полночь, и спустя шесть часов ощутил острую потребность в очередной дозе. Чтобы нормально функционировать[40], Попкову-младшему требовалось четыре ежесуточных инъекции героина, по 0,25 грамма в каждой.
…К семи утра ломка стала невыносимой. Подскочила температура. Вовочку трясло, лихорадило. Болело абсолютно все. Тошнило. Суставы, кости, казалось, непрерывно перемалывались невидимой мясорубкой. Дрожащей рукой он набрал номер телефона Сурена Поросяна: ровесника, соседа по подъезду и тоже наркомана, добывающего деньги на(«дозы» розничной торговлей героином.
– Сурен, товар есть? – с трудом ворочая языком, спросил Попков-младший.
– Есть, – лениво ответил юный наркоторговец. В отличие от Вовочки, он вовремя ширнулся[41] и в настоящий момент чувствовал себя приемлемо.
– Д-д-дай д-д-дозу! – выдавил сын убийцы.
– Ты при бабках? – осведомился практичный Сурен.
– Н-нет, н-но я с-сегодня н-найду!
– Когда найдешь, тогда и получишь! – неумолимо отрезал Поросян.
– Погоди! Погоди! – отчаянно взвизгнул Вовочка. – Деньги будут. Через полчаса! Я зайду?! А?!
– Заходи, но только с монетой, – Сурен повесил трубку.
– С-сволота!!! – яростно заорал Попков-младший. – Все кругом с-сволота!!! Не-на-ви-жу!!!
Дикие вопли сына разбудили Зинаиду Михайловну…
– Что случилось? – зевая спросонья, спросила она, заглянув в комнату. Вовочка повернул к матери мутные, как у взбесившегося пса, глаза. В голове у него засела одна-единственная навязчивая мысль:(«Доза!.. Доза!.. Доза!»
– Деньги нужны, немедленно! – прохрипел наркоман.
– Зачем? – флегматично поинтересовалась мадам Попкова, не подозревавшая о прежних наркотических увлечениях любимого чада и считавшая его навсегда исцеленным от пагубного пристрастия.
– Не твое дело, старая ведьма! Гони быстро(«лавы»[42]! Сука!!! Блядь!!! – взбеленился обезумевший Попков-младший. – Убью паскуду!!!
Перепуганная Зинаида Михайловна попятилась назад, хлопая онемевшим ртом, а окончательно утративший над собой контроль Вовочка схватил подвернувшуюся под руку отцовскую гантель, бросился на мать, с размаху ударил ее по темени и продолжал, злобно рыча, молотить гантелей до тех пор, пока голова Зинаиды Михайловны не превратилась в скользкое, кровавое, бесформенное месиво. Тогда наркоман оторвался от трупа, наскоро обтер перепачканные руки о ночную рубашку убитой, перевернул спальню родителей вверх дном, нашел-таки вожделенные(«лавы» и, вскочив, помчался к Сурену…
Приобретя героин, Вовочка бегом вернулся обратно в квартиру и, не обращая внимания на мертвую, изуродованную до неузнаваемости мать, принялся, воя от нетерпения, готовить инъекцию. Сын киллера фактически ничего не соображал.(«Доза!!! Доза!!! Доза!!!» Поэтому он по ошибке вколол себе не обычные 0,25 грамма, а целых полтора. Отшвырнув использованный шприц, Попков-младший плюхнулся в кресло, закрыл глаза, ожидая отступления ломки, но вместо этого внезапно захлебнулся воздухом, схватился за сердце и скончался[43]. Давно ошивавшийся бес ловко перехватил вылетевшую из тела грязную Вовочкину душонку и, торжествующе гогоча, уволок в преисподнюю…
Пронзительно зазвонил телефон, однако поднять трубку было уже некому…
– Странно, никто не подходит! – после двадцатого гудка сказал Лебедовский. – Может, вилку из розетки выдернули?
– Навряд ли! – с сомнением покачал головой Ильшатов. – Тут что-то другое!
– Как поступим? – спросил Эдик.
Рафик надолго задумался, напряженно морща лоб и беззвучно шевеля губами.
– Я предлагаю следующее, – молвил наконец он. – Подъедем к дому, вскроем квартиру. Дальше – по обстоятельствам. Если ты прав и(«птичка в клетке», сладко дрыхнет, падла, отключив телефон, ликвидируем вместе с домочадцами. Свидетели нам не нужны. Если же нет, гм, посмотрим…
Посланцы(«известного человека» проникли в пропахшее кровью жилище Попковых в начале девятого утра.
– Н-да уж! Впечатляет! – с демонической иронией протянул Рафик, хладнокровно обозрев страшную картину. – Маленькая семейная неурядица. Папочка где-то шляется, а сыночек, грохнув мамочку, загнулся от передозировки.
– Ты считаешь, объект уехал до мочилова[44], – усомнился Лебедовский. – Вдруг он их сам того… Мало ли! Например, достали[45] чем-нибудь?!
– Ты, Эдик, дураком родился – дураком помрешь! – презрительно фыркнул Ильшатов, в недалеком прошлом считавшийся одним из лучших оперативников ФСБ. – Да тут с первого взгляда ясно, как развивались события. Сопляк – закоренелый наркоман, посмотри на исколотые вены. У мальчишки началась ломка, а денег на наркотики мамаша не дала. В результате щенок озверел и прикончил мать. У него на руках и на одежде четко видны следы крови. Возле трупа окровавленная гантель, которой он орудовал. Далее мальчишка нашел родительские бабки, где-то приобрел наркотик, но, не рассчитав дозу, подох. Папаша же отчалил гораздо раньше. У меня имеется подозрение, куда и зачем он так спешно намылился, однако давай сперва пошарим в квартире… Перчатки надень, кретин!!!
Пошли отсюда, – завершив обыск, занявший около сорока минут, сказал напарнику Рафик. – Ситуация в целом понятна.
– Но… – начал Лебедовский.
– Потом объясню, – резко оборвал Ильшатов. – За мной, живо…
– Ты обещал объяснить! – напомнил Эдик, устроившись рядом с Рафиком на переднем сиденье машины, поставленной весьма умело: из нее прекрасно просматривались подступы к подъезду Попкова, зато спецномера можно было разглядеть, только если подойти к автомобилю вплотную.
– Пожалуйста, – снисходительно согласился Ильшатов, прикурил сигарету и выпустил дым в лицо Лебедовскому. – Я уверен – объект заподозрил неладное, помчался спешно устранять посредника. Мы с ним чуть-чуть разминулись. В бега он податься не мог. Дома остались документы, в том числе поддельные, а также замаскированный под фотообоями[46] металлический сейф, где месье Попков, очевидно, хранит(«трудовые сбережения». Обои не повреждены. Сухие. Значит, сейф ни вчера, ни сегодня не открывали. Обнаружив мертвого Ковальского, киллер поймет – его вычислили, и решит залечь на дно, однако для этого ему потребуются деньги, документы, с голой задницей далеко не убежишь. Попков обязательно вернется обратно. Тут мы голубчика и спеленаем! Кстати, теперь, просмотрев фотографии в документах, я знаю пассажира[47] в лицо. – Рафик затушил окурок в пепельнице.
– А если он, решив не рисковать, все-таки удерет(«с голой задницей»? – поинтересовался Эдик.
– Тогда мы с тобой трупы, – нахмурился Ильшатов. – Хозяин выделил на завершение операции сутки. Не более… Но не дрейфь! Хмырь вернется! Интуиция меня ни разу не подводила!..
Виталий Николаевич подъехал к дому Майкла Капустина лишь в одиннадцать утра и уже не на своей(«девятке», а на такси. На Рублевском шоссе запаниковавший убийца вляпался в ДТП[48], столкнулся с новенькой иномаркой. После долгих неприятных разбирательств с гаишниками и агрессивно настроенным потерпевшим (авария произошла по вине Попкова) у Виталия Николаевича отобрали водительские права, его покореженную машину отбуксировали на гаишную автостоянку, а самого киллера обязали не позднее завтрашнего утра возместить причиненный владельцу иномарки колоссальный материальный ущерб плюс моральные издержки стражей порядка. Попков охотно согласился на все условия (завтра утром он надеялся быть далеко от Москвы)…
У капустинского подъезда Виталий Николаевич увидел гомонящую толпу жильцов,(«Скорую помощь» и две милицейские оперативки. Сердце убийцы съежилось в нехорошем предчувствии. С трудом придав физиономии выражение ленивого любопытства, он незаметно приблизился к толпе.
– Безобразие! Позор! – громко возмущалась накрашенная дама преклонного возраста с крупными бриллиантовыми серьгами в оттопыренных ушах и с пунцовыми от избытка помады губами. – Совершенно обнаглели бандиты! Ни домофоны, ни кодовые замки им не помеха! Спать спокойно не ляжешь!!!
– Не-е-ет! – тряся жиденькой бороденкой, утверждал либерально-демократического вида хлипкий, очкастый господин в шикарном кожаном пальто. – Убили подданного Соединенных Штатов!!! Тут акция политическая!!! Очередная вылазка русских экстремистов!!! Грубое попрание прав иностранных граждан! Мы не потерпим! Международное сообщество применит санкции!!!
– Ну-ка повтори, глист очкастый!!! – грозно надвинулся на(«либерала» широкоплечий мужчина с боксерским носом. – Я те, падла, ща применю санкции! Я те яйца на уши намотаю да башку в жопу запихну!!!
– Помогите!!! – пронзительно заверещал поборник прав иностранных граждан, подбегая к трем дюжим милиционерам, скучающим неподалеку. – Вон тот террорист обещал меня искалечить. Арестуйте негодяя, немедленно!!!
Однако менты, из-за известных югославских событий больше не питающие симпатий ни к(«мировому сообществу», ни к отечественным(«демократам», отреагировали на призыв прозападно настроенного хлюпика весьма недружелюбно. Двое демонстративно отвернулись, а третий – молодой, сероглазый, с погонами старшего лейтенанта – ровно, но со скрытой издевкой сказал:
– Когда искалечат, тогда арестуем. По факту совершения преступления, не раньше.
– Вы сами фашисты! – истерически взвизгнул очкастый. – Потакаете экстремистам! Я буду жаловаться!
– А вот тебя мы действительно заберем за оскорбление представителей власти, – недобро сощурившись, процедил старлей. Неизвестно, как дальше бы развивались события, но именно в этот момент четверо санитаров вынесли из подъезда на носилках два накрытых простынями тела. Неожиданно один из санитаров споткнулся, передние носилки перевернулись, и труп шлепнулся на землю. Протиснувшись в передние ряды и опознав в мертвеце Ковальского, Виталий Николаевич изменился в лице. Механически развернувшись, он торопливо зашагал прочь.
«Смываться!.. Смываться!.. Захватить деньги, документы и смываться!.. Сперва в ближнее зарубежье… Затем дальше!» – перепуганными тараканами бегали в голове Попкова куцые мысли. Безразличный к чужим жизням, свою собственную киллер ценил чрезвычайно, и в настоящий момент страх смерти не только покрыл тело Виталия Николаевича липким, вонючим потом, заставил судорожно трястись поджилки, но вдобавок почти полностью парализовал умственную деятельность. В результате, охваченный животным ужасом, экс-майор не сумел проанализировать ситуацию и не учел того обстоятельства, что(«охотники», узнав у Ковальского его адрес, возможно, уже успели организовать засаду…
– Ага, явился родимый! – завидев спотыкающегося от поспешности Попкова, обрадовался Ильшатов и приказал сидевшему за рулем Лебедовскому: – Подгоняй тачку к подъезду!
Виталия Николаевича Рафик настиг у дверей лифта.
– Федеральная служба безопасности! – сухо представился он, предъявив соответствующее удостоверение. («Известный человек» без проблем снабжал своих людей любыми документами.) – Вы – гражданин Попков?
– Да, – ответил убийца.
– Пройдемте!
– Я же не совершил ничего противозаконного! – воскликнул Виталий Николаевич.
– На Лубянке разберемся, – официально вежливо улыбнулся Ильшатов.
Упоминание о прежнем месте службы подействовало на экс-майора успокаивающе. К тому же удостоверение было подлинным, а в узкоглазом(«оперативнике» чувствовалась кондовая, гэбэшная закваска. Ни былых коллег, ни прочих правоохранительных органов убийца не опасался. Следов он не оставлял, работал аккуратно. Да и старые связи наверняка помогут. Поэтому Попков послушно проследовал за татарином к машине и уселся рядом с ним на заднем сиденье.
– Вы вооружены? – казенным голосом осведомился Рафик.
– Нет, конечно! – честно ответил киллер. (Рассчитывая уничтожить(«живой пейджер» подручными средствами, он не захватил с собой оружия.)
– Тем не менее я обязан вас проверить. Поднимите руки. Повернитесь спиной.
Виталий Николаевич беспрекословно подчинился.
– Так? – спросил он.
– Так! – подтвердил Ильшатов, треснув Попкова рукояткой пистолета по затылку.
Убийца очнулся не скоро. Машина с особыми номерами успела выехать за пределы Москвы и с бешеной скоростью мчалась по загородному шоссе. Руки Виталия Николаевича были скованы наручниками, ноги крепко связаны, рот заклеен скотчем.
«Все! – понял Попков. – Пропал!»
Внутренности киллера сжались в ледяной комок, из глаз потекли слезы.
– У-у-у!!! – взмолился он. – У-у-ы!!!
– Ты хочешь спросить, кто мы и куда тебя везем? – захихикал глуповатый Эдик.
– Заткнись! – оборвал Лебедовского Рафик. – Хмырь прекрасно знает и то и другое!
– Ы-ы-а-а!!!
– Нет, вы только поглядите, какой нудный тип! – возмутился Ильшатов. – Прям покоя не дает!
– У-у-о!!!
– Ну, парень, ты мне надоел! – Рафик резко ткнул киллера мозолистым кулаком в челюсть. Виталий Николаевич впал в состояние гроги[49].
Между тем машина свернула на проселочную дорогу и, проехав около километра, остановилась.
– Выгружаемся! – сказал Ильшатов.
Вместе с Лебедовским они извлекли наружу полубесчувственного Попкова и волоком потащили в глубь леса, к заранее вырытой могиле…
«Известный человек» нетерпеливо поглядывал то на часы, то на ручной пульт дистанционного управления, формой и размерами напоминающий телевизионный, но с одной-единственной зеленой кнопкой посередине. Из отведенных им самим суток прошло меньше половины, однако(«известному человеку» не терпелось побыстрее завершить операцию по(«зачистке концов», финальной стадией которой являлась зеленая кнопка. Скорей бы позвонили исполнители, последнее звено цепи. Тогда он нажмет кнопку, и все! Чист!!! Не подкопаешься! Слишком тревожная обстановка в стране! Слишком! Березовского в розыск объявили, Смоленского! Натуральный беспредел!..
– Киллер-то хваленый слабоват в коленках оказался, – веселился Эдик. – В штаны насрал, едва удавку на шею набросили! Ха-ха-ха…
Ильшатов молчал, напряженно размышляя о чем-то. Похоронив в лесу Попкова, они выехали на шоссе и по просьбе Рафика затормозили у обочины.
– Ладно, звякну шефу! – Лебедовский набрал на сотовом телефоне номер и произнес условную фразу: – («Извините. Мы задерживаемся по объективным обстоятельствам. Машина барахлит».
– Что он ответил? – тревожно встрепенулся Рафик.
– Ничего! – пожал плечами Лебедовский. – Дал отбой. Почему ты такой кислый?! Будто кило лимонов сожрал!
– Видишь ли, Эдик, у меня появились скверные подозрения, – задумчиво молвил Ильшатов. – Хозяин заметает следы. Но ведь мы с тобой тоже след!!! Последние, кто знает, кем организовано убийство(«…».
– Ты считаешь, нас(«сотрут»? – забеспокоился Лебедовский.
Ответ пришел сам собой. В тридцати километрах от машины исполнителей(«известный человек» нажал на пульте зеленую кнопку, приводящую в действие суперсовременную радиоуправляемую бомбу, замаскированную под запасное колесо в багажнике. Рафик с Эдиком исчезли в ослепительно ярком пламени мощного взрыва…
Москва, апрель 1999 года
Американское посольство заявило протест по поводу зверского убийства гражданина США Майкла Капустина, а также его близкого друга, выдающегося российского правозащитника и блестящего журналиста Сергея Ковальского. По мнению американцев, сие чудовищное преступление совершили русские(«красно-коричневые» экстремисты, мстящие(«мировому сообществу» за проведение гуманитарной миссии на Балканах. Слава Богу, у России имеется пока ядерный щит, иначе бы на Москву уже сыпались натовские крылатые ракеты. Расследование обстоятельств гибели мадам Попковой заняло от силы сутки.(«Сын наркоман прикончил мать, не давшую денег на героин, а потом сам умер от передозировки», – пришла к справедливому заключению милиция. На бесследное исчезновение Виталия Николаевича Попкова правоохранительные органы вовсе не обратили внимания. Они, как известно, не любят браться за подобные дела, да и заявление на розыск без вести пропавшего подавать некому.
«Известный человек» жив, здоров, правда, с каждым днем он чувствует себя все неуютнее, а по ночам видит страшные сны…
Иной пространственно-временной континуум