Пошел Баюн к Лешему с Водяным посоветоваться, как им быть и что делать дальше..
И надо сказать, что сделал он это во время.
Леший сидел на берегу озера на старом пне, Водяной лежал на коряге, наполовину высунувшись из воды. Они о чем-то тихо говорили и посмеивались.
Но замолчали, как только узнали, зачем к ним кот пожаловал.
– Ты за чертей заступаться пришел? – спрашивал Леший, будто он научился читать мысли, да не кого-нибудь, а самого Баюна.
– А то, никто за них не заступится, а что мы без них делать станем? – признался Баюн, он даже и на этот раз лукавить не стал.
– А что, они уже сбежать собирались, – поинтересовался Водяной, – так может, поживем немного спокойно.
– Может, и поживем, только без чертей твое озеро в болото превратиться, кто там все вверх дном поднимает. А порядки такие кто навел? – напомнил кот Водяному. Как коротка у него была память.
– Так я и говорю, что поживем спокойно, а потом и снова можно чертей ворочать.
– Вот, вот, а потом затянет тебя тина болотная и ряска так, что и вытащить не сможем, да и заповедный лес дремучим станет.
Долго он убеждал их, наконец, духи согласились.
– Надо что-то делать, если Сварог создал чертей, то они на что-то должны пригодиться.
И вдруг кот взглянул на Лешего и все понял.
– Так это ты, – завизжал, как резанный, наш кот.
– Чего я? – пробурчал Леший и поторопился уйти. Он был вовсе не так глух и наивен, как могло показаться сначала.
– Это ты привел Балду в лес, и заставил чертей взять его в плен.
– А ты меня там видал? – поинтересовался Леший, хотя и не только коту было понятно, что он ко всему этому причастен.
– Не видал, – согласился Баюн, – но это ты, сам с чертями не справился и Балду привел, а они теперь, бедняги, и маются, а ты в сторону ушел и наблюдаешь?
Леший хотел ему что-то сказать, но кот уже сбежал от него, последнее слово, как и всегда, оставалось за ним.
Теперь он точно знал, что должен помочь чертям от пленника избавиться, но легко сказать, а как это сделать?
Этого не знал даже кот ученый. Вот такой сложной оказалась ситуация, что не только черти, но и кот ученый с ней справиться не могли.
Надежда умирает последней, и черти все еще не теряли той самой надежды. Они были настроены по-боевому. Только это передавалось и герою.
А Балда с самого начала знал, что не должен отступать и сдаваться, да и никогда в жизни не делал этого.
Хотя наши с вами философы значительно позднее утверждали, что один в поле не воин, но в те времена все и духи и черти могли бы вам сказать совсем другое, что он воин, если это Балда.
А им достался именно он, а не какой-нибудь царевич Иван или Емеля.
Когда они в очередной вечер спали прямо на голой траве, а что чертям сделается, когда и копыта под ногами не ощущаешь, Балда вышел подышать воздухом. Кот пристроился тут же и пошел вместе с ним посидеть немного при ясной луне.
Тут и увидел он живописную картину – поле полу прибитых чертей – почти как настоящее поле сражения. Такие поля потом художники на батальных полотнах рисовали.
– А что это с чертями у нас? – словно он их в первый раз увидел, поинтересовался у кота Балда.
– Как это что? Притомились да и отдыхают горемычные, а то ты их в первый раз видишь, – только и отвечал ему кот.
– А с чего бы им притомиться? – удивленно спросил Балда.
Любому показалось бы, что он и на самом деле этого не понимает. Но коту-хитрецу все это было знакомо не понаслышке. Не стоило парню с ученым котом в такие игры играть. Тот с самого начала видел его насквозь.
Тут уж коту пришлось на него взглянуть.
– Так, а я и не знал, что они у нас такие хилые, да дохлые, об этом надо подумать.
– О чем ты думать собрался? – насторожился кот.
Этот поворот событий ему никак не понравился. За словами Балды всегда скрывались какие-то неприятные для чертей события.
Коту хотелось бы первому узнать, что он еще с чертями такого придумать успел.
Но и Балда неплохо знал ученого кота и ничего ему говорить не собирался.
– Всему свое время, – время разбрасывать чертей и время собирать их, – глубокомысленно заверил Балда.
Больше он не сказал ни слова, сколько кот его не пытал.
В тот момент один из чертей дернул копытом во сне, услышал он Балду, или что страшное ему снилось, кто знает.
Но если бы кто-то, кроме кота Баюна эту картину увидел, то слезами бы он облился в тот миг.
Хорошо, что кроме старого ворона никто ничего такого и не видел больше.
Только кот понял, что ничего хорошего Балда для своих чертей не придумает. Вот уж точно, чем дальше в лес, тем больше дров.
– Что ты делать хочешь? – пытал героя кот.
Он давно знал, что если ты предупрежден, то защищен, а ему хотелось защититься от таких нападок. Вон как у героя глаза сверкали.
– Надо сил покачать, а что-то они очень вялые, – размышлял герой, поглядывая на спящих чертей.
Они снова вернулись назад, но тогда еще не знали черти того, что им предстоит пройти, и хорошо, что не знали, еще какое-то время спокойно жили, но недолго их вольности продолжались. Как скоро выяснилось, тихо да мирно они спали последнюю ночь, а все их хождения по мукам не только не закончились, а лишь начиналось.
Утром Балда велел первым делом принести камней разных размеров.
– А камни нам зачем? Мы вроде порядок наводили, – дивился черт Степан.
– Ничего вы их аккуратно в кучу потом положите, – пообещал Балда.
– Памятник сами себе соорудим? – не сдавался пытливый черт, ему хотелось знать больше, и горькой правде в глаза взглянуть.
– Что-то такое и будет, если сил не наберетесь, мне хилые черти без надобности, тогда вас лучше похоронить, а пока пошевеливайтесь.
Это прозвучало как-то зловеще, хотя говорил Балда тихо и почти ласково, но это и пугало, больше, чем любые крики..
Вороны с веток деревьев, свободные черти из кустов, а кот из окна избушки смотрели на то, как наши тюремщики поднимали и отпускали камни. А сам Балда внимательно за ними следил, чтобы они все в полную силу работали, никто не отлынивал.
– Ну, теперь – то все, – взмолились черти, когда он, наконец остановил их, и они качались от напряжения и едва на копытах стояли..
С какой радостью ждали черти минуты, когда можно будет отбросить камни и хоть немного отдохнуть.
Наконец, Балда махнул рукой, такая минута настала.
– А теперь за работу, – услышали они голос Балды.
– Какую работу, а это что было? – раздалось несколько голосов хором.
– Это вы над собой работали, а теперь заповедному лесу должны пользу принести, словно вы в первый день на свет народились. За дело, хватит стоять, сложа руки.
Черти взвыли.
Но это только рассмешило и вдохновило Балду. Он ничего даже и слушать не хотел, да и не собирался.
– Один в поле воин, если это Балда, – говорил кот Яге, и она с ним согласилась, улыбаясь загадочно. Сразу видно, что Балда ей очень нравился.
– А чем ты радуешься? – не выдержал кот, поглядывая на только что испеченный блин. Как же он проголодался в этот день
– Ничего, им давно надо закалиться, Леший их совсем распустил, – тут же повторила Старуха.
Черти почти в обмороке поняли, что от нее они защиту не дождутся.
Яга не скрывала своей симпатии к герою. Кот не думал так однозначно.
Баюну нечего было сказать, и все -таки он все больше жалел чертей, и понимал, что если не придумает что-то для того, чтобы все это остановить, то чертей они раз и навсегда потеряют. А он уже сжился с ними и не собирался расставаться так просто.
– Ничего, на каждого воина свой Перун найдется, – пообещал он.
– Ты смотри у меня, – Перун, как бы стрела тебе самому хвост не отшибла, они иногда летят не туда, куда хочется, – предупредила Яга.
Было сразу понятно, что она не шутила, она вообще никогда не шутила, когда разговор о богах заходил.
Глаза кота сверкнули почти яростно. Он посмотрел на свой хвост, -тот пока был в целости и сохранности, но это только пока Перун не расходился на небесах.
Но Яга знала, что остановить Баюна никак больше не удастся, уж если чего он задумал- это все, в лепешку расшибется, а исполнит обязательно.
Ну что же, Балда не лыком шит, вон как с чертями управляется, и с котом справится, если почувствует, что от того исходит опасность. Герой должен закалиться как следует, иначе какой же он герой. Царевичей у них и без Балды больше, чем надо для дела.
Хотя она сама и придумала поговорку, что там, где кот Баюн прошел, там черту делать нечего, но все менялось на глазах.
Если с другой стороны посмотреть, то это было еще в те времена, когда Балды в заповедном лесу не было.
Теперь и поговорка может другой быть.
Говорят, что именно в те дни, когда закалялись черти, под руководством Балды, в лесу и поверилась Кикимора Ксюша.
Вернее, она и прежде тут бывала, а на этот раз вернулась назад, рассорившись со всеми в селении, и решила поселиться в заброшенной избушке, которая давно пустовала на краю заповедного леса.
У Кикиморы был скверный характер с самого начала, а с годами он становился только хуже. И не мудрено, что ей пришлось спасаться бегством из своей родной деревни.
Появившись в лесу, Дарья не собиралась сидеть без дела. А тут и на Балду с чертями наткнулась, и влюбилась если не с первого, то со второго взгляда точно в молодца нашего. Да и как в него было не влюбиться? Они вообще оказались родственными душами, как сразу выяснилось, к колдунье ходить не надо. Чтобы о том узнать.
Но любовь, наверное, творит чудеса, как только она Балду увидела, так и обалдела. Это точно была любовь с первого взгляда.
Балда тоже ее приметил, увидел все, что она испытывает к нему и усмехнулся растерянно. Что он там думал, что чувствовал, сказать трудно. Еще столкновение с царевной Василисой никак не мог забыть наш герой. Про себя он решил, что если в лице царевны такого врага нажить успел, что о настоящей Кикиморе говорить. Нет, с девицами, приятными во всех отношениях надо быть осторожнее. Да и выбор был не велик, а тут сама Кикимора пожаловала..
Парень не стал противиться. Тем более что ему нужна была именно такая помощница. Иногда можно и передышку себе устроить, а тут и Кикимора подоспела.
Хотелось ли ей просто над чертями поиздеваться, или собиралась она влюбить в себя Балду, кто его знает. Так сразу и не скажешь, она была уже не первой молодости, а потому хитрющая оказалась, просто жуть. Только одно было понятно коту Баюну и Лешему, узнавшему последнюю новость – теперь у чертей было не один, а два мучителя. А если и одного они едва выдерживали, что с двумя делать прикажете?
Черти стали открыто паниковать, и скоро самому Пану пришлось спешить на помощь и успокаивать духов.
– Вот никогда бы не подумал, что чертей успокаивать мне придется, – говорил он коту и своей любимой Берегине, а те благодарили его за то, что он быстро отозвался – отзывчивый оказался Пан, а без него и вовсе бы не управились с разбушевавшимися чертями.
Кикимора очень серьезно подходила к делу перевоспитания. И черти поняли, что они совсем пропали. Если им удалось как-то выжить с Балдой, то вместе эта парочка сокрушит кого угодно.
Правда, они о том и прежде догадывались, а теперь стало это для них яснее ясного.
– Не будет нам житья больше. Никогда не будет, – хрипел то один, то другой, то третий черт на разные голоса.
И тогда они решили сбежать, кто куда – в разные стороны. Но спорили только о том, кто и в какую сторону путь держать будет, чтобы снова всем вместе не оказаться, да волю хоть немного ощутить. Поблажить немного, а там видно будет, что еще сделать можно, чтобы их разбитая жизнь хоть как-то налаживаться начала.
Они долго спорили и ссорились, но все-таки договорились.
Вороны это услышали, и чтобы с Кикиморой не ссориться, ей быстренько о том и поведали.
– Хорошо, пусть бегут, – неожиданно заявила та.
– А вы их так просто отпустите? – спросила самая любопытная ворона.
– Нет, не так и не просто, – отвечала Кикимора. – Нечего чертям волю давать, потом их не соберешь вовсе. Вы проследите, где они прячутся. Головой отвечаете, чтобы ни одного черта по дороге не потеряли. Воронам местным накажите, чтобы их охраняли, смотрели за ними неустанно, а мы потом решим, что с ними дальше делать. Пусть потешатся немного, у нас в запасе вечность.
Вот и делай добрые дела для Кикиморы, потом и сам окажешься под ее копытом, так, что уж и не пошевелиться.
Правда, любой птенец знал, что нет у Кикиморы никаких копыт, это так сказано было для красного словца.
Но птицы серьезно исполняли то, что она от них требовала. И черти рано торжествовали, и утешали сами себя, будто им удалось сбежать из заповедного леса и надежно спрятаться. Ничего этого и близко не было.
– Черти пропали. – Утром сообщил Балде кот.
И тот обалдел. Он и поверить в такое никак не мог. Нет, конечно, они могли спрятаться в лесу, но чтобы пропали, это уж слишком, что их интересно не устраивает? Да и откуда они наглости такой набрались?
– А куда Кикимора смотрит? – только и крикнул он растерянно.
Похоже было, что так растерялся Балда в первый раз за все время, пока кот его знал. Но мог ведь и притворяться. Балда был хитрец еще какой.
– А кто ее, Кикимору, знает, – отвечал кот.
И тут только Баюн понял, что мог бы давно своих любимых чертей спасти, если бы…. Но что теперь о том говорить, если черти уже сбежать успели. Теперь ни из какого болота их не вытащить, сколько не старайся. Да он и не собирался по болотам лазить, как Кикимора их туда загнала, так пусть назад и достает, и нечего им там больше делать. Но даже кот не знал, что Кикимору они не смогут врасплох застать, ничего у них не выйдет, ничего не получится.
Птицы прилетели к Кикиморе и сообщили, что происходит в тех местах, куда запрятались черти. Ей осталось только поднять и отправить вместе с ними злыдней, чтобы те доставили назад чертей целыми и невредимыми.
– Смотрите у меня, – говорила она злыдням. – До сих пор вы с добрым Лешим дело имели, теперь со мной будете общаться. Никакие осиновые колы вам не спасут, если что-то не так сделаете, я вам обещаю.
Злыдни не очень поняли, как их колы, которыми прибивали к земле и усмиряли ретивых, спасти могут. Но они поняли другое, лучше исполнить все, что она требует, тогда не придется носиться по лесам и полям и прятаться, как чертям.
А те ведь героями себя недавно считали, а вон как далеко удрать успели – не догонишь, не найдешь. Куда только героизм их подевался?
Нет, надо посмотреть на чертей, а сделать все наоборот, только тогда какой-то толк из этой затеи и получится.
А тем временем жизнь в той части леса, где не царил Балда, взятый чертями в плен, продолжалась. И там тоже много чего случалось, хорошего и разного.
Наверное, и правда этот мир может спасти только красота.
Когда очаровательная и неповторимая бабочка вылупилась из кокона, она так радостно порхала над землей, что любой бы позавидовал ее красоте и легкости.
Но не все в этом мире рождались такими легкими и красивыми.
Позавидовал разноцветной бабочке и чертенок Прохор. Как ему хотелось быть таким же разноцветным, легким и порхать, порхать, порхать над этим лугом и речкой, пока голова не закружится и силы не оставят его совсем.
А у него были тяжелые копыта, при их помощи можно было, конечно, хорошо пинаться, побегать тоже неплохо. Но если бы случилось чудо, и он смог бы взлететь, а он знал, что никогда не сможет, то копыта и длинный хвост бы ему точно мешали и тянули назад к земле.
Долго смотрел чертенок на бабочку, пнул ежика, оказавшегося у него под ногами, словно не он сам задрал голову кверху и под ноги совсем не смотрел, а ежик во всем виноват был. Но у чертей всегда ежики были виноваты, это Леший и кот Баюн давно заметили.
Потом чертенок взвыл от боли, потому что ежику почти не досталось, а вот черту как раз наоборот. Он ударил со всего размаха камень так, что искры из него или из копыта посыпались. Как ему было больно – визгу было еще больше на весь лес. А все разноцветная бабочка. Надо было ей такой красивой родиться.
Конечно, виноват в этом был и ежик. Это он путается под ногами.
– Но самая главная виновница все-таки бабочка, – про себя решил Прохор.
Когда Бабочка к нему подлетела и на цветок опустилась рядом с сердитым чертом, он и взвыл от ярости:
– Нечего радоваться, тебе еще никто не рассказывал, что из тебя настоящая Кикимора получится?
Бабочка оторопела и чуть с цветка не свалилась. Надо же было такому случиться, что накануне ей довелось именно с Кикиморой столкнуться. Кикимора Ксюша как раз распекала какого-то другого черта, и так ярилась, что смотреть на нее было страшно. Размахивая кулаками, она чуть не задела зазевавшуюся в воздухе бабочку, и та едва от нее улетела. Такой страшной и сердитой бабочка становиться совсем не хотела. А еще, ведь Кикимора наверняка совсем не умеет летать.
Говорил ли правду этот мохнатый, взъерошенный чертенок, она не знала, вернее, она еще не знала, что духи и даже черти, могут кого-то обманывать, и потому поверила ему сразу. Наша красавица-бабочка совсем не хотела превращаться в Кикимору, пусть не завтра, пусть когда-то, но это так страшно и горько, когда ты красавицей родился. Черт увидел, какое действие имели его слова, и очень обрадовался. Довольный он отправился к себе, рассуждая, что правду в глаза говорить полезно и хорошо. А он слышал от кота Баюна, что рано или поздно все бабочки становятся Кикиморами.
– Только не вздумай им о том говорить, пусть они порадуются и поживут в неведении. Еще успеют об этом узнать в свой срок. А может, и никогда не узнают, если повезет и таких чертей правдивых не найдется.
Черт тогда торжественно пообещал, что говорить не станет, но вот что из этого вышло. Стоило ему только разозлиться, камень пнуть, и бабочка узнала страшную правду.
А что же наша красавица?
Она едва летела, уже никуда не смотрела, и казалась бессильной и несчастной.
– Кикимора, Кикимора, я не хочу быть Кикиморой, – твердила она, словно это могло ее спасти о неизбежного превращения.
В тот момент бабочка пролетала мимо нашего лесного озера, где русалка грелась на солнышке, к ней шел поболтать кот Баюн.
Он увидел прекрасную бабочку, о которой столько говорили в лесу. Только была она какой-то странной.
– Она что, летать не умеет? – спросил кот у ворона, встречавшего его радостным карканьем, – вроде такая легкая, а как-то плохо летает.
– Да нет, – отвечал ворон, – давеча очень резвой была, пока с чертом не столкнулась. Ворон понял, что каркнул лишнее, но слово уже вылетело – не поймаешь.
– С каким чертом? – насторожился кот.
Хотя он с чертями общался больше других, но доверял им еще меньше, оттого, наверное, что знал их, как облупленных.
– Прохора, – каркнул ворон, гордясь своей памятью.
Хотя чертей в заповедном лесу было очень много, даже после того, как наши старые знакомые сбежали, но кот помнил всех в лицо и по рогам даже мог отличить одного от другого.
– Я так и знал, худшего спутника и советника, чем наш правдоруб и не найти.
Но больше они ничего сказать не успели, бабочка покачнулась и полетела камнем, а вернее разноцветным камешком, вниз.
– Чего ты, вытащи ее, – крикнул кот ворону.
Тот и сам уже туда бросился к болоту, только старый шмель, непонятно откуда взявшийся, его опередил, и бабочка была уже в его мягких и ласковых лапках.
Он подхватил ее прямо над водой и донес до берега. Положил на листочек и уселся рядом. И любовался ею теперь.
№№№№№
Ворон с котом туда и поспешили.
– Я не хочу быть Кикиморой, не хочу, – в бреду лепетала бабочка.
– Я так и знал, чьих это лап дело, а он мне слово давал, что никогда, ни одной бабочке не расскажет этого, – возмущался кот.
Но бабочка уже пришла в себя и уставилась на кота, шмеля и ворона.
– Ты не будешь Кикиморой, – пообещал шмель, – я сам о том позабочусь.
Она не хотела обижать недоверием старого шмеля. Но бабочка уже знала, что можно обманывать, только кто ее обманывал, черт или шмель?
Наверное, черт. Шмель такой солидный и пожилой, а тот такой противный, точно – это он. А почему кот ученый молчит?
Но Баюн уже улизнул от нее. Он не хотел обманывать бабочку, но и правду говорить ей он тоже не хотел.
Черта Прохора они отыскали быстро. Черт сначала убегал от них, но быстро понял, что это бесполезно, эти двое все равно его поймают, от них не сбежать. Если ворон над тобой летит, а кот несется по следу, то все бесполезно.
И он остановился перед ними и стал копать мох ушибленным недавно копытом.
– А чего ты удирал? – издалека начал кот.
– Бабочку-то спасли? – пробурчал черт, – но ведь я ей правду сказал, она станет Кикиморой.
– А с чего ты взял, что твоя правда нужна бабочке, правдоруб ты наш рогатый, – возмущался ворон.
Но кота еще больше волновало другое:
– А разве мы с тобой не говорили, и ты не обещал мне, что не скажешь ни одной бабочке этой своей правды.
– Говорили, – проворчал черт, – этого он и боялся, да куда деваться, – только не сдержался я, да и правда правдой остается.
– Правда? А допустим, не доживет бабочка до возраста Кикиморы, и что твоя правда?
Черт оторопел, ведь это и на самом деле могло случиться. Некоторые бабочки попадали в огонь костра, были кем-то съедены, да и просто умирали молодыми.
– Я о том не подумал, – признался он.
– А я давно заметил, что голова тебе дана только для того, чтобы рога носить, – отвечал ему ворон, а кот только укоризненно на него поглядывал.
Они долго еще ругались, черт оправдывался.
– Ты уже весь мох перекопал, – наконец, остановился первым кот.
– И что? – как-то неопределенно спрашивал его Прохор.
– А ничего, – причеши его хорошенько, в порядок приведи. Ворон – свидетель, предупреждаю в последний раз, если еще хоть раз… Кот задохнулся от ярости – к Балде отправишься.
– Только не к Балде, я больше никому слова не скажу, правду от меня никто не узнает, – взмолился черт Прохор.
Кот и не думал даже, что имя Балды на черта так подействует. Тот для них просто пугалом огородным стал. Надо же, как он тут подействовал.
Черт поторопился уйти. У него сегодня был такой неудачный день, просто ужас какой-то, надо передохнуть немного, опомниться и подумать обо всем, что с ним случиться успело.
– Заставь черта тайну хранить, – усмехнулся ворон, – он и лоб расшибет от усердия.
Кот и ворон все еще остановились на поляне, пока черт мох расчесывал и в порядок приводил, с ужасом думая о Балде и пленных своих товарищах, которые стали скитальцами и неизвестно, вернутся ли когда-то назад.
Несколько бабочек кружили в небе. Они были так легки и прекрасны. Красавицы еще не узнали правду от нашего черта, и потому излучали счастье, радовались жизни и верили, что такими легкими и прекрасными будут всегда.
Кот смотрел, не мигая, он верил, что красота и на самом деле спасает мир. И легкие бабочки его в том убеждали.
Мир прекрасен, пока над головой порхают легкие и разноцветные бабочки.
Чертенок тоже посмотрел в небо, и онемел.
Как же там было красиво.
Но он оглянулся на кота, наказавшего его тяжким трудом, тяжело вздохнул и закончил свою работу. Пусть мир будет еще прекраснее, ведь он для этого приложил свою лапу.
А бабочки парили над землей и в блеске солнечных лучей все еще витали рядом.
И пусть легко ранима красота,
и пусть в душе огонь ее сияет.
Но бабочка прекрасна и проста.
И вот она куда-то улетает.
Но память снова в тишине хранит,
и в стуже тот полет то увяданье.
А бабочка беспечная парит.
И крыльями махнет нам на прощанье…
Но пока кот Баюн спасал бабочку и учил черта, как жить дальше, дела Балды тоже шли своим чередом. Злыдни, направленные Кикиморой по следам чертей, делали свое дело. И делали они его очень хорошо и очень старательно.
Даже Балда не поверил, что поиск и возвращение чертей происходил так быстро, так слаженно.
Едва Герой только успел размяться и в озере лесном искупаться, чтобы бодрости среди русалок на целый день набраться, как все черти чуть раньше или позднее, в сопровождении злыдней и вернулись в лес заповедный.
Кто-то сопротивлялся, но остальные шли спокойно и не возмущались, понимая – будет только хуже. Балду нельзя злить, он этого не потерпит.
Злыдни потому так и назывались, что спорить с ними было совершенно бесполезно. Ни один черт ни разу с ними сладить не мог, а эти, проигравшие, и подавно.
Когда Кикимора пересчитала и приняла их из рук в руки, злыдни остались в сторонке, на случай, если какой черт захочет снова куда сбежать.
Но они и не хотели больше удирать. Какой толк бежать, если тебя так скоро разыщут и поймают да и вернут назад? Да еще и позору на весь лес столько будет, что мало не покажется. И без того давно они посмешищем были. Уж лучше пусть все пройдет незаметно, тихо.
Если еще злыдни за дело возьмутся, что тогда? Куда им бежать прикажете?
Нет, черти, смиренные и умиренные, слушали Балду, каялись и уверяли, что если он даже на кусочки их резать станет, и тогда они от него больше не убегут, живые или порезанные, но при нем все равно останутся.
– Не верь, им, – говорил кот Баюн, – успевший как раз вовремя, – я тоже поверил Прохору, и на кота бывает поруха. Уверял, что он не расскажет бабочке страшную правду, да куда там. Чуть беда не приключилась, и эти такие же, все они одинаковые, чертей исправить еще никому не удавалось. Ты много чего сделал, но доверять им все равно нельзя.
Черти переглядывались и смотрели друг на друга, им хотелось побить кота, прямо руки и копыта чесались. Но никто бы не решился при Балде на него напасть. Вот и присмирели наши воинственные черти.
Вдоволь мысленно поиздевавшись над ним, они вернулись назад туда, откуда и начинали. И больше ничего не могли с жизнью своей – поганкой поделать.
Они понимали: то, что до побега у них было – только цветочки, а вот главное теперь начинается.
Черти ахнули, такого они не ожидали.
Балда рассказал им подробно, что же их теперь ожидает.
№№№№№№№№
Пламенные речи Балды мы тут пересказывать не станем, понятно только одно – мало им точно не показалось. И они искали зачинщиков, да ворон, их нашедших и предавших. Но попробуй, разбери, какие из ворон там были? Для чертей все птицы казались на одно лицо. Они не отличали одних от других. Да и вороны так перепутались, что и черт там запросто ногу сломит. Только оставалось махать кулаками после драки и птиц, служивших Кикиморе, ругать самыми нехорошими словами.
Она же в то время молчала, словно это ее не касалось. Хотя молчание им показалось очень подозрительным, как и плутоватая усмешка кота Баюна.
Но как только черти торжественно пообещали больше побегов не совершать, и оставаться на месте, так Балда отпустил их и наказал, чтобы Кикимора за ними хорошенько смотрела.
Она тоже отступать не собиралась.
Так и жили они в те дни, хотели как лучше, а получилось, как всегда. Только хуже черти лишь сами себе сделали. И многие разумные духи задумались о том, что не стоило им больше никуда уходить, и искать на рога свои неприятностей тоже не стоило.
– Теперь бояться больше нечего, – говорил Балда коту, когда они чертей отправили отдыхать.
– Ты и на самом деле так мыслишь или только над котами издеваешься? Если нам с чертями бояться нечего, то кто же тогда нас с тобой перепугать может? Нет, не зарекайся ни о каком покое, пока черти живы и невредимы, а помирать они, как и все духи, кажется, не собираются, видно покой нам только снился.
Понять этого было невозможно, а признаваться Балда ни в чем не хотел. Тогда кот и прибавил, воодушевленный, что Балда за словом в карман полез – такого прежде у них не бывало.
– Не особенно – то радуйся, все только начинается. Голов у них много, рогов еще больше, они что-нибудь раньше или позднее все равно придумают, как только немного отдохнут и успокоятся. Ведь это тебе не Лешие какие-то мирные, а настоящие черти, и с ними шутки плохи. Пока их злыдни немного приглушили, да и ты хорошо уморил, ничего не скажешь, но это быстро пройдет. Они снова очухаются.
Кот понял, что он проболтался и чертей сдал, хотя и сам Балда догадывался, что так все это и будет, как только что предсказал ученый кот.
Но утро вечера мудренее, – решил Балда, да и завалился спать, надоело ему с чертями сражаться, надо было и передохнуть немного, особенно если снова схватки боевые предстоят.
Вот и решил он отдохнуть, а завтра будет день, и будут новые черти, тут уж никуда они не денутся.
Пленник, это сразу видно, получал от плена своего огромное удовольствие.
Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – это черти уже знали. И догадывались, что такая честь не им выпадет.
Вернуться-то черти назад не по своей воле вернулись – злыдни их к Балде снова доставили, а дальше, что делать?
Кот не ошибся, рогов у них было много, голов чуть поменьше, но тоже достаточно, хотя ничего существенного, как ни старались, все вместе они придумать так и не могли.
Тогда, совсем измаявшись, искупавшись в озере, чтобы освежиться (Водяной их не гонял больше, а жалел даже, махнул рукой и решил, что и им какая-то радость нужна) вот они и плескались вволю и обсыхали на берегу на закате. Тихо переговаривались черти, решали, как дальше жить и что делать?
Наверное, тогда в первый раз и зародились вопросы, которые потом вечными и неразрешимыми для нас оказались.
– Что делать? – на разные лады повторяли наши бедняги, и то плакали, то смеялись на разные голоса.
И хорошо, что пылу у них поубавилось. Не только пинаться, драться, свое мнение отстаивая, но и ругаться громко они не могли уже больше, так, слегка только друга на друга и тявкали, – устали больно, измаялись совсем бедняги.
И если бы не появилась ведьма Анфиса на берегу в тот момент, то может, ничего они не придумали они. А тут, как только песню ее заслышали, так и осенило их. Вскочили черти, забыв об усталости. Бросились они к ней и облепили со всех сторон.
Сначала она даже не поняла, что они хотят все, что от нее требуется.
– Балда да Балда, – только и слышалось со всех сторон.
Она думала, что черти на нее за что-то обиделись и так обзываются. Если бы ворон не подсказал ей, что это не ругательство, а имя того, кто над чертями измывается, она бы на них очень сильно обиделась.
Но обошлось. Вороны тоже порой бывают полезными для чертей, для всех обиженных и оскорбленных.
– Ведьма ты или не ведьма? А если ведьма, спаси нас! – уже потребовал черт Илья, который почему-то всегда ей был симпатичен.
Вернее, он пока еще не пользовался добрым к себе отношением, но знал, что оно существует. Вот и теперь ведьма ему улыбнулась, и по рожкам погладила снисходительно.
– Ну, давайте, подумаем вместе, как вашего любимого Балду немного утихомирить. Сколько у нас голов, что-то все вместе точно придумаем.
А потом воцарилось молчание – все задумались, стали снова головы ломать.
Анфиса так живописно молчала, что они поняли, что надо ей что-то этакое пообещать, чтобы она согласилась им помогать и в нужный момент не ушла в сторону, не отказалась их спасать.
– Если Балда в тебя влюбится, и нас мучить меньше будет, проси тогда, что твоей душе угодно.
– Моей душе много чего угодно, – отвечала Анфиса.
Но тогда черти на это внимания не обратили, они были странно легкомысленны в такие минуты. Главное, чтобы добиться своего.
– Ладно, потом рассчитаетесь.
Ведьма загадочно улыбнулась. А черти поняли, что она это сделает. Правда, они не стали ее предупреждать о влюбленной Кикиморе. Но это она потом сама увидит, если еще до сих пор не видела. Пока ведьму лучше не пугать, вдруг все обойдется, не так страшно будет.
Затаились черти и стали ждать.
Их вечерний заговор вроде удался.
Утром по глазам Балды они увидели, что ночка была для него необычной, и страстной, значит, у ведьмы все получилось.
Заметила перемены в душе своего возлюбленного и влюбленная Кикимора. И не только это, она поняла по их хитрым и довольным рожам, кто ей такую свинью подложил в лице красавицы – ведьмы. Получается, что они не только Балду усмирили, но и Кикиморе отомстили. И как это им только удалось двух зайцев разом убить? Вот уж точно любовь творить чудеса, да еще какие чудеса, просто жуть.
Но когда она стала командовать и пинать их особенно яростно, даже сам Балда вступился за чертей.
– Да ладно, не гоняй их, день большой, они все еще успеют сделать.
По его хитроватой улыбке они поняли, что он им благодарен за ведьму. А кто-то решил, что работы будет у них больше, чем всегда.
Для Кикиморы слово Балды было законом. Оставалось только узнать, как и когда им с ведьмой рассчитываться придется за добрые дела.
А уж то, что это случится, они не сомневались вовсе. Но пока можно было передохнуть немного, а там видно будет. Может она им еще спасибо скажет за то, что они сделали для нее, не все же на чертей обижаться. Их иногда похвалить и поблагодарить можно, если, конечно, заслужили. А разве они, соединив Анфису с Балдой, этого не заслужили?
Черти нашли выход из безвыходного и страшного положения.
Но как только получили немного свободы, им тут же и захотелось еще больше. А чего удивительного? Свободы, конечно, кому ее не хочется. Если людям богатства никогда много не бывает, то духов они волнует мало, а вот свобода – это совсем другое дело. А случилось – то как раз наоборот.
Ведьма крепко держала любимого в своих объятьях и не выпускала его надолго, только он опомнился быстро, и везде успевал.
Даже еще вмешивался в ее споры с Кикиморой, которой ведьма нравилась все меньше, ведь она очень любила Балду.
Тогда, наверное, черти и породили, о том не задумываясь, такое скверное чувство, как ревность. Оно много чего натворить успело за эти столетия с духами, а особенно с людьми.
Когда Балда снова разыскивал Анфису или Кикимору, которые никак друг с другом примириться не могли, а потому исчезали по очереди, черти бросали работу, да и бежали подглядывать и подслушивать, ведь они тоже были к этому причастны. Они хотели знать обо всем, что творится вокруг Балды, это было самым главным развлечением в те довольно печальные времена.
Они уже успели понять, что если ты о чем-то предупрежден, то защищен, тогда и жить лучше, и жить веселее.
№№№№№
Яга в то время гостила у Горыныча где-то в горах, хотела немного передохнуть да поразмышлять о времени и о себе, о том, как им всем жить дальше. Когда она вернулась домой, то леса своего не узнала.
Нет, конечно, деревья там, как и всегда стояли на месте, кроме тех, которые гроза повалила, никто другой к ним и прикоснуться не посмел бы. Но что у ее любимца Балды там за такое творилось?
Она начала пытать кота Баюна, как лицо (или морду, это уж как хотите) не особенно во всем заинтересованное, зато все знавшее лучше остальных.
– Что там такое, откуда ведьма взялась, и что он творит, – допытывалась Яга.
Кот понял, что ему за всех отвечать придется.
– Ведьму черти уговорили, не знаю как, прозевал, не видел. Но это точно, а уж она его очаровала, и очень даже довольна тем, что творится. Не думаю, что это ей не нравится. Утром, когда они просыпаются этого не скажешь, вот если бы еще куда Кикимору девать, тогда и вовсе все было бы замечательно.
Кот удивился тому, что Яга не проронила ни звука, словно бы что-то тоже замышляла. Может, она не поняла его сбивчивой речи, ведь Баюн часто говорил так, словно бы всем было ведомо то, о чем он говорит, хотя даже вездесущая Яга не всегда могла знать и догадаться, что у нашего кота на уме.
– А отправим -ка ее к Горынычу, там давно порядок навести надо в его холостяцкой берлоге, совсем запустил все, как в хлеву живет, – предложила Яга.
Было понятно, что она давно об этом думала.
– Женить, что ли собралась его? – поинтересовался кот.
– Да что женить, пусть побудут вместе, хуже не станет. А женится он сам пускай на ком захочет, я тут вмешиваться не собиралась, чтобы потом на меня не валил все. Ведь с ним никакая Кикимора никогда не уживется – это точно.
Так с Кикиморой все и решилось. Она пропала в тот же вечер, пикнуть не успела. Никто о ней не переживал, все спокойны оказались и были довольны тем, что происходило в этом мире.
Но затишье в мире и в заповедном лесу тоже, случается перед бурей, а больше затишье и перед большой бурей.
Но об этом и Балда и черти завтра подумают.
Жизнь чертей с тех пор была если не очень хорошая, то все-таки довольно спокойная. С прежними хлопотами не сравнишь. Но наши черти пошли дальше. Они уже хотели, как Старуха из сказки, не просто избу, а палаты себе княжеские получить.
Ведь сколько раз эту поучительную сказку слушали – кот Баюн особенно часто ее чертям своим рассказывал, только в тот день, когда они решение принимали, никто о ней не задумывался.
Хотели они совсем о другого – Балда у них в плену загостился, надо бы его куда подальше отправить.
Однажды вечером не поленились черти, хотя устали больше обычного, со свободными чертями в кости поиграли, решили, что нужно отправить проигравшего черта Прохора в царство-государство к царю Гороху.
Наказы к посланнику были самыми разными. Но сводились они к одному – он должен незаметно ненароком, очень тонко все сделать для того, чтобы царь отправил за Балдой своих людей, да и дело ему важное дал. А самое главное – чтобы это было как можно дальше и от леса и от мира их, пусть отправится на край света да там и останется как можно дольше.
– Пусть он за Жар-птицей или еще каким чудом на край света сходит, там сам смотри, чего нашему царю для полного счастья не хватает. Главное – сплавить его да и забыть, как о страшном сне. Мы должны вернуть себе вольную и беззаботную жизнь, остальное все само наладится.
Только ушел Прохор да и пропал, то ли сладить никак не мог с этим делом, то ли не сильно старался, только время тянул, да вдалеке от них маялся. А может, сбежал и спрятался где совсем.
Тогда, уставшие ждать, черти еще полдюжины собратьев своих туда погнали. Одно только у них пока было желание – отправить Балду подальше, хоть на край света, хоть еще куда.
Они уже не думали о влюбленной ведьме, которая и страдать будет о нем, и с ними расправиться может. Ни о чем черти не думали. Хотели только свободы да воли вольной. И вспоминали о ней в своих красивых снах, а просыпались в холодном поту и тихом ужасе, вспомнив, что им еще сделать предстоит.
Никогда еще в граде стольном не было столько чертей, как в те дни.
Они рыскали везде, на каждом шагу попадались, путались у людей под ногами. И те уже не знали, не ведали, куда от них бежать, и что это за напасть такая. Но тайны появления чертей так и не узнали. А тут и Дракон залетный откуда – то взялся.
Как уж изловили его черти, кто его знает, только царь прямо взбеленился, когда чудовище увидел. К своим Змеям он уже привык, договариваться с ними научился, а этот был какой-то страшный, да дикий. Как дохнет Драконище, так огнем палить начинает. Пожар вспыхивал то там, то тут. Этого только царю Гороху не хватало. Успели к хорошей, мирной жизни привыкнуть, а тут такое.
Имели ли черти к его появлению отношение, или нет, но люди решили, что примета есть такая, когда много чертей по городу носится, то чужого Дракона жди, и пожар и разорение он с собой незамедлительно принесет. Сбывалось ли потом эта примета или нет, кто его знает. Только тут уж убедился царь Горох, что без Балды ему не обойтись никак. Так все само собой разрешилось.
Вызывал царь Горох дружинников, велел им лбы расшибить, а Балду изловить и к нему доставить. Подкараулили воины храбрые Балду, да под белые ручки привели к престолу царя нашего Гороха.
Черти не вмешивались, в поимке героя не участвовали. Они только издалека следили за тем, что творится там, следили, чтобы герой не ускользнул от воинов, а если эта беда случится, надо было помочь его разыскать и вернуть. Но все-таки пустить все на самотек никак не могли. Но Балда, видя, как много глаз, ушей и рогов под каждым кустом таится, понял, что далеко ему не убежать, да и зачем бежать было, если все равно вернут и поймают? Вот он и отдался в руки своей судьбы странной и непредсказуемой, только рукой махнул: мол, делайте со мной, что хотите. Они вернулись такие счастливые, когда узнали от придворных собратьев своих, что герою подбирают достойное снаряжение и коня, и меч, что прыгали вышел всяких деревьев. Никакая сила не могла их больше удержать. Такими счастливыми они в тот день все были, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Прыгали они до самого утра на самые высокие ветки, чем страшно разозлили Лешего. Только когда он гаркнул яростно, пригрозил им, только тогда немного успокоились черти. А может, устали так, что с копыт упали и тут же заснули.
Только в первый раз за много дней не от труда непосильного, а от радости великой они так уморились, бедняги.
Леший разозлился очень сильно.
Но в тот момент, когда он поднялся, чтобы урезонить их, черт Илья уже сорвался и свалился ему почти на голову, едва тот увернулся.
Так и закончилось становление героя нашего и освобождение чертей от пленника, которого по глупости своей сами они и в плен захватили недавно. Только уже казалось им, что целую вечность назад было это безрассудство..
Утром, немного успокоившись, они снова отправились на работу. Как и всегда, встретились на поляне. А потом начались чудеса – не нашли черти своего Балду, но решили не расходиться, пока порядок не наведут, мох не расчешут, и листья опавшие не соберут, ветки сухие, на землю упавшие, в одну кучу не отнесут.
А что самое удивительное, и Яга и кот заметили это – они работали без надсмотра не хуже, а лучше, чем при Балде было. Наверное, воспитание Балды все-таки для них даром не прошло.
– А что Балда? – с грустью спросила Яга у кота.
– Отправился с залетным змеем биться, – отвечал кот, – не знаю, где черти этого Дракона нашли, но все-таки разыскали, передышку себе устроили.
Баюну тоже грустно было. Как-то тихо в лесу стало, почти безжизненно.
– Что там будет? Ты хоть бы слетал, посмотрел, – предложила коту Яга.
– Вот еще, ничего с ним не сделается, он и в огне не сгорит, и в воде не утонет, а меня тот Змей и опалить может, он же огнедышащий, – противился испуганным кот. Но лететь ему туда совсем не хотелось.
Яга удивилась, никогда кот не отлынивал от таких важных дел, что это с ним стало? Или знает он что-то ей неведомое?
Был или нет кот Баюн там, на поле сражения, никто этого не знал. Но когда срок пришел, новую сказку про героя со змеем бившегося он все-таки сочинил. И теперь это была сказка героическая.
Пока ее никто почти не слышал, но скоро услышат все в заповедном лесу. Могу вас заверить, что и на этот раз наш герой вовсе не оплошал.
Герой должен быть в этом мире, хотя бы один. Но потом выясняется, что герой всегда остается один.
Герои бывают разными, как мы успели убедиться. Балда вовсе был не худшим из них, а скорее наоборот, очень даже симпатичным и необычным парнем оказался.
Хотя черти тогда постарались на славу, и он понял, откуда дует ветер, но возражать не стал. Никогда герой от подвига не увиливал.
– Дракон, так дракон, значит, его черед настал с чудовищем в схватку идти.
Коня и доспехи справил, да и отправился воевать с тем самым драконом.
Во времена Балды драконы еще не перевелись, и на его долю чудовищ хватило. Да и какой герой без чудовища?
Еще оглядел его на прощание царь Горох, всякое в боевой схватке случиться могло, спросил пристрастно, справится ли он с Драконом. Балда заверил, что обязательно справиться, и вернется с победой, пусть ждут его да пир готовят. На том и царь, и остальная дружина и успокоились все.
Воины, оставшиеся дома нетронутыми, очень рады были и благодарили чертей за услугу, обнимались и целовались с ними от души, не думая, что черти тех драконов им время от времени сами и подбрасывали. Главное, что все закончилось так славно и мирно, остальное не так важно.
Если кого-то взволновало все, что случилось тогда, так это нашего старого знакомого Змея Горыныча. Он вовсе не был так спокоен и благодушно настроен. Ему хотелось помочь как-то герою с чужим драконом сражаться, такие вот причуды бывают у родных славянских Змеев. Он был добр и вовсе не злопамятен, узнал, что Балда его никак не может побить, потому и старался теперь вовсю для него что-то сделать.
Когда Балда в чистом поле Змея увидел, то сначала решил, что это тот самый Горыныч, который его в этот мир забросил, с кем-то перепутав, но пригляделся и вспомнил, что чужак выглядит совсем иначе, вот и обрадовался ему, как самому близкому другу.
– И чего тебе в горах не сидится? – поинтересовался Балда
– Я должен был на тебя поглядеть, да и помогу, если чего, – пообещал Горыныч.
– Ладно, пошли, вдвоем веселей, налетели здесь всякие чудовища, того и гляди, всех распугают да изничтожат.
Вечером у костра признался Балда Змею, что не хочет он вовсе убивать Дракона, нет в том никакой нужды, и кровь снова прольется, а потом ему придется расплачиваться. Ведь за всякую пролитую кровь придется победителю платить, это во всем мире такой один закон есть.
Змей обрадовался, когда такое услышал, хотя и чужак, но ведь тоже Змей. И стали они думать, что же им делать, и как устроить все так, чтобы и воины были довольны, и змеи целы.
Долго думали, и луна уже уползла, куда-то спряталась за тучами, а все-таки придумали герои и Змей Горыныч, что им делать надо.
– Пролетал я и видал, – заговорил Змей, – что есть тут лабиринт странный, Кащей его когда-то соорудил, давно он травой запрос, ничего там не осталось, надо будет его в дело пустить. Такого поединка еще ни у кого никогда не было. Вот и сказку наш Баюн про нас с тобой потом необычную сочинит.
Балда очень обрадовался и похвалил Горыныча за смекалку.
Герой еще раз убедился, что четыре головы лучше, чем одна.
Сказано – сделано. Тогда Балда и отправил дракона, осторожно появившегося тут, в Кащеев лабиринт. Все это произошло почти случайно, без всякого напряжения, хитрость – великая сила, а уж и царевичи волков перехитрить могли, а герои драконов и подавно.
Горыныч помог его туда прогнать, как можно скорее, чтобы никто их не увидел, да и не рассказал кот Баюну, как они на самом деле сражались. Сказка все-таки должна быть героической, ему не обязательно знать, что там происходило, чтобы придумывать ничего не пришлось.
Так вот еще и врага не победили парни наши, а уже про сказку о себе любимых думали – от скромности эта парочка точно не помрет.
Дракон был доверчивым, хотя и мудрым, но хитростям славянским не обучен и полетел в западню без оглядки, наивным оказался дракон. И правильно сделал, хотя и заплутал он тут же, но жив и невредим остался, не то, что порублен не был, даже царапины на нем никакой пока не наметилось.. А тут и воин подоспел.
Был он на драконе нашем вполне внушительным и таким бравым казался, что иноземный понял – никак не справиться с ним, сколько не старайся.
Так оно и оказалось, ему для начала надо было из лабиринта выбраться, а это почти невозможно было. Кащей лабиринт на славу соорудил, такой, что просто тихий ужас.
Остановился пленник, оторопел, снизу на них поглядывал да думу думал горькую. Нельзя в чужой лабиринт со своими законами идти. А что толку – думай, не думай, ничего хорошего из этого получиться не могло.
Балда о пленении все знал, он сам все это на себе пережил, когда с чертями связался, вот и с другими поступал так, как черти с ним недавно.
– И что делать станем? – сверху, где видно, как известно все, – спросил его Балда.
Дракон в лабиринте внимательно прислушался к речам своих тюремщиков.
– А делать и нечего, мириться надо, – отвечал ему Горыныч.
– Какой тебя черт к нам принес? – поинтересовался так, между прочим, воин.
– Вот в том-то и дело, что настоящий черт, и, наверное, не один, признался Дракон. Скрывать ему нечего было, он разом всех чертей наших и заложил.
– Я так и думал, – говорил Балда уже Горынычу, и тот с ним согласился.
– Черти давно что-то замышляли, я сразу заметил, только как угадать, что они задумывали. Я ворона пытать стал, но и тот ни слова не прокаркал, знал, что черти ему голову оторвут, и хвост по одному перу выдернут, меня ж он боится меньше, чем их, вот и дожились, что Драконов чужих в схватки кидаем. Ну ничего, они у меня еще попляшут, как только я вернусь назад.
Балда посмотрел на своего Змея, тот на него, и приняли они быстро решение.
– Давай клятву перед Нием и небесами, что ты вредить нам больше не станешь, да на этом и разъедемся.
– А вы меня тут оставите? – поинтересовался Дракон, которому совсем не хотелось оставаться в лабиринте в одиночестве. Он убедился, что без их помощи или клубка какого оттуда выбраться не сможет.
– Да, нет, конечно, с собой заберем, чтобы ты всех перебаламутил там, нам своих чертей мало, так еще доверчивых драконов собирать станем, -услышал он в ответ.
Серьезно ли он говорил или нет, кто его знает, только дракон почему-то решил, что Балда его вытаскивать из лабиринта не собирается.
Как же он приуныл и взвыл от досады и отчаянья, листья с соседних с лабиринтом деревьев желтеть и опадать начали… Даже каменное сердце должно было дрогнуть и заколотиться, а у Балды оно было настоящее и у Горыныча тоже большое и пламенное.
Так грустно стало дракону, так вздохнул он печально, что даже Горыныч пожалел его.
– Ты разве не помнишь, что Кащей про все на свете забыл, потому он не скоро туда наведается. Давай уж, его не с собой заберем, а выпустим, когда увидим, что далеко утащили и он назад не вернется.
Что было делать, когда свой Змей за чужого так просит? Балда никогда не был злым и жестоким парнем, как мы уже успели заменить. Он сказки кота слушал и сразу усвоил, что тот, кого выпустили и пожалели, может больше пригодиться, чем тот, кого обидели, да еще и прибили ненароком. Неправильным он героем оказался.
– Ну это под твою ответственность, – очень серьезно заявил Балда, если еще где-то и что-то будет, то ты сам с ним биться пойдешь.
– Ты слыхал? – склонил Горыныч голову вниз, – что герой говорит?
– Слыхал, и чего бы я два раза подряд на одну тропу ступал, интересно. Может я и доверчивый, но не пустоголовый. Чертей теперь стороной облетать буду, – это как ведьме ходить не надо.
Дракон уже думал, как он отправится на свидание к ведьме, какую ночку там жаркую проведет.
– Вот и я думаю, что в наших краях делать тебе нечего.
На том они и порешили.
Освобожденный дракон, уже не надевшийся на спасение, отправился к себе, или куда там у него глаза глядели. А Балда со своим Змеем – болевым соратником, почти другом, тоже поспешил подальше, чтобы никто больше не видел и слышал его в окрестностях лабиринта. И стали они по дороге с Горынычем уже былину сочинять, о битве страшной и жестокой.
– Не переборщи, – посоветовал Балда, – чтобы достоверно было.
– А то, поверят, куда им деваться, все одно никто ничего не видал.
– На это только и последняя надежда.
Былина получилась очень хорошая, героическая, и вполне правдоподобная, ничего не скажешь, а то, что ни одна ворона ни каркнула потом о том, что там было на самом деле – это тоже правда. Лабиринт хранил тайну, и никто никогда не узнал, как обошелся с побежденным драконом наш Балда
Вороны же знали, что ни Емеля и ни Иван царевич перед ними, а сам Балда, каркнешь, и себе дороже станет, если вообще жив останешься, с ним шутки плохи, черти и то до сих пор в себя прийти не могут, а что про остальных говорить.
Вот и помалкивали в те дни, словно в рот воды набрали.. так все и завершилось.
Балда вернулся с победой громкой, черти снова засуетились. Они понимали, что победителя не судят, а такого так особенно. Потому царский пир был шумным и веселым.
Много лестных слов победителю дракона сказано было. Вероятно, он все это вполне и заслужил, а почему бы и нет? Главное, что кровь не пролилась, а большего и не надо было ему тогда.
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Вести о том, что Балда победил дракона, долетели до заповедного леса. Это стало самой черной вестью для всех наших чертей. Они понимали, что для них это значило только одно – Балда возвращается назад, да еще героем героев. Это уж слишком, такого известия ни один черт спокойно воспринять не сможет. Да они и не пытались даже сохранять спокойствие. Волнение в заповедном лесу и его окрестностях началось страшное.
Только и черти не дремали, растерялись они лишь в первый момент, а горевали о себе любимых недолго.
Как уж они умудрились Огненного змея уговорить или обыграть, этого никто не знает. Только и на победителя свои черти, как вскоре выяснилось, нашлись. Они не стали дожидаться, пока он разбираться с ними или в плен сдаваться пойдет, вот и решили сами действовать.
Нет, голову отрывать и на куски рубать, как обычно братья Царевича в сказках у Баюна с победителями поступали, они не стали, черти все-таки, а не люди бессердечные. Но и все на самотек пускать не хотели. С Балдой надо было как-то бороться. Не могли они себе Пекло в любимом лесу устраивать и терпеть этого не собирались.
№№№№№№№№
А потом случилось вот что.
Спящий и ничего не ведавший Балда оказался в том самом лабиринте, из которого они накануне с Горынычем вместе и выпустили Дракона залетного.
Герой это сразу как-то не понял, не догадался даже, что не в царских палатах спит. То дождик капал, то солнце палило, но как-то все от сна богатырского пробудиться не мог. А когда все-таки проснулся, то лабиринт и опознал.
Хорошо на него было смотреть с высоты Змеиного полета, а тут совсем другое дело, когда сам внизу и оказался.
Вернее, загрустил герой, и понял, что и на него бывает вот такое наказание. Наверное, победителя не судят. Только и поступают с победителями порой жестоко. Чаще всего так с живыми героями и бывает. Ведь давно известно, что никого не тревожит и всем дорог мертвый герой, а пока он жив и невредим, с ним столько проблем.
– Хорошо, хоть совсем не убили, – первое, о чем успел подумать он, – Но мои черти не звери, не царевичи какие-нибудь, они значительно лучше
Правда, на царя Гороха Балда не стал думать, но кто такое с ним сотворил – известно кто – черти его любимые. От них только такой благодарности и можно ждать за то доброе, что он для них сделал недавно.
Но с чертей, что взять. Тогда возник второй вечный вопрос. А что делать?
Но долго унывать герой не собирался.
Огляделся Балда по сторонам, поднялся с влажной травы – только что роса на нее выпала, а тут и упырь, невесть откуда взялся – явился, не запылился. Изловить его Балде труда не составило. Но и упырь странный, он словно сам к нему в руки бежал. Где еще такое видано?
– Ты чего это? – огрызнулся упырь, соображал он плохо и медленно, – пленник вроде.
– Да вот, пленник, – только ты моим пленником станешь, если меня не выпустишь, на белый свет не выведешь.
И хотя упырь был местным и жил далеко от заповедного леса, но слухи о том, что же там такое у этого парня с чертями происходило и до него дошли.
И рассудил он так, что черти были далеко, до них так скоро не добраться, а он совсем рядом, а потому надо его требования исполнять. Если он жить на свободе хочет, да самое главное – подальше его назад отправлять.
Так он и решил поступить.
И недолго думая, Балда оказался там, на той стороне лабиринта, Упырь с ним долго и разговаривать не стал. Пробурчал что-то на прощание, да и сбежал куда-то, дорогу показывать в заповедный лес – это уже лишнее, не дело это упыря. И хотя у лабиринта в прошлый раз Балда на Горыныче был, и дорогу по земле запомнить не старался, но не сидеть же на месте. Решил он, что духи есть повсюду, а язык его до заповедного леса и доведет.
№№№№№№№
Черти едва успели поблагодарить дракона, да дух перевести, а все снова переменилось.
Видно тогда они и стали поговорку сочинять о том, что нельзя говорить гоп, пока не обнаружил Балду надежно спрятанным, а лучше крепко связанным в лабиринте, ведь он совсем в ином месте оказаться может. Тогда все твои усилия насмарку пойдут, не только лучшей жизни не получишь, но будет все еще хуже.
А пока они должны были, ругаясь самыми нехорошими словами, снова встречать своего героя, и постараться спрятаться, ведь тот, кто спрятаться не успел, тот останется на виду, и на нем Балда в первую очередь и отыграется. Это будет конечно, настоящим ужасом для них самих.
Но пока Победитель возвращался назад, он заметил Горыныча, который узнал от Оза какую пакость тот совершил, решив помочь чертям избавиться от героя.
Горыныч не долго думал, и направился туда, чтобы помочь Балде, да извиниться за своего безголового брата, привыкшего чертям легкомысленным доверяться, а потому так жестоко поступившего с лучшим из парней, к которому сам Горыныч привязался, да что там – прикипел всей душой.
Так со Змеем они на середине пути во второй раз встретились.
Горыныч к бывшему пленнику успел первым, его никто в пути не опередил.
– Ты уже свободен, – радостно на лету всплеснул лапами Горыныч.
– А сколько мне надо было там томиться? – недоверчиво спросил Балда, – ну хорошо все у нас получается, человек исчез в одном месте, заброшен в другое и никто ничего не видит и не слышит. Еще боевые соратники называются.
– Так ведь я тебя летел спасать, дорогой ты мой, – но вижу, ты мне не особенно веришь, и даже в чем-то обвиняешь?
Горыныч сделал вид, что он страшно обижен и собирается отправиться назад, даже не взглянув на Балду.
– А я думал, что черти тебя сторожить меня отправили, – заявил в тот же момент Балда.
И не очень было понятно, то ли не доверяет он Горынычу, то ли просто на весь мир обижен, друзей от врагов отличить не может.
– Ну, чего ты, ведь я не хотел тебя травмировать, это Огненный такой вот пакостью занялся. А я тут ни в чем не виноват.
Змей обиделся, хотя пока держался, он старался понять и простить героя. Давно ли они были заодно, а стоило только чертям между ними пробежать, и все сразу испортилось.
– Хорошо хоть не ты сам, уже полегче немного, – только и осталось сказать Балде.
Но он заметил, как змей был сконфужен. И ему стало немного стыдно – напрасно он видно обижал друга, ведь тот его ни разу не подвел за все время, пока они были вместе. Не стоило этого делать.
Да слово уже вылетело, его не поймаешь, как любит говорить кот Баюн.
Потому уселись они на полянку, чтобы немного поговорить о том да, о сем.
– Руби мои головы, Окаянный, все равно черти со света сживут, – вдруг вырвалось у Горыныча, – он переживал все сильнее и сильнее. Балда чувствовал себя все более и более виноватым.
– Ладно, Огненного ты сам сдал, с чертями мы еще разберемся, что теперь уже после драки лапами махать.
Горыныч понял, что он в запале и на самом деле сдал своего брата любимого, и что было делать? Да в том – то и беда, что делать ничего.
Но то, что Балда рассмеялся и не сердился больше, уже это вдохновило Змея и немного облегчило его страдания.
Правда, Огненного они на месте не застали, он успел улизнуть, как только узнал, что и след Балды простыл из лабиринта, нет его там больше.
Черти же метались, как угорелые. Не слишком ли часто в последнее время их пути с Балдой пересекались? С этим надо было покончить раз и навсегда.
Они твердили только о том, что потеряли покой и к старой жизни не будет возврата. Да что о том говорить, легче от этого им не становилось.
Вот они и бросились к Жар-птице, помня, что раньше царевич за ней ездил.
Они убедили царя Гороха, что не прожить ему без той самой птицы, и именно Балда будто бы хвастался, что может ее запросто раздобыть.
Царь поверил чертям, сильно ему хотелось Жар-птицу получить. Так для Балды и было приготовлено новое невыполнимое задание.
И был вечер, и было утро в заповедном лесу.
В то раннее и довольно туманное утро, черти в лесу переполошились хотя такое случалось часто в последнее время, но Лешему это показалось подозрительным.
А паника – вещь заразительная, она передалась и другим духам, не таким суматошным и бесшабашным.
И только чертенок Зосима, такой любопытный и жизнерадостный чертенок не паниковал, а радовался и потирал ладошки.
Черти же говорили все громче о своем любимом властителе, герое героев Балде, о ком им еще нужно было думать и говорить?
№№№№№№№№
Что-то с царем Горохом случилось, может, мухоморов он нанюхался, только на этот раз, когда царевич принес ему одно перо от Жар-птицы, с намеком на то, что надо в путь отправляться, да птицу добывать, мол, засиделся он в царстве, а пока попутешествует, смотришь, и трон освободиться.
Нет, он вовсе не желала зла царю, только очень уж надоело в царевичах ходить. Старшие как-то примирились, делом занялись, а он все никак не мог ни к чему пристроиться. Только трон царский ему и снился. А от беззаботной и праздной жизни и не такое присниться может – это всем известно.
Повертел царь Горох огненное перо в руках, обжегся даже немного, очень ему Жар-птицу получить хотелось, чтобы перед другими царями потом похвалиться. Ведь птички такой ни у кого больше не было.
Только не собирался он больше такую глупость совершать, да Ивана отправлять за ней. Еще в прошлой жизни знал он, что из этого вышло, до сих пор перед волком стыдно, в глаза прямо не взглянешь, хоть и царь.
Правда, Волк щадил царя и всего не рассказывал, но и того, что рассказывал, было вполне достаточно, чтобы понять, что опозорился тогда царевич, не на шутку опростоволосился. А говорят, что и в новой жизни все повторяется, но, зная обо всем, позориться снова царю не хотелось.
На этот раз им всем был дан еще один шанс исправить положение, недаром иноземный чародей все ему твердил, что снова и снова возвращается в этот мир человек, особенно если чего не так делал и вел себя не прилично.
Забрасывают его на то самое место, где он споткнулся, там все снова и начинается для него, жизнь идет на новый круг, духи же следят за тем, чтобы все ему удалось исправить, по-другому переделать.
Человек снова возвращается в мир, если не доделал важных дел в прошлой жизни.
И в тот самый день его бросают, когда наступил он в дерьмо или еще что похуже, чтобы значит, поправил он все, что насовершал и дальше двигался в новой жизни своей, да поправлял положение.
Каким-то странным, может, и нехорошим словом называл все это иноземец, слова царь Горох не запомнил, а вот то, что он снова вернулся сюда не за просто так, это было ему ясно и понятно.
Только у сынка его младшего память отшибло, хотя царица и говаривала ему, что чем дитя площе, тем для матери оно дороже, только ему как-то поговорка такая души не грела.
– Али тебе Жар-птица не нужна уже, – очень даже удивился царевич.
– Нужна, конечно, – отмахнулся, как от назойливой мухи, царь.
– Тогда что же ты медлишь? – не унимался царевич, ерзая на месте.
– А как мне не медлить? Надо, чтобы все ладом было. А мне сон приснился нехороший про тебя, будто ты коня прикончил, только хвост да грива от него осталась, с волками и чертями связался, и домой возвращаться ни в какую не собираешься.
После этих слов пристально взглянул царь на сына своего непутевого.
Тяжело вздохнул царевич, потому что ему тоже такой сон снился, прямо точь – в – точь один к одному. Только он старался его скорее позабыть, и почти получилось, а тут царь ему и напомнил снова. Ничего не скажешь – пятница тринадцатое, такой вот скверный день, а каким ему еще интересно быть следует?
Но стал царевич себе голову ломать, что же такое удумал царь Горох.
И вскоре выяснил он, что батюшка его ничего хорошего не удумал.
Как только к нему в гридню Балда пожаловал, так и упало все в груди богатырской царевича нашего.
Ухом он прислонился к двери, чтобы послушать, что там происходит.
И худшие его догадки и оправдались вмиг.
Балда заверил царя, что Жар-птицу добудет или голову сложит на плахе.
– Ты головами – то сам не разбрасывайся, – пригрозил ему царь, – ишь какой щедрый, будто у тебя их наросло три, как у Горыныча. Много у меня народу, а головастых раз-два и обчелся, может, ты один будешь. На кой мне сдалась Жар птица, что ей освещать, если таких работников и героев у нас не будет больше. На царевича и в темноте смотреть страшно, а что будет, когда она тьму эту осветит?
Царь махнул бессильно рукой и тяжело вздохнул.
Согласился с ним Балда, улыбнулся во весь рот, и от этого задора у него прибавилось. Приятно, когда тебя сам царь, пусть и Горох, хвалит. Только надо бы как-то оправдать эти лестные и распрекрасные слова. С царевича и спроса никакого, а с него ведь спросится, да еще как.
Но он так стремительно вышел из гридни, что едва успел царевич в сторону отскочить, а то бы точно по лбу получил, да еще и от царя бы досталось за то, что под дверями подслушивал то, что слышать ему не обязательно было. Но успел, увернулся царевич, наверное, не в первый раз такое случилось, прыгучий и прытки он уродился.. К себе в покои царевич бросился и заплакал.
А чего рыдал – то царевич наш?
От обиды, конечно, и что только царь творит, словно у него родных детей нет, берет какого-то безродного Балду, только потому что тот жреца его мудрого легко вокруг пальца обвел. Берет да и посылает туда, куда только царевичам ходить и следует. Что за времена такие настали, никак показать себя не дает царь, может он и царство свое со временем Балде отдаст, а что если ему уже и отписал его, вот времена-то настали.
Тут жрец, которого помянул царевич и явился во дворец, да к нему и заглянул первым делом. Покривился, когда плачущего царевича увидел, да и стал пытать, что такое у них вдруг случилось.
Был он хоть и не особенно смышленый, зато очень хитрый, вот и решил не платить за работу, которую за троих для него Балда делал. Скуповат да прижимист был жрец, он тогда еще не знал, что скупой платит дважды. Такой и поговорки не было, она опосля появилась, и придумал ее кот Баюн, когда объяснял жрецу, что же с ним такое случилось, приключилось.
А когда у него сгорело ясным пламенем все, что сделано было, только черта хвост, а овинника копыто мелькнуло перед глазами его в блеске яростного пламени, которого никто потушить не смог, он взвыл и почему-то именно Балду помянул.
И ясно почему, накануне вечером, играли они в кости с чертом и овинником в овине его, и понятно, кто выиграл, и чего он затребовал от проигравших.
А те были духами честными, знали, что долг платежом красен, вот и расплатились, и жрец расплатился – все потерял, что за это время трудном, пусть и не особенно упорным нажить смог.
Стал Жрец царю жаловаться, а тот, словно оглох – ничего не слышит, только усмехается, говорит что тот, кто не пойман, не вор, а сам он может, кому еще насолил. Да и мало в царстве людей, которые бы жрецу отомстить не хотели.
Может, кому и насолил погорелец, только никто бы из обиженных с чертом самим да его свирепым Овинником, которого он сам, как огня, боялся, играть бы не согласился.
А Балда весь вечер в овине провел, да и ночевал там еще по праву победителя с девицей Жданой, которую у него и увел без всяких хлопот, только пальцем поманил, она за ним и побежала без оглядки.
Вот и все, что про Балду мог сказать ограбленный среди бела дня жрец, ставший в один миг нищим, как храмовая мышь и беззащитным, но пылавший одним только желанием отомстить.
Конечно, сам он тоже не очень хорошо поступал, но нет никакого почтения к чину и ко всем его заслугам перед царем и миром. И ведь боги его обидчика не собирались наказывать, вот что самое удивительное.
А куда было двинуться ему? Конечно, к царю Гороху, у царя он и искал правды и защиты.
В том, что и сам жрец был во многом виноват, он бы и под пытками лютыми не признался.
Царевич взглянул на жреца волком, и пришлось рассказать хранителю огня, что его так расстроило.
– Батюшка Балду за Жар – птицей отправил, а ведь перо я ему принес. Да и кому еще туда идти можно было, только мне одному и следовало.
– Вот в том-то и беда, что на большее ты не годишься, – в сердцах бросил ему Жрец, но говорить ничего более не стал.
Казалось ему порой, что царевич и не Гороха, а его собственный сын. И откуда только такая догадка в душе его одинокой взялась, придумать он не мог, но не проходила она и все, хоть тресни. Чувствовал он родную душу.
Они были в одной ладье, и должны были бороться с обидчиком вместе.
Хорошо, хотя бы чертей еще не подключили, а то бы плохо Балде пришлось, против такой стаи и Балда мог оказаться бессильным.
Вот потому в лесу и начался переполох, как только черти завидели Балду, так до одури все и визжали, хуже, чем когда мухоморы жевали, без мухоморов, словно пьяные сделались.
Они помнили, как он даже черта Федора вокруг пальца обвел, об остальных и говорить нечего. И очень им не хотелось снова в дураках оказаться.
А между тем Балда спрыгнул с коня, которого ему выделил на дело царь Горох, подошел к камню перепутному – его ни один путешественник объехать никогда не мог – обязательно останавливался.
Остановился Балда и прочитал все, что там было написано.
– И читать обучен, – шепнул черт Макар, черту Захару.
– А то, – подтвердил с гордостью тот, словно это он Балду грамоте учил.
И больше ничего сказать черти не успел, в тот момент волк и завыл яростно.
Он сразу заметил, что царевича, которого он заждался, ему подменили прямо на глазах. Издалека волк увидел, или унюхал, что царевичем тут и не пахнет.
Вроде бы Балда с волком нашим еще не сталкивался, но тот от чертей столько всего наслышался, что, заранее готов был расписаться в своей беспомощности.
Балда между тем уселся на траву, все еще то на коня, то на надписи глядя, и почесал макушку. Это было верным признаком, что он не глуп, и волку, который тут службу нес, трудно с ним придется.
Черти медленно стали выходить из своих укрытий, готовые, впрочем, сбежать при малейшей опасности. Но пока Балда казался каким-то очень тихим, задумчивым, вот и хотели ближе посмотреть, он или парень только издалека на него похожий пожаловал к ним, к перепутному камню.
Но настроен на этот раз парень, как и обычно, был мирно. Улыбался почти ласково, хотя черти никогда своим глазам не верили. А после близкого знакомства с Балдой и подавно.
– И что мне делать прикажете? – спросил он.
– Царевич коня сплавил, – подсказал чертенок Зосима, который старую сказку лучше других знал. Он Баюна несколько раз слушал, все запоминал и помнил хорошо.
– Ага, дождетесь, я его только получил, и уже отдавай вам. Тоже мне умники, пока я с Драконами дерусь, совсем от рук отбились.
– А что, тебе конь жизни дороже? – не унимался Зосима, ему хотелось, чтобы сказка правильная была, такая же, как та, которую он запомнить успел. Чертенок и сам слыл самым правильным из своих собратьев.
Волк не слышал, что ответил Балда, он понял, что останется голодным, и не это самое страшное, а то, что и себя он уже не сможет во всей красе показать.
Если у Балды конь останется, то голодный волк ему без надобности. А ему так хотелось мчаться в царства за конем, девицей и птицей, обводить вокруг пальца всех царей, и показать своему, что никуда он без него не денется. Он так привык к роли славного помощника, она ему так по душе была, что ни о какой другой он и думать больше не желал.