Мы оказались в длинном темном коридоре, в стенах по обеим сторонам которого были небольшие окна. Но вели они, судя по искусственному свету, вовсе не на улицу. Некоторые были темными.
– Полюбопытствуйте, Богдан, полюбопытствуйте, – сказал Ярослав Львович, жестом предлагая мне заглянуть в любое из освещенных окон. Надо было с чего-то начинать, так что я подошел к самому ближайшему.
Окно было под потолком просторной квадратной комнаты. Серые стены, серый пол. Источник света – одинокая лампочка, свисающая с серого потолка на шнурке. И в центре сидит детина, с русыми вихрами первого парня на деревне, косая сажень в плечах, вот это вот все. Только плечи были поникшие. Он сидел сгорбившись в середине комнаты и, не переставая перекладывал по полу перед собой несколько предметов. Ярко-красные бусы, что-то небольшое и металлическое, разноцветная тряпочка, видимо, платок или что-то подобное. Кусочек картона размером с ладонь. Фотография? Иногда его лицо искажалось ненавистью, иногда непереносимой болью. Потом возвращалась тупая глухая тоска.
– Что здесь происходит? – я с недоумением повернулся к толстячку. Тот подошел ко мне и тоже заглянул в окно.
– Это Гаврила, – сказал Ярослав Львович. – Мы его взяли в одном питейном заведении с дрянной репутацией. Он думает, что пока он развлекался, всю его семью убили. Изнасиловали до смерти младшую сестренку, младенцу-брату разбили голову об стену, мать и отца застрелили на глазах у детей. Он уверен, что будь он рядом, этого бы не случилось.
– Это какое-то наказание? – спросил я.
– Нет-нет, что вы, – Ярослав Львович всплеснул руками. – Его родные живы. Просто он, изволите ли видеть, одаренный. Но ужасно твердолобый. И обнаружили его поздно, ему уже почти двадцать три. Что-то мне подсказывает, что здесь мы потерпели фиаско, и скоро придется отступиться и признать, что Гаврила так и будет пахарем до конца своих дней…
– Я уже понял, что чтобы произошел пробой, требуется какое-то пограничное состояние, – сказал я, отступая от тяготящегося своей болью и тоской Гаврилы. Подошел к следующему окну. – Но по какому принципу выбираются… эээ… истязания?
В этой комнате находилось четыре человека. Голый парень, привязанный к косому кресту из двух досок, еще один парень, в белой рубашке и черных брюках, и две девушки. Парень стоял рядом с архаичного вида фотокамерой, направленной как раз в сторону голого парня. Девушки смеялись, кривлялись рядом с крестом, строили рожицы и позировали. А второй парень делал фотографии.
– Это Николай, – сказал Ярослав Львович. – Самый нелепый из наших недосмотров. Он приехал из Бийска, учиться на горного инженера. И почему-то не прошел проверку на заубер-детекторе. Обнаружили это несколько дней назад, решили задним числом исправить упущение, а оказалось… В общем, вы видите. Это его приятели, прогноз отличный…
В какой-то момент веревки на запястьях голого парня задымились и вспыхнули. Одна из девушек отлетела в сторону и ударилась об стену, камера лопнула изнутри и разлетелась на куски. Второй парень, участник этой же сцены, начал быстро двигать пальцами, сплетая и расплетая их замысловатым образом. Задрожало оконное стекло, в которое мы как раз смотрели, а потом внезапно все стихло. Голый парень сидел на корточках, скрючившись и закрыв уши руками. Вторая девушка пыталась привести ту, которая ударилась, в сознание. Особого беспокойства на ее лице было незаметно, значит, все в порядке.
– Я же говорил… – удовлетворенно пробормотал Ярослав Львович.
– Значит здесь обучают не только магов? – спросил я, направляясь к следующему освещенному окну.
– Разумеется, не только, – сказал Ярослав Львович. – Сейчас в университете три факультета – инженерно-технический, бухгалтерско-экономический и медицинский. До недавнего времени был четвертый, историко-филологический. Но его упразднили несколько лет назад.
– Почему? – спросил я.
– Вы знакомы с историей нашего университета? – спросил Ярослав Львович.
– Вы сказали, можно задавать любые вопросы… – сказал я.
– Я уточняю, насколько подробным должен быть ответ, чтобы вы поняли, – на простецком лице Ярослава Львовича заиграла доверительная улыбка.
– Ах, в этом смысле, – я прикусил губу. – Нет, пока не изучил историю…
– Тогда я расскажу вкратце, – Ярослав Львович облокотился на стену рядом с третьим по счету окном. – После баниции Томск оказался в очень уязвимом положении. Имперские жандармы и администрация город покинули, и над университетом попытались установить контроль сразу несколько кланов – барнаульские Демидовы, красноярские Матонины и томские Цыбульские. С последними практически на старте этого противостояния случились… эээ… неприятности, и от клана практически никого не осталось. Все осложнялось тем, что Ее Величество пыталась университет наш вернуть в пределы Российской Империи тоже. Но… В общем, не буду вам сейчас забивать голову этими внутриполитическими подробностями, перейду сразу к результатам. Университету удалось отстоять свою независимость и, в каком-то смысле взять под свое крыло весь город Томск. И вот уже больше семидесяти лет мы существуем в относительно стабильном статусе, снабжая всех сибирских промышленников специалистами. К нам отправляют учиться, платят за это… И почти все эти годы историко-филологический факультет существовал. Правда, скорее как дань традиции. Вот вы можете себе представить, зачем сереброплавильному заводу может быть нужен историк? – Ярослав Львович склонил голову и снова стал похожим на фарфорового пастушка. Ответа он никакого не ждал, вот я и не ответил. – Им нужны инженеры, экономисты, рабочие. А историки не нужны. И означает это прежде всего то, что факультет этот крайне убыточный. Никто не хочет платить за никому не нужных специалистов.
– А как же… – начал я, но понял, что возразить мне, в общем-то, нечего. – А магия? На каких факультетах ей обучают?
– А магия, дорогуша, это не факультет, это факультатив, – Ярослав Львович посмотрел в окно и нахмурился. – На всех факультетах....
Интересно, что это его так напрягло? Я тоже посмотрел в третье окно. Там два парня били третьего. Били зло и довольно жестоко. Так бьют только в одном случае – когда не собираются оставлять в живых. Жертва еще трепыхалась, у него даже хватало сил, чтобы нанести какие-то ответные удары, но обреченность была заметна прямо во всей его фигуре. Он достал ногой одного из нападавших, получил в челюсть с локтя и оказался прижатым к стене за горло. Тот, который его держал, что-то говорил ему в лицо сквозь зубы. А в руке второго блеснуло лезвие ножа.
Тут Ярослав Львович нажал неприметную клавишу рядом с окном и сказал:
– Достаточно, стоп.
Нападавшие немедленно отступили. Окровавленный парень сполз по стене, прикрывая голову руками.
– Еще одна неудача, – сказал Ярослав Львович. – Но это пока не фатально, будем продолжать. Так вот, магия – это не специальность. Это просто один из талантов, который можно использовать во благо людей.
– Или во вред, – задумчиво проговорил я, переходя к следующему окну.
– Или во вред, – согласился Ярослав Львович. – Изначально наш университет не обучал магии. Но, понимаете, веление времени и обстоятельств… В общем, нам пришлось освоить и эту территорию тоже. Хотя изначально классические и магические учебные заведения были четко разделены. Разные ведомства, разная отчетность… Но здесь больше не Империя, поэтому…
– А откуда берутся одаренные? – спросил я.
– Мы ищем их, – Ярослав Львович вздохнул. – Одаренные рождаются в обычных семьях, надо просто их вовремя разглядеть… С некоторых пор магов перестали выпускать за пределы Российской Империи. Настоящих, обученных магов с академическим магическим образованием. Так что поиск стал еще более важен.
Он продолжал говорить, а я залип на происходящее за четвертым окном. Там была девушка и три парня. Они ржали и толкали девушку друг к другу. И каждый сдирал с нее что-то из одежды. Она плакала и пыталась отбиваться. Но у нее не получалось – парни были здоровенными.
– …а не тотальная проверка в младшей школе, как в Империи, – продолжал тем временем свою речь Ярослав Львович. – Поэтому обычно мы находим одаренных, когда они уже взрослые. Чтобы вывести на пробой ребенка, его не надо мучить. В сущности, каждый человек в юном возрасте готов к тому, что с ним начнет происходить какая-нибудь магия. Но с каждым годом панцирь на магическом даре становится все плотнее…
Один из парней сорвал с девушки остатки одежды и оттолкнул к стене. Она попыталась прикрыться, слезы безостановочно текли у нее из глаз. Она свернулась в клубок, обхватив руками колени. Двое парней схватили ее за руки, тряхнули и выпрямили. Девушка была очень миленькая, кудрявая и белокурая. А эти двое еще и выставили ее аппетитные прелести напоказ, так что видно мне ее было во всех подробностях. Третий принялся беззастенчиво ее лапать. Ее лицо стало пунцовым до кончиков ушей, она дернулась, попыталась его укусить. Он залепил ей оглушительную пощечину. Из глаз ее снова полились слезы.
– …таким образом теряя примерно четверть из выявленных, – говорил Ярослав Львович. – Некоторые получали травмы, восстановить после которых нам уже не удавалось, а твердолобую защиту над магией некоторых нам так и не удавалось пробить.
Те двое, что держали девушку, повалили ее на пол. Она пыталась вырваться, было видно, что она кричит, только слышно ничего не было. Третий стоял ко мне спиной. Судя по движениям, он расстегивал штаны. Девушка задергалась особенно яростно, но без особого эффекта. Парни удерживали ее, играючи. Смеялись ей в лицо, то и дело хватая ее за грудь или запуская пальцы между ног. Третий навис над ней и, кажется, начал что-то говорить. Она на некоторое время замерла, потом со всей силы боднула его головой в нос. На ее щеку упали пара капель крови. Он провел по разбитому носу ладонью, посмотрел на кровь и без замаха ударил девушку по лицу. Голова ее стукнулась об пол, из разбитой губы тоже полилась кровь.
– Это сестра Феодора, – Ярослав Львович кивнул на окно, рядом с которым мы стояли. – Монашка. Обычно их проверяют на заубер-детекторах перед постригом, но она была сиротой, выросла при монастыре, и никому и в голову не приходило, что ее ждет какая-то другая судьба… А потом выяснилось, что она одаренная. А значит, монашкой быть не может.
Ярослав Львович равнодушно смотрел, как двое здоровенных парней удерживают ее бедра, а третий, тем временем, навалился на нее всем телом, зад его начал резко и ритмично двигаться. Лицо ее исказилось до полной неузнаваемости, миловидные черты превратились в маску боли, отвращения и ненависти.
– Увы, похоже, без шансов… – Ярослав Львович отвернулся от окна, за которым три здоровенных парня насиловали невинную девушку.
– И вы… это не остановите? – спросил я каким-то чужим голосом.
– Зачем? – Ярослав Львович пожал плечами. – Жизни ее ничего не угрожает.
– Но ведь тех парней с ножом вы остановили! – я пошарил рядом с окном в поисках той клавиши, на которую Ярослав Львович нажимал, чтобы отдать свою команду.
– Я повторяю, ее жизни ничего не угрожает, – он обезоруживающе улыбнулся. – У них четкая команда не причинять ей непоправимого вреда. Ну, за исключением… Вы же понимаете…
В этот момент что-то перемкнуло в моей голове. Будто между ушами взорвался фейерверк. Стекло разлетелось на мелкие даже не осколки, а брызги и стеклянным дождем посыпалось вниз. Насильник скатился с девушки и схватился за уши, из-под его пальцев начала сочиться кровь. Двое других просто и без спецэффектов отрубились.
Девушка замерла, распластанная на сером полу. На бедрах – красные разводы. Я скрипнул зубами и повернулся к Ярославу Львовичу. Ожидал увидеть испуг, но он широко улыбался и глаза его сияли. Тут планка ярости рухнула совершенно. Я рванулся вперед, собираясь вцепиться ему в глотку, вырвать глаза или вообще пробить грудину и сжать сердце. Ощущение всемогущества нашептывало, что моей силы достаточно, чтобы порвать этого нелепого толстяка в мелкий кровавый фарш…
Что-то противно прожужжало мимо моего уха. Как комар, если бы он был металлическим. Я вильнул вправо и бросился вперед. По моим расчетам пальцы как раз должны были сомкнуться на горле у Ярослава Львовича. Но вместо этого я снова услышал назойливый писк над ухом, а толстяк остался на том же расстоянии, что и был.
Я понял, что что-то меня держит на месте. Зарычал от напряжения, рванулся изо всех сил. Услышал звук, больше всего похожий на звук рвущихся гитарных струн.
Вот тут на лице толстяка появилось беспокойство. Он сделал шаг назад и вытянул перед собой руки, спешно складывая из пальцев какое-то подобие решетки. Я все еще ощущал путы, которые меня удерживали, но с каждым движением все меньше.
Шаг вперед.
Еще шаг. Я уже могу быстрее.
Бросок.
Мне показалось, что я ударился со всего маху об бетонную стену. В голове зазвенело, уши заложило ватой. Изображение в глазах слегка поплыло.
Зато кровавая пелена ярости на моих мозгах тоже, кажется, сломалась. Остатками сознания в явно стрясенном мозге я смог наконец мыслить словами, а не образами порванных на британский флаг врагов, с выпущенными кишками и отрезанными членами.
Я схватился за стену, чтобы не упасть.
Ярослав Львович наблюдал за мной с безопасного расстояния, но приближаться пока не рисковал. В общем-то, все правильно делал. Кровавая нерассуждающая ярость меня, конечно, оставила. Но взвешенная и продуманная ненависть осталась. Зачем мне на него кидаться? Сейчас я просто сделаю вид, что мне гораздо хуже, чем на самом деле, он подойдет ближе, чтобы оказать мне помощь, и вот тогда я…
– Богдан? – заговорил Ярослав Львович. – Как ваше самочувствие?
– Голова… кружится… – простонал я, изо всех сил изображая слабость и дезориентированность. К слову, голова у меня и правда чувствовала себя не лучшим образом.
– Так и должно быть, молодой человек, – Ярослав Львович сделал шаг ко мне. – И еще слабость. Вы чувствуете слабость?
– Да… – прошептал я, покачиваясь и делая вид, что почти готов упасть.
– Не волнуйтесь, Богдан, – он подошел ко мне и подставил плечо, чтобы я мог опереться. – Давайте вернемся в лазарет…
Договорить я ему не дал. Обеими руками я вцепился в его горло и изо всех сил сжал пальцы. Он захрипел, лицо его покраснело, вены на висках вздулись. Он нелепо дергал руками, кажется пытаясь как-то по-особенному сложить пальцы. А я смотрел в его выпученные глаза. Зачем мне вспоминать свое первое убийство, Соловейка? Лучше спрашивать о последнем…
Скоро его тело обмякнет, глаза безжизненно закатятся, и тогда…
Чья-то легкая рука коснулась моего плеча. Но я был так увлечен процессом, что не потрудился даже посмотреть, кто именно подкрался ко мне со спины. И зря…
Мое тело пронзила адская боль. Такая, что казалось, что на части рвет каждую клетку тела. Будто одновременно мне пнули по яйцам, разом заболели все зубы и уши, и еще… Кажется, я заорал, но это не точно. Боль затопила меня черной волной, шею ненавистного толстяка я, ясен пень, отпустил, а сам занялся единственным, что мог вообще в этой ситуации – скорчился на полу в позе какашки.
Отпустило точно так же резко, как и началось. Только что я извивался и слушал собственный крик, и вдруг наступила всепоглощающая тишина. В которой прозвучал заботливый девичий голос:
– Ярослав Львович, с вами все в порядке?
Я поднял голову, чтобы посмотреть, кто это пришел на помощь толстому интригану.