Глава 4 Просьба Ольги Дмитриевны
Насвистывая что-то легкомысленное, Лыков открыл дверь в номер и осекся. Изнутри слышался тихий плач. Ольга! Коллежский советник ворвался как вихрь:
– Что случилось? Кто тебя обидел?
– Они… они…
Женщина вскрикнула и принялась рыдать с новой силой. Алексей Николаевич протянул ей стакан с водой, и лишь после этого она смогла говорить.
– Я встретилась с Аркадием. Он в Николаевской больнице, в хирургическом отделении. Ему… ему выкололи глаза.
– Бандиты? – сразу вспомнил рассказ Блажкова питерец. – Вломились в квартиру, ограбили и напоследок ослепили, чтобы он не смог их опознать?
– Да. Но ты-то откуда знаешь?
– Рассказал сегодня начальник сыскной части. Так это был он, твой друг?
– Алексей! – Оконишникова схватила его за руку. – Найди этих негодяев! Ты сможешь, ты хороший сыщик. Здешние не найдут, да и искать не станут. Прошу, умоляю! Я тебя никогда ни о чем не просила – не откажи мне в этом!
– Да как же я найду? Чужой город, я тут никого не знаю, – попробовал отговориться Лыков, но всмотрелся в лицо подруги и устыдился. – Хотя… У меня есть право самому выбрать дознание. Вот его и возьму.
– Спасибо! Теперь им конец, уж я уверена.
– Я зато не уверен, – пытался предостеречь женщину от завышенных ожиданий коллежский советник. – В гостях, без помощников… За месяц… Да еще при этом ревизию провести… А впрочем, черт с ней, с ревизией. Бумагу я нарисую, лучше или хуже, все равно никто из начальства наши бумаги не читает. Но зато накажу тех, кто людям глаза выкалывает. Больше пользы будет.
Он сел напротив заплаканной подруги и потребовал:
– Рассказывай, что знаешь.
– Аркадий говорил сбивчиво. Он в отчаянии, почти обезумел. Ах, негодяи!
– Как его зовут и где он служит?
Ольга Дмитриевна отшатнулась:
– Ты уже догадался?
– О чем?!
– Что следы ведут туда, на его службу.
– Ольга! Я задал тебе простые вопросы. Самые первые, с каких следует начать любое дознание. О чем тут можно догадаться?
– Извини, милый, я просто очень верю в твои способности. Итак, его зовут Аркадий Георгиевич Корди. Он служит… впрочем, теперь уже надо говорить «служил» – помощником бухгалтера в Комитете донских гирл.
– Гирла… Или гирлы? Я уже слышал сегодня это слово. Что оно означает? Дельту реки?
– Гирлами называют рукава, которыми Дон впадает в Азовское море. Там есть четыре или пять крупных и много мелких.
– А что за комитет, чем он занимается?
– Точно не знаю.
– Но ты заявила минуту назад, что нападение Аркадий Георгиевич связывает со своей служебной деятельностью. Почему?
– Он сам так сказал.
– Передай слово в слово.
Женщина задумалась.
– М-м… Аркадий произнес буквально следующее: «Они добились своего, теперь меня уволят, и можно красть безнаказанно». Да, именно так.
– Ему могло это показаться. Вовсе не значит, что господин Корди прав. Он в отчаянии, мысли путаются. Но как версия годится, особенно если в его комитете имеются значительные средства. Что еще сказал твой друг? Описал нападавших? Сколько их было, какие особые приметы он успел заметить до того, как… ну, до случившегося несчастья.
– Да. Аркадий особенно упирал на один факт.
– Ну-ка, ну-ка!
– Он забыл сообщить о нем сыскной полиции, а вспомнил, лишь когда стал рассказывать мне. Бандитов было четверо. Перед уходом, когда… его крепко схватили за руки и сказали: уж теперь ты нас точно не опознаешь. И тот, кто держал, спросил второго, с ножом: мол, для чего слепить, он же так и так запомнил, приметы сообщит. Не лучше ли записать? Не знаю, что это значит, но явно что-то плохое…
– Да, на жаргоне «записать» означает «зарезать». Но продолжай.
– Вот. А тот, с ножом, ответил: Меньшой Царь приказал, не наше дело рассуждать. И… ткнул. Раз и другой.
Ольга опять заплакала. Сыщик кое-как успокоил ее и предложил:
– Едем к нему в больницу. Ты выдержишь? Я могу съездить один.
– Нет, тебе он ничего не скажет. Давай вместе. Погоди минуту, я приведу себя в порядок. Попроси пока вызвать извозчика.
В экипаже Лыков задумчиво произнес:
– Меньшой Царь… Похоже на кличку. Надо будет спросить у Блажкова. Если этот человек отдает приказания, значит, он не рядовой бандит, а маз, главарь шайки. Таких сыщики обычно знают.
Они подъехали к хирургическому корпусу городской больницы, когда уже темнело.
– А нас пустят? – усомнилась Ольга Дмитриевна.
Сыщик даже не стал отвечать, просто толкнул дверь и уверенно прошел внутрь. К нему кинулся какой-то служитель:
– Вы кто такой? Не знаете разве, что посещение больных уже закончено.
– Проведите нас к лишенному зрения больному Корди.
Мужчина отшатнулся:
– Как вы узнали?
Коллежский советник мгновенно повернулся к нему, взял за пуговицу и потребовал:
– Ну-ка, быстро! Что случилось?
– Вы из полиции?
– Быстро, я сказал!
– Лишенный зрения Корди вскрыл себе вены. Истек кровью до смерти.
За спиной Лыкова ахнула Ольга. Он успел ее подхватить и довести до стула.
– Сиди здесь, не ходи со мной. А вы отведите меня туда. Тело не трогали?
Служитель вытянулся по-военному:
– Позвали санитаров, чтобы унесли в покойницкую.
– Отставить! Телефонируйте в сыскную часть Блажкову, скажите, что Лыков просит его срочно прибыть. У входа в палату выставить пост, внутрь никого не пускать.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
Через четверть часа Лыков с Блажковым рассматривали труп несчастного бухгалтера. Тот лежал на кровати в луже крови, рядом валялось скомканное одеяло.
– Похоже, сам… – пробормотал Яков Николаевич.
– Похоже, – согласился питерец. – Как только изловчился на ощупь?
Стоявший рядом врач пояснил:
– Больной попросил воды. Санитар принес. А когда отлучился, Корди разбил стакан и острой кромкой вскрыл себе вены на обеих руках. Накрылся одеялом с головой, никому и невдомек… Когда заметили кровь под ним, было уже поздно.
– Обе руки, и под одеяло… – нахмурился ростовец. – Для такого дела решительность нужна. Совсем жить расхотел… Сволочи, довели человека!
Прибыл судебный следователь, осмотрел труп и выслушал соображения Блажкова. После чего разрешил больничному персоналу отнести тело в прозекторскую. Там врач градоначальства Линдеберг сделал медико-полицейское вскрытие. Оно подтвердило, что Корди покончил с собой без посторонней помощи.
Уже ночью сыщики пришли на Дмитриевскую, 28, в сыскную часть. Оконишникова к этому времени вернулась в гостиницу. Произошедшее надломило ее, Ольга безутешно плакала и в случившемся обвиняла себя. Она сказала Лыкову, что в конце беседы с Аркадием Георгиевичем пообещала выделить ему скромное содержание из собственных средств. Слепой, беспомощный, Корди иначе мог умереть с голоду: пенсии ему не полагалось, а сбережений он не имел. И эта фраза, сказанная, чтобы утешить несчастного, сильно его уязвила. Гордый и честолюбивый, хоть и неудачник по жизни, Корди почувствовал себя оскорбленным. Поступить на содержание к бывшей возлюбленной! Видимо, это и толкнуло калеку на самоубийство.
В части сыщики налили себе чаю, и Лыков спросил у Блажкова:
– Яков Николаевич, кто такой Меньшой Царь?
Тот отставил стакан:
– Откуда вы про него узнали?
Коллежский советник рассказал, что услышал от своей подруги. Ростовец был поражен:
– Вот как? А мне Корди ничего такого не говорил.
– Вы допрашивали его сразу после произошедшего с ним несчастья. Аркадий Георгиевич еще не отошел от шока, вот и не вспомнил, – пояснил Лыков и добавил: – Я хочу взять дознание себе.
– Берите, – тут же согласился коллежский регистратор. – Вы так и так собирались забрать какое-нибудь дело, вот пусть это и будет. А мы чем сможем, тем поможем. Могу прикрепить к вам в помощь того же Англиченкова.
– Спасибо. Мне понадобится человек из местных, знающий обстановку.
Вдруг Блажков заволновался:
– Только, Алексей Николаич, уговор: Петр ваш, но не на целый день. Никто его от текущих дел не освободит, сами понимаете. А у меня девять человек на два города! Это если считать с письмоводителем…
– Понимаю. Буду отвлекать его от прямых обязанностей по минимуму. А теперь ответьте на мой вопрос.
Яков Николаевич скривился:
– Их трое на нашу голову, и правят эти гады, почитай, во всем Ростове. И даже в округ заглядывают[11].
– Трое? Ишь наплодились. И что, все цари?
– Точно так. Фамилия у них подходящая – Царевы. Сами казаки, выходцы из станицы Гниловской, что ниже Ростова по реке. Большая станица – более шести тыщ народу в ней живет. Рыбу ловят, камень добывают, муку производят, короче, заняты делом. Даже в Москве гниловская рыба продается. Царевы – род старинный и некогда славный. В Крымскую войну их дед Георгиевский крест получил. А эти… Ни с того ни с сего уродились зверями. У нас издавна по престольным праздникам в Камышевахской балке идут кулачные бои Гниловской станицы против Темерника. Так вот, когда в круг выходили братья, никто драться с ними не хотел – изувечат. Меньшого Царя зовут Антип. Он самый молодой, но и самый злой. Уличные грабежи отдали ему. Шайка у Антипа человек до двадцати, есть гниловские казаки, но больше пришлых. Беглые тоже при нем обретаются, эти наподобие гвардии, для фартовых дел. Квартирует Меньшой Царь где-то в Богатяновке, точный адрес агентура давать боится.
– Ясно. Займусь им в первую очередь. А другие два?
– Средний Царь – имя ему Прохор – отвечает за квартирные кражи, а еще за экспроприации. Там и суммы крупнее, и отвага нужна. Ведь сейчас артельщиков с деньгами охраняют, можно и пулю словить. Ребята у Прошки теплые. Но иногда люди Антипа перебегают им дорогу. Давеча я вам рассказывал про налет на булочную Филиппова, помните? Это Меньшого Царя работа. Средний брательник, говорят, на него даже обиделся, что тот вторгся в его пределы.
– Среднего Царя оставлю на второе, – пригрозил питерец. – А главный кто?
– Главному кличка Самый Царь. И он действительно самодержец здешних притонов. Лет ему уже за сорок, кличут Григорием, и из трех братьев он умнее всех. Еще его называют ночным градоначальником Ростова. Сообразно уму, Самый Царь занимается только крупными делами. Вот стало известно, что на Владикавказской железной дороге куда-то пропало двести шестьдесят тысяч пудов нефти. Представляете? Убытку на семьдесят тысяч рублей. А каков замах! Надо украсть, спрятать, продать целые эшелоны! Это его рук дело, Григория. Он берет вагонами. Ей-богу, не преувеличиваю. На той неделе на станции Ростов-Товарная исчезли средь бела дня два вагона орешника. Тю-тю! Опять его работа.
– Зачем атаману орешник? – не понял питерец.
Ростовец прыснул и махнул рукой:
– Все забываю, что вы приезжий и говора нашего не знаете. Орешником тут называют мелко колотый антрацит.
– Чтобы воровать в таких масштабах, Цареву-старшему необходимо купить людей из высшего железнодорожного начальства. Без их согласия куда деть тысячи пудов нефти? И как спрятать вагоны угля?
– Вы правы, и он их, конечно, купил. В том и сила Самого Царя: не часы на улице срезает, а летает по верхам. Там сидят те же воры, только в больших чинах. До которых мне, к примеру, никогда не добраться.
– Ладно, эту дрянь оставляю на сладкое.
Блажков хихикнул и сказал с подковыркой:
– Смею думать, ваше высокоблагородие, что все цари останутся, где были. Вам тут месяц всего прокантоваться – не успеете.
– А давайте на них стодесятников натравим, – предложил коллежский советник.
– Это как?
– А так. Пауки в банке что делают? Истребляют друг дружку. Они все равно столкнутся, двум бандам тут тесно. А солдаты скоро покорят Нахичевань и пойдут походом на Ростов. Пусть воюют, нам меньше хлопот достанется.
– Ну вы загнули… – с сомнением покачал головой коллежский регистратор. – Эдак в книжках бывает, а в жизни нет. Как мы их столкнем?
Тут в коридоре послышался громкий топот, и в комнату ввалился рослый парень атлетического сложения, с веселым и лихим лицом.
– Дядя Яша… – начал он, но увидел незнакомого господина и осекся.
– Знакомьтесь, Алексей Николаевич, – подобревшим голосом сказал заведывающий частью. – Это Англиченков, лучший мой сотрудник и большой обалдуй.
– Чего вы меня так выставляете, Яков Николаич, – сделал тот вид, что обиделся. Чувствовалось, что эти двое живут душа в душу и понимают друг друга с полуслова. – Что обо мне подумает… э-э…
– Не «э-э», а коллежский советник Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции, – с такой же наигранной строгостью ответил Блажков. – А думать об тебе он станет в зависимости от твоего поведения.
– Это в каком таком смысле? Я что, в разряде испытуемых?
Лыков протянул вошедшему руку.
– Позвольте представиться: Алексей Николаевич. А вас как?
– Сыскной надзиратель не имеющий чина Англиченков Петр Павлович.
Он напомнил Лыкову самого себя в молодости: уверенный, сильный и всегда готовый рассмеяться. Еще начальник хвалил его храбрость. Это легко проверить в деле…
– Садись и слушай, что узнал сегодня господин командированный, – приказал Блажков.
Петр взял стакан и пристроился у окошка. Он внимательно выслушал рассказ питерца про нападение на бухгалтера и сразу стал рассуждать:
– Непонятно. Зачем выкалывать человеку глаза? Да еще имя главаря вслух называть. А они это не нарочно, чтобы нас запутать?
Обалдуй, а соображает, подумал Алексей Николаевич. И ответил так:
– Имя бандиты назвали не от большого ума, это я допускаю. Они Пажеский корпус не кончали. А вот ослеплять человека действительно нелогично. Он их видел, может описать по памяти. И потом, рядовой гранд[12], и добыча копеечная. Зачем отягощать свою вину? Или зарезали бы вчистую, или ограничились бы грабежом. А такое я встречаю впервые. Что-то тут в самом деле не клеится. Выдвигаю версию…
Ростовские сыщики встрепенулись.
– Увечье бухгалтеру нанесли, чтобы лишить его места в комитете. Кстати, что это за лавочка?
– Комитет донских гирл – штука серьезная, – сообщил заведывающий частью. – Он создан лет сорок тому назад. Задача – обеспечить проход судов через рукава Дона в Азовское море. У комитета собственные землечерпалки, пароходы, лоцманский пост в дельте, свои баканщики[13]. И значительные капиталы – они составляются из специального гирлового сбора, который взимают с пароходов.
– Много там денег крутится?
– Сотни тысяч рублей. А чтобы узнать точно, надо идти туда и смотреть их балансы.
Лыков приосанился:
– Ну вот, вписывается в мою версию. Сотни тысяч рублей – это большой ломоть. Корди сказал госпоже Оконишниковой, что он мешал «им» воровать. Им – то есть служащим комитета. И те решили убрать неудобного человека. Подослали бандитов, вроде как рядовой налет. Те выполнили заказ.
– Но почему оставили в живых? – засомневался Англиченков. – Надежнее было бы списать.
– Чтобы мы с тобой не слишком старались, – ответил ему Блажков. – За погубленную душу, сам знаешь, спрашивают строго. А тут покалечили, но не убили. Откроем дознание, через полгода по-тихому закроем, а дело в архив. Но тут, вишь, приехал ревизор из Петербурга…
– Да, на это ребята не рассчитывали, – хмыкнул надзиратель. – Алексей Николаевич! А возьмем их за пищик! Я давно на гниду Меньшого Царя зуб точу.
– Ты слушай дальше, что предлагает его высокоблагородие, – хлопнул ладонью по столу коллежский регистратор. – Он хочет всех «царей» разом пришибить.
– Каким образом?
– А натравить на них Чертов отряд, что окопался в Нахичевани.
Петр, несмотря на свой ухарский вид, соображал быстро:
– Как пауков в одну банку?
– Ага.
– Легко сказать, да трудно сделать.
– Вот Алексей Николаич сейчас нам и расскажет, а мы послушаем, – скептически заявил Яков Николаевич.
Лыков не обиделся, а стал излагать:
– У меня есть помощник, титулярный советник Азвестопуло. Он грек. А еще храбрый, артистичный – то, что нужно. Титулярного, кстати, получил недавно, не в очередь, за отличие. С риском для жизни спас от взрыва террористами артиллерийские склады в Казани…[14]
– Так. Есть грек, полицейский чиновник. Вы хотите его в банду запустить, так я понял? – с прежним скептицизмом прокомментировал Блажков.
– Правильно поняли. Азвестопуло такое не впервой, он уже был «демоном»[15]. У него здорово получается.
– А почему вы решили, что Чертов отряд его примет? Там штрафованные солдаты, они чужого не возьмут.
– Возьмут, если он докажет им свою полезность, – возразил Алексей Николаевич.
– И в чем будет та полезность?
– Азвестопуло представится им как бомбист.
– Бомбист? – удивились ростовцы.
– Да. Я нарочно послал его в Артиллерийскую академию изучать взрывное дело. Сейчас Сергей Манолович в родной Одессе и тоже внедрен в банду. Ребята готовят покушение… Ну, это секрет. Со дня на день их возьмут с поличным, а бомбист будто бы вовремя сбежит. Сюда, в Ростов.
– А ведь можно попробовать, – осторожно сказал Англиченков, глядя на начальника.
Тот ответил:
– Можно. Если руководство разрешит.
– То есть Липко? – уточнил питерец.
– Да. Но он на себя не возьмет и обратится к Зворыкину.
– Начальники не дадут разрешения, – категорично заявил надзиратель.
Лыков перевел взгляд на Блажкова, тот кивнул:
– Конечно, не дадут. Зачем им рисковать? Вдруг что-то пойдет не так, а они дозволили…
– Но как же начальство собирается бороться с преступностью, ничем не рискуя?
– Очень просто, – отрезал коллежский регистратор. – Прикажут мне, а я вертись… В случае чего виноватый всегда найдется: Блажков.
– Яков Николаевич, давайте в этот раз сделаем все сами, – предложил коллежский советник. – Обойдемся без санкции руководства.
– Узнают – со службы выкинут. Вы это понимаете?
– Так уж и выкинут! – запротестовал Англиченков. – Кто тогда будет жуликов ловить?
– А вот тебя поставят, ты и будешь, – съязвил начальник.
– Уволить не уволят, а в должности понизить могут, – рассудительно заметил Лыков. – Неприятно, согласен. Меня тоже в прошлом году с чином прокатили ни за что.
– Вот! А вы мне такое предлагаете…
– Предлагаю, Яков Николаевич. Потому как вижу, с кем имею дело.
– Это с кем же?
– С порядочным человеком. Который служит не для проформы, а за совесть. Так и так на вас повесят, верно подметили. С моей ли операцией, без нее ли – отдуваться главному сыщику. Но неужели вам не хочется дать ворам заушину? Такую, чтобы до печенок проняло. Я-то уеду, я человек нездешний. А вы? Вот шанс почистить Ростов. Полицмейстеру предлагать такое смешно, он служит за жалованье и всего боится. Вы из другого теста. Ну? Решайте.
Блажков мялся. Лыков ходил по комнате и не торопил его. Коллежский регистратор договаривался со своей совестью, тут нельзя было торопить. Наконец Яков Николаевич нехотя произнес:
– Ну, попробовать можно. Не каждый день в Ростов приезжает такой гоношистый ревизор.
– То есть решаем сами, без китайских мандаринов?
– Я согласие даю. Но оставляю за собой право сообщить по команде, когда сочту нужным. Тогда уж на усмотрение начальства.
Англиченков облегченно выдохнул и принялся мечтать:
– Раскассируем «царей», и начнется в городе хорошая жизнь! Я тогда сразу женюсь.
– Если стодесятники перебьют «царей», то сядут на их место, – осадил его Яков Николаевич.
– Как они сядут, если у них в банде будет наш агент? Открутим им головы, и тогда точно женюсь.
Все посмеялись, и Лыков подвел итоги ночного совещания:
– Петр Павлович, вы теперь прикреплены ко мне, для содействия. Будем вместе дознавать дело о нанесении увечий личному почетному гражданину Корди. Поручаю вам секретно собрать сведения о кадре Комитета донских гирл: есть ли игроки, или замешанные в мошенничестве, или недоброжелатели покойного.
– Слушаюсь.
– Яков Николаевич, вас попрошу мобилизовать агентуру. Нужно знать весь состав Чертова отряда. Почему они объявились именно в Нахичевани? Весьма вероятно, что у кого-то из них есть там родственники. Которые примут на первых порах и помогут освоиться, а потом станут наводчиками.
– Постараюсь.
– Будьте добры. Узнаем этих укрывателей и подошлем к ним Азвестопуло.
– А вы сами чем сейчас займетесь?
– Я завтра пойду в комитет и начну его потрошить.
Блажков с сомнением покачал головой:
– Это не понравится Елпидифору Трофимовичу.
– Что за гусь?
– Парамонов его фамилия. Председатель комитета, а еще хозяин паровой мельницы, чуть не самой большой в империи. Миллионщик, гласный городской Думы и очень влиятельный человек. Он вас, извините, в бараний рог согнет.
– Миллионщик? Тогда он у меня первый на подозрении. Эти богачи уже краев не видят, думают, что весь мир для них одних сделан. А за три рубля убить готовы…
– Парамонов не такой. Он благотворитель, богобоязненный человек. И чего ему в комитете воровать? Там суммы скромные, у него мельница много больше дает. А еще есть собственный флот, угольные шахты – у-у…
– Благотворитель? – нахмурился Лыков. – Точно он. Главный жулик – Парамонов, готов поспорить на ведро водки.
Коллежский советник с коллежским регистратором ударили по рукам, а не имеющий чина разбил. После этого Лыков ушел в гостиницу, а местные сыщики сели писать отчеты.