Гарин погрузился в рекламные дела, при этом всё сильнее испытывая желание поскорее вернуться в медицину.
Он принес на работу халат и колпак, и когда в операционных, судя по докладам врачей на утренней конференции, затевалась какая-нибудь интересная операция, присутствовал на ней как наблюдатель.
Благо, все операции выполнялись с помощью особого телевизионного оборудования, и Жора видел, что происходит внутри человека, стоя за спинами хирургов.
А те его не гнали, наоборот, с удовольствием комментировали свои действия. Чаще всего они делали операции по удалению желчных пузырей с камнями. Случались и неожиданные. Так, пришел гражданский летчик и потребовал камень из пузыря убрать, а сам пузырь непременно оставить. Объяснял он это тем, что если при ежегодном обследовании пузыря не окажется на месте, от полетов отстранят. Ребята посмеялись, конечно: «без пузыря самолет не взлетит?», но просьбу выполнили, пузырь сохранили.
Через две недели Бланк улетел в Лондон вместе с Рудыго и Гариным-отцом.
Жора ничем не выдавал своей осведомленности о происходящем. Захочет отец – сам расскажет, а нет, так нет.
Клиникой в отсутствие Бланка руководил Марк. Рабочие готовились сдать еще один этаж, где должны были появиться еще два отделения.
Гарин работал над рекламной статьей об открытии в ЭСХИЛЛе детского дневного хирургического отделения. Бардин возник в дверном проеме, дождался, пока Жора оторвется от текста и обратит на него внимание, и махнул рукой:
– Пойдем ко мне, есть серьезный разговор.
– Пойдем, – согласился Гарин, разминая затекшую спину.
Втайне надеясь, что Бардин наконец сообщит ему об открытии в центре отделения кардиологии, Гарин закрыл общую тетрадь с заготовками рекламных статей и на цыпочках, чтобы не помешать секретарше складывать пасьянс, выбежал за Марком, предвкушая что-то приятное. К «приятному» он относил назначение себя дежурным врачом по центру пару раз в месяц или в особые дни, если в отделениях оставался кто-то из тяжелых больных. В центре уже появилось отделение реанимации с тремя анестезиологами. Гарина в этот штат приглашенный заведующий брать не стал. А Бардин нехотя сообщил, что Бланк не разрешил, без объяснения причин.
Они все-таки схитрили и обошли запрет Бланка. Чтобы хоть как-то сохранять профессиональные навыки, Гарин оставался на дежурства всякий раз, когда Марк просил его об этом, вот так же, как и в этот раз, приглашая за собой:
– Пойдем, есть важный разговор.
Гарин не спешил сесть. Обычно Бардин прикрывал дверь и спрашивал: «Подежуришь сегодня?» (или завтра… или третьего дня…), иногда объясняя причину этих просьб, иногда нет.
На этот раз Бардин прошел за свой стол и пригласил:
– Садись.
По тону, каким это было произнесено, Гарин понял: разговор будет не о дежурстве. Каких-либо косяков он за собой не знал, значит, распекать его Марку не за что.
– Вот какое дело, – начал Бардин, – в ЭСХИЛЛе надо открыть новое отделение, и кроме тебя сделать это некому. Причем рекламу с тебя Бланк снимать пока не хочет. Надо совместить приятное с полезным, а точнее, необходимое с крайне необходимым.
У Гарина на мгновение перехватило дыхание, но он сообразил, что речь пойдет не о кардиологии.
– Как ты себе это представляешь, что за отделение?
– Переливания крови, Жора. Нам непременно нужно открыть ОПК как подразделение, чтобы получить лицензию на кардиохирургию. Одноразовыми привозами крови при форс-мажоре мы больше обходиться не можем. С открытием сердечно-сосудистой хирургии и при ней кардиологии количество переливаний крови возрастет в несколько раз. Я это знаю, ты тоже должен понимать. Инфарктное отделение с БИТом, как было у нас, мы сделать не можем. Основная идея, а точнее, идеология отделения ориентирована на неотложное, экстренное восстановление кровообращения: либо растворяем тромбы, либо хирургически устраняем. Главная цель – больной выздоравливает за два-три дня. Статистически сосудистая хирургия кровава по сути своей. А значит, риск кровопотери во время операции должен быть прикрыт наличием крови и специалистов по ее переливанию. Из не занятых анестезиологов у нас есть только ты. По приказу Минздрава, отделением переливания крови может руководить или хирург, или анестезиолог. А у тебя интернатура по анестезиологии. Ты формально годишься. И я не хочу поручать это кому-то еще. Для тебя это шанс сейчас вернуться в большую медицину. Согласен? Второго такого шанса, я боюсь, нет и долго еще не будет.
Тут до Гарина дошло, что Бардин все-таки не с той, так с этой стороны подобрался к решению о создании в центре кардиологического отделения. А это уже полдела, будет отделение – можно будет и тихой сапой переползти в него, пройдя необходимую подготовку, и наработать лечебный опыт. Но сейчас от него требовалось создать очень важную вспомогательную структуру – отделение переливания крови.
Он подумал: а сумеет ли? Создать отделение с нуля – не шутка, тем более для недавнего студента. Вспомнил: а как же Семашко? Обычный врач, которого вызвали в ЦК и вот так же и сказали: надо сделать систему здравоохранения в стране. Давай, займись. И он создал лучшую в мире того времени и до сих пор. Не боги горшки обжигают.
– Мне нужно поучиться, – произнес он хрипло. Голос сел от волнения.
– Это понятно, – согласился Бардин. – Вот тебе визитка, это замдиректора НИИ переливания крови, знакомый нашего Бланка. Позвони, он тебе поможет найти толкового куратора.
– Ты это делаешь, пока Бланка нет? – сообразил Гарин.
– Ну, частично. Он на меня повесил сейчас всю работу по центру.
– А сам что?
– Не знаю, – пожал плечами Бардин, – чего-то они мутят с Рудыго, я слышал, они вместе куда-то собирались.
Гарин чуть не брякнул: «В Лондон?» – но прикусил язык. Откуда бы ему знать?
– Нам осталось еще два этажа здания освоить. У тебя есть планы?
– Планов громадье, да денег нет, – усмехнулся Бардин. – Сейчас надо открыть самые перспективные, самые доходные направления. Хочу начать делать ангиопластику при тромбозах. Всё, кроме головы, пока.
Гарин кивнул, он понимал Марка. В отделении, в БИТе кардиологии они широко использовали препараты, растворяющие тромбы, но проблему с местом сужения сосуда это не решало. Бляшка, перекрывающая сосуд, не растворялась, и тромб, однажды появившись где-то, вполне мог появиться там же снова.
Половина всех смертей имеет причиной или тромбоз, или кровотечение.
На подготовку к учебе у Гарина ушла неделя. Он разослал объявления в журналы и газеты, отправил статьи научно-популярного содержания о новейших методах лечения, с приглашением приезжать на осмотры.
Бланк уже давно дал Марку право финансовой подписи, чтобы его не донимали второстепенными вопросами по организации работы.
Марк же, не особенно вникая в суть счетов от Гарина, поступал своеобразно. По четным дням он подписывал счета, сумма которых была четная, а по нечетным – соответственно, нечетная. Так он избегал больших трат за день, ведь благодаря работе центра деньги на счет поступали ежедневно.
Большой очереди в центр ЭСХИЛЛ не было, но врачи не бездельничали, люди ежедневно приезжали на осмотры, консультации, из них половина приходила на операции. Обследование занимало дня два амбулаторно.
«Закинув дров в печку», как называл Гарин рекламную кампанию в виде сразу нескольких проектов, он позвонил в НИИ переливания крови. Знакомый шефа объяснил:
– Коллега, вам нужно пройти переподготовку, да? Вы возьмите письмо от вашего центра с просьбой о прохождении вас у нас повышения квалификации по тематике «Клиническая трансфузиология» и приезжайте. Да? Я вам дам отличного куратора и счет на оплату. Как только деньги поступят, да? – можете приезжать. Обучение будет идти с отрывом от производства, согласитесь. Потому освободитесь у себя на две недели, – говорящий помолчал с минуту. – Две недели – это восемьдесят учебных часов, да? Так как вы сотрудник Антона Семеновича, то мы вам сделаем скидку.
Гарин усмехнулся. И там есть словоблуды. Зачем нужны эти смысловые выверты? Неужели нельзя говорить коротко и ясно? Он часто встречался с такими вот подтверждалами, которые разговаривают, будто спорят и сами себе сказанное подтверждают. Не чистая речь. Он удержал себя от передразнивания.
– Я понял, – ответил он коротко, как бы вопреки манере собеседника, который, кажется, не умел говорить емко, без лишних слов. – Спасибо. Завтра я буду у вас. К какому часу?
– Ну, смотрите сами: или к восьми утра, согласитесь, пока я не ушел на конференцию, да? Или к двенадцати, когда я приду с обхода. Адрес вы знаете? – и знакомый Бланка начал было произносить адрес, но Гарин оборвал его:
– Знаю. Я приеду к семи сорока пяти. Спасибо, – чем дольше Жора с ним разговаривал, тем более короткие фразы хотелось использовать.
– Вот и хорошо. До встречи, молодой человек. Привет Антону Семеновичу.
Знакомый Бланка говорил с каким-то странным акцентом, заменяя некоторые звуки «о» на «у», и у него вышло «мулудой чуловек».
Гарину приходилось встречаться с такими суесловами. Он назвал их характерное качество мозговой диссоциацией, и то, что собеседник оказался заместителем директора крупного НИИ, его удивило. Часто такие люди были крайне несобранными и непунктуальными.
Самая сложная задача в нарождающемся капиталистическом обществе – это определить цену работы или услуг. С товарами как-то проще: стоимость сырья и всех затрат на производство штуки чего-либо, а вот как вычислить, сколько стоит учебный час повышения квалификации? Как определить цену знаниям? Все нормативы советского времени устарели, а новых еще не было.
Плата за обучение в первой половине девяностых назначалась «от балды»: не сколько это реально стоит, а сколько я хочу или могу с тебя получить. По принципу: мне нужно сто рублей, если хочешь поучиться – плати.
Так и в случае с Гариным. Он приехал в ЦОЛИПК – как еще с советских времен назывался НИИ переливания крови – как и обещал, к семи сорока пяти, переоделся в халат, чтобы не задавали ненужных вопросов младшие научные работники, операторы ведра и швабры, и постучал в кабинет знакомого Бланка ровно в семь сорок пять.
– Вуйдите! – послышался уже знакомый голос.
Встретил Гарина весьма колоритный мужчина невысокого роста с орлиным профилем и глазами навыкате.
– Это вы? – спросил он, не уточняя, кто вошел.
– Это я, – подтвердил Жора.
– Вам наду принести письму из Минздрава, да? О том, что вам предуставляется квота на бесплатное лечение. И мы пуложим вашу маму в гематулогию, согласны?
– Вы меня не за того приняли, – усмехнулся Жора, —я Гарин, от Антон Семеныча Бланка, мне нужно пройти повышение квалификации по переливанию крови.
Владелец орлиного носа нисколько не смутился:
– А, бувает. Письму привезли?
Гарин отдал заверенную Бардиным бумагу.
Орел-мужчина лихо подмахнул ее и, возвращая, добавил:
– В бухгалтерию отнесите, вам дадут счет на уплату, да? И с пунедельника приезжайте, я заведующего утделением переливания предупрежу о вас.
Никто заведующего ОПК не предупредил, и визит Гарина в понедельник к восьми сравнили со снегом на голову и громом среди ясного неба. Пока всё решалось, Жора просидел в коридоре вместе с донорами до полудня.
Он не взял с собой никакой книги и снимал раздражение дыхательной гимнастикой у раскрытого окна. Он терпеть не мог непунктуальности и расхлябанности. Руководитель такого уровня не должен быть раздолбаем. Но, видимо, в НИИ это никому не мешало.
Гарин припомнил плотника из фильма «Человек за бортом» в исполнении Курта Рассела. «Ничего, потерпи две недели, и ты больше не увидишь ни этого орла, ни сам институт».
Однако орел-мужчина, видимо, перегруженный делами и оттого рассеянный начальник, индивидуальную программу для Гарина все-таки сделал и куратора назначил действительно превосходного.
Гарин, когда его увидел, сразу обозвал «инженер Карасик» [25], потому что новый учитель здорово напоминал актера, исполнявшего роль в фильме «Вратарь» 1936 года, и даже очень похоже немного заикался .
Две недели прошли в напряженных занятиях. Гарин давно столько не писал, а чтобы получить пакет необходимых инструкций, летел с бумагами к себе в центр и вечерами копировал их на ксероксе.
За две недели он должен был освоить материал минимум шести месяцев.
Куратор Васильев каждый день приносил ему журналы из личного архива. Там были статьи обо всем, что касалось крови и методов лечения через воздействие на кровь.
К концу первой недели Гарин подготовил и положил перед Марком проект отделения переливания крови, исходя из вероятной потребности центра в препаратах и компонентах. Частично – чисто аптечная работа, потому что ОПК должно было контролировать поставки в другие отделения не только препаратов крови, но и кровезаменителей. А это бутылки и специальные пластиковые мешки. Значит, нужен был склад и особая бухгалтерия.
Марк, сам же давший задание, от гаринского энтузиазма оторопел, как и от сметы на необходимое оборудование. Он весьма смутно представлял себе, что будет нужно для ОПК: ну, там, шкафы, холодильники… оказалось, он и десятой части не знал.
– Ты, вот что… – сказал Бардин, прочитав служебную записку, – давай шаг за шагом. Сначала сделаем то, что нужно для открытия сосудистой хирургии. Помещения я тебе, конечно, дам и выгородку в торце здания поставим. Кстати, продумай, что тебе там еще надо: туалет и прочее… Вспомни, как мы БИТ сделали – ничего лишнего, но всё, что нужно, было. Двести квадратов хватит?
– Лучше триста, – ответил Гарин. – Процедурная нужна, лаборатория и склад, а еще ординаторская, палаты… и знаешь, я думаю, нужен второй врач.
– Дай тебе палец, всю руку отхватишь!
– Так для дела же. Ты мне поручил, вот я и делаю, согласен? – вспомнился ему «орлиный нос».
Бардин выкатил на Жору глаз.
– Ладно. Вижу, ты не зря ездил. Готовь список процедур, которые планируешь делать, и цены прикинь на них. Что у тебя с рекламой?
– На пару месяцев зарядил, да. Но надо бы найти человека на замену, согласись? Я два дела не потяну. Пострадают оба, да?
– Ты чего? Прикалываешься?
– Вспомнил знакомого Бланка, что ты дал. Всё время сам себе поддакивает и требует согласия
– Ладно, – повторил Бардин, – покупаем сперва холодильники и морозилку, затем центрифугу. Заключай договоры с отделениями переливания крови и станциями. Хочешь сам заниматься заготовкой?
– Нет, – быстро ответил Гарин. – Не хочу. Да и не разрешат. Заготовкой крови могут заниматься только государственные учреждения, частным нельзя. Мне нужно, чтобы врачи заранее планировали запросы по крови. А я буду заказывать.
Так неожиданно Георгий вдруг стал заведовать отделением, да не абы каким, а переливания крови. То есть одним из ключевых в любом хирургическом стационаре. И ничего, что сам он не мог заготавливать кровь, забот ему хватило и с обеспечением кровью остальных отделений.
Он припомнил, как еще на скорой и потом на лекции в институте он зарекся хоть когда-нибудь связываться с переливанием крови и этой профессией. Судьба словно издевалась над ним, не позволяя заниматься тем, о чем мечтал, а принудив взять дело, от которого шарахался.
[25] Анатолий Иосифович Горюнов (Бендель), актер театра и кино, народный артист СССР, 1902—1951.