Бабочков стоял около двери в свою квартиру с пакетами игрушек. По пути домой, он проезжал мимо детского магазина, и, призывающая реклама на магазине породила в нем желание доставить радость своим детям. Он носился среди полок заставленными игрушками, сметая все подряд. Вел он себя, словно сильно проголодавшийся человек, неожиданно для себя попавший за праздничный стол, на котором присутствует масса разнообразной еды. И теперь, он, в ажиотаже, стремился попробовать все, что есть на столе, что уводило его от восприятия вкуса и качества этой еды, увлекая только внешним видом и запахом, отложившемся в воображении заблаговременно, ассоциативно, что конечно же мешает воспринимать эти качества в настоящем.
Изначально Федора побудило войти в магазин чувство любви к своим детям. Он всегда любил их, но со страхом, т.к. не ощущал как проявить Любовь по отношению к ним. Ведь он был всегда привязан к мыслеобразу того, что от него ожидают. Мыслеобраз же в свою очередь был у него сформирован на том «как у других». На том, что есть ряд моральных правил, которые он должен соблюдать сам и передать их детям. Что есть то, что должно подготовить их к жизни, ведь по его, Бабочкова, понятиям жизнь жестока и к ней необходимо готовится. И, наконец, что любовь нужно подтверждать материальными благами, удовлетворением тех желаний, которые им уже навязаны, или которые по его, Бабочкова мнению должны у них быть. А в силу того, что неспособность полностью проявить свою любовь к детям совпала у него с отсутствием возможности иметь те материальные блага, которые он страстно желал и считал, что все вокруг так же должны этого желать, она ассоциировалась в нем именно с неспособностью обеспечить их всем этим хламом. И, теперь, он уже был в предвкушении того, как дети обрадуются игрушкам, и что они будут больше любить его за это.
Изначальный светлый импульс трансформировался в нем за счет его жадности, в желание купить любовь. Купить то, что не может продаваться. Получить любовь тем действием, которое впускает в это светлое чувство неискренность, душит его, уничтожает. Ведь, по сути, ожидание ответных действий и реакция на чужие ожидания – это навязанная форма того, каким образом следует проявлять то, и каким это. А какие рамки могут быть у Любви? Каким образом, то, безграничное, которое питает свои теплом все, в чем есть Жизнь, может быть загнано в шаблонную форму? Ее можно только ощутить и дать ей проявится самой, не объясняя те действия, через которые она проявляется. Ведь нельзя объяснить безграничное. А какие могут быть у любви ограничения? Если они есть, то это лишь жалкая пародия на Любовь.
Бабочков, не мог пока провести границу, между искренними проявление тепла и отвратительным ожиданием ответных действий в свою сторону и реакцией на чужое ожидание от него. И теперь, он стоял у двери, готовясь к тому, как среагируют на подарки его дети.
Федор медленно подошел к двери и, почему-то воспроизвел звонком звуки радости, которые обычно воспроизводят футбольные болельщики. Это было неожиданно для него, что на мгновение вернуло его в данную секунду, и он вспомнил вопрос – «кто Я?».
– Как странно, почему я сейчас протрезвонил эту фигню? Ведь она, кажется, мне никогда не нравилась, и даже раздражала, когда я ее слышал у футбольных болельщиков. А может, меня просто раздражала их радость, которую я не мог понять? А почему она меня раздражала? Неужели только потому, что я был в плохом настроении и считал, и все проявления радости были мне непонятны, тем более такие? Странно….. – подумал Бабочков.
– А……приперся наконец, где тебя носило? – открыв дверь прервала его размышления жена – а что за костюм на тебе? И что это ты такой счастливый – добавила она в замешательстве – и пакеты, какие то притащил, что это?
– Я тебе попозже объясню Ксюшка, все хорошо, и даже очень – с улыбкой ответил ей Федор.
– Федька, тебе что, Палыч зарплату повысил? – с оттенком радости и примесью недоверия спросила она.
– Лучше, поговорим по…..
– Папочка ты чего так долго не приходил, почитаешь мне сказку на ночь как вчера? – прервала его объяснения, вбежавшая в коридор Сонечка взобравшись к нему на руки.
– Сонечка я просто задержался по важным делам, но сразу после них поспешил к вам с Максимом. Ты лучше посмотри, какие я вам игрушки принес – сказал он, разворачивая пакеты.
– Спасибо папочка – обняла его Сонечка, почти не реагируя на пакеты, что немного озадачило Бабочкова.
– Сонечка да что ты к нему прилипла как банный лист, не сахарный он, ты лучше посмотри, что отец вам принес, в наше время таких игрушек не было. Максим, иди скорее, разворачивай пакеты – вмешалась Ксения.
В коридор выбежал Максим, и, увидев пакеты с игрушками, кинулся к ним, по дороге вспомнив, что нужно поблагодарить папу, спешно поцеловал его, и начал жадно вынимать содержимое пакетов. Он уже был в том возрасте, когда подражание родителям и окружающим, которые старше его по возрасту, в их нездоровых пристрастиях заключающихся в жадности, зависти и алчности давало о себе знать.
Сонечке тоже было интересно, что находится в пакетах, но больше ее интересовал сам Бабочков, и она чувствовала, что он ждет того, когда она начнет рассматривать то, что он принес.
– Папочка, какие хорошие игрушки ты принес, давай посмотрим их вместе – прощебетала она, смотря на Бабочкова наивно-ласковым взглядом.
– Давайте уже тащите все в комнату, столпились в коридоре, как будто у вас комнаты нет – скомандовала Ксения, ощущая дискомфорт необычной для нее ситуации, когда она не может привычно держать детей в узде, что породило в ней ярое стремление вновь взять бразды правления в свои руки. Стремясь восстановить то привычное состояние дома, которое, как ей казалось, устраивало ее. Она ведь искренне верила, что своей тиранией над детьми она приносит им добро, готовит их к тому, чтобы они были успешными в жизни. И посредством этого искаженного восприятия подстегиваемого страхом к жизни и завтрашнему дню, тирания, рисуется ей красивым образом того, что она проявляет заботу к своим детям. Ведь также о ней «заботились» и ее родители, правда, менее жестко. Но, возможно – думала она – если бы они проявили в некоторых моментах больше давления, то у меня был бы более жесткий характер, и я бы была более успешной в этой жизни. И теперь, желая своим детям лучшей участи и культивируя те качества, которые ей «нравятся» в себе и в других она внедряла эту смесь в неокрепшую психику своих детей, страстно желая, чтоб она приняла в них твердую форму.
Бабочков стоял в коридоре в замешательстве, рой мыслей носился у него в голове. Он не реагировал на попытки жены зацепить его, а раньше эти зацепки действовали всегда. Он ощущал все по-новому, он ощущал, что многие старые стереотипы дали трещину. Это приводило его одновременно и в смятение и давало чувство полета.
– Странно… – думал Федор – я ведь представлял, что эти игрушки принесут им большую радость,…а Сонечке ведь нужно совсем другое… ей нужно живое проявление тепла,…а та радость, которую проявляет Максимка, просто радость от удовлетворения жадности, удовлетворения навязанных ему желаний… А ведь истинная радость и счастье, это само проявление любви, желание отдавать и делится своим теплом, ведь это то истинное, что рвется у нас изнутри… Как в детстве….. Почему мы так боимся его проявлять? Насколько в детстве это было ярко! Мы так боимся открытости…. Мы, почему-то, постоянно боимся того, что нам могут сделать больно. Эта отвратительная мысль постоянно стоит рядом с нами и вмешивается во все отношения.…Почему в нас так укоренилась эта нелепая мысль, что стоит нам только раскрыться, как нам сразу сделают больно? Причем, часто вообще не имея под этим оснований. И при этом мы навязываем эти глупые мысли детям.…
А если кто-то из нашего окружения отваживается проявлять свое ощущение жизни, с той же чистотой и непосредственностью как дети, мы высмеиваем его. Мы смеемся над детской непосредственностью, считая ее незрелостью, не замечая того, что все прямо наоборот, и мы просто загнаны в угол. Загнаны в угол чем-то, которое постоянно нашептывает нам на ухо то, что создает иллюзию выбора, что нам в этом углу хорошо, что тут есть все, что нам необходимо, и что уж лучше мы будем в безопасности, чем будем проявлять то истинное, что есть внутри нас. Оно нашептывает нам о том, что за этим последует это страшное для тебя событие, а за тем последует то. Что, уж лучше, сиди в углу, ты уже привык к нему, тут ничего плохого не случится, а что может случится, легко поправимо…. Тут ты можешь знать, что будет завтра, через месяц, через год, через 10……рамки… и из-за этого мы хотим казаться другими, подсознательно завидуя людям, которые могут просто жить не задумываясь ни о чем, просто наслаждаться всем тем, что есть….
А на внешнем уровне мы петушимся, пытаемся выглядеть в глазах других кем то, образом, который они уважают. Мы думаем, что эти страхи только в нас, не видя, что все вокруг стали пленниками этого бреда, но все боятся это осознать и поэтому все играют друг перед другом, боясь показать то, что у них действительно внутри. Настолько боимся, что со временем вообще забываем о присутствии того истинного, которое было столь явным в детстве. Мы стремимся показать всем насколько мы уверенны в себе, не зная при этом, что такое это «себе»…..ведь я даже не смог сегодня ответить на вопрос «кто я»…тогда о каком «я» идет речь? Странно….почему я никогда не задумывался об этом? А может…
– Пап, пойдем к нам в комнату – вырвал его из размышлений Максим, взяв его за руку.
Бабочков осознал, что не заметил, сколько времени прошло с того момента как он задумался. Он осознал, что простоял все это время в коридоре, облокотившись о стену и с дочкой на руках. Сонечка ласково смотрела на него своими мудро-наивными глазками, как будто понимая, что сейчас происходит в отце. Он увидел, что его жена смотрела на него испуганным взглядом, усиленно пытаясь скрыть его, ведь она привыкла за столько лет, что может воздействовать на Бабочкова, и разворачивать его в ту сторону, в которую ей было нужно. Она очень любила поговорку, что муж голова, а жена шея, которую постоянно повторяла Бабочкову, правда, не договаривая до конца того, что она под этим понимает, что для нее, он всего лишь марионетка в ее руках, а она кукловод. А со вчерашнего дня Федор никак не реагировал на весь ее арсенал воздействия, да еще и улыбался на это. Это просто выводило ее из себя. А так как внешнее проявление ее раздражения, опять таки, не производило на Бабочкова никакого воздействия, то ситуация вгоняла ее в страх. Она боялась того, что все к чему она привыкла, рушится. Ведь раньше она хоть примерно, знала, чего можно ожидать завтра, что она всегда сможет повернуть ситуацию с мужем в свою сторону, а теперь…
– Пойдем сынок, тащи эти пакеты, а остальные я сам захвачу – с задором сказал Бабочков, и, не опуская Сонечку на пол, нагнулся, подхватил оставшиеся пакеты, и прошел вслед за сыном в детскую.
– Папочка, пааапочка – заверещал Максимка – дергая его за руку.
Бабочков ощутил в его словах неискренность, ощутил, что он этим пытается выказать ему любовь, сыграть, поверив в это, но ведь игра не настоящее, не искреннее. А любовь есть в настоящем, независящем ни от чего. И он ощутил, что он сам во многом способствовал тому, чтобы его сын стал неискренним.
– Ведь он теперь даже верит, что его любовь зависит от каких-то событий или ситуаций, от того получит ли он то, что ожидает или нет…. – подумал Бабочков – и тем самым, Максимка не ощущает больше любовь… лишь пародию на нее.…И ведь я этому способствовал, душа его невинность, навязывая ему что-то в формах «нужно быть таким», и «нужно делать так, чтобы о тебе думали так». А почему вообще детей начинает вдруг заботить оценка других и вообще оценка? Душе только что появившейся на нашей планете и орущей во всю глотку ведь абсолютно нет дела до чужой оценки. И, ведь зависеть от нее они начинают из-за своих же родителей, искренне верящих в то, что они, этим самым приносят добро своим детям. Из-за того, что родители начинают их заставлять покупать их любовь. Что вот если ты сделаешь так, то ты хороший, и я люблю тебя, а если так, то плохой и не люблю. А некоторые ведь еще и наказывают, вот недалеко ходить, Ксюшка сколько раз поднимала руку и ставила в угол детей. И я этому не мешал….и ведь это уже заложило в них неискренность….которая выросла в неискренность к себе….а ведь я неискренен к себе… к себе….может вот что имел ввиду Трчунов, когда задавал вопрос про то, кто я….но как описать это, оно же ощущение….
Глаза Бабочкова блуждали в смятении – как бы выразить это в словах… – подумал он – блин… потерял его, как его вернуть…
Бабочков попытался исскуственно вызвать ощущение. Он напрягся, силясь вспомнить, но ведь ощущение может быть только в настоящем, прямо сейчас. А когда человек пытается вызвать то, что уже было, которое у него ассоциируется уже с чем то, что он когда то ощутил, то этим он заменяет восприятие настоящего иллюзорной картинкой, и естественно, что Бабочков не мог этим вызвать ощущения.
– …А что же я ощущал, кажется думал про наказание детей и что нужно попытаться помочь Максимке стать опять искренним… и потом… что же было?…ну… ну… так кто я?
– Федь, расскажи, что происходит?! – взволнованно – обеспокоенным голосом прервала его размышления Ксения – откуда у тебя деньги, и почему ты так странно себя ведешь?!
– Ксюш, я же сказал обо всем потом.
– Потом! Потом! Ты этим потом меня уже двенадцать лет кормишь! – истерично заорала она – У тебя все потом! Ты мне ответишь по человечески, что происходит?!!! Я же имею право знать, я твоя жена, в конце концов!!!
Бабочков отрешенно смотрел на жену, как истерика будто въедается в ее лицо, заставляет искажаться его в отвратительных гримасах. Он видел все напряжение, которое истерика вызывает в ее теле….руки сжатые в кулаки, вздутые вены на шее, и глаза… глаза, абсолютно пустые и испуганные. Ведь она сейчас абсолютно не осознает, что она делает!!!…
….А как часто я сам осознаю то, что я делаю?! А как я могу что-то делать, если не осознаю кто я? Так кто делает?… И кто я?!!!
– Чего ты молчишь как мешок с картошкой – опять прервала его размышления Ксения, схватив его за руку – мы же с тобой муж и жена и должны рассказывать друг-другу обо всем, что происходит.
Муж и жена… должны… – задумался Бабочков, молча и в шоке от того, что раньше все это действовало на него безотказно – что значат эти понятия и почему мы все время кому-то что-то должны? Почему при любых отношениях возникает это «должны»? Должны…. По сути, получается, что все, что мы называем громким словом любовь и отношение сводится у нас к этому «должны»….. мы и нам.… А ведь, по сути, нам, того, что нам должны, и не надо. Нам ведь просто жизненно необходима сама Любовь, без всяких «так должно быть». Просто Любовь. Ведь Любят не за что-то. А это «должны» убивает это светлое чувство…… Вызывает вину, что мы можем не соответствовать тому, что от нас ожидают. Вызывает чувство того, что мы не достойны любви. И самое главное убивает Любовь к Себе… а как может кто-то любить кого то, если он не любит себя самого? Как хитро….как я не замечал этого раньше? Как будто все, что происходило за все эти годы, происходило без моего участия. Впечатление, как будто я вспоминаю что-то давно забытое, но очень важное. Мы все время забываем самих себя. Опять же тот же вопрос – кто этих самих себя? Кто я?
– Папа, а это мне или Сонечке? – прервал его мысли Максим, вытаскивая из мешка упаковку с железной дорогой.
Взгляд Федора переместился на пол, где уже валялись игрушки из развороченного Максимом пакета. Пистолеты, мячики, машинки, рыцарское снаряжение, пиратская одежда, конструкторы, детская палатка, разные куклы и плюшевые игрушки и домики к ним…. и железная дорога – все то, что я сам хотел в детстве – подумал он – Многое из того, чего не было у меня, но я этого страстно хотел, например железная дорога. А откуда я знаю, что они сами хотят? Зачем я навязываю им свой выбор? Намного приятнее бы им было, если бы я взял их с собой в магазин и предоставил бы выбор им самим.
– Вам обоим, сынок – улыбаясь, ответил сыну Бабочков – А завтра, я возьму вас на прогулку в парк, на аттракционы, если хотите, конечно, а по пути, мы заедем в магазин, и вы выберете сами, все, что хотите.
– Конечно хотим, папочка! – радостно закричал Максимка, подпрыгивая на месте.
– Хватит прыгать! Ну, все давай, завтра рассмотришь игрушки, уроки до сих пор не сделаны, опять потом на тебя жаловаться будут – ворчливо-властным тоном вставила свое Ксения.
– Завтра школа отменяется – заявил Федор, открыто посмотрев в глаза жене – завтра я веду детей гулять.
Раздались радостные возгласы детей. Для них происходило что-то необычное, новое, а главное, чуть преломляющее то давление, которое оказывало на них мать. Границы колпака навязываемых ей понятий давали трещину и давали глоток свободы.
Ксения с неподдельным страхом в глазах смотрела на него. Федя ей перечил, даже не перечил, а безапелляционно заявлял, не учитывая ее мнения. Она не могла вымолвить и слова. Это было впервые за все время их замужества. Увеличивалась трещина, готовая раздолбать всю ее конструкцию влияния на Бабочкова, фундамент которой, она заложила еще до замужества, навязав ему то, чему он должен соответствовать, для того, чтобы они могли быть вместе. Ведь эта конструкция позволяла ей умело манипулировать мужем, позволяла создать то, из-за чего он многое видел так, как выгодно ей, и не видел многого, что ей было не выгодно. Чтобы он не увидел, в том числе и ее частые походы к «подружкам».
Она стояла в дверях, с трудом сдерживая слезы – что происходит? – испуганно и судорожно думала она – он, наверное, встретил другую и скоро бросит меня… я конечно могу уйти к Сашке, но нужна ли я ему с двумя детьми? И откуда у него деньги? Конечно! Как только у него появились деньги, он бросает меня! Детям столько всего принес, а мне?! Вообще не подумал обо мне….. Себе вон купил костюм…. ботинки, кстати, очень хорошо в нем выглядит. А его взгляд, взгляд…. в нем появилась какая-то уверенность, проблески которой были только до замужества, тогда, когда я в него влюбилась. Он сейчас стал какой-то чужой и интересный. Но, он даже не смотрит на меня. А если и смотрит, то как-то странно, будто сквозь меня….может ему кто-то сказал про Сашку? Хотя, наверняка он догадывался об этом, просто верить ему в это было не выгодно. Ну и ладно, может еще можно все выправить. Но, если нет, то как мне теперь жить? Плакали мои туфли, которые я присмотрела в магазине с Машей, да и другие покупки тоже.. Зарплаты моей не хватит на то, что мне необходимо. Хотя алименты….есть же алименты! Если у него стали появляться деньги, то он все равно должен отдавать часть денег мне после развода.
Нужно позвонить Таньке, у нее кажется любовник юрист. Да и большую часть квартиры я заберу себе, а может и всю, пусть катится к своей новой, посмотрим, сколько она его выдержит. А с его деньгами мне и так будет хорошо, главное все правильно выставить в суде – страх в ее глазах начал сменятся радостными мечтаниями: Вот она, оставив детей с оплачиваемой няней, укатила с Сашей куда-нибудь на экзотические острова….а лучше без него, посмотрим, как он будет себя вести, хотя все равно без него лучше, там найдется ухажер. А вот она ходит с подругами по магазинам, кафе и разным косметическим и массажным салонам расплачиваясь за все «волшебной» карточкой, на которую каждый месяц поступают деньги. – Ладно, подожду пока, осмотрюсь, в хладнокровном состоянии можно сделать более выгодные шаги для будущего – подумала она, вспомнив назидания своей матери перед замужеством – нужно, видимо, как-то по-другому попытаться на него воздействовать. Это же Федя, тот же наивный и добрый балбес, с которым я живу уже двенадцать лет. Я ведь его знаю как облупленного. Наверняка он скоро даст осечку.
– Феденька, а можно мне тоже с вами? – спросила она, изобразив ласковый взгляд и улыбку.
Бабочков чуть удивленно и внимательно посмотрел ей в глаза. Он четко ощущал ее неискренность. Он ощущал ее и раньше, только не хотел верить в это, и по этой причине не замечал этого. Да и у него отложилось, что ласковой она всегда прикидывалась только тогда, когда ей нужны были деньги на покупку какой-нибудь новой кофточки или сапог. И оба, как-бы не хотели видеть, что их действия очевидны друг другу.
– Хорошо, если ты не будешь вести себя как обычно – с ироничной улыбкой ответил Бабочков.
– А как обычно Федька?
– Пойдем на кухню, поговорим – улыбнувшись, ответил он, не желая, чтобы разговор продолжался при детях, с криками, чтобы, как обычно, и она бы не спекулировала на том, что Бабочков не хочет травмировать детей, и соглашается только для того, чтобы она перестала орать.
– Вы играйте пока без нас, а мы с мамой поговорим и вернемся – с нежностью в голосе сказал Бабочков детям – Максимка, а ты можешь пока распаковать железную дорогу, я вернусь и мы соберем ее.
Федор повернулся опять к жене, подмигнув ей, обнял ее за талию и, развернув в другую сторону, чуть подтолкнул в сторону кухни.
Ксения была в замешательстве, но в каком-то радостном ожидании: – да вроде все хорошо, он даже заигрывает со мной, чего уже давно не было – думала она – значит все можно еще повернуть в выгодном направлении.
– Ну, пойдем – игриво сказала она, чуть вильнув его попой и пройдя вперед него на кухню.
А она еще ничего – поддался на ее действия Федор.
Бабочков зашел на кухню, с веселой и ироничной улыбкой посмотрев на нее, медленно прошел к холодильнику, достал пакет сока, и медленными глотками стал пить из него, наблюдая за женой.
– Ну, так как я себя обычно веду, Федюнчик? – спросила она, не выдержав паузы, подойдя и обвив его шею руками и смотря в глаза взглядом, как бы говорящим – «ну и куда ты от меня убежишь, ты же меня любишь».
Бабочков ответил не сразу, как бы решаясь на это высказывание, тем более, что действия Ксении немного подействовали на его изначальный настрой.
– Обычно ты все время истеришь, ворчишь, давишь, не довольная всем, все у тебя плохо и ты стремишься поделиться всем этим гавном с нами, одним словом ты обычно излучаешь все отрицательное – ответил он, впервые сказав ей правду о том, что он о ней думал, прямо смотря ей в глаза.
– Да пошел ты!!!! – не выдержав, выкрикнула Ксения, оттолкнув его – будешь с вами довольной и спокойной, всю свою жизнь на вас истратила, а ведь могла выйти замуж за олигарха, нет ведь, тебя выбрала, полюбила козла!!!!
Бабочков уже знал, какую реакцию это вызовет, и с интересом и улыбкой наблюдал за ней, за тем как рушится ее маска, на которую он часто поддавался.
– О чем я и говорил – улыбнулся Бабочков.
Ксения осеклась: – так не выйдет – подумала она – этот козел что-то задумал и стал вдруг смелым.
– Федь, я что-то неважно себя чувствую, пойду пожалуй полежу немного – она медленно повернулась и пошла в спальную, силясь скрыть свое разочарование и обдумывая новую тактику, которую можно применить по отношению к нему.
Бабочков не мог заснуть. Он стоял возле окна, на кухне устремив свой взор на деревья, растущие возле дороги, на которые падал свет ночных фонарей.
– Даже, не смотря на то, что они ежедневно подвергаются изрядной дозе яда выбрасываемого каждым проезжающим мимо автомобилем, даже не смотря на то, что вода и земля, которая их питает, насквозь пропитана всей городской, уничтожающей все естественное мерзостью, они все-таки живые – подумал Бабочков – И они, также танцуют свой танец под дождем или порывом ветра, плавно и уверенно переливаясь из стороны в сторону, становясь одним целым со стихиями. И так же разговаривают ветром, как бы ловя на мгновения потоки, пропитывая их посланием, которое они несут миру. Потоки ветра….. странно….., как я обо всем этом забыл?
На Бабочкова нахлынули яркие картинки из детства. Вот он сидит около ручья, наблюдая за искрящимся потоком лучистой энергии, текущей плавно и гармонично с окружающим, сплетающимся в сетку волшебных узоров, он чувствует ручей, он становится им.
А вот он идет по весеннему лесу, окруженный музыкой со всех сторон, музыкой леса, музыкой деревьев, ветра, музыкой шепчущих листьев. Музыкой птичек и сверчков, радостно стрекочущих в потоке зелено-желтой энергии. Музыкой белки, нашедшей большой орех и радостно тарахтящей свою веселую песенку. Музыкой копошащегося и покряхтывающего в зарослях, какого то лесного существа. Он слышит как музыка идущая со всех сторон, сливается в одну, плавную, ласкающую, несущую любовь, подводящей к музыке неизвестности, каждая вибрация которой пульсирует во всем его существе. Он ощущает единство со всем окружающим, ощущает как вибрация, исходящая из глубин его существа гармонично вписывается в музыку леса, в музыку неизвестности, безжалостно-счастливым потоком, уводящей в бесконечность, в себя…..
Он слышит истошный крик. Крик, несущий поток грязно-красноватой энергии, загрязняющей музыку, крик, направленный в его сторону. Это кричит его мать, кричит о том, что он без спроса ушел дальше….кричит… не слышит леса….не слышит того, что он пытается показать… как-то выразить в словах….
Бабочкова резко выкинуло обратно. Он стоял возле окна в сладостно-ужасающем состоянии.
– Неужели….неужели это все не я…..неужели все это время, все эти годы меня не было? Неужели я был только тогда, там… в лесу… у речки….кто я???!!! Нет!!! Не может быть, а кто все это делал? Делал….а я ли делал? Нет…..что-то с моей головой не то, никак не могу понять ничего. Ладно, подумаю потом, сейчас вот у меня появились деньги, можно делать то, что не мог до этого. Вот, что например я сейчас сижу дома, все равно не спится, может сходить куда-нибудь? Только куда? Тот тип с новой работы, Михаил, наверное, специалист в таких делах, может ему позвонить?
Бабочков подошел к висящему на спинке стула пиджаку, достал визитку Михаила и набрал номер. Он нажал на кнопку вызова, но, через несколько мгновений сбросил его, увидев, что цифры, высветившиеся на экране, которыми люди любят все отсчитывать, говорят о позднем времени.
– Так куда же пойти? – подумал Федор – нужно как-то отвлечься от этих мыслей, а то у меня уже голова разболелась.
Его раздумья нарушил телефон, вибрирующий у него в руке.
– Кто это звонит….странно… может Катенька? – подумал он, повернув экран телефона к своим глазам – нет…..Михаил… наверное звонок прошел, перезванивает… неудобно как то…
– Алло.
– Доброй ночи Федор Иванович, вы мне звонили?
– Извините Михаил, я просто записывал ваш номер в телефон, и, случайно нажал на вызов – соврал Бабочков, думая про себя – блин… как неудобно, но голос вроде бодрый, может, и не разбудил. И соврал опять… вот, что мешало сказать так, как есть?
– Ничего страшного, я не сплю, я с друзьями в клубе, может быть, и вы подъедете? – ответил Михаил, радостно думая про себя – вот он и попался, в тот же день, а дальше легче.
– Я….я с удовольствием, а вам это удобно? Вы ведь, наверное, не один?
– Конечно удобно, Федор Иванович, если хотите я даже заеду за вами и мы съездим в одно интересное место. И не беспокойтесь, считайте, что я к вам подлизываюсь – с улыбкой в голосе ответил Михаил – продиктуйте ваш адрес, я подъеду, позвоню вам.
– Я нахожусь …… – улыбаясь тщеславной улыбкой, стараясь не показать это в интонации, ответил Бабочков.
– Хорошо Федор, я буду минут через сорок. До встречи.
– До встречи.
Бабочков стоял на кухне окруженный своими мыслями и ощущениями, которые тянули его в разные стороны. С одной стороны отголоски того ощущения себя, которое вынырнуло из подсознания в сознание и озарило все вокруг восхитительным светом счастья и любви, как бы говорило – куда ты опять бежишь? От кого???! Зачем бежать от себя, от своей истинной природы? Да и куда? В то, что тебе навязали? Заменить это состояние неимоверного счастья, любви и единства со всем на жалкую иллюзию безопасности? Безопасности….от чего??? Разве лес был враждебен к тебе? Или может, солнце было враждебно к тебе? Эта иллюзия враждебности окружающего, как вирус, передающийся по цепочке, как искаженное стекло, безобразная картинка нарисованная на нем. И мы смотрим на все окружающее, и в первую очередь на себя, через эту картинку на стекле, не позволяющую увидеть все как есть. Эта безобразная картинка проникает во все наши восприятия ситуаций, людей и самое главное того, что мы начинаем считать собой. И мы с детства, когда поддаемся на этот вирус, начинаем видеть эту мерзкую картинку, вместо радостно открытой бесконечности и неизвестности, которой мы и являемся. Открытой нам во всей Любви, Счастье, Радости, Величии, Красоте…. Но вместо того, чтобы быть, быть Любовью, быть Счастьем, ощущать неимоверный, головокружительный поток радости от осознания себя истинных, неразделенных, Единых со всей чудесной Вселенной, мы принимаем за себя жалкую навязанную нам картинку. Опять ходим по замкнутому кругу, и опять поддаемся тому отвратительному голосу, который обманул нас, что он есть наш навигатор, что он и есть мы, и что он знает когда, что и как лучше для нас. И мы принимаем этот голос за себя, мы говорим – да, я такой, я обычно делаю так, я люблю это, а это не люблю… я хочу это, а это не хочу….говорим, реально не ощущая ничего, т.к. предали, потеряли себя, когда то давно….. А ведь можно просто выкинуть это мерзкое приспособление и быть….просто быть собой, без представлений о чем-либо, просто быть, ощущать, как тогда, в детстве….
Другой же голос в голове Бабочкова, привычно нашептывал ему ту же старую песню неискренности, песню страха, песню привязанности… Как старая заевшая пластинка с примитивной, непрочувствованной попсовой музыкой, ограниченной двумя-тремя аккордами, да еще и с отвратительным голосом и звучанием. – Не может этого всего быть. Вдруг это ловушка, и ты потеряешь все то, что ты выстраивал долгие годы. Ведь бесплатный сыр, как известно, только в мышеловке. Давай, вперед, теперь ты можешь делать то, что хотел раньше. А ощущение… оно ведь не убежит, подумаю об этом завтра. Успеется, а сейчас можно в клуб, выпивка, телки….может и Катеньку позвать…
Федор суетливо начал выхаживать по кухне взад-вперед. В его голове носился рой мыслей, имеющих очень прилипчивую клейкую субстанцию, которые как бы искали, куда им пристроится, раскрутится и вновь заслонить от Бабочкова то истинное, что он недавно прочувствовал. Ведь этот рой был послан тем, кого он долго принимал за себя. Был послан с напряжением, с удвоенной силой, т.к. оно почувствовало опасность для своего существования. Ведь существует эта отвратительная конструкция в людях, только из-за того, что они привыкли с детства принимать ее за себя, тем самым, с лихвой снабжая ее энергией, которую они могли использовать на собственное восприятие мира. Существует только за счет этого. Ведь если какое то время, она, или какая то ее часть не получает энергии, то она начинает отмирать, биться в агонии. Но, к сожалению, именно на эту агонию люди и поддаются, и все начинается заново, из-за отождествления с ней. Они принимают истеричный страх этой маски за свой. И из-за этого, послушно соглашаются со всеми страшными картинками, которое оно подкидывает им через воображение. И опять все происходит по кругу, и в них начинает действовать принцип стимула, принцип кнута и пряника, страхов и привязок, приобретая практически единственную движущую силу, направляющую все их движения.
Бабочков проходил по кухне неизвестно сколько времени. Неожиданно он услышал телефонный звонок, вырвавший его из нескончаемого внутреннего диалога – странно, я был опять не здесь – подумал он.
– Алло.
– Федор, я уже подъехал, спускайтесь.
– Хорошо, я сейчас….
Бабочков стоял на кухне, пытаясь уловить то, что только что моментом ощутил. – Странно… – думал он – я опять полностью забыл о себе, я не мог наблюдать ничего, ведь мной только что управляли лишь какие то, не имеющие ко мне никакого отношения мысли. Видимо те, которые я когда то перенял от кого-то….что это такое??? Ведь по сути меня не было это время….Страшно…
Лицо Федора, как и область в районе солнечного сплетения исказилось в испуганной гримасе и сжалось в комок – Бабочков, куда ты лезешь? – услышал он назидательно-вкрадчивый голос в своей голове – Зачем тебе это? Уж не собираешься ли ты пополнить ряды какой-нибудь из палат в доме, где собрались вместе Наполеоны и Цезари, и играть с ними в подкидного дурака по вечерам? Опомнись, остановись, куда тебя несет, вернись на землю. Ведь все хорошо, тем более, сейчас. Поезжай сейчас в клуб, развлекись, а к этому всегда успеешь вернуться, если захочешь.
Федор стремительно-механично встал, надел пиджак, торопливо закрыл за собой дверь и нажал на кнопку лифта.
– Что??? Опять!!!! – подумал он – я опять не помню, что я сейчас делал….да и делал ли я вообще? Кто я??? И кто тот, кто говорит у меня в голове??? Может он вместо меня все делает? Но ведь могу и я… Вот например, смогу ли я проехать в лифте и выйти из него осознавая то, что я делаю и наблюдая?
Подъехал лифт. Бабочков собрал все свое внимание и абсолютно неожиданно для себя направил его внутрь себя. Он медленно, плавно, пытаясь ощутить каждое движение внутри себя, зашел в него – Я не могу ничего объяснить. Но мне сейчас классно!!! Оказывается, от простых движений и действий можно получать огромное удовольствие, если ощущаешь то, что происходит внутри тебя – подумал он – такое ощущение, что во мне внутри сейчас нету границ….что я бесконечен, и одновременно и здесь и везде и нигде….что это? А может это замануха? Может Дима, на пару с Мишей программируют меня??? Нет!!! Какая еще замануха??? Я сам кого хочешь разведу – услышал он голос, который часто звучал в нем в школьное и институтское время, но был подавлен и трансформирован после. А теперь, подпитавшись энергией тщеславия он зазвучал заново – Короче, хватит всякой фигни, поехали развлекаться. А если что, все можно повернуть в свою сторону.
Бабочков вышел из лифта, из подъезда, и вдруг вспомнил – я же собирался помнить себя и наблюдать в процессе… что меня опять сбило??? Как я могу что либо делать, если даже не могу наблюдать в течении минуты??? Я не понимаю, что происходит. Я же все ощущал в начале. Может сейчас еще раз попробовать? Ладно, потом, вон Михаил уже ждет.
Федор суетливо засеменил в сторону машины, откуда ему махал его новый заместитель.
– Рад вас видеть Федор Иванович – с показной, деланной улыбкой и внутренней усмешкой, вызванной наблюдением за суетливыми действиями Бабочкова, сказал Михаил.
– Взаимно, надеюсь, я не доставил вам неудобств? – ответил Бабочков, внутренне сконфуженно, но всем своим видом пытаясь показать, что он его превосходит, он же его начальник.
Внутренняя усмешка Михаила стала еще более обширной от того, что ему пытался показать Бабочков.
– Какие вопросы? Я только рад, я же вам сам предложил.
Федор с деланной важностью сел в машину, думая про себя – вот бы он не заметил мою неуверенность, я же теперь его начальник, нужно все же держать его на расстоянии.
– Предлагаю, для начала, съездить в клуб, согласны? – спросил его Миша.
– Конечно, с удовольствием.
– Федор Иванович, а можно на «ты» и по имени?
– Да, конечно – тоном человека, привыкшего считать себя ниже других, и с радостью, что его воспринимают наравне – ответил Бабочков, думая про себя, ну вот, я же собирался держать его на расстоянии, и моментально сдал позиции. Я ведь ответил ему сейчас абсолютно механично, как будто кто-то другой ответил за меня. Почему я так боюсь людей? Ведь, в общем-то, и на расстоянии я его хотел держать из-за этого же страха. Как видимо, боялся и Палыч, которого я сейчас пытался скопировать, а ведь я, вчера, явно впервые увидел, что он боится.
– Ну, что же, Федор, поехали веселится – прервал его мысли Михаил, подметивший то, что произошло в Бабочкове и внутренне ухмыляясь этому.
– Поехали – с деланной веселостью ответил Бабочков – думая про себя, вот опять я ответил механично. Но я ли? Как будто что-то автоматичное сидит во мне, и все делает и говорит за меня. Как странно, неужели так было всегда, и лишь сейчас я это увидел. Оно как будто имеет заготовки, и автоматично использует их, реагируя на то, что в этой ситуации нужно сделать так, а в этой так. В этой сказать это, а в той то. И я ничего не могу с этим поделать, я вижу лишь тогда, когда это произошло. Как мне не терять себя? Может Дмитрий сможет помочь?
– Федор, не опасайся меня, я настроен по отношению к тебе крайне дружелюбно, я не собираюсь тебя подсиживать. Тем более, что Дима выбрал тебя, а я глубоко уважаю его выбор, и верю, что ты сможешь сделать все гораздо лучше меня, и поднять наше подразделение еще выше – мастерски играя голосом, сказал Миша, выруливая на поворот и краем глаза наблюдая за реакцией Бабочкова, в котором от его слов, дерево тщеславия пустило корни глубже и начало заполнять все его существо своим отвратительным присутствием.
– Я еще раз повторюсь, я готов помочь тебе разобраться во всем, в чем ты захочешь, исключительно из расположения и уважения к тебе – продолжил он, довольный произведенным эффектом, и, думая про себя – все таки хороший, действенный закон: когда у тебя полно, показывай, что пусто, дай противнику то, что он так страстно хочет, и сможешь все вывернуть в свою сторону. Противник же не увидит ничего ослепленный собственной мнимой значимостью, и станет управляем, не понимая этого, видя все наоборот, делая то, что нужно мне, но при этом, думая, что все делает он сам, в своих интересах.
Михаил самодовольно, вернее довольный тем, что он считал собой, улыбнулся. Или то, что лишало его самого себя, улыбнуло его. Он плавно затормозил у невзрачной на вид двери.