– Я его спас, а он теперь хочет, чтобы я делал вид, будто ничего не было!
Даркус пнул диван и сразу пожалел об этом – пальцы отшиб. Он схватился за ногу и рухнул на оливково-зелёные подушки, но осторожно, чтобы не уронить Бакстера, сидевшего на плече.
– Обращается со мной как с ребёнком, – угрюмо добавил Даркус, глядя в брезентовый потолок их логова – Базового лагеря.
– Даркус, он старается тебя защитить, – спокойно отозвался Бертольд.
Пока они ждали Вирджинию, Бертольд трудился у верстака – привинчивал к металлической палке канцелярские зажимы, чтобы можно было брать предметы на расстоянии. Ньютон весело кружился над его пушистыми, как одуванчик, волосами и мерцал светящимся брюшком.
– И потом, ты и есть ребёнок.
– Не надо меня защищать! – вскинулся Даркус. – Не меня же похитили!
– Зато в тебя стреляли, – напомнил Бертольд, глядя поверх очков на перевязанное плечо Даркуса.
– Подумаешь, рана неглубокая, и кость не задело. Уже всё зажило, смотри!
Даркус хлопнул рукой по повязке и охнул: боль была такая, что он мигом забыл про ушибленную ногу.
– Ага, я вижу… – Бертольд вздохнул. – Не злись на него: он просто старается быть хорошим папой.
– Да знаю я. – Даркус потёр виски. У него болела голова и живот крутило от беспокойства.
Папа вёл себя странно с тех пор, как они показали ему жуков, а где-то всё ещё рыскала Лукреция Каттэр. По ночам в тревожных снах Даркус видел, как она гонится за ним, скрипя когтистыми лапами, загоняет его в кошмарный лабиринт полупрозрачных зеркал, полный злобных жуков-оленей.
– Всё получилось не так, как я ожидал. – Даркус снял Бакстера с плеча и поправил повязку.
Бинты были несколько раз обёрнуты вокруг его туловища и неудобно собирались в комок под мышкой. Даркус посадил жука себе на коленку и ласково почесал ему под подбородком.
– Знаешь, как папа смотрит на Бакстера? Как будто хочет с ним устроить какой-нибудь эксперимент.
– Что ты! Он бы не стал! – Бертольд отложил отвёртку в сторону.
– Наверно, не стал бы. Но вчера, когда мы вылезли из канализации, он установил в комнате дяди Макса микроскоп. И ночью, кажется, совсем не спал. А сегодня утром… – Даркус помолчал, прежде чем договорить. – Он сбрил бороду! Я в жизни не видел его без бороды. Он вообще на себя не похож. Без бороды и такой худой, прямо как будто это не папа, а какой-то чужой человек.
– Ему здо́рово досталось, – сказал Бертольд. – Вам обоим.
– Угу… – вздохнул Даркус. – Только он не хочет со мной об этом говорить.
– А дядя Макс?
– Он держится так, словно всё у нас чудесно и замечательно, поэтому я и знаю, что на самом деле совсем наоборот. Он тоже беспокоится. Вчера вечером они думали, что я сплю, а я слышал, как они спорили. Утром я попробовал заговорить с папой, но он всё время переводил разговор на другое. Расспрашивал меня о школе и – представь себе! – о девочках.
– О девочках? – Бертольд расхохотался.
– Спрашивал, как, по-моему, красивая ли Вирджиния! – Даркус не скрывал возмущения. – Это же надо такое ляпнуть!
– Конечно, красивая.
Даркус побагровел.
– Да я не к тому! Тут серьёзные дела творятся, что-то связанное с Лукрецией Каттэр, а папа не позволяет ему помогать. Мы даже не знаем, что она задумала.
– Может, ничего и не задумала, – с надеждой сказал Бертольд. – Всё-таки она дизайнер модной одежды.
– Она не просто дизайнер, и ты это знаешь! – Даркус стиснул зубы. – Если она ничего не задумала, зачем тогда папу похищала?
– Даркус, успокойся! Папу твоего мы вернули, так? И жуки в безопасности. Никто не знает, что они прячутся в канализации. Всё будет хорошо.
– Ты не понимаешь… Я думал, вот папа вернётся – и всё станет как раньше, а не стало. Я думал, папа обрадуется жукам, а он их ненавидит.
Бертольд часто заморгал.
– Всё будет нормально. У тебя хороший папа.
– Он изменился. – Даркус с трудом выдавливал слова. – Он на себя не похож с тех пор, как мы показали ему Чашечную гору. У него такой взгляд, как будто он о чём-то всё время думает. – Мальчик низко наклонил голову. – Так было, когда умерла мама. Он не замечает, когда я вхожу в комнату. Не видит меня, даже если я стою прямо перед ним. – Голос предательски задрожал. – Я думал, что вернул его, а он не вернулся! – Даркус врезал кулаком по диванной подушке. – И он взял с меня слово, что я близко не подойду к Лукреции Каттэр и не буду интересоваться ничем, что её касается. Знаешь, когда его спрашивают, где он был всё это время, он врёт! Говорит, что уезжал в научную экспедицию. И мне врёт. Он знает, что хочет сделать Лукреция Каттэр, а мне не говорит.
– Этого ты не можешь знать наверняка, – мягко возразил Бертольд.
– Нет, я знаю! – Даркус отвернулся. – Так же, как знаю, что мама умерла.
Он снова стукнул подушку.
За дверью что-то загремело, и в Базовый лагерь влетела Вирджиния. Её карие глаза сияли.
– Снег идёт! Вылезайте, посмотрите!
Бертольд оглянулся:
– Правда? Первый снег этой зимой.
– Ну да! Как раз к Рождеству. Пошли!
Вирджиния выскочила за дверь. Бертольд нерешительно посмотрел на Даркуса.
– Да я в норме, – сказал Даркус.
Бертольд показал на дверь:
– Пойдёшь?
– Ты что, издеваешься? Конечно, пойду! – Даркус через силу улыбнулся. – Там же снег!
Бертольд тоже улыбнулся – от облегчения – и выбежал вслед за Вирджинией.
Даркус посадил Бакстера на ладонь и встал, легонько прижимая жука к щеке.
– Бакстер, я никому не дам тебя тронуть! – прошептал он, подняв ладонь повыше, чтобы смотреть жуку в глаза. – И не позволю папе нас разлучить. Никогда.
Бакстер потёрся рогом о его нос.
Даркус приставил ладонь к ключице и подождал, пока Бакстер переползёт к нему на плечо. Они вместе вышли из Базового лагеря.
Среди сваленной во дворе старой мебели и всякой рухляди было проложено несколько дорожек. За Большой аркой из связанных вместе кабельными стяжками сломанных велосипедов начинались извилистые ходы, обозначенные табличками с названиями: «проспект Долгоносиков», «туннель Чернотелок» и «Навозник-авеню». Даркус, пригнувшись, шмыгнул на проспект Долгоносиков – очень аккуратно, чтобы не сработала заготовленная Бертольдом для чужаков ловушка. В конце проспекта Даркус прополз под складным столиком и, выпрямившись, увидел, что Вирджиния танцует, вскинув руки и стараясь поймать летящие с пасмурного неба пухлые снежные хлопья.
Бертольд поймал крупную снежинку языком – она сразу растаяла. Ньютон сперва уворачивался от холодных снежинок, а потом спрятался в волосах Бертольда.
– Как только снега наберётся, чтобы слепить снежок, вам конец! – объявила Вирджиния.
– Я и сам неплохо метаю снежки! – усмехнулся Даркус.
– Не-а! – Вирджиния замотала головой. – Куда тебе! Можете вместе с Бертольдом выйти против меня. Через минуту запросите пощады!
– Эй! Не надо! – не очень уверенно запротестовал Бертольд.
Вирджиния засучила рукав куртки и замахала рукой, показывая своё грозное снежкометательное умение. Даркус засмеялся. Невозможно злиться, когда идёт снег. Он смягчает всё вокруг, сглаживает любые проблемы и превращает весь мир в огромную игровую площадку.