В жизни всегда есть место подвигу. Надо только быть подальше от этого места.
В нетерпеливом ожидании Инны Лелька наскоро приняла душ, натянула джинсы, которые проходили у нее под определением «душеспасительные» (вытертые, мягкие и удобные, купленные во время первой в ее жизни поездки за границу, «ни разу» не фирменные и уже очень и очень потрепанные, они надевались лишь в случае глубоких душевных потрясений), сварила кофе с корицей, потрепала причапавшую на звук ее шагов в кухню собаку по загривку и принялась думать.
Перед глазами у нее стояла одна и та же картинка: поворачивающийся к ним с Максом спиной кинолог, уходящий в черноту проклятого пустыря. Теперь, когда Лелька знала, что жертвой убийцы стал не он, а очередной ни в чем не повинный ребенок, она не могла отделаться от мысли, что именно кинолог, как никто лучше, тянул на роль злодея.
Лелька вспоминала, как рычал и упирался Цезарь, явно учуявший на пустыре что-то нехорошее. Как Дмитрий говорил, что перед их занятием обошел весь пустырь и убедился, что там никого нет. Зачем он это сделал? Что он искал на заброшенном пятачке земли с сомнительной репутацией? Что там могло быть такого, чтобы помешать тренировке? Из-за чего так беспокоилась собака?
Труп уже был там? Тогда почему кинолог сказал, что ничего не видел? Или пес учуял злоумышленника, прятавшегося в канаве? Тогда почему он понял, что это злоумышленник, ведь эта собака радуется любому незнакомому человеку, находящемуся в радиусе пятнадцати метров. Или все-таки Цезарь чуял зло, исходящее именно от кинолога, и поэтому наотрез отказывался заниматься?
Все эти вопросы не давали ей покоя, поэтому она поспешила высказать их приехавшей Инне.
– Так, а как его зовут? – спросила подруга, зажигая сигарету и прихлебывая огненный кофе, который Лелька варила просто отлично.
– Я ж тебе говорю, Дмитрий. Ты что, совсем меня не слушаешь? – рассердилась Лелька.
– Прекрасно я тебя слушаю, а фамилия у твоего Дмитрия есть?
– Есть. У нас в стране у всех людей есть фамилия, если ты не в курсе. Только я ее не знаю.
– Ну ты даешь! – искренне восхитилась Инна. – Доверяешь свою собаку вкупе со своим дражайшим сыночком совершенно незнакомому человеку и даже не спрашиваешь его фамилии? Это ты-то, образец правильности и фанат безопасности!
– Ну, сглупила, – признала Лелька. – Мне его доктор собачий рекомендовал, а у него очень хорошая репутация. Мне Наташка его насоветовала. И фамилию доктора я знаю. Инн, как ты думаешь, может, мне отменить, на хрен, эти тренировки? Я его боюсь.
– Во-первых, никто не доказал, что он убийца, – рассудительно заметила Инна. – Если нет, то ты будешь выглядеть как минимум глупо. Ты ж сама говоришь, что он лучший специалист в своем деле, так зачем отказываться-то?
– А во-вторых? Давай договаривай, знаю я тебя как облупленную. Наверняка уже придумала что-нибудь.
– А во-вторых, – глаза у Инны заблестели, – мы должны за ним проследить. Представляешь, как будет здорово, если это он, и мы это докажем!
– Ты с ума сошла, малахольная?! – закричала Лелька. – Зачем мне его ловить? Я что, Шерлок Холмс или Нат Пинкертон? Мы его ловить-то будем на Максима, как на живца! Ты вообще соображаешь, что предлагаешь?
– Не ори. – Инна спокойно затянулась сигаретой. – Ничего твоему Максиму не угрожает. На Митинский пустырь больше ни ногой. Это табу. А он убивает только там. Погуляешь недалеко от дома. Я вместе с тобой пару раз погуляю. Сфотографирую его невзначай, через Ваньку Бунина выясним, кто это такой. В общем, соберем информацию и посмотрим, есть ли в его поведении что-нибудь подозрительное. А потом Ваньке его и сдадим. На блюдечке с голубой каемочкой. И будет нам почет и уважение. А мне еще и «гвоздь» в номер.
– Ну что ты придумала, Инка! – Голос у Лельки чуть заметно дрожал. – Когда мне расследованиями заниматься? У меня открытие нового салона на носу, скоро предновогодний кипиш начнется, я буду сутками от кресла не отходить. Какие мне тренировки?
– Вот и надо в оставшееся время во всем разобраться, – убежденно ответила Инна. – Если этот твой кинолог – добропорядочный гражданин мира, так и будешь с ним Максима безбоязненно отпускать, пока сама стрижешь и красишь. Рядом со здоровым мужиком и здоровой собакой, – она покосилась на лежащего под столом Цезаря, – ему ничего угрожать не будет. А если мы маньяка поймаем, то и одному гулять станет можно. Просекаешь?
– Просекаю. – Лелька махнула рукой. – С тобой спорить все равно невозможно. Я тебе слово, ты мне десять.
– Вот и прекрасно. – Инна вскочила со стула и стремглав понеслась в прихожую. Эта женщина-метеор все делала быстро. – Поехали на работу, день уже в разгаре. Когда у вас ближайшая тренировка?
– Завтра в семь, в парке напротив.
– Прекрасно. Я приеду. Давай, подруга, до скорого. И не дрейфь ты! Все хорошо будет.
Ее убежденности Лелька отнюдь не разделяла, однако спорить с Инессой Перцевой, когда та что-то вбила в свою журналистскую голову, было абсолютно невозможно. Тяжело вздохнув, Лелька покорилась судьбе, надеясь, что вторничная тренировка по какой-то причине отменится сама собой.
Однако Дмитрий позвонил во вторник днем, чтобы подтвердить вечерние «явки-пароли». Она уже хотела соврать, что у нее изменились планы, но вспомнила, с каким нетерпением ждет нового занятия Максим, как он увлеченно рассказывает об успехах Цезаря, вздохнула и пообещала, что они придут в парк без опоздания.
Ровно в семь, одевшись потеплее, они стояли у входа в парк. Обещавшая приехать Инна, естественно, опаздывала. На Лелькиной памяти она еще ни разу никуда не пришла вовремя.
Парк представлял собой благоустроенную зеленую зону с фонарями вдоль выложенных тротуарной плиткой дорожек. Летом тут было полно скамеек, на которых отдыхали бабушки и мамочки с колясками, однако на зиму скамейки увозили на хранение, поэтому по вечерам парк был довольно безлюден.
Здесь охотно гуляли собачники, и сейчас Лелька с радостью насчитала минимум трех владельцев собак. Здоровенный «немец» бегал неподалеку, пристегнутый к длинному поводку пудель увлеченно обшаривал кусты, и в конце парка мелькал белый в черных пятнах пес, довольно крупный и лохматый.
Повертев головой и убедившись, что они не одни, Лелька немного успокоилась. Дмитрий появился откуда-то из-за спины. Его негромкое «здравствуйте» заставило ее подпрыгнуть.
– Вы чего подкрадываетесь?! – накинулась она на кинолога, смотрящего на нее с усмешкой.
– У вас проблемы с нервной системой? – осведомился он. – Я не подкрадываюсь. Я просто подошел и поздоровался, никак не ожидая подобной реакции. Привет, Максим.
– Здравствуйте. – Максим прямо светился от радости. Лелька видела, что растущему без мужского влияния сыну кинолог очень нравится. Юноша смотрел на него с жадным вниманием и чуть ли не благоговением. – Он ходит рядом, честное слово! Конечно, иногда не слушается, но я все делаю так, как вы велели. Вы посмотрите, да? А какую команду мы сегодня будем учить?
– Погоди, не части. – Дмитрий широко и открыто улыбнулся, и Лелька подумала, что так улыбаться могут только хорошие люди. Во время улыбки лучики морщинок разбегались у него от глаз, пуская тонкие стрелы к вискам. У него были крепкие зубы, очень белые. Лелька давно уже не видела ни у кого таких ярко-белых зубов. Просто голливудский оскал, а не улыбка! – Сейчас ты мне все покажешь, а потом мы будем учить команду «сидеть».
– А он ее знает. – Максим был страшно горд талантами своей собаки.
– Ну, тогда мы ее тоже повторим, а учить будем команду «стоять», – покладисто согласился кинолог. Цезарь тем временем деловито отошел в сторону и начал сосредоточенно рыться в засыпанной снегом клумбе. Отыскав в ней что-то, он судорожно заработал лапами, разгребая снег, а затем, выкопав большое, замерзшее, начавшее чернеть яблоко, ритмично заработал челюстями.
– Фу. – Реакция кинолога была стремительной. Дернув собаку за поводок, он подтащил ее к себе, стукнул по морде и, скинув перчатку, длинными пальцами залез в собачью пасть, чтобы достать злосчастное яблоко. Лелька опять вспомнила Иннину маму, выцарапывающую окурок из ротика внучки.
– А что, ему яблоки нельзя? – тревожно спросил Максим. – Он их очень любит.
– Дело не в яблоках, покупайте их ему, раз он ест. Нормальное лакомство, ничем не хуже других, – пояснил Дмитрий, закидывая добытый из пасти трофей далеко в кусты. – Но ни в коем случае не позволяй своей собаке подбирать что-то с земли. Вы про догхантеров слышали?
– Нет, а кто это? – спросила Лелька.
– Охотники на собак. Активизировались в последнее время сильно. Раскидывают отраву по городу, в основном в парках, скверах, на выгулочных площадках. Собаки десятками погибают.
– Зачем? – Максим блестящими от жалости глазами смотрел на кинолога.
– Говорят, что так они защищают людей от бродячих животных. Вот только метод этот достаточно негуманный, во-первых, и много хозяйских собак гибнет, во-вторых.
– Но это же жестокое обращение с животными! – Голос Максима дрожал.
– Несомненно. Но их надо поймать, а потом еще злой умысел доказать. Даже хозяева погибших собак заявлений в полицию, как правило, не пишут. Не хотят связываться. Раньше их поменьше было, а сейчас какой-то новый лидер у них появился, что ли. Объединяет молодняк на борьбу с собаками, отравой снабжает. Просто повальное бедствие стало. Так что, парень, еще раз тебе говорю, вне дома не давай ему ничего есть. С земли особенно.
В Лельку вселился какой-то бес. Умом она понимала, что нужно молчать, тем более что Инка куда-то запропастилась, но сдержать себя не могла. Не варежки же вязаные себе в рот запихивать. На глазах у изумленной публики.
– А вам собак, выходит, жалко, которых убивают? – спросила она с нехорошим прищуром.
– А вам нет? – вопросом на вопрос ответил кинолог.
– Мне жалко, несомненно. Я не вивисектор. Но мне людей жалко гораздо больше.
– Каких людей? Которые, по утверждению дохгхантеров, становятся жертвами бродячих собак? Так я таких, смею вам заметить, не встречал. Когда идешь мимо большой бесхозной собаки, нужно не приставать к ней, не размахивать палками, не орать и не бояться. Просто идти себе, как шел. И ничего не будет.
– Нет, мне жалко людей, которых убивают другие люди. Вы слышали, что на пустыре, где мы с вами гуляли в воскресенье, практически сразу после нашего ухода убили молодого парня? Очередного молодого парня, еще только-только начинающего жить.
– Да, знаю. – Голос кинолога зазвучал как-то глухо. Как говорят в театре, «в маску». – Вы были абсолютно правы, когда не хотели заниматься на Митинском пустыре. Нехорошее это место.
Лелька попробовала поймать его взгляд. Но тщетно. Кинолог смотрел куда-то в сторону. Вид у него был понурый и какой-то растерянный. Убитый, подобрала Лелька нужное слово.
– Почему собака так нервничала? – спросила она. Он, по-прежнему не глядя на нее, пожал плечами:
– Не знаю. Правда, не знаю. Может, чувствовала что-то. А может, у нее действительно что-то связано с этим местом.
– А вы собак давно тренируете?
– Ну, собаки у меня всю жизнь. Я с ними вырос, можно сказать. А кинологией занялся не так давно. Года три.
– А где вы работаете?
– А это важно? Работаю. В квалификации моей можете не сомневаться. Если будете выполнять мои рекомендации, то собака у вас будет просто загляденье.
Обнюхивающий кусты Цезарь поглядывал в их сторону. Максим, которому надоело стоять на одном месте, тоже.
– Может, пойдем уже? – робко спросил он.
– Конечно, просто у тебя мамаша любопытная, – ответил Дмитрий. – Не по годам.
Лелька фыркнула.
– А вы любых собак на тренировки берете? – Последнее слово всегда должно было оставаться за ней, а потому сдаваться без боя она не собиралась.
– Собак – да. Ну, кроме йоркширских терьеров. Потому что это не собаки. Я маленькую шелупонь вообще не признаю. А семьи – не все. Только те, где растут мальчики.
– Почему? – Упоминание о мальчиках Лельке категорически не нравилось. Митинский маньяк тоже предпочитал исключительно парней.
– Потому что крупной собаке, а с мелкими, как я сказал, не работаю, нужна твердая рука. Мужская. К женской способности выдрессировать пса я отношусь скептически. Вы уж меня извините, – он смерил ее с ног до головы, – но я вообще не очень высокого мнения о женщинах. Пошли, Максим.
– Мама – не как все женщины! – убежденно возразил сын, и они пошли вдоль дорожки. Со спины удивительно ладные и похожие друг на друга – высокие, стройные, в синих пуховиках и голубых вязаных шапочках. Впереди бежал довольный и веселый Цезарь.
У Лельки зазвонил телефон. Это была Инна, которая приехала ко входу в парк и спрашивала, как их найти.
– Стой на месте, – распорядилась Лелька, которой срочно нужно было хотя бы кем-нибудь покомандовать. – Я сейчас за тобой приду.
Посмотрев вслед уходящей троице, которой явно было хорошо друг с другом, она повернулась в противоположную сторону и отправилась встречать Инну.
– Ну что? – приветствовала ее та. – Он все такой же подозрительный?
– Да я уже ничего не знаю, – махнула рукой Лелька. – Вроде мужик как мужик. Но про убийство на пустыре знает. Как я об этом заговорила, мрачный такой стал. И вот еще. Он почему-то на тренировки соглашается только в том случае, если в семье есть парень. Я спросила, почему. Он как-то неубедительно ответил. Отбрехался, короче. Может, он в таких семьях юношей присматривает? В смысле будущих жертв?
– Все может быть в нашей жизни, – философски заметила Инна. – Версия богатая, не хуже других. Я, пожалуй, сегодня вечером Ваньке Бунину позвоню, повыспрашиваю, не было ли в семьях погибших домашних собак. Сейчас-то он где?
– Там. – Лелька махнула рукой в глубину парка.
– И ты не боишься Макса с ним оставлять? На такую переполошенную курицу-мамашу, как ты, даже не похоже.
– Я ж на пять минут отошла, – сказала Лелька, – тебя встретить и назад. Там людей много, с собаками гуляют, дорожки все освещены, так что не страшно. Да и не убивает же он нигде, кроме Митино.
– Мы еще не знаем, он это или не он, – глубокомысленно изрекла Инна. – Ладно, пойдем, посмотрим на вашего Чикатило. Легенда такая. Я хочу взять собаку, но не уверена, что смогу с нею справиться, поэтому, как высокоорганизованная особь, решила поучиться не на своих ошибках, а на чужих. На твоих то есть. Поняла?
– Поняла, – послушно кивнула Лелька.
По скрипящему снегу они двинулись в глубь парка, туда, где пару минут назад она оставила с кинологом Макса и собаку. На пятачке, где они расстались, гуляла лишь давешняя женщина с пуделем. По дороге им встретилась овчарка без поводка с мрачным хозяином. Но ни Макса с Цезарем, ни бело-черной собаки с мальчиком, ни кинолога нигде не было.
– Далеко еще? – спросила нетерпеливая Инна. – Так-то в мои планы не входит на каблуках километры по парку накручивать. – Лелька скосила глаза и скептически посмотрела на узконосые ботиночки на высокой шпильке, обрамленные вокруг изящной щиколотки черной норкой.
– Да подевались куда-то, – испуганно пробормотала она. – Женщина, – хозяйка с пуделем недовольно посмотрела в ее сторону, – тут мужчина с юношей и собакой гуляли. Вы не видели, куда они ушли? – Женщина отрицательно замотала головой.
– Да погоди ты, – глядя в побелевшее лицо подруги, успокаивающе сказала Инна. – Куда им деваться-то было? Здесь они. Парк большой. Но мы их сейчас найдем. Давай так, ты по левой дорожке иди, а я по правой. И не психуй ты раньше времени!
Кивнув, Лелька бросилась влево. Сердце раненой птицей билось в горле, как в клетке. Ужас, панический, останавливающий дыхание, сковывал ноги, не давая бежать вперед.
– Макс! – кричала она. – Макс, ты где?! Цезарь, Цезарь, ко мне! – Вечерняя тишина, белоснежной ватой окутывающая безмолвный парк, была ей ответом.
Дорожка под давлением нечищенного снега сужалась. Здесь под снежным накатом уже практически не было видно плитки. По бокам топорщились первые сугробы. От страха Лелька не понимала, есть вокруг следы или она бежит по снежной целине, не встревоженной ни человеком, ни зверем. Парк, как заколдованный вражеский лес, вставал за ее спиной, наступал по бокам, вырастал впереди, лишая ориентации в пространстве и остатков надежды.