Сильный порыв ветра поднял красные лепестки, закружил, завертел, и в руках у Кати осталась маковая лысая головка. Когда вы обрываете лепестки мака, ваши пальцы становятся липкими от его млечного сока.
А маков кругом видимо-невидимо… То там, то тут среди высоких желтых колосьев мелькнет алое пятно – красное на желтом до самого горизонта.
Катя наклоняется и срывает новый цветок. Она ходит по полю и собирает маки. Она видит себя словно со стороны – так отчетливо, ясно. Видит и свою тень – она движется по земле, то увеличиваясь, то уменьшаясь, и внезапно соприкасается с чужой тенью.
Катя стремительно оборачивается, и… никого рядом. Только ветер кружит маковые лепестки, превращаясь в маленький тугой смерч. Катя смотрит себе под ноги – вот ее тень. А вот, совсем рядом, чья-то другая. И эта чужая тень, извиваясь, стелясь по земле, медленно подползает и вдруг резким рывком выбрасывает вперед цепкую хищную руку со скрюченными пальцами и…
Сердце Кати вот-вот выскочит из груди. Она бежит, не разбирая дороги, не глядя под ноги, бежит сломя голову из последних сил. Ноги путаются в желтых сухих стеблях, что-то больно бьет по лицу – резкий колючий ветер или тугие колосья. Задыхаясь, Катя останавливается. Кругом царит мертвая тишина. Катя оглядывается: стена желтых спутанных стеблей окружает ее со всех сторон. Ничего не видно, кроме клочка белесого знойного неба над головой. Вдруг тишину нарушает шорох, словно кто-то невидимый, но близкий медленно и упорно прокладывает себе в этих зарослях дорогу, преследуя, не отставая ни на шаг.
Катя видит, как колышутся сухие метелки травы. Что-то движется к ней оттуда, из зарослей. Она пятится, спотыкается, вскрикивает, падает и… просыпается.
В комнате серый утренний сумрак. Подушка съехала, простыня сбилась. А рядом (слава богу!) само воплощение критического материализма – муж Вадим Кравченко, чаще именуемый на домашнем жаргоне «драгоценным В.А.» – полуразбуженный, полусонный.
– Шер ами? Это опять вы? – Он приподнимает с подушки взлохмаченную голову. – А сколько… сколько же сейчас времени?
Катя не отвечает: сон все еще не отпускает ее. Сердце колотится.
– Полседьмого?! Ах да, – Кравченко смотрит на часы, зевает. – Ох, маманя моя, вставать пора, опять на работу… Кать, да что с тобой?
– Сон приснился, – Катя отворачивается, прячась в подушку, как в норку, – мерзкий.
– Про что? – осведомляется Кравченко. – Если про покойников, то уже в руку, к перемене погоды. Ночью такая грозища была. Я в четыре вставал, балкон закрывал, чтобы нас не залило.
– А я не слышала грозы.
– Конечно, не слышала, ты, солнце мое, спала – из пушки не разбудишь.
Катя только вздыхает, прижимается к нему – все-то он выдумывает, драгоценный. Вчера они легли поздно, а уснули еще позже. Вчера было воскресенье. Они провели его за городом, у отца Кравченко на даче. Купались, загорали на пруду. Вечером жарили шашлыки в саду под старыми липами. В саду возвышался древний турник, висел старый гамак и круглилась выпуклая клумба, а на ней заглушенные травой многолетники – «разбитое сердце» и пунцовые турецкие гвоздики. И еще огромные маки, которые выросли сами собой из семян, взявшихся неизвестно откуда. «Драгоценный В.А.» уверял, что это не кто иной, как он закопал весной на клумбе маковую сушку, и вот она бурно взошла и зацвела назло всем указам против наркоты.
Маки могли перекочевать в кошмар с дачной клумбы. А вот поле… На даче не было полей: только лес да пруд, выплеснутый за выходные купальщиками из своих топких травяных берегов.
Кравченко полежал, повздыхал, поохал, потом, расчувствовавшись, чмокнул Катю в плечо и, наконец, оторвал себя от кровати. Через минуту он уже громыхал в лоджии гантелями и компактной штангой – самым последним своим увлечением в нелегком деле бодибилдинга. Прошлое увлечение – складной силовой тренажер – пылилось в кладовке.
– Где моя майка? – крикнул Вадим с лоджии.
– Там, – ответила Катя, закрывая глаза, чувствуя сон и усталость во всем теле. «Я же так быстро бежала, за мной гнались…»
Она вздрогнула, проснулась во второй раз и села на постели. Все чушь. Дурацкие сны.
– А я, между прочим, есть хочу! – оповестил Вадим. После душа он растирался суровым полотенцем, полируя льном свое сильное тело. – Только твои овсяные хлопья я все равно есть не буду.
«Надо вставать, – подумала Катя. – Сегодня опять понедельник. И уже почти середина лета». Кравченко раздвинул шторы, но в комнате светлее не стало. За окном было серо и пасмурно.
– Удивительно, но я правда не слышала грозы, – сказала Катя за завтраком.
– А по-моему, ничего удивительного в этом нет, – Кравченко самодовольно усмехнулся.
Катя погрозила ему пальцем – но-но! Без этого. Вчера и так легли поздно. После купания, шашлыков и бутылки «Твиши» у драгоценного буйно взыграл темперамент. Ночью было все очень хорошо. Можно было даже сказать, что Катя заснула вполне счастливой. Так отчего же под утро ей приснился этот странный кошмар?
– Ну? И чем сегодня займешься? Снова спасением мира от глобальной катастрофы? – спросил Кравченко, принимая из заботливых рук жены уже пятый бутерброд.
– У нас брифинг сегодня в одиннадцать по итогам. – Катя чувствовала, что уже твердо стоит обеими ногами в повседневной реальности. – А ты подбросишь меня до Никитского?
– До Тверской, – уточнил Кравченко, залпом допивая кофе. – А там ножками, ножками, мой зайчик. На каблучках.
Если вы работаете в милиции, но не являетесь при этом ни следователем, ни опером, ни участковым, значит, ваше место в пресс-службе. А пресс-служба весьма занятное явление в органах внутренних дел как по своему содержанию, так и по форме. В этом искренне была убеждена Катя – капитан милиции Петровская, в замужестве Кравченко (фамилия двойная, пишется через дефис на манер старинных дореволюционных Барыгиных-Амурских и Ордынских-Свиньиных) – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области.
Но и форма, и содержание, и весь привычный уклад жизни пресс-службы катастрофически рушился в периоды проведения таких нервных мероприятий, как брифинги для средств массовой информации, посвященные итогам работы милиции за подотчетный период. Всякий раз на памяти Кати к каждому брифингу она и ее коллеги готовились так, как готовятся в Большом театре к очередной премьере. С самого раннего утра в здание ГУВД в Никитском переулке тек нескончаемый ручей журналистов центральных и областных изданий, телевидения и радио. Журналисты были любопытны, как дети, и недоверчивы, как судьи Конституционного суда. Они страстно жаждали сенсаций и эксклюзива, каких-то фантастических материалов, разоблачений и жареных фактов.
Но что было лукавить? Катя и сама порой страстно добивалась того же самого. Вот и на этот раз брифинг в стенах родного главка интересовал ее с чисто практической точки зрения. Ведь порой достаточно еле заметного намека от соратников по нелегкому делу борьбы с криминальным злом, чтобы осознать, что редкое, необычное, загадочное происшествие уже стучится в вашу дверь, ожидая немедленного расследования и будущей убойной публикации на страницах «Криминального вестника Подмосковья».
Еще сутки назад Катя собиралась на брифинг с легким сердцем. Но сегодня с утра настроение было какое-то неважное. Кате вообще редко снились кошмары, но этот сегодняшний все время напоминал о себе тупой болью в висках. Чтобы как-то отвлечься, Катя начала внимательно изучать пресс-релиз брифинга, тот самый, до боли знакомый, что еще вчера сочинялся всем талантливым коллективом пресс-службы в творческих муках, то и дело озаряемых яркими вспышками поэтического вдохновения.
Среди участников брифинга в длинном, как список кораблей в «Илиаде», перечне фамилий Катя узрела и фамилию начальника отдела убийств Никиты Колосова.
Колосова Катя давно не видела. Все последнее время он был занят делом банды Шворина, совершившей в Подмосковье, Москве, Питере, Харькове и Запорожье больше десятка заказных убийств. Дело было многоэпизодным и межрегиональным. Колосов то и дело мотался то в Питер, то на Украину, несчастных жертв банды то и дело эксгумировали, потому что всплывали все новые и новые эпизоды и новые трупы. Бандит Шворин то и дело вскрывал себе вены в стенах тюрьмы и уже дважды покушался на побег, нападая с яростью затравленного животного то на конвоиров, то на следователя прокуратуры во время допроса. В результате Колосов вынужден был каждый раз присутствовать на беседах с ним лично. И Катя знала по слухам, доходившим из розыска, что он почти прописался в стенах «Матросской тишины», где и содержали бандита.
То, что в такой напряженной обстановке начальник отдела убийств выкроил полчаса для брифинга, было делом просто небывалым. Но Катя такому чуду и не верила. Ведь в пресс-релиз можно внести фамилии кого угодно – хоть министра, хоть папы римского. И это еще не значит, что пропечатанная на бумаге фамилия материализуется в нужного вам человека.
И Катя не ошиблась в своем мудром скепсисе. Брифинг начался и закончился, а начальник отдела убийств на нем так и не появился. Чего и следовало, конечно, ожидать. Однако…
Все вышло совсем не так.
Они встретились на лестнице, когда Катя уже выходила из зала после окончания брифинга. Царила обычная суета: журналисты толпились в дверях, карауля для интервью начальников криминальных служб. Телевизионщики гасили софиты, складывали громоздкие треноги, убирали камеры в чехлы.
Катя увидела Колосова: он стоял на лестнице напротив дверей, оглядывался, напряженно кого-то выискивая среди журналистов. Катя сразу почувствовала острый укол профессиональный ревности. Кого это он так нетерпеливо ждет с таким озабоченным, угрюмым и решительным видом? Неужели какого-нибудь писаку из центральной газеты? А может, у него запланировано телеинтервью для вездесущего «Розыска»?
– Катя, подожди, не уходи! Привет, я тебя все пропустить боялся в этом столпотворении. Можно тебя на пару минут? Есть разговор.
Ревность отхлынула, уступив место крайне завышенной самооценке – оказывается, Никита ждал ее. Катя готова была расцеловать его на глазах у всех – умничка, гениальный сыщик! Ну, сейчас мы из первых рук получим самую свежую информацию о сенсационных подробностях дела банды Шворина.
– Ой, Никита, привет, – расцвела Катя льстивой нежной улыбкой. – Рада тебя видеть, только вот брифинг-то уже кончился.
– Да, я опоздал. Специально из прокуратуры сегодня на час вырвался… Мне надо с тобой поговорить, – Колосов посмотрел на часы. – Ты сегодняшнюю сводку видела?
– Еще нет, – Катя придала лицу своему самое равнодушное выражение. – А что там такое?
– Убийство в Славянолужском районе.
– Это который самый дальний у нас?
– Да, который дальний. Я туда сам ночью не выезжал и вырваться в эти дни вряд ли сумею. – Колосов хмурился и явно что-то недоговаривал.
– А что там произошло? – спросила Катя.
– Там была свадьба, и потом на молодых было совершено нападение.
– Пьяная драка, что ли?
– Нет, – Колосов как-то странно смотрел на Катю. – Не пьяная драка… Убийство. Убили жениха, Хвощев его фамилия. А невеста, девчонка молодая, осталась, к счастью, жива.
– А что ты от меня хочешь? – прямо спросила Катя.
– Я хочу, чтобы ты завтра съездила в Славянолужье, потому что сам я туда ни завтра, ни послезавтра, ни на этой неделе выехать никак не смогу, – твердо сказал Никита. – Для этого я и мчался сегодня сюда, зная, что обязательно застану тебя на этой вашей говорильне.
– На брифинге? – уточнила Катя.
– Да. Ну, так что? Договорились?
– Это Славянолужье почти на границе с Тулой? – спросила робко Катя.
– Да, далековато. Почти сто семьдесят километров. К тому же убийство произошло не в самом райцентре. Тебя, если поедешь, там участковый Трубников Николай Христофорович встретит. Я с ним по телефону обо всем договорился.
– Уже договорился? – Катя даже растерялась: отступать, кажется, некуда. – А почему с участковым, а не с начальником милиции?
– А там все новые какие-то, – Колосов поморщился, – месяц как на должность назначены. В обстановку еще не вникли. А мне разжевывать некогда. Христофорыч – мужик надежный и оперативник опытный. Он тебе поможет.
– А что там все-таки случилось? – встревожилась Катя: раз он так настойчиво отправляет ее в какую-то Тмутаракань, значит, для него это очень важно.
– Я повторяю: сам я туда пока выехать никак не могу, факты знаю только понаслышке, проверить сам все тоже не имею возможности. Хочу услышать твое мнение о том, что ты там увидишь и услышишь.
Катя молчала.
– Ладно, – сказала она наконец. – Я поеду туда завтра. Во сколько твой участковый будет меня ждать?
– Ты на своей машине поедешь?
Катя тяжко вздохнула: ох, мы такие великие ездоки на машинах… Еле-еле на права сдали, еле рулим.
– Выезжай как можно раньше, часов в шесть из Москвы, не то в пробку попадешь. За Домодедовом дорога уже свободная. Доедешь до указателя «деревня Журавка», там автозаправка. Трубников будет там тебя ждать с девяти часов. С начальством твоим о командировке я договорюсь сегодня же.
Катя внимала ему без особого энтузиазма. Колосов по-командирски рубил фразы. Для него этот вопрос был уже решенным. Но ведь и у нее, криминального обозревателя пресс-центра, должен быть во всей этой поездке свой собственный интерес.
– Дело-то хоть стоящее? – осторожно спросила Катя.
– Не знаю… Смотря что ты под этим подразумеваешь. Лично мне кажется, если все действительно так, то… Мы давно уже не сталкивались с чем-то подобным.
Катя тревожно посмотрела на Колосова. Если он так говорит, сам по горло занятый целой бандой убийц, то…
Что же ждать ей от этого далекого Славянолужья?
– Я еду, Никита, – сказала она, – ты меня уговорил.