Она смотрит на часы. Скоро полночь.
Ночной поезд. Ночные поезда – разломы в пространстве-времени, параллельные вселенные: внезапно приостановленная жизнь, тишина, неподвижность. Оцепенелые тела; вялость, сны, похрапывание… И бешеный галоп колес по рельсам, скорость, влекущая людей – их сущности, их прошлое, их будущее – в другое место, до поры скрытое во тьме.
Кто знает, что может стрястись между пунктами А и Б?
Дерево, упавшее на рельсы, злонамеренный пассажир, задремавший машинист… Она размышляет, не углубляясь и не зацикливаясь, скорее из праздности, чем от страха. После Гейло [1] никто не садился, она в вагоне одна. Поезд идет со всеми остановками. Аскер. Драммен. Хёнефосс. Гуль. Ол [2]. Станции, которые вот-вот исчезнут под снегом, – две железнодорожные колеи – четыре рельса, пара зданий (скорее хижин), – как в Устаосете [3], где сошла одна женщина. Она замечает далекие огни, микроскопические в безразмерной норвежской ночи. Несколько отдельно стоящих домов, где над входной дверью всю ночь горят фонари.
В вагоне никого: сразу видно – среда. Когда наступает зима, поезд с четверга по понедельник переполнен, едут в основном туристы-азиаты и молодежь, пункт назначения – горнолыжные базы. А летом четыреста восемьдесят четыре километра линии Осло – Берген считаются одной из самых красочных «железок» в мире: сто восемьдесят два туннеля, виадуки, озера и фьорды. Но в сердце северной ночи, такой ледяной, как нынешняя, в середине недели здесь нет ни души. Широкий проход с рядами одинаковых кресел по обе стороны тих, безмолвен и производит гнетущее впечатление, как будто пассажиры услышали сигнал тревоги и вышли. Все. Кроме нее.
Она зевает. Заснуть не удалось, несмотря на плед и маску-шоры. Пустой поезд не позволяет расслабиться, да и привычка быть настороже не добавляет покоя. Профессия обязывает…
Она прислушивается. Никаких звуков. Никто не ерзает на сиденье, не возится с багажом, не открывает дверь.
Она обводит взглядом пустующие места, серые перегородки, проход, туманные стекла… вздыхает, закрывает глаза. Вдруг все-таки получится вздремнуть?
Красный поезд появляется из туннеля, как язык изо рта, на фоне ледяного пейзажа. Серовато-синяя ночь, непроницаемая чернота туннеля, белый с голубизной снег, серый лед. И вдруг – молнией – ярко-красный состав, напоминающий кровавый прибой, готовый затопить перрон.
Финсе [4]. Самая высокая точка на линии – 1222 метра над уровнем моря.
Вокзальчик в снежно-ледяном плену, на крыше пуховая перина. Три человека – женщина и молодая пара – прохаживаются под желтыми фонарями по платформе, больше похожей на участок лыжной беговой дистанции.
Кирстен отодвинулась от окна, и снаружи все снова погрузилось во тьму. Она услышала, как вздохнула раздвижная дверь, и уловила какое-то движение в самом конце прохода. Женщина. Лет сорок. Моя ровесница… Кирстен вернулась к чтению. Ей все-таки удалось поспать. Не больше часа, но и на том спасибо – из Осло она стартовала четыре часа назад. Кирстен предпочла бы самолет или – на худой конец – спальный вагон, но начальство решило сэкономить, и вот он, ночной поезд, сидячие места… Экономия бюджета, ничего не поделаешь. Она решила проглядеть свои заметки и достала планшет. Итак. В Бергене, в Мариакирхен [5], найдено тело. Мертвая – убитая – женщина лежала на алтаре среди предметов культа. Аминь.
– Извини…
Она подняла глаза. Ей улыбалась вошедшая в Финсе женщина.
– Не возражаешь [6], если я сяду напротив тебя? Обещаю не мешать. Мне всегда не по себе в ночных поездах, а этот к тому же совсем пустой…
Кирстен, конечно, возражала, но коротко улыбнулась и сказала:
– Садись, пожалуйста. Едешь до Бергена?
– Д-да… Ты тоже?
Она перечитала свои заметки. Сотрудник, звонивший из Бергена, был немногословен. Каспер Стрэнд. Интересно, он и в расследованиях такой же верхогляд? По его сведениям, бездомный, проходивший вечером мимо Мариакирхен, услышал крик и дал деру, но ему не повезло – напоролся на патруль.
Куда намылился, братец?
Рассказ о жутком вопле там внутри констеблей нимало не впечатлил (по тону Стрэнда и некоторым туманным намекам она поняла, что бродягу знают как облупленного), но на улице было холодно и мокро, ребята скучали – и сочли, что даже в ледяном нефе будет уютнее, чем под ветром и дождем, пришедшими с моря. (Да, да, именно так выразился ее бергенский коллега. Надо же, поэт в рядах полиции…)
Она не стала смотреть присланное ей видео из церкви. Из-за женщины, устроившейся напротив. Кирстен вздохнула. Она надеялась, что попутчица вздремнет, но та была бодра и весела, как утренняя пташка. Кирстен бросила на нее взгляд из-под ресниц и поймала ответный. Незнакомка улыбнулась – то ли дружески, то ли насмешливо – и спросила:
– Работаешь в полиции?
Кирстен с трудом сдержала раздражение. В углу экрана красовались лев, корона и слово ПОЛИЦИЯ, так что ясновидение тут ни при чем. Она посмотрела на женщину – не враждебно, но и без особой симпатии, а уж улыбнулась тонкими губами совсем неласково. В комиссариате Осло никто не назвал бы Кирстен Нигаард приятным человеком.
– Да.
– Не будет нескромностью спросить, в каком управлении?
«Будет, будет, конечно, будет!» – раздражилась Кирстен, но решила ответить:
– В Крипо [7].
– Понимаю… ну… нет… не понимаю… Особая профессия, верно?
– Можно сказать и так.
– И ты едешь в Берген из-за…
Кирстен молчала, не собираясь помогать нахалке вести беседу.
– Из-за… ну ты понимаешь… Из-за преступления, так ведь?
– Да.
Сухой тон. Женщина прикусила губу, покачала головой, поняв, что вторглась в запретную зону.
– Прости, вечно я лезу не в свое дело…
Она потянулась к сумке.
– У меня полный термос кофе. Хочешь?
Кирстен колебалась, но все-таки согласилась.
– Наливай.
– Ночь будет долгой. Я – Хельга.
– Кирстен.
– Значит, живешь одна и сейчас у тебя никого нет?
Кирстен внезапно поняла, что слишком расслабилась и наболтала много лишнего. Эта женщина – та еще ловкачка, если сумела сделать профессионального дознавателя! Даже в самых банальных межличностных отношениях безотказно работает правило: хочешь узнать правду – слушай внимательно и изображай неподдельный интерес. Хельга была бы незаменима в работе со свидетелями; многие в Крипо уступают этой тетке в искусстве допроса! Забавно… Впрочем, сейчас Кирстен было не до смеха, поведение случайной попутчицы начинало действовать ей на нервы.
– Попробую поспать… – сказала она, – у меня завтра трудный день. Не завтра – уже сегодня. – Посмотрела на часы. – До Бергена два часа, нужно отдохнуть.
Выражение лица случайной попутчицы сделалось странным. Она кивнула:
– Конечно. Раз ты так хочешь…
Сухость тона привела Кирстен в замешательство. Изначально она что-то пропустила в этой женщине, а теперь вот вылезло: Хельга не любит, когда ее гладят против шерсти, легко заводится, у нее манихейское видение мира. Жаждет внимания и склонна добиваться его любым способом.
Кирстен постаралась вспомнить, как преподаватели Высшей полицейской школы советовали общаться с подобными свидетелями или подозреваемыми, и закрыла глаза, надеясь положить конец общению.
– Извини…
Кирстен подняла веки.
– Извини, что потревожила, – повторила Хельга. – Я пересяду. – Она шмыгнула носом, одарила Кирстен сочувствующей улыбочкой. У нее вдруг расширились зрачки. – Вряд ли у тебя много друзей.
– О чем ты, не понимаю…
– О твоем мерзком характере. Об умении спроваживать людей. О высокомерии. Неудивительно, что ты одинока.
Кирстен напряглась. Открыла рот, собираясь отбрить мерзавку, но та вскочила, сдернула с полки саквояж.
– Приношу извинения за доставленные неудобства! – рявкнула она и пошла прочь.
«Ну и отлично, – подумала Кирстен. – Найди себе другую мишень…»
Она задремала. Ей снился сон. Вкрадчивый язвительный голос шипел в ухо: сволочь, дрянь. Кирстен вздрогнула, открыла глаза и едва не подскочила, обнаружив Хельгу в соседнем кресле. Она придвинулась совсем близко и изучала лицо Кирстен, как биолог – амебу в микроскоп.
– Чего тебе?
Хельга на самом деле это сказала? Дрянь. Я услышала слово наяву или во сне?
– Хотела пожелать: да пошла ты!..
Гнев, подобный черной грозовой туче, рвался на свободу.
– Что ты сейчас сказала?
В 07:01 поезд втянулся в вокзал Бергена. «Десятиминутная задержка – ничто для Норвежских государственных железных дорог», – думал Каспер Стрэнд, вышагивая туда-сюда по перрону. Темнота окутала мир. В такую хмурую погоду беспросветный мрак будет властвовать над городом до девяти утра.
Она сошла с подножки, подняла голову – и сразу вычислила коллегу среди немногочисленных встречающих.
Легавый. Они встретились взглядами, и Стрэнд увидел себя ее глазами: полицейский увалень, лысый, подбородок плохо выбрит, заметное брюшко (старомодная кожаная куртка слишком обтягивает фигуру из-за пистолета в кобуре под мышкой).
Он пошел к ней, стараясь не слишком пялиться на ноги столичной штучки. Одета она… необычно. Под пальто, коротковатом для зимы, но с меховым капюшоном, на даме был строгий костюм, колготки телесного цвета и ботильоны на шпильке. Может, этой осенью в Осло такая мода? Стрэнд представил, как она в таком вот протокольном виде выходит из конференц-зала в «Рэдиссон Плаза», что возле Центрального вокзала или здания «ДнБ Нор Банк» [8]. Но хороша, что есть, то есть. Между сорока и пятьюдесятью.
– Кирстен Нигаард?
– Да.
Она расслабленным жестом подала ему руку, и он едва решился пожать ее: в перчатке словно не было ничего, кроме воздуха.
– Каспер Стрэнд, полиция Бергена, – представился он. – Добро пожаловать.
– Спасибо.
– Не слишком долго ехала?
– Терпимо.
– Поспать удалось?
– Скорее нет.
– Ладно, пошли. – Каспер протянул красную ручищу к сумке, но Кирстен знаком дала понять, что справится сама. – В комиссариате тебя ждет кофе. А еще хлеб, колбаса, ветчина, соки и брюнуст [9]. Заправимся и начнем работать.
– Я бы сначала взглянула на место преступления. Кажется, это совсем рядом? – спросила Кирстен, когда они вошли под перронную крышу-фонарь.
Бергенский сыщик решил, что ослышался, приподнял бровь и почесал в трехдневной щетине.
– Прямо сейчас?
– Если можно.
Каспер попытался скрыть раздражение, но был не силен в притворстве, и столичная гостья улыбнулась. В этой улыбке не было теплоты, и предназначалась она не ему – Кирстен просто получила подтверждение своему первому впечатлению о коллеге (а оно, как известно, самое верное).
Черт бы побрал эту стерву!
Леса и огромный брезентовый чехол скрывали большую световую рекламу во славу «Бергенс тиденде». Главная ежедневная газета Западной Норвегии наверняка даст материал об убийстве в церкви на первой полосе. Они повернули направо, прошли мимо магазина «Дели де Лука» [10] и оказались под продуваемым всеми ветрами навесом над стоянкой такси. В очереди стояли человек шесть, машин – как всегда – не было ни одной. Люди мокли под косым дождем, но не роптали. Каспер оставил свой «Сааб 9–3» на другой стороне улицы, прямо на мостовой, и Кирстен подумала, что в этих скверах, площадях и более чем обычных зданиях есть нечто невыносимо провинциальное. В том смысле, какой вкладывают в это слово столичные жители.
Каспер ужасно хотел есть – он вместе с группой провел всю ночь на месте преступления на Ганзейской набережной Брюггена.
Кирстен села рядом с ним в машину; темное пальто распахнулось, юбка поднялась, явив восхищенному взгляду мужчины красивые круглые колени. Непокорные белокурые волосы, разделенные косым пробором, падали на воротник пальто.
В блондинистости женщины не было ничего натурального: Каспер заметил и темные корни, и выщипанные в ниточку брови. Глаза ярко-голубого цвета смотрели вызывающе, прямой нос мог показаться слегка длинноватым, тонкие губы были красиво очерчены, а родинка на подбородке было плохо отцентрована.
Эта женщина решительно настроена контролировать всё и вся.
Они были знакомы десять минут, но Каспер вдруг подумал, что не пожелал бы себе такого напарника: ноги, конечно, классные, а вот характер – не приведи господь! Вряд ли он сумел бы долго выносить ее характер и… сдерживать эротические фантазии.