Пока шло следствие, я сидела в камере и ждала, что меня вот-вот освободят. На ноже не было отпечатков моих пальцев, наверно, это запуганная до смерти Беатрисс подняла его с пола и сунула мне в карман куртки. Знала, что я выкручусь, что меня, наконец, спасет Марк. А кто бы спас ее, если бы она призналась в том, что убила Захара? Да никто. Захар был слишком заметной и положительной во всех отношениях фигурой, чтобы предположить ту степень семейного скандала, которая допускает поножовщину. Если бы Беатрисс застала его, к примеру, с любовницей и убила обоих, ее бы, может, и оправдали. Но Захар лежал в спальне на полу одетый, как если бы он только что вернулся с работы. Людмила Рожкова обеспечила своей подруге железное (пропитанное запахом молочной отрыжки) алиби. Кому понадобилось убивать Захара?
– Это правда, что вы были любовницей Захара Пожарова?
Очередной допрос. Очередные скучные, бесплодные вопросы.
– Нет, я никогда не была любовницей гражданина Пожарова. Берта – моя лучшая подруга…
– Подумаешь, подруга… Да я сколько угодно знаю таких случаев, когда мужья лучших подруг…
– Меня не интересуют эти ваши истории. Мы были друзьями. К тому же у меня есть любимый человек.
– Адвокат. Понятно. Это мы знаем.
– Может, отпустите? Ну что я вам такого сделала? Захара не убивала, нож мне подкинули…
– Вы шутите, что ли?
Мне казалось, что такие допросы можно вести годами, десятилетиями, веками. Мне не в чем было признаваться, а у следователя иссякли вопросы. Марк уже махнул на меня рукой, понимая, что я все равно буду до последнего покрывать Беатрисс.
– Почему ты это делаешь? – спросил он меня еще в самом начале, когда следователь отлучился и у нас была возможность переброситься парой фраз без свидетелей. – Думаешь, это она?
– А кто еще, Марк? Думаю, что она была не в себе, произошла ссора… У нее в последнее время нервы шалили…
– Это правда, что у нее был любовник?
– Понятия не имею.
– Да разве ты скажешь, – усмехнулся он, понимая всю бесполезность подобных вопросов. – Но если это она, значит, была причина. Я бы мог ее защищать.
– Нет, Марк, не мог. Захар слишком положительная фигура, чтобы его можно было в чем-то заподозрить.
– Но в твоей куртке, между прочим, нашли нож!
– Ничего, я выкручусь.
– Вы с ней, случаем, не любовницы?
Он сказал это со зла, не зная, что бы еще такое сказать, чтобы привести меня в чувство.
– Понимаешь, для убийства нужен мотив, причина, а у меня всего этого нет. Я вообще нейтральный человек. – Я, все еще не чувствуя реальной опасности, продолжала стоять на своем.
– Это тебе так кажется. Захар любил тебя, между прочим…
Мне стало не по себе. Захар убит, и услышать от Марка о том, что Захар любил меня, было все равно что получить подарок с того света.
– Откуда тебе это известно?
– Он сам говорил мне. Да это и так было видно. Особенно мне… Он как-то спросил, почему мы до сих пор не женаты, и знаешь, я не знал, что ему ответить… Тогда он мне сказал такую фразу: «Старик, смотри, потеряешь Изабеллу…»
– Неправда, он всегда любил Беатрисс… – вспыхнула я.
– Их не поймешь… Люблю – не люблю… Но ты снова ушла от ответа. Почему ты не хочешь рассказать следователю правду?
– Беатрисс дадут большой срок, и всю свою молодость она проведет в тюрьме. Она не выдержит там и дня. Она погибнет. Я ее знаю. Она изнеженна, она создана для другой жизни.
– А ты, конечно, создана для нар, баланды и прочей мерзости, да? А обо мне ты подумала?
Нет, не подумала. Говорю же, я до последнего момента, до оглашения приговора была уверена, что меня оправдают и выпустят. Но вместо этого влепили семь лет женской исправительной колонии строгого режима. Мне, мне!!! Это было чудовищно. Помнится, я кричала что-то о Захаре, о том, что он был моим лучшим другом…
Сквозь пеструю муть присутствующих в зале суда выделялась яркая брюнетка в черном. Беатрисс даже на судебные заседания ходила одетая с иголочки, а губы ее горели пунцовыми вишнями. Я знаю, что она смотрела только на меня. Что она чувствовала, когда видела мое бледное лицо с воспаленными от недосыпания глазами? Просила у меня прощения или просила у меня помощи? Все слова, слова…
Она продолжала жить в своей комфортабельной квартире, принимать по утрам душ, намыливаясь душистым мылом, пила на завтрак дорогой кофе, обедала в ресторанах, поскольку готовить теперь было не для кого… А я в это время пыталась научиться жить в нечеловеческих условиях женской колонии… Почему она ни разу не пришла ко мне? Боялась, что разрыдается и выдаст себя? Скорее всего, именно так.