После обеда я выхожу прогуляться. И доктор велел, и в номере оставаться невыносимо.
Девчонка взбрыкнула. Подумаешь, взглядом облапил. Не руками же полез. Обычно фифочки гламурные сами на шею вешаются. А эта строптивая попалась. Даже удивительно. Такие давно перевелись. Может, только одна Катя осталась…
В заповеднике.
Губы кривятся в саркастической усмешке. А кулаки сжимаются безотчетно.
Бесит она меня. Эта Катя. Ох как бесит.
Сворачиваю в первую попавшуюся аллею. Бреду, глядя себе под ноги.
Ну что сказать? Сам виноват. Девочка красивая, строгая. Сейчас таких не выпускают. Не то время, не те скорости. Вон отец за мамой года три ухаживал. Первый раз в кино через полгода поцеловались, интим только после свадьбы.
Я бы при таком раскладе до сих пор девственником ходил. А родители мои сорок лет в браке. И оба уверены друг в друге на все сто.
Может, поэтому я и не женюсь никогда. Одна нервотрепка от этих жен. Только и смотри, чтобы не загуляла. Уж я-то знаю!
Подняв голову, тупо пялюсь на небо затянутое тучами, а потом перевожу взгляд на собак, пробегающих по дорожке. И мыслями снова возвращаюсь к Кате.
Красивая. Но не для меня. Мне бы сдержаться. Забить. Не обращать внимания на девчонку. Молодая она еще. Точно не мой формат.
Меня любая другая телочка устроит. Даже тут, в "Соснах". К Люде ездить надо, а не хочется. Хотя и с Ильичом можно договориться, чтобы пропускали. Но это все движняк. Только мотива нет. Запала мне в душу, птица маленькая.
Впереди маячат две утки в ярких комбезах. Видел их на обеде. У каждой губы с вареник. Хорошо, хоть Катя вся натуральная. И губы, и сиськи классные!
«Опять Катя!» – одергиваю себя. И заметив как приближающиеся красавицы расправляют плечи и подтягивают животы, упрямо сворачиваю с аллеи. Резво спускаюсь по склону и сам себя подкалываю.
Ну что же ты, генерал? Двух уток испугался!
Петляю между деревьями, чтобы с аллеи не заметили. И представляю удивленные лица, не отягощенные интеллектом.
Шел человек навстречу и куда-то делся. Телепортировался, жеваный крот.
На более крутом склоне перехожу на бег. И почти сразу начинаю задыхаться. Твою мать, какого я про свои болячки забыл. Сейчас нельзя напрягаться. Чуть расстегнув куртку, перевожу дух. Смотрю на небо, на еще зеленые заросли кустарника, и дикий виноград, обвивающий террасу первого люкса.
Застываю как вкопанный, заметив на террасе Катю.
С пригорка мне видно ее почти полностью. Девчонка сидит в ротанговом кресле, укутавшись в серый пушистый плед. Нежная и немного отрешенная. В ушах наушники, а глаза прикрыты.
Сон на свежем воздухе? То, что доктор прописал. Но Катерина не спит. Руки словно крылья взлетают над пушистой тряпкой. Пальцы заныривают под толстый манжет. Медленно скользят по запястью. А губы сжимаются в тонкую линию.
«Шрам, твою мать!» – догадываюсь, отступая. Не хочу мешать. И так как слон в посудной лавке. Неслышно продвигаюсь обратно и выйдя на грунтовую дорожку, бреду к горе.
А из головы не идет этот дурацкий шрам. Я видел такие. Это не суицид. А больше смахивает на отпечаток веревки, врезавшийся в кожу и исковеркавший плоть.
Сердце останавливается, стоит только подумать. Откуда у девочки из хорошей семьи на руке такая отметина? И следом другая догадка бьет по башке железобетонной сваей. Какого хрена молодая девчонка торчит одна в санатории?
Охраняемая территория. Врачи.
Папа, ясен пень, постарался. Но это не прихоть, а гребанная необходимость.
Только от одной мысли, что девочке может грозить опасность, темнеет в глазах. Кто вообще на такое способен? Нужно найти этого гада. Разобраться. Хотя наверное люди Димирова уже все порешали.
Одно ясно, как божий день. К Кате лучше не соваться. Нужно оставить девочку в покое. Дать ей в себя прийти.
Ее охраняют, заботятся. И без тебя, генерал, справятся. Просто забей. Отойди в сторону. Но не могу! Хотя надо.
Блин, да что же это со мной делается. Обычно, вижу цель, не вижу препятствий. А тут…
«Она боится тебя, бугая здорового», – пеняю самому себе и решительно возвращаюсь в номер.
– Подъем, – бужу дрыхнущего Панкратова. – Поедем в город.
– Это куда, Василий Петрович? – трет он глаза, мгновенно подскакивая.
– Сначала на рынок, а потом к Люде, – цежу натянуто.
Сама Люда мне неинтересна. На другом мысли зацикливаются. А вот дать недостающую информацию может. Наверняка персонал в курсе. Только у Люды нет подписки о неразглашении. А вот обида на новых хозяев имеется. Идеальный информатор!
На местном рынке покупаю виноград, персики, бутылку хорошего шампанского и арбуз. И по дороге к поселку, примыкающему к санаторию, звоню.
– Ты дома? Я заеду?
– Да, Василий Петрович, я жду, – воркует в трубку Люда. И закончив разговор, наверняка бежит надевать кружевное белье.
А когда мой водитель достает всю скатерть самобранку из багажника, тоскливо смотрю на арбуз. Ну на фига я его прикупил?
Арбуз надо есть медленно. С чувством. Вымазаться соком, а потом целоваться. Накрыть липкими губами сладкие Катины губы…
– В номере оставь, – отмахиваясь от дурных фантазий, киваю на зеленый полосатый бок. – И можешь уезжать. Я напишу, когда меня забирать.
– Так точно, – рапортует Панкратов.
Захватив пакет, быстрым шагом поднимаюсь на второй этаж. Адрес я помню еще с прошлых времен. Вот только сейчас настроение абсолютно другое.
Люда открывает дверь в шелковом кимоно, церемонно обвивает мою шею руками. Наверняка косит под гейшу. Но если ты, гейша, твою мать, то чайной церемонией и ограничимся.
– Поздравляю, поздравляю, – щебечет весело. – Это так круто, Василий Петрович, так круто.
Закатывает щедро подведенные глаза и всем своим кукольным личиком выражает великую радость. Оно и понятно. Обошла всех телок в «Соснах» на короткой дистанции. Завтра весь санаторий будет судачить. Представляю, как будет рассказывать товаркам: «Вася заезжал. Мы с ним генеральские погоны обмыли»…
Как узнают? Сама и растреплет.
Плевать. Когда бы я обращал внимание на дурацкие бабьи сплетни.
– Соскучилась я, Вася, сил нет, – вздыхает Людмила. Тянется ко мне с поцелуем. И ждет, когда я признаюсь в том же. Но я врать не привык. Но и расстраивать даму не хочется.
– Чайку бы, – позволяю клюнуть себя в щеку. Протягиваю пакет с провизией и прохожу в комнату. А там уже накрыт стол и разобрана постель.
Нехорошо. Как-то я в своих раздумьях не учел самого главного. Вот дурак!
Недовольно кошусь на койку и приказываю раскрасневшейся от счастья Люде.
– Застели, пожалуйста!
– То есть как? – охает она, краснея от возмущения. Ловит ртом воздух, подбирая слова.
– Устал я с дороги. Заехал проведать. За жизнь поболтать. Назначение новое отметить.
Последняя фраза особенно льстит Людмиле. Она аж подбирается вся. Быстро накидывает на постель пушистый плед. Похожим укрывалась сегодня Катя.
Еще один триггер, твою мать. Будто девчонка рядом присутствует.
– Давай за генерала, – улыбаясь открываю шампанское. Пытаюсь выгнать из головы Катерину. Но она никуда не уходит, зараза маленькая!
– Может, водочки, – томно воркует Люда, подложив руки под пышные сиськи. Знает, чем меня заманить. Но почему-то сегодня меня больше заводят упругие полушария, обтянутые розовой спортивной майкой.
– Давай налью, – тянусь за бутылкой.
– А ты? – капризно дует губы.
– Здоровье не позволяет. Болел я сильно. Боюсь, как бы не комиссовали…
– Бедненький мой, – медленно ведет по макушке отманикюренными пальчиками. И бесит. Как же она меня бесит.
– Какой там твой! – усмехаюсь криво. – Приехал в «Сосны», а тебя и след простыл, – пеняю, будто уличил жену в измене.
– Так уволили меня, Василий Петрович. Ни за что уволили…Ни к чему теперь об этом говорить, – морщится недовольно Люда. – Давай лучше за тебя выпьем. Как живешь? Не женился еще?
– Если б женился, меня бы тут не было, – отрезаю ровным голосом. Пристально смотрю на бывшую любовницу. – Так за что уволили, Люд? Может, я с Ильичом порешаю? Вернут.
– Вряд ли, – вздыхает Людмила, залпом выпивая стопку водки и выдыхает со злостью. – Из-за этой пигалицы гадской. Орала как резанная. Все сбежались. Потом еще отцу настучала. А тот в два счета уволил. Даже не посмотрел на былые заслуги.
– А ты заслужила? – тяну насмешливо.
– Так всю жизнь считай в «Соснах» проработала. Теперь куда? Нигде не берут. Ославили на всю округу меня…
Отхлебнув шампанского без всякого тоста, вглядываюсь в печальное кукольное личико. Вроде бы сильно расстроена Люда. А глаза бегают. Будто что-то утаить хочет.
Но тут и так все ясно. Видать застукала ее с мужиком моя Катя прямо в ваннах.
«Моя?» – поперхнувшись шампанским, поднимаюсь из-за стола.
– Тебя на минете поймали? – откашлявшись, роняю брезгливо.
– Откуда ты знаешь? – изумленно охает Людмила, прижимая руки к груди. – В «Соснах» сучки наболтали?
– Догадался, – мотаю головой. – Много ума надо? Пока, Люд, – прохожу в прихожую.
– Погоди. Куда же ты? Я думала, мы посидим… – спохватывается она, бежит следом.
– Прости, я не пью из лужи, – бросаю, выходя за дверь.
– Странно! А раньше хлебал и не морщился! – кричит вслед Людмила.
По большому счету, она права. Раньше я трахал все, что двигалось. Но тогда в моей жизни не было Кати Димировой.
Птица моя маленькая, что же ты со мной делаешь?