Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии - читать онлайн

Общие замечания

Один из первых исследователей, обратившихся к изучению ориентационной системы древнего Китая, A. Л. Фротингем в 1917 г. отмечал, что китайская ориентация по странам света – terra incognita в ориенталистике, при этом «не существует другой древней литературы, в которой бы ориентация с такой полнотой была представлена и документирована, как в Китае… Нет другого такого народа, у которого ориентация играла бы более важную роль» (Frothingham, 64–65). Этот вывод, в том числе касающийся неразработанности проблемы ориентации древних китайцев, и сейчас остается во многом справедливым.

Великая китайская цивилизация – одна из самых древних на Земле. Ее достижения во многих сферах жизни – в политике, экономике, ремесле, науке, искусстве – часто опережали развитие в других регионах Евразии, а письменность, возникшая в XIII–XI вв. до н. э., позволила запечатлеть и донести до нас многие представления древних китайцев, в том числе и представления о пространстве.

Для нашей темы существенным моментом является принципиальная консервативность, традиционность китайской культуры, которая из столетия в столетие сохраняла духовные достижения предков (Васильев Л. С., Культы, 5). Вот почему многие черты древнекитайской системы ориентации дожили до наших дней, служа прекрасным подспорьем в исследовании архаических пространственных представлений. Надо заметить, что ориентация именно по странам света вошла в плоть и кровь китайцев, которые даже в быту описывают с их помощью пространственное расположение предметов (типа «подвинуть южнее вазу» или «сесть на северное кресло», см.: Ярмоленко, Роль речи, 70–71).

Китай представляет особенно благодатную ниву для нашего исследования и потому, что именно здесь были выработаны религиозно-космические и философские представления, охватывающие и объединяющие в единое целое все сферы сущего – космос, атмосферу, земную поверхность, растительный и животный мир, в том числе человека и человеческое общество (см. работы de Groot; Granet; Rouselle; Köster; J. Needham; Time and Space; Рубина, Кобзева, Зинина и др.; ср. Торчинов, 188: «…космология в традиционном Китае была одной из важнейших составляющих всех основных направлений философской жизни. При этом космология, как правило, занимала место теории бытия»).

Эти представления (теоретически осмысленные в даосизме и конфуцианстве) вполне оформились в эпоху династии Хань (202 г. до н. э. – 220 г. н. э.; здесь и далее хронология китайских династий дается по: Лёве, 3–18) и на протяжении многих веков служили основой для религиозно-этических, ритуально-церемониальных и обрядовых взглядов и действий китайцев. О ритуале как важнейшем основании порядка в природе, обществе и человеке в Древнем Китае ярко свидетельствуют слова Конфуция, запечатленные в классической древнекитайской книге «Ли цзи» («Книге обрядов», IV–I вв. до н. э.):

«В “Ши цзин” сказано: “Когда у человека нет ритуала, он подобен крысе, у которой [одно только] тело; если у человека нет ритуала, лучше ему скорей умереть!” Поэтому ритуал должен исходить от неба, но подражать земному, распространяться на духов и души умерших, и касаться траура, жертвоприношений, стрельбы из лука, управления колесницами, инициации, брака, аудиенций и приглашения на службу. Совершенномудрые сделали ритуал всеобщим достоянием, так что Поднебесная и ее царства могут употреблять их для наведения порядка» (Древнекитайская философия, II, 101).

Такие взгляды на природу, космос, богов, государство, человека и их взаимосвязь в очень большой степени опирались на ориентацию по странам света, которая была существенным элементом религиозно-философской системы и даже государственно-политической жизни. Так, древнекитайские историки сообщали, что царство Шан (вторая половина II тыс. до н. э.) было разделено на пять регионов: столицу с ее окрестностями в Центре («Великий город Шан») и Четыре Земли (ту), названия которых несли обозначения стран света (Wheatley, 425). Еще в гадательных надписях иньского времени (династия Инь правила с 1401 по 1045 гг. до н. э.) китайский ван (правитель) запрашивал, «будет ли урожай на восточных землях, будет ли урожай на северных землях, будет ли урожай на западных землях, будет ли урожай на южных землях, будет ли урожай в Шан» (Крюков, Софронов и др., 268). Сама ойкумена обозначалась словами, связанными с восприятием мира как пространства, расположенного между странами света: сы фан («четыре страны света»), сы хай («четыре моря»), ба фан («восемь стран и полустран света») и т. д. (см.: Кобзев, Учение о символах, 206).

Тесную связь со странами света каждого китайца в его повседневной жизни показывает следующий обряд: «Четыре раза в год (в середине весны, лета, осени и зимы) и при окончании года совершаются жертвоприношения духам пяти (по странам света и центру) частей занятой под дом территории; духов благодарят за то, что они охраняли дом и его обитателей» («Чжу-цзы» Цзя-ли, гл. 7; цит. по: Георгиевский, Принципы, 243). При этом весною молебствие должно было совершаться в восточной части жилища, летом – в южной и т. д.

Как известно, духам четырех направлений и ветров поклонялись еще в иньскую эпоху, что видно по текстам гадательных надписей того времени; ср., например, такую: «При гадании приносятся в жертву духам четырех сторон [люди из племени] цян – один [человек], две собаки, один бык» (Быков, Зарождение, 34).

Важность четырех полюсов, на которых покоится космос, хорошо видна из следующего космогонического отрывка из даоского памятника II в. до н. э. «Хуайнань-цзы»: «В те далекие времена четыре полюса разрушились, девять материков раскололись, небо не могло все покрывать, земля не могла все поддерживать, огонь полыхал, не утихая, воды бушевали, не иссякая… Тогда Нюйва [первопредок людей] расплавила пятицветные камни и залатала лазурное небо, отрубила ноги гигантской черепахе и подперла ими четыре полюса; убила Черного Дракона и помогла Цзичжоу; собрала тростниковую золу и преградила путь разлившимся водам. Лазурное небо было залатано, четыре полюса выправлены, разлившиеся воды высушены, в Цзичжоу водворен мир, злые твари умерщвлены, добрый люд возрожден» (Померанцева Л. Е., 153).

Как и во многих других культурах, в Древнем Китае различали помимо четырех основных стран света четыре промежуточных. В древнекитайских источниках часто можно читать о восьми полюсах, или направлениях – ба чжэн (см., например, в даоском трактате «Ле-цзы»: гл. 2, гл. 5; цит. по: Мудрецы Китая, 21). Существуют также данные, позволяющие предположить, что в наиболее архаичной космогонической модели роль ориентиров (стран света) выполняли ветры, дующие с восьми сторон (Яншина, Формирование, 109, 219). И действительно, восемь стран света часто соотносились с восемью ветрами (ба фэн), о которых подробно рассказал древнекитайский историк II–I вв. до н. э. Сыма Цянь (Сыма Цянь, IV, 100–104). Это обстоятельство связывает китайскую космологию с космологией многих других культур Евразии (см.: Tallqvist, passim).

Иногда указывалось шесть стран света (лю хэ); в таком случае учитывались четыре основные страны света, а также зенит и надир (ср.: Мудрецы Китая, 134, 268, 386).

Небо древние китайцы представляли себе в форме круга, а землю – квадрата (Rouselle, 3; Needham J. II, 268–269; ср.: Рифтин, От мифа, 61); соответственно и Алтарь Неба, находящийся в Пекине, имеет круглую форму, а Алтарь Земли – квадратную. Интересно, что квадрат, вписанный в круг, составлял орнамент на китайских монетах и обратной стороне бронзовых ханьских зеркал, имевших магические функции; в том, что под этим орнаментом подразумевался именно космос, состоящий из неба и земли, убеждают дополнительные элементы изображения на зеркалах – мировая гора посреди квадрата, обозначение стран света и изображения их духов (Сычев/Сычев, 20).

Рассказывали, будто бы «конфуцианцы носят круглую шапку [в знак того, что] познали время небес; ходят в квадратной обуви [в знак того, что] познали форму земли» («Чжуан-цзы», гл. 21; цит. по: Мудрецы Китая, 262). Связь со странами света квадратной земли ясно видна в таком, например, уподоблении «царского меча» в том же «Чжуан-цзы», гл. 30: «внизу [он] уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырех сторонах» (Там же, 341).

Интересную идею о смене трехчленной ориентационной системы древних китайцев на пятичленную предложил И. С. Лисевич. Соотнеся первых пять мифических «Владык» Китая с солярными культами, Лисевич выстраивает такую их последовательность: Фуси – божество востока, Янь-ди и его сын Чжужун – божества солнца и огня, связанные с югом, Суйжэнь и Нюйва – божества, соотносимые с западом. Смена их пребывания у власти отражает солярный цикл – «идею круговорота солнца» по часовой стрелке от востока до запада. На этом основании Лисевич предполагает, что ранние представления китайцев о странах света включали в себя только три «солнечные» страны света – восток, юг и запад.

Резюмируя переход от трехчленной к четырех-(пяти-)членной структуре горизонтального космоса, исследователь пишет: «Если раньше сколько-нибудь значительными представлялись человеку только Восток, Юг и Запад, т. е. страны света, где пребывает солнце, то теперь в поле его зрения попадает и Север, где солнца нет, и Центр – то место, где находится сам человек, наблюдающий вселенную. Бог Центра превращается в Верховное божество, одержав победу над Янь-ди, и этот факт как бы знаменует огромную перемену в мировоззрении древнего человека, осознавшего свое место и значение во Вселенной» (Лисевич, 264).

Взгляд на юг, при котором правая сторона становится западной, ассоциируется с женским началом инь и с луной, а левая – с востоком, мужским началом ян и солнцем, характерен, как мы увидим ниже, для всех сторон китайской культуры (см.: Рифтин, От мифа, 59–61).

Символический параллелизм стран света в связи с китайской астрологией

Китайская астрология, предсказывавшая ход событий в государстве, при императорском дворе, у соседних правителей, в области, общине, семье и имевшая столь большое значение в жизни общества, оперировала на основе твердых космологических принципов, окончательно и во вполне систематической форме выработанных уже в эпоху династии Хань. В. Эберхард, посвятивший этому вопросу монографию (см.: Eberhard, Beiträge), считал эту систему «чисто рациональным построением без всякой магии», хотя раньше она могла существовать и в иррациональной форме (Ibid., 2).

Астрологическая теория в любой культуре исходит из идеи, что между небом, землей и человеком есть определенные связи; это – основная предпосылка и китайской космологии: всякий процесс в небе или на земле автоматически вызывает соответствующий процесс и у человека, и наоборот. Человек видел космос организованным таким же образом, как земля вокруг него. Так, небо делилось на пять «небесных дворцов» – центральный со звездой Тянь-цзи син (Полярной звездой) и четыре других, расположенных по странам света – восточный, южный, западный, северный (см.: Сыма Цянь, IV, 115–121).

Аналогично и на земле было (или должно было быть) пять царств (или провинций), каждому из которых соответствовала определенная часть неба. Случалось на этой части неба что-то нехорошее, значит, в «подопечном» царстве что-то было неблагополучно с правительством. Небо в разное время делили и на 9, и на 12, и на 28 частей, тогда и территория Китая членилась на столько же регионов. В «Ши цзи» («Исторических записках») Сыма Цяня так говорится о влиянии созвездий на земную жизнь: «Двадцать восемь созвездий на небе направляют [жизнь] двенадцати областей [Поднебесной], а созвездие Доу [= Большая Медведица] держит власть над ними, и так ведется с древних пор» (Сыма Цянь, IV, 148–149). Астрологическая география четко фиксировала, какое созвездие «отвечает» за какую область: «Созвездия Цзюэ, Ган и Ди покровительствуют области Яньчжоу…» – и так расписывались все созвездия и провинции в китайской астрологии (см.: Там же, 138 и след.).

В рамках универсалистского мировоззрения в Китае развилось учение о пяти первоэлементах (стихиях) – у син, которые все пронизывают, являются пятью изменчивыми состояниями всего сущего, имеют многочисленные сходства (см.: Granet, La pensée, 376; Henderson, 28–46; Китайская философия, 338–339; Рубин, 143–157). Это – силы, или принципы организации всего, воздействующие на все сущее и направляемые «дао». Таким образом, основная мысль, которая лежит в основе китайского учения об элементах – это параллелизм происходящего в параллельных сочленах космоса, природы, общества, человека с его физическим и духовным миром (ср. о человеке: «Человек подобен небу и земле, его природа содержит пять стихий» – см: Мудрецы Китая, 100; ср.: Henderson, 1: «Correlative thought is the most basic ingredient of Chinese cosmology»; Зинин, О структуре, 13–17).

Надо думать, что представления о пятичленной классификации явлений существовали еще до VI в. до н. э., так как возникшие в это время школы даосизма и конфуцианства заимствовали ее основные принципы как нечто существующее; пятичленная символическая классификация была общим наследием обеих главных философско-этических и религиозных школ Древнего Китая, несмотря на их ожесточенную порой полемику (Лисевич, 267). Э. Шаванн пытался представить китайскую пятичленную классификацию заимствованием от тюрок (Chavannes, 96–98). Ему возражал А. Форке, показавший весьма раннее бытование этой классификации в Китае и независимость появления таких классификаций во всех архаических культурах (Forke, 227–300, особенно 242–244).

Пятью первичными элементами являются вода (шуй), огонь (хо), дерево (му), металл (цзинь) и земля (т. е. почва – ту). Выбор именно этих символов Эберхард объясняет их отождествлением с временами года: дерево – весна, когда все растет и цветет, огонь – лето, когда тепло, осень – железо, все убивающий меч, зима – вода, холодная и мрачная (Eberhard, Beiträge, 6). Эти пять элементов отождествляются с целым рядом иных символов и явлений, в том числе, или даже прежде всего со странами света.

Обычно элементов пять; если их упомянуто четыре, то значит, речь идет о временах года или странах света, земля же при этом (как центральный элемент классификации) остается неупомянутой.

Древнейшее систематизированное изложение теории параллелизма элементов содержится в главе «Хун фань» («Великий закон») книги «Шуцзин» («Книга истории», ок. VIII в. до н. э.) (см. русский перевод в: Древнекитайская философия, I, 104–111). Зафиксирована она и во множестве других письменных памятников («Чжун юн», «Цзо чжуань», «Го юй», «Мэн-цзы» и др.).

В работе Эберхарда собрано свыше 50 сопоставлений различных элементов, предметов, качеств и состояний, соотносимых в китайской астрологии друг с другом (Eberhard, Beiträge, 48–50; ср.: Sources, 1, 199). Я приведу лишь несколько самых характерных. Замечу сразу, что земля всегда занимает или начало, или середину, или конец перечисления, имеет особое значение, противолежит небу и соответствует императору.

Об универсальности представлений о пяти элементах свидетельствует тот факт, что даже традиционная китайская пентатонная музыка основывалась на параллелизме с пятью первоэлементами, рождая, по мнению китайских музыкантов, гармонические отношения между внутренним миром человека и космосом (Васильев Л. С., Культы, 164; там же литература вопроса; см. также: Исаева, Соотношение, 17–19). Китайское войско должно было выстраиваться, согласно теории пяти элементов, в пять отрядов, ориентированных по странам света; общая ориентация войска была южной (Forke, 250; Рифтин, Цин-лун, 622).

Интересно, что даже китайские буддийские авторы, излагая учение о пяти буддийских обетах для мирян (не убивать, не воровать, не прелюбодействовать, не пить пьянящих напитков, не лгать), иногда ставили их в связь с исконно китайской пятичленной классификацией (пять элементов, пять цветов, пять гор и т. д.) (см. подробнее: Торчинов, 251).

Уподобления первичных элементов временам года, странам света и цветам, вероятно, весьма древние и изначально входили в эту систему соотношений (см.: Forke, 280) в отличие от многих других, которые придуманы позже, искусственны и противоречивы в разных источниках.

Пространственное расположение пяти элементов по странам света столь существенно в этой системе, что синологи даже обсуждают вопрос, не была ли теория пяти элементов вторичной и производной от учения о пяти странах света, которое в эпоху Инь играло такую важную роль (см. подробнее: Кобзев, Учение о символах, 295–296, 314). Так, например, китайские историки Ху Хоусюань и Ян Сянкуй считают, что представления о четырех или пяти направлениях были одним из источников ранних представлений о первоосновах материального мира; четыре направления были сначала увязаны с четырьмя сезонами года, и лишь позже с ними (в пятичленном варианте) были соотнесены представления о пяти элементах (стихиях) и силах инь и ян (цит. по: Быков, Зарождение, 54–55; ср.: Китайская философия, 338: «Истоки учения об у син восходят к древнейшим (конец 2 тыс. до н. э.) представлениям о пятеричном устройстве земной поверхности (у фан – “пять сторон света”, у фэн – “пять ветров-направлений”)…»).

В самом деле, основанные на пятичленной символической классификации наблюдения астрологов и геомантиков имели, как мы увидим ниже, большое значение для составления календаря сельскохозяйственных работ. Понятно, что для этой цели важнейшими были годовое движение солнца, месячное – луны, смена времен года. В «Ли цзи» мы читаем по этому поводу: «Итак, человек – средостение земли и неба, в нем – крайность пяти стихий, он живет, ощущая вкус пищи, различая звуки и одеваясь в цветное (имеется в виду различение пяти вкусов, звуков и цветов, параллельных пяти первоэлементам. – А. П.) Поэтому совершенномудрые, устанавливая свои принципы, должны были сделать их источником небесное и земное, первопричиной – светлое и темное (т. е. ян и инь), сделать времена года правилом, солнце и звезды – путеводной нитью, луну – мерилом, духов и души [умерших] – помощниками, пять стихий – исходным материалом…» (Древнекитайская философия, II, 106–107).

Страны света явились, по представлениям древних китайцев, одним из первых результатов космогонического процесса, сформировавших картину мира: «В давние времена, когда еще не было ни земли, ни неба и в глубокой тьме блуждали бесформенные образы, из хаоса возникли два божества. Они создали небо и землю, и тогда отделились женское (инь) и мужское (ян) начала и определились восемь стран света» («Хуайнань-цзы», гл. «Цзиншэнь», цит. по: Юань Кэ, 259).

«Нанизывание» пяти первоэлементов на сетку времен года, которая, несомненно, была изначально распределена по странам света, показывает, что страны света занимали важнейшее место в ряду параллельных символов. Более того, они часто служили географической и символической основой сакрально-магических действий во время астрологических сеансов.

Основатель конфуцианской ортодоксии, сведший в стройную систему учение о полярных силах инь и ян и о пяти первоэлементах, Дун Чжуншу (ок. 179 – ок. 104 г. до н. э.) таким образом сочетает пять элементов (стихий) со странами света и сезонами: «Каждая из пяти стихий достигает своей силы в [определенной] сфере, ибо дерево занимает место на востоке и правит ци весны, огонь занимает место на юге и правит ци лета, металл занимает место на западе и правит ци осени, вода занимает место на севере и правит ци зимы…» («Чунь цю фань лу», цз. 11; цит. по: Быков, Учение, 127). Характерно, что в этом перечислении даже нет пятого элемента (земля = центр), о котором впрочем ниже будет сказано отдельно: «земля – главное в пяти стихиях».

Как бы поддержкой этого пространственно-географического ряда символического параллелизма выступает почитание священных горных пиков Китая, которых насчитывается пять и которые распределяются по странам света: так, гора Хэншань в Шаньси была символом севера, Хуашань в Шэньси – запада, Хэншань в Хунани – юга, Тайшань в Шаньдуне – востока, наконец, согласно пятичленной классификации, гора Суншань в Хэнани являлась символом центра. Высочайший горный пик Тайшань, расположенный на востоке, где зародилась китайская цивилизация, издавна считался самым священным. Настоящей Меккой всех китайцев Тайшань стал после распространения конфуцианства, так как город, где жил и был похоронен Конфуций, – Цюйфу, ставший центром религиозной жизни китайцев, располагался у подножия этой горы.

Важно отметить, что изначально (до III в. до н. э.) почитались только четыре горы; поклонение «центральной» горе Суншань возникло позже, после образования единой империи Цинь, и должно было, вероятно, «повысить сакральность центра как объединяющего начала мира и косвенно способствовать таким образом сакрализации императора как сакрального центра Поднебесной» (Торчинов, 219).

В параллель к четырем «окраинным» горам в Древнем Китае насчитывали четыре моря – Восточное, Южное, Западное, Северное, которые будто бы окружали квадратную землю.

Весьма тесной была связь стран света с цветовыми символами и временами года (из недавних работ о китайской цветовой символике см.: Bogushevskaya, 225–244). Л. П. и В. Л. Сычевы считают даже, что цветовые символы первоначально были связаны именно с временами года, а уже позже к этому ряду классификации были присоединены (более или менее удачно) первоэлементы (Сычев/Сычев, 22). Так, зеленый цвет символизировал весну, всходы, зелень, из элементов – Дерево, из планет – Юпитер с его голубовато-зеленым светом; красный – «лето красное», Огонь и красноватый Марс; белый цвет ассоциировался с осенью и белоснежным рисом, заполняющим осенью закрома, светлым Металлом (если это железо) и бледной Венерой (возможно также, с цветом Луны), с западом как царством смерти и потому с белым цветом траурной одежды; черный цвет олицетворял зиму и тьму, темную воду, Меркурия, который считается наименее яркой планетой; наконец, желтый цвет Центра символизировал цвет лёсса – почвы центральной части Китая, где возникла китайская цивилизация, – и планету Сатурн, светящуюся желтоватым цветом (Сычев/Сычев, 22–23).

Цветовой символизм стран света играл в жизни китайцев столь большую роль, что в императорском Китае одежды, знамена и даже лошади колесницы «сына неба» при определенных обрядах должны были быть весной голубого цвета (или зеленого: в китайском языке оба цвета обозначаются одним иероглифом, см.: Röck, Bedeutung, 263), летом – красного, осенью – белого, зимой – черного (de Groot, 305). Вот как описывается торжественный выход императора в «Ли цзи»: «Первый месяц Весны… Сын Неба живет в левом [т. е. Восточном] флигеле дворца «Зеленый Ян», [в его колесницу] впряжены зеленые драконы [т. е. кони определенной масти], [на ней] воздвигнуто зеленое знамя, одет [император] в зеленые одежды… С наступлением Весны достигает расцвета стихия Дерева. Во главе трех гунов, девяти цинов, всех чжухоу и дафу встречает [сын Неба] весну в восточном предместье…» (Сычев/Сычев, 24–25). Далее рассказывается о выходах императора в четыре другие сезона в соответствующем им наряде в соответствующие предместья. Дж. Томсон считает, что «таким образом он поддерживал единство империи в пространстве и времени» (Томсон Дж., 62).

В Поздней Хань (25–220 гг.) все чиновники должны были участвовать в таком же обряде; в «Истории династии Поздняя Хань» («Хоу Хань шу») описывается, как, например, «в день Лидун (Установление Зимы) все чиновники надевают черное платье и выходят в северное предместье встречать дыхание Зимы»; то же mutatis mutandis происходит в начале трех других времен года (Там же, 24).

В древнекитайской мифологической традиции сохранился рассказ о пяти первых правителях (предках) Китая, и их имена оказываются прямо связанными со странами света, цветами и временами года. Так, первым правителем был Цин-ди (букв. «Голубой предок»), связанный с весной и востоком. Второй правитель назывался Чи-ди («Красный предок»), с ним ассоциировали юг и лето (он был к тому же «Божественным земледельцем» – Шэнь-нун). Третий правитель носил имя Хуан-ди («Желтый предок») и был властителем Центра Вселенной. За ним следовал Бай-ди Шаохао («Белый предок»), власти которого приписывали запад и осень. И, наконец, последний из пяти мифических царей назывался Хэй-ди («Черный предок») и рассматривался как владыка севера и зимы (de Groot, 235 ff.).

Несколько иначе связывает с первопредками и божествами страны света, первоэлементы, а также цветовую, зооморфную, музыкальную, астрономическую и календарную номенклатуру даоский памятник II в. до н. э. «Хуайнань-цзы»:

«Восток – дерево, его бог – Тайхао, помощник которого Вьющийся терновник (Гоуман) держит циркуль и управляет весной; его дух – планета Суй (Юпитер), его животное – Лазурный дракон (Цинлун), его звук – цзяо, его дни – цзя, и.

Юг – огонь, его бог – Предок Пламя (Янь-ди), помощник которого Красный свет (Чжумин) держит весы и управляет летом; его дух – планета Инхо (Марс), его животное – Красная (Киноварная) птица (Чжуцяо), его звук – чжи, его дни – бин, дин.

Центр – земля, его бог – Желтый Предок (Хуан-ди), помощник которого Владычествующий над Землей (Хоу-ту) держит веревку и управляет четырьмя странами земли; его дух – планета Чжэнь (Сатурн), его животное – Желтый дракон, его звук – гун, его дни – моу, цзи.

Запад – металл, его бог – Шаохао, помощник которого Собирающий плоды (Жушоу) держит угольник и управляет осенью; его дух – планета Тайбо (Венера), его животное – Белый тигр (Байху), его звук – шан, его дни – гэн, синь.

Север – вода, его бог – Чжуаньсюй, помощник которого Сокровенная мгла (Сюаньмин) держит гирю и управляет зимой; его дух – планета Чэнь (Меркурий), его животное – Черно-красный Воинственный (Сюаньу), его звук – юй, его дни – жэнь, гуй» (текст см.: Яншина, Формирование, 44; ср.: Лукьянов, Истоки, 41–42; см. изображение четырех «зверей» в: Юань Кэ, 90–91).

Четыре китайских животных, ориентированные по странам света, на оборотной стороне зеркала ханьского периода

В приведенном тексте структурообразующая роль стран света в символической классификации Китая видна особенно наглядно. Замечу, кстати, что страны света, как и во многих других архаических культурах Евразии (ср. Индию, Месопотамию, древних германцев и др.), получают здесь своего божественного патрона – охранителя, которому даже могли приноситься жертвы.

В двух схемах правителей – владык стран света в роли «голубого предка» востока выступает наряду с Тайхао также первопредок Фуси, изображающийся часто с символом солнца (Юань Кэ, 46, 267, 424, 453); Чи-ди отождествляется с Янь-ди – владыкой юга и огня (Там же, 275, 290).

Любопытно, что в древнейших пластах китайской мифологии прослеживается четырехликий образ Хуан-ди – Желтого владыки Центра (ср.: Рифтин, От мифа, 92, – о позднем происхождении четырехликого образа Хуан-ди). В «Ши-цзы» (фрагменты, цз. 2) у Конфуция спрашивают: «В древности говорили, что у Хуан-ди было четыре лица, правда ли это?» Конфуций – совершенно в духе современной экзегезы – объяснил этот образ обычаем Хуан-ди посылать по четырем странам света своих чиновников управлять подвластными землями. Современный историк мифологии пишет об этом так: «это было очень удобно для него как для державного правителя Центра, так как он мог одновременно наблюдать за всеми четырьмя странами света…» (Юань Кэ, 89). Б. Л. Рифтин резонно сопоставляет этот четырехликий образ верховного бога с четырехликими же богами других народов: литовским Перкунасом и славянским Свентовитом (Рифтин, От мифа, 94; ср.: Он же. Хуан-ди, 605: «Четырехглазость или четырехликость Хуан-ди может быть истолкована как отражение четырехчленной модели мира, характерной для древнекитайской мифологии»). Добавим к этому ряду «четырехликого (τετραπρόσωπος) Отца Величия» у манихеев (см.: Топоров, О числовых моделях, 37).

Держать контроль над четырьмя странами света было необходимо Хуан-ди, поскольку он стал владыкой Центра, только победив и подчинив себе правителей (божества) четырех окраинных областей. Вот как рассказывал об этом Цзян Цзи (автор III в. н. э.): «Вначале Хуан-ди, заботясь о жизни народа, не любил войн, но боги, титуловавшиеся цветами стран света, совместно строили против него козни, так что пограничные города жили в постоянной тревоге и жители их не расставались с кольчугами… Тогда он поднял свое войско, чтобы уничтожить четырех владык» (цит. по: Юань Кэ, 88). Возможно, в этой легенде нашло свое отражение объединение Китая в империю, состоящую из центральной области и четырех других, называемых по странам света и цветам.

Такое же, как в Китае, отождествление цветов со странами света наблюдается в Маньчжурии и в буддизме Тибета и Монголии (Röck, Bedeutung, 262). Любопытно, что оранжево-желтый дракон с пятью крылами (символ Центра в пятичленной классификации) вплоть до начала XX века оставался гербом и геральдическим цветом императоров Китая.

В китайской литературе прямо говорилось – пять или четыре направления есть на небе и пять элементов на земле. В результате оказывалось, что расстановка сил на небе сильно влияла на жизнь правителей и простых людей и прочие обстоятельства – нападение врагов, поражение или победа, наводнения, засухи, неурожай, холода, пожары и т. д. Астрология давала возможность, исходя из тождества элементов, точно объяснить все загадки мира. Отсюда то большое значение, которое имела символическая классификация элементов в мантике и геомантии, культах и ритуалах, учении о болезнях и лекарском искусстве и т. д. (см.: Röck, Bedeutung, 264).

Учение об элементах тесно связано с соотношением государств на земле и участков неба, что, в свою очередь, напрямую связано со странами света. Зная соотношение государств с элементами и частями неба, можно было «просчитать» судьбу, счастье и несчастье государств, решить, надо ли вести войну или нет, сменить ли правительство и т. д. В этих предсказаниях учение об элементах и астрологические наблюдения переплелись теснейшим образом, ведь при определении судьбы государства или провинции надо было исходить или из географического положения страны, или из их отношения к тем или иным планетам, или из генеалогического древа императоров, которые имели уже свой элемент, и т. д.

В научной литературе давно ведется дискуссия по поводу связи древнекитайской и древневавилонской астрологии. Ряд ученых приходит к выводу о том, что система астрологических гаданий была позаимствована в Китае с Ближнего Востока в I тысячелетии до н. э. (см. обсуждение этой дискуссии в: Васильев Л. С., Культы, 253).

Юг как священное направление

Исследовав древнекитайские тексты, A. Л. Фротингем констатировал, что в Китае господствовала южная ориентация, при этом левая рука (сторона) доминировала над правой, считаясь благоприятной, почетной и приносящей удачу и процветание (Frothingham, 65–69; ср.: Granet, Danses, I, 11, n. 1: «…l’orientation s’établissant face au Sud, E = gauche et W = droite»; Idem, Right, 43–58; Tuan, Space, 44).

Уже со времени династии Хань известный китайцам компас своим острием показывал направление не на север, как позднее в Европе, а на юг; компас и назывался «стрелкой, указывающей на юг» (чжинаньчжэнь), что поддерживает и объясняет вывод о господстве южной ориентации в Древнем Китае (Needham J. IV, 301–313; Wheatley, 426). Интересно, что это представление о юге как передней стороне дожило до наших дней: в современном китайском языке иероглиф бэй означает север и спину, зад, тыльную сторону, а иероглиф ю – запад и правую сторону (Шемякин, 46).

Попытки древних китайцев вербально изложить идеи универсализма, присущие их мировоззрению, очень рано привели к необходимости дополнительной графико-геометрической демонстрации всесвязанности вещей и процессов, космоса и человека, физического мира и мира идей. Эти своеобразные «космограммы», которые вычерчивали в гадательно-магических целях (они и происходят из практики скапулимантии – гадания на костях), состояли из различных комбинаций триграмм и гексаграмм (гуа). Триграмма, например, представляла три друг над другом начертанные прямые линии с разными сочетаниями разрывов в них:,, и т. д. (целые черточки понимались как знаки ян – мужского начала, прерванные – инь – женского начала).

Эти графические символы обозначали важнейшие явления природы; об этом свидетельствуют их названия: Цянь – небо, Гэнъ – гора, Ли – огонь, Сюнь – ветер, дерево, Дуй – водоем, Кунь – земля, Чжэнь – гром, Кань – вода. Гексаграмма, соответственно, имела шесть подобных черточек. Полный набор комбинаций такого рода линий в триграммах дает восемь триграмм (ба гуа), а они, в свою очередь, составляют основу 64-х гексаграмм (люшисы гуа) – полного набора космических взаимопревращений и соответствий (капитальное исследование этих графических символов как нумерологической основы китайской науки и философии см.: Кобзев, Учение о символах).

Китайские триграммы

Восемь триграмм, составленных вместе в восьмиугольник и ориентированных на восемь стран света (четыре основные и четыре промежуточные), представляли символ всего космоса и имели большое ритуальное, религиозное и философское значение на протяжении многих веков китайской истории (см. подробнее: Köster, 31–34). Верхняя триграмма при этом, по «системе Фуси», показывала южную сторону, нижняя – северную, левая – восточную, правая – западную. Восемь триграмм изображались на китайских компасах; таким образом, триграмма юга совпадала с направлением иглы компаса (Зинин, Схематика, 92). В «Аритмологическом мемуаре» (II–VI вв.) приводится способ вычисления под названием «восемь триграмм»: «игла (компаса. – А. П.) определяет восемь сторон [света]… Принцип вычисления: определение позиций [чисел] происходит по указанию острия иглы компаса. Число один возникает из [триграммы] Ли, [игла] указывает на юг, Ли – единица. Юго-запад – Кунь – двойка, запад – Дуй – тройка, северо‑запад – Цянь – четверка, север – Кань – пятерка, северо‑восток – Гэнь – шестерка, восток – Чжэнь – семерка, юго-восток – Суй – восьмерка…» (Там же, 88; см. иллюстрации в: Köster, 33–34).

Верхняя часть восьмигранника – «верх» (юг, лето) – и левая – «слева» (восток, весна) – являлись сферой действия мужского начала ян, нижняя – «низ» (север, зима) и правая сторона – «справа» (запад, осень) принадлежали женскому началу инь (Кобзев, Учение о символах, 67–68).

Восемь триграмм соответствуют не только странам света, сюда «наслаиваются» все явления космического и земного характера, в том числе и цифровая символика, которая из восьми сторон (четыре главных и четыре промежуточных) и центра вырабатывает девятичленную картину мира – «магический квадрат», состоящий из девяти клеток (ср. сходную девятичастную композицию космограмм-мандал в Индии и буддизме). В виде 9-частного квадрата, ориентированного на юг, представлялась часто и сама территория Поднебесной империи (девять областей – цзю чжоу). Считалось, что на девять областей разделил землю легендарный герой Юй, основатель династии Ся (Юань Кэ, 330). С этим же числом и такой же геометрической конструкцией была связана и система девятичленного деления общинных земель цзин-тянь («колодезные поля»), которая была разработана учеником Конфуция Мэн-цзы (см.: Древнекитайская философия, I, 236; Васильев Л. С., Проблема, 24–38; Евсюков, Мифология, 73; Торчинов, 214–215).

Характерно, что бронзовые зеркала ханьского времени, которые использовались в ритуале и магических действиях, часто имели на обратной стороне изображение восьми триграмм (Сычев/Сычев, 18). Да и до сих пор ба гуа, особенно нанесенные на зеркала, являются популярным символом в декорировании домашних и служебных помещений; они призваны нести апотропическую функцию (Россбах, 85).

Философско-космическое обоснование южной ориентации мы находим в разделе о геометрическом мистицизме «Ицзин» («Книга Перемен») одного из древнейших китайских трактатов «Чжоу и» (восходит к началу I тыс. до н. э.), содержащего теорию триграмм и гексаграмм и пользовавшегося чрезвычайной популярностью как у конфуцианцев, так и в даосизме. Там также сообщается, кто был изобретателем восьмигранника триграмм: «Баоси (Фуси) начертал восемь триграмм, с помощью которых он постиг магическую силу духов и расположил по родам десять тысяч вещей» («Ицзин», комментарии «Сицы чжуань»). Фуси рассматривался древними китайцами как один из божественных первопредков и благодетелей человечества, а также как патрон гадателей и магов.

В «Ицзин» (Шогуа чжуань, чжан 5) утверждается, что боги и весь мир происходят с востока (Чжэнь), но только на юго-востоке (Сюнь) они вступают друг с другом в гармонические отношения, упорядочиваются; далее следует текст о юге (Ли): «Ли (Огонь) – свет (просветленность). Вся тьма вещей (здесь) друг с другом встречается. Это триграмма квадрата Юга. Совершенномудрый человек становится лицом на Юг и слушает Поднебесную, обращается к свету и управляет, как будто берет все это отсюда (из триграммы Ли)» (V, 4, 9; пер. А.Е. Лукьянова, см.: Лукьянов, Дао, 197–198; текст см. в: SBE, XVI, 425; ср.: Wheatley, 460). Поэтому и обычное положение китайского императора при всех торжественных выходах и церемониях предполагало обращенность лицом к югу (см. ниже).

Весьма вероятно, что такие краеугольные для древнекитайских религиозно-мифологических представлений понятия, как инь и ян, изначально являлись полярными характеристиками именно географического свойства, связанными со странами света. «Первоначально инь означало, видимо, теневой (северный) склон горы. Впоследствии при распространении бинарной классификации инь стало символом женского начала, севера, тьмы, смерти, земли, луны, четных чисел и т. п. А ян, первоначально, видимо, означавшее светлый (южный) склон горы, соответственно стало символизировать мужское начало, юг, свет, жизнь, небо, солнце, нечетные числа и т. п.» (Рифтин, Инь и ян, 547; ср.: Forke, 171–173; Китайская философия, 138). Значения “темный/светлый склон горы” для инь и ян фиксирует древнейший китайский словарь I–II вв. “Шо вэнь цзе цзы”» (Быков, Зарождение, 44).

Фуси и Нюйва

Таким образом, для древнейшего мировоззрения китайцев можно констатировать дуалистическое восприятие пространства. Оно, помимо пространственного противопоставления ян и инь, проявилось и в характеристиках Востока и Запада; каждый из них имел свое отражение в иконографических и идеологических символах, таких как первопредок и Владыка Востока Фуси и Владычица Запада Нюйва, их атрибуты угольник и циркуль, их символы Солнце и Луна, их сущности ян и инь (ср.: Рифтин, От мифа, 61: «наиболее ранние шаньдунские рельефы построены по… более древней модели и соответственно архаической бинарной классификации, связывавшей понятие “левый” с угольником и мужским началом (Фуси), а “правый” – с кругом, циркулем, землей как символом женского начала»).

Северная ориентация

Особую роль в системе ориентации древних китайцев играл север, в частности, Полярная звезда, которая в источниках называется «Северным ориентиром» (бэй чэнь), или «Северным пределом» (бэй цзи); о ней говорилось как о «середине неба», как о «центре неба, упорядочивающем четыре времени года», о центре, который остается неподвижным и вокруг которого вращаются прочие светила (тексты см. в: Кобзев, Учение о символах, 181–182). Отсюда такое важное значение Полярной звезды как axis mundi в планировке столицы, императорского дворца и в отношениях императора («сына Неба») с Небом (см. ниже). Интересно, что космологическая функция китайского императора – быть медиатором между небом и землей – отразилась и в иероглифе, обозначавшем титул верховного правителя в доимперском Китае, ван (壬): трехчленная композиция в начертании иероглифа показывает трехчленное вертикальное членение космоса, в котором правитель соединяет собой высшие божественные и природные начала – Небо и Землю (Китайская философия, 37).

Отношение к северу и югу у китайцев имеет амбивалентный характер. С одной стороны, мы постоянно видим обращенность к югу как к предпочтительной стороне (например, у императоров), с другой же, – многие обрядовые действия, сама планировка храмов, погребальных комплексов, дворцов и городов предполагают взгляд на них, обращенный к северу (см. ниже). Очевидно, здесь можно говорить о дополняющих друг друга двух составляющих единой меридиональной ориентации, при которой одна (назовем ее условно «небесной») предполагает обращение к северу, другая («земная») – к югу (ср.: Granet, Danses, I, 11, 114).

Характерно, что круглый Алтарь Неба с древнейших времен сооружался в южном предместье столицы, а квадратный Алтарь Земли – за северными ее воротами. Такое расположение, возможно, связано с геометрической конструкцией восьми триграмм, расположенных по кругу: в том варианте, который приписывают Фуси, к югу была обращена триграмма Тянь (небо), к северу – триграмма Кунь – земля (Сычев/Сычев, 20–21). Примечательно, что при жертвоприношении Небу на Алтаре Неба император должен был стоять перед алтарем лицом к северу (Там же, 45).

Солярная ориентация

Солярная ориентация, связанная с движением по небу солнца, и – как следствие – сакрализация востока как стороны восхода солнца также отразились в древнекитайских представлениях. Надписи на иньских гадательных костях, а также древнейшие письменные источники постоянно говорят о необходимости «принесения жертв восходящему солнцу» (подробнее см.: Яншина, Формирование, 106–121).

Многие обряды и церемонии общественного и частно-семейного порядка выдают особенно почетное положение на востоке. Так, при торжественных выходах императора в тронный зал и прочих церемониях при дворе все высшие чиновники и придворные должны были занимать восточную и западную стороны зала; восточная сторона при этом рассматривалась как самая почетная (Бичурин, Китай, 122; ср. 155, 192, 193, 200–201, 203–205, 207, 255 и др.).

О почетности восточной стороны по сравнению с западной свидетельствуют многочисленные обряды, связанные со сватовством и женитьбой: родительские наставления жениху и невесте, их взаимные приветствия, представление невесты свекрам и т. д. – все они предполагают позицию старшего и уважаемого члена семьи у восточной стены комнаты или зала, а его контрагента – у западной (см.: Георгиевский, Принципы, 129–131, 159).

О сакральности востока говорит также тот факт, что при церемониале вступления на престол императора Чжан-ди в 1644 г. трон, на который должен был воссесть новый император, находился к востоку от Алтаря Неба (Бичурин, Китай, 161–163); к востоку от дома обычно располагался и семейный храм предков (см. ниже).

То обстоятельство, что при перечислении стран света чаще всего исходным пунктом бывает восток (затем следуют юг, запад и север) также указывает на особое, сакральное значение восхода солнца и связанной с ним страны света. Укажем также на то, что кроме Алтарей Неба и Земли, которые находились соответственно в южном и северном предместьях столицы, Алтари Солнца и Луны располагались соответственно в восточном и западном предместьях (Сычев/Сычев, 46).

Движение по кругу слева направо, т. е. по ходу солнца, оставалось, как и во многих других древних культурах Евразии (ср. «прадакшину» в Индии, «dextratio» в Риме, движение «посолонь» у славян), священным направлением различных обрядов. Главным таким обрядом был символический объезд императором Китая своих владений. Так, Сыма Цянь рассказывает про легендарного императора Шуня, что раз в пять лет тот объезжал четыре священные горы, расположенные на границах его царства. Во второй месяц года он посещал гору, расположенную на востоке царства (Дайцзун); там он возжигал жертвенный костер, приносил жертвы местным рекам и горам (фэн и шань), приводил все дела в порядок, принимал вождей восточных земель. В пятый месяц он отправлялся на юг, к горе Хэншань, в восьмой – на запад, к горе Хуашань, и в одиннадцатый – на север, к горе Хэншань; во всех этих пунктах он совершал те же действия, что и на восточной горе (Сыма Цянь, IV, 153–154).

Двигаясь таким образом «вслед за солнцем» и по календарным сезонам, китайский правитель как бы интегрировал время и пространство под своей властью, освящал территорию своего царства и календарный (т. е. упорядоченный) ход времени (Wheatley, 434). Космо-магический характер объезда подчеркивался сменой костюма и вида транспорта, соответствующих той стране света, куда направлялся император. Подобные объезды совершали и другие китайские императоры, хотя иногда эти объезды сводились к путешествию только в одном направлении – к востоку (Сыма Цянь, IV, 162–162, 169, 175), что подчеркивает исконно солярный характер этого обряда.

Правое и левое

Как я отмечал во Введении, к вопросу об ориентации по странам света тесно примыкает идентификация с теми или иными странами света «правой» и «левой» сторон.

По вопросу о значении правой и левой сторон в Древнем Китае нас просвещает главная книга даосизма – «Дао дэ дзин» («Канон пути и благодати»), авторство которой приписывается Лао-цзы (VI в. до н. э.), но которая датируется по языковым особенностям IV–III вв. до н. э.: «Человек совершенный обычно рассматривает левую сторону как наиболее почетную, но во время войны – правую. Острое оружие – это инструмент злого знака, а не совершенного человека; он использует его только при крайней необходимости… По случаю праздников почетное место – по левую руку; в случае траура – по правую. Второй военачальник в армии располагается по левую руку; главнокомандующий – по правую; это его место соответствует месту при траурных [церемониях]…» (I, 31, 1; цит. по: SBE, XXXIX, 73; ср. совсем иной перевод этого места, выполненный Ян Хиншуном для издания: Древнекитайская философия, I. 124). По мнению Фротингема, правая сторона здесь должна означать западную страну света, коль скоро она ассоциируется с царством мертвых (Frothingham, 65–66).

Многие другие тексты подтверждают предпочтение левой стороны; так, левая рука всегда упоминается раньше правой и ей приписывается почетное положение; левая часть животного считалась наиболее подходящей для жертвоприношения; в собраниях женщина сидит справа от мужчины, чье положение в обществе и семье рассматривалось как предпочтительное перед женщиной, и т. д. (тексты см.: Ibid., 68).

Китаисты считают, по-видимому, восточную особо почетную позицию при дворе как относящуюся к левой стороне. Так, Н. Я. Бичурин писал: «В Китае восточная, т. е. левая сторона при обращении лицом к югу считается старшею, и гражданские чиновники, по их образованию, имеют преимущество пред военными», поскольку их место – с восточной стороны (Бичурин, Китай, 122; ср. 239: «Китайцы почитают левую сторону старшею в отношении к востоку, который составляет главную страну света и начало четырех годовых времен – весну»).

Бичурин объясняет это обстоятельство следующим образом: «Первенствующее лицо, например, истуканы в храмах, государь в тронной и проч. всегда занимают средину, имея лицо, обращенное на полдень. Сим образом левая сторона всегда означает восточную, а восток – левую сторону; правая сторона наоборот» (Там же).

Замечу, что во всех храмах всех религий положение справа и слева от «истукана» определяется не его (истукана) взором, а позицией стоящих перед ним адорантов; в соответствии с этим и в Китае храмовая ориентация должна была бы задавать позицию «слева и справа» с точки зрения молящихся, т. е. справа – с востока, слева – с запада (см. ниже об ориентации храмов). Правда, в Китае мы имеем дело не только с «истуканом», но и с живым, хотя и обоготворенным императором – Сыном Неба. Его позиция в тронной лицом на юг могла, конечно, утвердить наименование восточной стороны как левой.

В поддержку теории о благоприятности и предпочтительности левой стороны можно привести еще и тот факт, что левая сторона, по древнекитайским представлениям, отразившимся в философии, поэзии и изобразительном искусстве, отождествляется с мужским и светлым началом ян, с востоком и солнцем, а также нечетными числами, в то время как правая сторона связана с женским темным началом инь, с западом и луной, а также четными числами (ср.: Рифтин, От мифа, 39; Он же в: Юань Кэ, 423; Л. П. Сычев в: Там же, 376).

И все же есть некоторые данные, показывающие существование предпочтения правой стороны. Так, из древних книг (например, из «Ли цзи», 12) известно, что «по дороге мужчины должны ходить с правой стороны, а женщины с левой» (см.: Георгиевский, Принципы, 140; Васильев Л. С., Этика, 177). С правой стороны, если смотреть с юга на север при обрядах в храмах предков, размещаются мужчины, с левой – женщины; такое же распределение мужчин и женщин предполагается при оплакивании умершего у его гроба (см. ниже). Наконец, как правую позицию можно рассматривать почетное место высших придворных при торжественных церемониях в восточной стороне церемониального помещения (см. выше).

Интересную, хотя и маловероятную гипотезу относительно дихотомии «правого-левого» выдвинул М. Гране: по его мнению, крестьянское сельское население Китая отдавало предпочтение левой стороне, в то время как городское – аристократы и чиновники – правой; вследствие этого и предпочтение стран света было разным, социально обусловленным (Granet, Danses, I, 6–11; Idem, Right, 43–58). Гране предполагает даже существование двух «антагонистических космологий», при этом «правая» связана с «земным порядком» (l’Ordre terrestre), «левая» – с «небесным» (l’Ordre céleste) (Granet, Danses, I, 6). Впрочем, и сам Гране отмечал сложность географического определения и смысла «правого» и «левого» в Китае (см.: Granet, Danses, I, 11: «En fait, la question de la droite et de la gauche est en Chine d’une extreme complication»).

Ориентация по странам света в китайском костюме

Традиционным для китайцев, по крайней мере с иньского времени, является запахивание верхней одежды (халата) слева снизу направо наверх (Бичурин, Китай, 274; Сычев/Сычев, 33). Для китайцев такой способ надевания одежды (он назывался цзожэнъ) был признаком их этнической принадлежности. Известны слова Конфуция: «Если бы не Гуань Чжун, [боровшийся против кочевников], мы все ходили бы непричесанными и запахивали бы одежду налево» (см.: Legge, 1, 282; ср.: Крюков/Софронов и др., 256; Крюков/Переломов и др., 347).

Чрезвычайно показательно, что «левый запах» (он назывался южэнь) был свойствен одежде не только варваров, но и умерших китайцев: халат, в который облачали покойника, запахивался налево, о чем свидетельствуют изображения на погребальных портретах и рельефах Поздней Хань (Сычев/Сычев, 33–34). Из этого обычая можно заключить, что в Китае, как и во многих других странах, общее, ритуальное и бытовое движение против часовой стрелки (против движения солнца) ассоциировалось с неблагоприятным, враждебным, варварским, зловещим, относящимся к миру мертвых ритуалом.

Великолепным примером космического символизма одежды является праздничное облачение китайского императора династии Цин (XVII–XX вв.). При торжественных жертвоприношениях император поверх халата чао фу надевал оплечье юнь цзянь, которое состояло из 4 полукруглых лопастей, символизирующих страны света. При этом южная лопасть спускается спереди, северная – на спину, восточная и западная – на плечи.

Вот что пишут о символике этого наряда историки китайского костюма: «Четыре лопасти, обычно имеющие очертания трилистников или кучевых облаков, символизируют четыре стороны света, т. е. весь мир, а в центре выступает Ось мира (в Китае гора Сумеру, или Куньлунь), которая одновременно является “вратами Неба”… в императорском облачении в Китае в роли горы выступает вся голова императора, которая возвышается над четырьмя лопастями оплечья… Так сын Неба превращается в “Ось мира”, а его облачение воплощает всю Вселенную» (Сычев/Сычев, 73).

Направление культовых действий

В Китае очень большую роль в частной и общественной жизни играли разнообразные обряды и ритуалы, исполняемые в культах верховного бога Шан-ди, Неба, Земли, предков и других божеств, духов и святых. Основа большинства этих культов коренится в почитании душ предков, будь то первопредок Шан-ди, умершие императоры, Конфуций или непосредственные предки в каждой семье (Георгиевский, Принципы, 228).

При отсутствии специального сословия жрецов жреческие функции выполнялись главами семейств, представителями местной знати, чиновниками всех рангов, высшими сановниками и, наконец, самим императором (подробнее см.: Васильев Л. С., Культы, 70–75, 91–93). Тщательное соблюдение всех тонкостей обряда было необходимым условием правильности общения с божественным миром и залогом получения от него нужных благ.

Большой материал для определения ориентации в связи с культовыми действиями дает «Книга обрядов» («Ли цзи»). В ней, в частности, говорится, что жрец, собирающийся «определить явления земли и неба в их состоянии покоя и активности», должен был обращаться «лицом к югу, в то время как Сын Неба (т. е. император)… стоял лицом к северу» (XXI, 2, 25; цит. по: SBE, XXVIII, 233). Если же император был главным действующим лицом дивинации, то он сам стоял лицом к югу, а его приближенные – лицом к северу (SBE, XXVII, 423; XXVIII, 29, 61; ср.: Васильев Л. С., Этика, 181).

Показательный эпизод, обнажающий роль ориентации в жизни китайцев, содержится в книге «Мэн-цзы» – одной из основных книг конфуцианства (IV в. до н. э.)· Виднейший ученик и последователь Конфуция Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) описывает как нечто чрезвычайное тот факт, что великий Шунь «стоял, обращенный лицом к югу, а Яо, во главе всех правителей, появился перед ним во дворе, обращенный лицом на север». При этом Шунь был только соправителем Яо, в то время как Яо – императором. Далее приводится комментарий Конфуция по этому поводу: «Это происходило тогда, когда империя была в гибельном состоянии. Ее положение было действительно очень неопределенным». Имелось в виду, что нарушение правильного порядка в ориентации могло довести империю до гибели, но Мэн-цзы возражает Конфуцию, объясняя, что все было законно, так как Шунь был со-императором Яо, который собирался даже сделать (и позже сделал) его своим преемником вместо собственного сына. Шунь, таким образом, имел право смотреть на юг! (подробнее см.: Frothingham, 67–68).

Естественно, что все подданные императора должны были, поскольку трон императора обращен к югу, кланяться при появлении перед императором в северную сторону (см. описание многочисленных церемоний при императорском дворце, составленное Н. Я. Бичуриным на основании его собственного опыта и наблюдений в начале XIX в.: Бичурин, Китай, 161–163, 166, 170, 172, 184, 185, 193 и др.). В «Ли цзи» (гл. 36) делается исключение только для наставника императора: «Согласно этикету великого учения, даже призванный пред лицо сына Неба, его учитель не совершает поклона в северную сторону – в этом сказывается уважение к учителю» (Древнекитайская философия, II, 114). В «Чжуан-цзы» (гл. 21) «царь Прекрасный признал [мужа из Скрывающихся] царским наставником и, став лицом к северу, [его] спросил: Нельзя ли распространить управление на всю Поднебесную?» (Мудрецы Китая, 264).

Само выражение «занять почетное место сидящего лицом к югу» означало взойти на императорский трон, стать императором. Так, например, в «Ле-цзы» (гл. 7) говорится: «С помощью богатств, накопленных поколениями, Цзе занял почетное место сидящего лицом к югу» (Древнекитайская философия, I, 220) или в «Хань Фэй-цзы» (гл. 49) мы читаем: «А луский Ай-гун был государем невысоких [достоинств], но когда он, повернувшись лицом к югу, правил государством, то в пределах его границ народ не смел не повиноваться [ему]» (Там же, II, 265; ср. также в «Чжуан-цзы»: Мудрецы Китая, 134, 155). Обращение к северу как знак подчиненности одного другому встречается и в отношениях между «учителями мудрости» (см.: Мудрецы Китая, 30).

Интересна заключительная часть жертвоприношения в семейном храме предков. После церемониала, при котором все действия совершались лицом к северу, к «алтарной» стороне храма, получившие благословение от предков хозяин и хозяйка дома, руководители ритуала, садились посреди зала, обратившись лицом к югу; при этом остальные домочадцы, расположившись к юго-востоку и юго-западу от них, совершали по четыре поясных поклона перед ними (Георгиевский, Принципы, 94).

По всей видимости, направленная к югу позиция императора или заменяющего его лица отражает «земную ориентацию», при которой божество (к которому приравнивался император), находясь на севере – самой сакральной точке универсума, где проходит «ось мира», связанная с Полярной звездой, – взирает на земные дела по оси север – юг.

В даоском памятнике «Чжуан-цзы» говорится о главных принципах мудрой жизни: «Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние – основа [всей] тьмы вещей. Те, кто понял это, становились лицом к югу – и государем стал Высочайший; те, кто понял это, становились лицом к северу – и советником стал Ограждающий. Встать с помощью [основы] над всеми – таково достоинство предка, [древнего] царя, Сына Неба. Остаться с ее помощью внизу – таков путь скрывающегося мудрого, не коронованного царя… Ведь того, кто постиг свойства неба и земли, называем великим основателем, великим родоначальником. [Он] един с природой, а поэтому приводит к гармонии Поднебесную, [он] един с людьми…» (Мудрецы Китая, 204). Таким образом, император, Сын Неба, гармонизирующий земной мир (Поднебесную), выступает божественным посредником между небесным и земным, и именно это дает ему право взирать с (небесного) севера на (земной) юг.

Недаром костюм императора всегда украшало изображение солнца (жи) на левом плече и луны (юэ) – на правом. «В течение многих столетий китайские императоры, соблюдая древнейшую традицию, в торжественные моменты сидели лицом к Югу. Таким образом, левое плечо сына Неба всегда было обращено на Восток, а правое – на Запад, и изображения солнца и луны (на его плечах. – А. П.) ориентировали его в пространстве… и, по-видимому, закрепляли за ним эту ориентацию» (Сычев/Сычев, 45).

При этом обратная северная ориентация – это «небесная ориентация» советника, адоранта, паствы, учеников, придворных и др. и даже самого императора, когда он, скажем, приносит жертвоприношения на Алтарь Неба. Вероятно, мы имеем здесь дело с противоположно направленными ориентациями почитаемых и почитающих (ср. ниже об устройстве храмов и светских сооружений).

Алтари, на которых совершались ритуальные жертвоприношения, естественно, также ориентировались по странам света. Авторы времени династии Хань так описывали квадратный Алтарь Земли, находившийся в столице Чжоу (первая половина I тыс. до н. э.). Холм, который являл собой ось мира, был обращен к различным странам света участками земли разного цвета, соответствующего данной стране света. Так, на восточной стороне холма – обиталище Голубого (или Зеленого) Дракона – земля была сине-зеленой (символ пышной зелени в стороне весны и восходящего солнца); на юге земля была красной, символизируя огонь и Красного Феникса юга; на западе она была белого цвета – цвета Белого Тигра; на севере – царстве тьмы и холода – земля была черной. Посреди алтаря земля была желтого цвета, символизируя срединное царство Шан (по: Wheatley, 434–435; ср.: de Groot, 221).

Китайцы верили, что божественная сила, входящая в алтарь через вертикаль мировой оси, передавалась дальше через магическое обозначение стран света на все четыре стороны царства, защищая их от неблагоприятных воздействий. При назначении новых правителей областей в обряд их посвящения (инвеституры) входило получение будущим правителем горсти земли с той стороны алтаря, которая была обращена к его будущей провинции (Wheatley, 435). Алтари Земли – они в плане всегда были квадратными и ориентированными по странам света – сооружались во всех деревнях, городах, уездах, провинциях. Весной и осенью в праздники плодородия на таких алтарях совершались жертвоприношения – один из самых пышных и важных праздников в году (Васильев Л. С., Культы, 58–61).

Имел определенную ориентацию и Алтарь Неба, хотя при его круглой форме говорить об ориентации можно лишь условно. Тем не менее известно, что новый Алтарь Неба, воздвигнутый в Пекине в 1530 г., был обнесен оградой; с каждой стороны ограды были сооружены ворота, ориентированные по странам света (Сычев/Сычев, 18). Сыма Цянь сообщает, что при династии Чжоу жертвы Небу на Алтаре Неба приносились в день зимнего солнцестояния, а Земле на Алтаре Земли – в день летнего солнцестояния (Сыма Цянь, IV, 154).

О важности стран света в сакральной практике древних китайцев свидетельствует такой, например, обряд даосов, как хуанлучжай («Пост Желтого талисмана»), который совершался для избранных членов даоской общины, уже далеко продвинутых в своем духовном совершенствовании. Вот как описывает обстановку хуанлучжая современный китаист: «Обряды этого поста проводились на специально подготовленной, огороженной, строго размеренной и расчерченной площадке. На этой квадратной площадке размещалось десять дверей. Четыре главные двери, называвшиеся дверями Неба, Земли, Солнца и Луны, были расположены ровно посредине каждой из сторон площадки. Еще четыре – по углам ее. Две дополнительные были ориентированы в северозападном и юго-восточном направлениях. На простенках между дверями изображались специально начертанные триграммы из „Ицзин“.

Смысл обряда заключался в том, чтобы группа молящихся побудила духов всех десяти направлений (духов земных) созвать души предков и во время ритуала ввести всех их через эти десять дверей внутрь площадки. Попав на эту священную площадку, души предков теперь уже переходили в ведение духов небесных, которые и способствовали отправлению их на небо, т. е. обретению бессмертия» (Васильев Л. С., Культы, 265). Л. С. Васильев не указывает ориентации площадки, но то, что ее двери ориентировались строго по странам света, следует из описания их расположения и обозначения дверями Неба, Земли, Солнца и Луны (известно, что в столице алтари этих четырех божеств располагались соответственно в южном, северном, восточном и западном предместьях города). Число дверей – 10 – отражает, по всей видимости, четыре главных, четыре промежуточных страны света, а также верх и низ; именно так обозначались «10 направлений» (ши фан) в китайском языке.

Обряд, совершавшийся при рождении мальчика – стрельба из лука – также предполагал ориентацию по странам света: «Когда рождается мальчик, стреляют из лука, сделанного из шелковицы, шестью стрелами из полыни в небо, землю и четыре страны света… Небо и земля, четыре страны света – вот где должен будет служить мужчина» («Ли цзи», цит. по: Яншина, Формирование, 28).

Ориентация погребального обряда

По религиозным воззрениям китайцев, тело умершего следовало предавать земле, т. е. был распространен обряд ингумации.

Судя по обзору археологических данных о погребальном обряде, помещенному в книге Крюкова, Софронова и Чебоксарова (Крюков/Софронов и др., 118; ср. также: Кучера, 29–66), в эпоху неолита ориентация погребений в различных зонах Китая и в различных культурах была довольно разнообразной. Так, носители культуры мачан в западных областях Китая практиковали трупоположение головой на юго-восток, а в сменившей эту культуру в конце I тыс. до н. э. культуре цицзя покойников погребали головой на северо-запад.

В восточной части Китая для различных культур были характерны значительные различия в ориентации погребений: северная и северо-восточная ориентация культуры цинляньгана сменилась со временем юго-восточной; в северной части провинции Цзянсу и в Южном Шаньдуне покойников хоронили, как правило, головой на восток. В Южном Цинлянгане в д. Юйдунь было найдено 25 захоронений с интересным погребальным обрядом: все покойники лежали лицом вниз, при этом голова была обращена к северу (Кучера, 66). Таким образом, справедливо, вероятно, заключение китайского археолога, писавшего, что «the problem of orientation of the tomb and of the corpse is even more perplexing; one finds all sorts of variations but no clear-cut regularities that change with time» (см.: Chang, Kwang-chih, Archaeology, 363).

Раскопки китайских археологов в центральной части Китая в Баньпо, где были обнаружены погребения носителей неолитической культуры яншао (III тыс. до н. э.), показали строго фиксированную ориентацию покойников головой к западу. Так, из 174 могил, раскопанных в Баньпо, только одна содержала покойника с головой к востоку, девять – к северу, семь – к югу, все же остальные (157) ориентировали покойника головой к западу (Кучера, 29). Исследователи связывают такую ориентацию с представлением о западе или как о «стране мертвых», или как о «стране предков» – прародине яншаосцев (Васильев Л. С., Культы, 42–43). Эта версия подкрепляется существованием китайского выражения гуй си – «возвратиться на запад», которое синонимично глаголу «умереть» (ср. в английском языке сходное выражение to go west – «уйти на запад» = «погибнуть»). Этот китайский фразеологизм дает возможность предполагать западное происхождение протокитайцев (Там же, 43; ср. впрочем критику этого положения в: Крюков/Софронов и др., 142–149).

Недаром, возможно, в древнейших мифологических описаниях «Каталога гор и морей» сакральная гора бессмертия Куньлунь, расположенная на западе, называется «земной столицей Предков» (Каталог, 104; ср.: Лукьянов, Истоки, 53–56). Вероятно, в связь с представлением о западе как стране мертвых следует поставить тот факт, что, согласно древнекитайской мифологии, богиней Запада была Си-ванму (Владычица Запада), жившая на горе Куньлунь, владевшая эликсиром бессмертия и трансформировавшаяся со временем в даосизме в богиню бессмертия (Васильев Л. С., Культы, 239–240; Каталог, 44, 106, 120–121; Яншина, Формирование, 175–189). Не в западном ли расположении древнейшего загробного царства, отождествляемом в рамках символической классификации с белым цветом, коренится обычай китайцев надевать в знак траура белые одежды (см.: Россбах, 145)?

Вариант той же культуры яншао в Лояне (Ванвань) показывает ориентацию головы покойника к северо-западу, в то время как в провинции Хэнань преобладала ориентация к северо-востоку (Andersson; Кашина, 15). Позже, при переходе от культуры яншао к луншаню ориентация погребений резко меняется и унифицируется; она становится меридиональной – головой на юг (Nelson J., 35; Крюков/Софронов и др., 118). Это хорошо документируется, например, по царским гробницам эпохи поздней династии Инь (ок. XII – XI вв. до н. э.).

Вообще, с эпохи Инь местопребыванием «главной» души умершего стало считаться небо, куда душа после смерти улетала в виде птицы; еще одна душа пребывала в могиле вместе с останками человека, к ней обращались с молитвами и жертвоприношениями в дни поминовения усопших (Васильев Л. С., Культы, 44–46, 156).

При погребении китайского императора или члена императорского дома династии Хань саркофаг украшался с четырех сторон фигурами соответствующих существ, соотносимых со странами света (дракон, птица, тигр, воин), и красился с каждой стороны своей краской – с востока голубой, с юга красной, с запада белой, с севера черной. Император как властитель мира, владыка четырех стран света – вот сакральный смысл внешнего вида саркофага, на крышке которого к тому же изображались луна и солнце (Röck, Bedeutung, 262).

Ритуалы и обычаи, принятые при погребальном обряде, подробно описываются в «Книге обрядов» («Ли цзи»; фрагменты этой книги, относящиеся к погребальному обряду, см.: Смирнов, Лабиринт, 136–145); заложенные в ней принципы и церемонии на протяжении тысячелетий служили образцом для многих поколений китайцев (Васильев Л. С., Культы, 147–157). Ориентация умерших описывается здесь следующим образом: «Умерших кладут головой к северу, в то время как живые смотрят в сторону юга» (SBE, XXVII, 328; 368, 7; ср. перевод в: Древнекитайская философия, II, 102). «Захоронение умерших к северу [от города] головой к северу было обычной практикой Трех царств, так как умершие шли в область мрака» (SBE, XXVII, 170, 34; ср.: Wheatley, 462). В древнем ритуальном действии, при котором следовало вызывать обратно душу умершего (хунь), человек, вызывающий душу, должен был стоять лицом на север, с некоторым отклонением к западу.

Уже тот факт, что север ассоциировался с черным цветом, приводит к мысли, что север (как и запад) был для китайцев царством мрака, страной мертвых в противоположность «красному» югу – стране тепла, солнца, жизни (см.: Древнекитайская философия, II, 344).

И действительно, следы локализации царства мертвых на севере явственно прослеживаются в древнекитайской мифологии. Если суммировать разрозненные упоминания его в текстах разного происхождения и времени, вырисовывается следующая картина. Далеко на севере, в местности Бэйхай у Северного моря, находится черная гора Вэйюй. Она стоит на темном склоне северной оконечности земли, и там никогда не видно солнца. На ее склонах и вершине водятся черные птицы, черные змеи, черные тигры и черные лисицы. В ней находится вход в Столицу Мрака Юду – подземное царство мертвых. Его правителем было божество Хоу-ту (букв. Владыка Земли). Огромное трехглазое чудовище Ту-бо с головой тигра, увенчанной рогами, и телом быка охраняло вход в царство смерти Юду, куда попадали души умерших людей (по «Хуайнань-цзы», «Каталогу гор и морей», «Призыванию души» Цюй Юаня и др.; тексты и интерпретацию см.: Юань Кэ, 101, 288, 320–321, 331, 334). Не из этого ли царства мертвых вызывали душу, обратясь к северу?

Ярко выраженную южно-северную ориентацию имели кладбища императоров, занимавшие часто огромную территорию (см. о них подробнее: Георгиевский, Принципы, 28–31). Рассмотрим одно из них – китайского императора минской династии Юн-лэ (ум. в 1424 г.).

Само кладбище находилось к северу от Пекина (который Юн-лэ сделал столицей Китая, перенеся ее из Нанкина) рядом с городом Чанпином, на его северной окраине. Располагалось оно на южном склоне горы. С южной же стороны в кладбищенской ограде находились большие парадные ворота, пройдя через которые, посетитель вступал на прямую дорогу (собственно – via sacra), ведущую прямо на север и проходящую на своем пути несколько ворот, башен, павильонов, портиков и мостов. Дорога приводит к храму-дворцу, в котором приносились жертвоприношения душе императора, построенному над усыпальницей, где находилось его бренное тело. Сакрально-пространственная композиция кладбищенской территории предопределяет обращенность главного входа во дворец на южную сторону, «алтарной части» – к северу. Замечу, что еще в иньских погребальных сооружениях, раскопанных в 1965–1966 гг. в д. Суфутунь (пров. Шаньдун), главный коридор в погребальную камеру ведет с юга (Кучера, 121), что показывает древность юго-северной ориентации могил. В доханьское время (т. е. до II в. до н. э.) в грунтовых могильных ямах дромос находился с северной или с южной стороны, в Хань же такие могилы, а также кирпичные и каменные склепы имели вход чаще всего с южной стороны, пример чему знаменитый каменный склеп в Инани (пров. Шаньдун) (Терехова, 34, 39, 42). Интересно, что уже в Хань могилы знати иногда огораживались прямоугольной оградой, в южной стороне которой находился вход (Там же, 44), что имеет прямые параллели к описанным выше конструкциям погребальных комплексов поздних китайских императоров.

Так называемые предмогильные святилища (цытаны) украшались внутри рельефными изображениями, которые, символизируя страны света, задавали ориентацию этим сооружениям. Так, в Сяотаншанском цытане в Шаньдуне (до начала II в.) на западном внутреннем фронтоне изображена Си-ванму – Владычица Запада (Сычев/Сычев, 28). В Улянцы (пров. Шаньдун, 147–168 гг.) на западной стене находится рельеф с изображением Си-ванму, а на восточной – Владыки Востока Дунвангуна (Там же, 29). Рельефы из каменной гробницы в Инани (Шаньдун, II–IV вв.) показывают такую же ориентацию этих двух божеств, только она теперь усилена за счет изображения дракона (зооморфного символа востока) под фигурой Дун-вангуна и тигра (символа запада) под фигурой Си-ванму (Л. П. Сычев в: Юань Кэ, 373, 375). Свод передней камеры той же гробницы в Инани поддерживает колонна, на базе которой изображены все четыре животных – духи стран света (см шэнь): на восток глядит дракон, на юг – птица, на запад – тигр, на север – черепаха в объятиях змеи (символ Черного воина) (Там же; ср. также: Fairbank, 15–35).

По этнографическим наблюдениям XIX в., комната, в которой выставлялся умерший, должна была иметь вход с южной стороны; у северной стены перпендикулярно к ней располагался гроб с покойником, лежащим головой к северу. Справа (т. е. к востоку) от гроба располагались родственники мужского пола, слева – женского (Георгиевский, Принципы, 72). Такая же пространственная структура предполагается в храмах предков (см. ниже).

Начиная с 1974 г. в районе города Сиань (провинция Шэньси) китайскими археологами раскапывается погребение основателя циньской империи Цинь Шихуанди (259–210 гг. до н. э.). Погребение скрыто под огромным, насыпанным вручную холмом, расположенным по оси север – юг; фамильный склеп отражает строение вселенной – на потолке нарисованы небесные созвездия, пол представляет собой модель земной поверхности с реками и океанами (Россбах, 67). Покой императора охраняет огромное войско: под землей найдено более 8 тыс. терракотовых в натуральную величину статуй воинов, свыше шестисот глиняных лошадей, ста колесниц и десяти тысяч единиц бронзового оружия. (См. Portal.) Интересно, что воины авангарда обращены лицами на восток, арьергарда – на запад.

Вообще, обычай особым образом располагать могилы, подыскивая для них особенно благоприятные места, тесно связан с наукой фэн-шуй – геомантическим учением древнего Китая (см. о нем ниже). Этот обычай предполагает воздаяние потомкам и сохранился до сих пор. Вот как описывается он в наши дни: «Взлет политической карьеры Сунь Ятсена, например, связан, по мнению специалиста фэн-шуй, с хорошим расположением могилы его матери в Заливе Чистой Воды на Новых Территориях (в Гонконге. – А. П.). Расположение этой могилы соответствует классическим требованиям фэн-шуй. Она находится на южной стороне черепахи-горы, смотрящей на голубую воду Южно-Китайского моря. Слева от нее возвышается гора зеленого дракона, справа располагается более низкий холм белого тигра» (Россбах, 65).

Ориентация городов

Пронизывающая все сферы жизни китайского общества ориентация по странам света не обошла и градостроительство (древнекитайский город как космо-магический символ, имеющий сакральную ориентацию по странам света, подробно рассматривается в: Wheatley, 411–482; ср. также: Wright A. F., 667–679).

В Древнем Китае существовало специальное геомантическое учение, чаще всего называемое фэн-шуй (fung šui – букв. «ветер и вода»; есть и другие названия), которое позже было воспринято и оформлено даосизмом и стало важным элементом гадательной практики даосов и последующей традиции (см. о нем подробнее: de Groot, 364–382; History of Cartography, II, 3, 216–222; Paton; подборку исследований о фэн-шуй на русском языке см.: Китайская геомантия). Теория фэн-шуй учитывала астрономические, атмосферные и земные влияния на жизнь человека и общества, воздействие космической, природной и человеческой энергетической силы ци на ландшафт, постройки и микрокосмическое окружение человека (см. о ци в связи с фэн-шуй подробнее: Россбах, 32–40). Фэн-шуй определяла также ориентацию зданий и городов, дорог и каналов, расположение могил и кладбищ. Особые жрецы (каньюйши), перед тем как основать город, должны были провести геомантическую экспертизу местности, где планировалось построить город, чтобы свести до минимума возможные вредные влияния космических сил и заручиться благосклонностью этих последних. Без такой экспертизы со времен династии Чжоу не основывался ни один город, не сооружалась ни одна гробница (см.: Васильев Л. С., Культы, 68–69, 421–422).

Кстати, считается, что именно для этих целей и был изобретен и долгое время употреблялся компас, показывающий на юг (Россбах, 63). Впрочем, одна из легенд сообщает другую версию, связывающую изобретение компаса с борьбой Владыки Центра Хуан-ди с Владыкой Юга Янь-ди (или Чию): «Хуан-ди бился с Чию на равнине Чжолу, Чию напустил густой туман, не расходившийся три дня, все воины заблудились. Тогда Хуан-ди повелел Фэн-хоу (своему советнику. – А. П.) сделать, по примеру Большой Медведицы, приспособление, указывающее страны света. Тот изготовил “колесницу, указывающую на юг” (дин нань чэ) и Чию был пойман». «На колеснице, указывающей юг, находилась фигурка святого, рука которого всегда была обращена к югу, как бы ни поворачивалась колесница» (тексты см в: Юань Кэ, 291).

Китайский геомантический компас, XIX в.

Насколько важны были эти экспертизы, с одной стороны, и как они были неопределенны, – с другой, показывает пример со строительством столицы Главного протектората (второго класса) Замиренного Юга (совр. Северный Вьетнам). Город, построенный в соответствии с космическим планом в конце VIII века, был объявлен в 825 г. геомантиками неблагоприятным для проживания, так как река, протекающая к северу от города, несла дурное влияние севера, грозящее внести разброд и шатания в умы населения. Жрецы нашли новое место для основания столицы (в окрестностях совр. г. Ханоя), но через несколько месяцев после начала строительства они порекомендовали перенести город на противоположный берег реки, что и было сделано. Такова предыстория Ханоя (Wheatley, 419–420).

Источники династии Чжоу (1045–481 гг. до н. э.), восходящие, однако, ко временам предшествующей династии Шан, сохранили много свидетельств такой дивинации при основании новых городов и вообще при любом изменении ландшафта (анализ текстов см.: Ibid., 420–423; ср.: Wright A. F., 670). Интересно, что искусство фэн-шуй до сих пор практикуется в Китае (особенно в Гонконге) для определения благоприятности или вредоносности того или иного расположения шоссе, улиц, офисов, магазинов, жилых домов, комнат, дверей, рабочих мест, могил и т. д. (см. подробнее: Россбах, 41–174).

Одной из важнейших черт древнего китайского градостроительства, связанной с сакрализацией планирования и основания города в духе космического символизма, является ориентация его плана по странам света. Не только крупные города и особенно столицы, но и небольшие города ориентировали свои оси по странам света, при этом города строились в форме квадрата (Wheatley, 423; Россбах, 102).

В «Книге обрядов» содержится описание идеального городского плана (вероятно, столицы). Город представляет собой квадрат, ориентированный по странам света, со стороной в девять ли (китайская миля = 0,5 км). В каждой из четырех стен столицы есть трое ворот. Внутри города проходят девять продольных и девять поперечных улиц (Wheatley, 411; текст см.: Россбах, 180). Кстати, инструкция по планированию идеального города очень похожа на те рекомендации, которые содержит индийская «Артхашастра» (см. ниже в гл. «Индия»), или на описания «Небесного Иерусалима» у иудаистов и христиан.

Для рассматривающего этот план южная сторона города находится наверху, или спереди. Соответственно этой ориентации слева (на востоке) стоит алтарь предков, справа (на западе) – алтарь Земли, перед дворцом находится двор, позади – рынок. Такова форма китайской «мандалы» (о мандалах см. подробнее в главе об Индии) – сакрального плана города. Отсюда – расположение дворца, резиденции императора на севере города и «внешнего города» – на юге, как это имело место в Пекине, Шанхае, Лояне, Нанкине и других городах (Nelson J., 37–41; Wright А. F., 670–673; см. иллюстрации в: Wheatley, 412 и 415).

Главной осью города была «улица процессий» (via sacra), проходившая с юга на север и застроенная наиболее важными и репрезентативными зданиями, которые все были обращены входом к югу (интересно, что Пекин до сих пор сохранил важнейшие элементы сакральной застройки; ср.: Macfarquhar, passim). Северо-южная ось определялась, судя по дошедшим описаниям, биссектрисой угла, образованного направлениями на восход и заход солнца (тексты см.: Nelson J., 426–427), или наблюдениями за положением Полярной звезды (Wright A. F., 670). Особое внимание уделялось воротам города; естественно, что южные должны были быть наиболее впечатляющими.

Так, в Пекине Ворота Небесного Мира при входе в Императорский город превосходят высотой все здания внутри стен, а Южные Ворота – все здания внутри Запретного города (см.: Boyd, 60–72). Замечательное описание прогулки по Пекину в начале XIX в. от Южных Ворот до палат императора, находящихся на севере, оставил Н. Я. Бичурин; из этого описания видно, как архаичен план Пекина, сохранившийся до наших дней. Интересно, что главная трибуна страны на главной площади Пекина Тяньанмэнь, на которой стоит во время парадов и демонстраций партийно-правительственная верхушка Китая, традиционно обращена к югу (Мурзаев, 39).

По оси север – юг был построен и г. Чанъань (совр. Сиань) – первая столица Китая, построенная ок. 200 г. до н. э.; она стала прототипом более поздних китайских городов (подробный анализ топографии г. Чанъаня см.: Крюков/Переломов и др., 166–170; ср. также: Россбах, 99–105).

Ориентация дворцов и жилищ

Описание императорского дворца в классическом китайском сочинении «Книги истории» («Шуцзин») показывает, что с древнейших времен дворец был обращен к югу, его пять ворот открывались на юг, и все церемонии основывались на южной – с точки зрения императора – ориентации (Frothingham, 67; ср.: Россбах, 72).

Сакральность столицы и дворца в центре столицы определялись фигурой императора, который официально назывался Сыном Неба и был тем самым как бы посредником между небом и землей, богами и людьми. Поэтому и сам Китай считался лежащим посреди Поднебесной, и его столица, а в ней дворец воспринимались как центр мира, пуп земли, ось вселенной, в которой сходились Небо и Земля (подробнее см.: Wheatley, 428–436).

То, что дворец императора возводился на северной стороне города, также не случайно. Дворец, как центр вселенной, корреспондировал с Полярной звездой – осью космоса (у даосов «ось дао» – дао шу), откуда Тай-и – даоское божество Полярной звезды – обозревало «южный мир людей» (Granet, La pensée, 324; Wheatley, 428). К. В. Васильев писал в связи с этим: «В Древнем Китае понятие центра издревле соединялось с представлениями о верховной власти и особе правителя как сакрального двойника Небесного владыки… Центр, по представлениям древних, занимал особое место в мироздании. Центр неба и олицетворявшая его «звезда центра неба» (т. е. Северная полярная звезда) считались местом обитания верховного божества… Отсюда, как полагали, начался космогонический процесс, приведший к появлению упорядоченной вселенной. Подобно этому, правитель должен был занять положение в центре подвластного ему пространства, где помещали место посредничества между полюсами космоса, чтобы обрести возможности осуществлять свои магико-космологические функции устроителя» (Васильев К. В., 9–10; ср.: Торчинов, 221).

Те же особенности ориентации были свойственны и большим столичным домам знати. Н. Я. Бичурин так описывал их расположение: «В больших домах фасад главного здания всегда обращен на юг… У северной стены в (приемном. – А. П.) зале прямо против входа делается огромный щит (экран. – А. П.), под которым ставятся диван или кресла» (Бичурин, Китай, 128). Там хозяин и встречал своих гостей или посетителей.

Вход в неолитическое жилище, как правило, располагался на южной стороне (Кучера, 26; Крюков/Софронов и др., 117). «В Китае все деревни эпохи неолита были обращены к югу. Китайцы традиционно защищают дома от северных ветров, строя свое жилище на южном склоне холма и укрывая его природными экранами или обнося стеной, не имеющей северных ворот. На Новых Территориях Гонконга сельские жители до сих пор следуют этим правилам» (Россбах, 60). Вероятно, не только климатическими факторами объясняется тот факт, что в современном Пекине «квартирная плата за жилье с окнами на юг втрое выше, чем плата за такую же квартиру с окнами на север» (Там же, 105).

Наряду с таким видом ориентации жилища могут встречаться и иные, связанные с другим способом организации поселения. Так, раскопками обнаружено, что поселения неолитической культуры яншао представляют собой дома, обращенные дверями с разных сторон к центру поселка, где находится большое здание, возможно, общественного назначения (Chang, Kwang-chih, Archaeology, 100–105).

Ориентация храмов

Разумеется, ориентация храмов строго соответствовала общим принципам ориентации в сакральном пространстве. При этом южная ориентация фасада храма полностью совпадает с расположением фасадов городских зданий и дворцов.

Одним из главных храмов, имевших общенациональное, государственное значение, был так называемый «Зал Света» (или «[Пре]светлый престол» – Мин-тан), который существовал в Китае с древнейших времен. Он представлял собой ритуальное сооружение, состоящее из нескольких залов для молитвы и церемоний (часто астрологического свойства) императора и его окружения (см. монографическое исследование «Зала Света»: Soothill; см. также Granet, La pensée, 177–178; Idem, Danses, I, 116–119; Васильев Л. С., Культы, 165; Блинова, 68–72). Уже во времена императора Ханьской династии У-ди (140–87 гг. до н. э.) были сложности с реконструкцией и идентификацией этого храма, следы которого до сих пор ищут в различных местах Китая. Тем не менее известно, что «Зал Света» строился всегда к югу от императорского дворца, где бы ни была каждый раз столица нового императора.

Из описаний древнекитайских авторов (наиболее раннее сохранилось в 31 главе «Ли цзи» IV в. до н. э. – «Мин тан вэй») мы знаем, что «Зал Света» изначально имел крышу из тростника, был без стен (что-то типа беседки) и был окружен водой. Позже его внутренняя площадь уже делилась на пять комнат, или залов, а еще позже – на девять, отражая символизм чисел, о котором речь шла выше. Угловые помещения в этом «магическом квадрате» делились, по-видимому, на две части; таким образом, создавалось двенадцать – по числу месяцев – пунктов, где совершались ежемесячные жертвенные обряды. Так храм становился отражением пространственно-временных категорий космического порядка, своеобразной магической диаграммой, вселенским календарем (см.: Granet, Danses, I, 117–119; History of Cartography, II, 3, 212–213; Блинова, 68–72).

Естественно, что совершаться жертвенные обряды должны были в том направлении, которому соответствовали месяцы сезона: скажем, в первый месяц весны для этого использовалась северо-восточная комната, для второго – восточная, для третьего – юго-восточная и т. д. Центральная часть сооружения представляла собой, очевидно, пагодообразную круглую башню, стоящую на квадратной площадке; на втором этаже размещалось что-то вроде обсерватории.

По древней традиции, первый строитель «Зала Света» – Шэнь-нун («Божественный земледелец», «Мудрый человек»), – впервые объединивший разрозненные китайские племена под своей властью, как предполагают, в 2737–2698 гг. до н. э., – воздвиг его по плану ба гуа – восьмигранной геометрической фигуры, получающейся в результате кругового расположения 8 триграмм. По легенде, этот план был изобретен мифическим первопредком, патроном гадателей Фуси; план был ориентирован по странам света, что создавало удобства для дивинации. Возможно, лишь позже восьмигранник превратился в круг. Следует предположить, что каждая сторона этого сооружения соответствовала своей стране света. Таким образом, «Зал Света» оказывается архитектурным аналогом восьмигранной «космограммы», используемым самим императором в ритуальных целях.

Диаграмма расположения девяти комнат «Зала Света» с восемью триграммами. Реконструкция XVIII в.

Любопытно, что эта архитектурная традиция жива еще и в наши дни. Вот что рассказывает современный автор о новопостроенной гонконгской пагоде: «В парке на Гонконг Айленд на вершине холма была возведена восьмиугольная пагода, которая объединяет силу восьми триграмм “Ицзин” и, как утверждают, рассеивает исключительно сильный и вредный поток северной ци. Ее автор – правительственный архитектор, слывущий волшебником в искусстве фэн-шуй. Этой пагоде приписывается последовавший за ее постройкой бум в мире бизнеса» (Россбах, 58).

У Сыма Цяня сохранился рассказ о том, как в 164 г. до н. э. «на северном берегу [реки] Вэйхэ соорудили храм пяти императорам под общим сводом, каждому императору отводился один храм, и на все стороны выходило пять ворот, каждые из которых имели цвет своего духа – императора» (Сыма Цянь, IV, 168).

Поскольку культ предков был главным в религиозной системе китайцев, храмы предков – более или менее монументальные – строились практически у каждого дома, в каждой семье. С. Георгиевский еще в прошлом веке наблюдал и описал устройство таких домашних храмов предков (Георгиевский, Принципы, 75–78).

Как правило, они находились к востоку от дома и представляли собой комнату с двумя дверями на южной стороне. Ограда, окружающая храм, также имела главные ворота с южной стороны. У северной стены храмового помещения находился длинный стол. На нем стояли шкафчики, в которых хранились черные деревянные таблички с написанной на них красной краской надписью (например, «таблица духа покойного отца… такого-то»). Обычно шкафчиков было четыре, они открывались к югу.

Любопытную ориентацию дает расположение таблиц по четырем шкафчикам. В правом (восточном) лежали таблички отца и матери, в следующем слева – деда и бабки, далее – прадеда и прабабки, в последнем слева (западном) – прапрадеда и прапрабабки. Не означает ли такое расположение предков, что наряду с северной ориентацией царства мертвых в религиозной памяти китайцев запад также остался страной предков, и поколения, сменяющие друг друга, как бы уходят с востока на запад? Предпочтение востока западу в этой ситуации усиливается тем обстоятельством, что при всех церемониях, связанных с культом предков в храме, мужчины должны были находиться в правой (восточной) стороне храма, а женщины – в левой (западной).

Что касается многочисленных храмов Конфуция, практически обожествленного с ханьского периода (их насчитывалось в Китае несколько сотен), то все они строились примерно по одному плану, совпадающему с планом храмов предков. Вот как они выглядели: «Красная кирпичная стена с парадным входом, обращенным к югу, окружала двор с небольшим полукруглым прудом и двумя строениями по сторонам для жертвенных животных, ритуальной утвари и омовений. В северной части двора – вход во внутренний двор с главным храмовым залом в честь самого философа и боковыми приделами…» (Васильев Л. С., Культы, 211).

Так как же были ориентированы китайские храмы? По аналогии с терминологией, употребляющейся по отношению к христианским и другим храмам, их следовало бы назвать северноориентированными, так как именно на северной стороне храмового помещения находится «алтарная часть», в эту сторону производятся традиционные китайские поклоны, моления и жертвоприношения, в эту сторону ушедшими мыслятся и души предков. Вероятно, ориентацию китайских храмов следует назвать «южно-северной». В отличие от южной «земной» ориентации других сфер жизни, северная относится к «небесной», так как имеет дело с религиозным культом умерших и обожествленных предков, взирающих с северного неба на землю к югу.

Календарь

Составление календаря, в соответствии с которым совершался цикл сельскохозяйственных работ, было в Китае важнейшим государственным делом – им руководил сам император, издававший даже специальные эдикты по регулированию сроков различных работ. При императоре обычно работала группа придворных астрологов (астрономов), которые и составляли необходимые календари.

В «Гуань-цзы» (IV–III вв. до н. э.) о важности составления календаря сельскохозяйственных работ говорится следующее: «Приказы [правителя] должны соответствовать временам года. Если не определены времена года, то [народу] необходимо наблюдать за естественным ритмом природы, [но он] неясен и запутан – кто же знает его? Только совершенномудрый знает [сущность] четырех времен года. [А ведь] не знать [сущности] четырех времен года означает потерять основу государства; не знать законов [выращивания] пяти злаков означает привести страну к гибели. Поэтому поистине [следует] понимать [путь] неба и знать [путь] земли и тогда [можно] правильно определить четыре времени года… Инь и ян – это основной закон природы. Четыре времени года – это основной порядок [действия] инь и ян» (Древнекитайская философия, II, 42).

По одной из древних версий, первыми астрономами Китая были четыре брата, которым легендарный правитель Яо поручил составить первый календарь. Вот как это было: «Повелел тогда [Яо] Си и Хэ с благоговением следовать за Высочайшим Небом и рассчитать (начертать?) солнце, луну, планеты и звезды, с почтением определить для людей времена года (начало каждого сезона). Отдельно приказал Старшему Си поселиться у охотников юй, [в месте] под названием Долина Восходящего Солнца [с тем], чтобы почтительно [встречать?] [как гостя] восходящее солнце и регулировать восточные (деяния?)… Повелел Младшему Си поселиться в Южном (повороте?), чтобы регулировать южные (изменения?)… Повелел Старшему Хэ поселиться на Западе, [в месте], называемом Долиной Сумерек [с тем], чтобы почтительно (провожать?) заходящее солнце и регулировать западные (свершения?)… Повелел Младшему Хэ поселиться на Севере, [в месте], называемом (Обитель Мрака), [с тем], чтобы регулировать северные (изменения?)… Правитель (Предок) сказал: “Вы, Си [и] Хэ, рассчитайте триста и шесть десятков и шесть дней (солнц) и с помощью вставной луны определите каждый из четырех сезонов и составьте год, рассчитайте с почтением все [эти] работы, и пусть повсюду у народа будут успехи”» («Шуцзин», раздел «Яо дянь»; перевод Яншиной в кн.: Яншина, Формирование, 115; ср. пер. в: Бодде, 391–392).

Для составления календарей в Древнем Китае использовались движения небесных светил; главными из них были три – ежедневное солнца, месячное луны и ежегодное солнца (см. о китайском календаре: Eberhard, Beiträge, 42–45).

Ежедневное движение солнца создавало основу для солярного календаря, единицей измерения которого является день. Солярные календари, поскольку солнце встает на востоке, идет через юг в полдень, вечером находится на западе, ночью на севере, дают перечисление стран света в таком порядке: восток – юг – запад – север.

Второе небесное движение – луны с периодом в 28 или 29 дней. Луна как месяц рождается на западе, полнолуние имеет на юге и, двигаясь на восток, истончается, а на севере невидима вообще. Единица измерения в лунарном календаре – месяц, перечисление стран света – запад – юг – восток – север, т. е. обратное солярному.

И, наконец, третье движение – годовое движение солнца и его прохождение через знаки зодиака. Это движение идет от востока через север и запад на юг, или от весны через лето и осень (которые в северном полушарии выпадают на северное движение солнца) к зиме.

В Китае все три системы существовали одновременно, составляя единую лунарно-солярную систему. Отсюда Эберхард выводит различные последовательности в перечислении пяти членов символической классификации.

Из вышеприведенного перечня китайских правителей в связи со странами света в хронологической (а значит, не случайной) последовательности можно уже вывести определенный порядок перечисления стран света и, следовательно, всех прочих рядов пятичленной классификации. В данном случае это восток – юг – центр – запад – север (т. е., по теории Эберхарда, – солярная ориентация). Как известно, в древнекитайских источниках сохранилось и множество других последовательностей (подробнее о них см.: Кобзев, Учение о символах, 301–338). Эберхард выявил всего 16 последовательностей – из возможных 36 (Eberhard, Beiträge, 45–46), Кобзев добавил в последнее время еще четыре (Кобзев, Учение о символах, 310–311). Среди 20 установленных последовательностей основными считаются четыре: В – Ю–Ц – З–С, С – Ю–В – З–Ц, Ц – В–З – Ю–С и З – В–С – Ю–Ц.

По мнению Эберхарда, поддержанному Кобзевым (314), существуют солярные (направо движущиеся) последовательности элементов и лунарные (налево движущиеся): они могут начинаться с любого элемента, но движение непременно должно быть направо или налево по часовой стрелке. При этом возможно не только последовательное (прямое или обратное) перечисление по окружности, но и по принципу пентаграммы – мысленное соединение противолежащих членов последовательности. Естественно, что наиболее популярна для солярного календаря последовательность: дерево – огонь – земля – металл – вода (т. е. В – Ю–Ц – З–С). Это наблюдение подтверждает вывод об изначальности, исконности и важности в классификации по элементам именно стран света (ср.: Кобзев, Учение о символах, 214–315).

Последовательность стран света выражается на разных уровнях. Помимо эксплицитного (например, в теоретических трактатах) обозначения ее, наблюдается определенный порядок в описании стран, земель, гор, морей и т. д. Так, в книге «Шань хай цзин» («Каталог гор и морей») описание гор и территорий заморья и внутриморья идет каждый раз по часовой стрелке с юга через запад, север и восток к центру, а описание Великих пустынь – также по часовой стрелке, но уже начиная с востока (см. подробнее: Каталог, 5; Лукьянов, Становление, 49–50).

По мнению Ф. Рёка, лунарные наблюдения, культы и календари были первичными в архаических культурах Евразии, а солярные появились позже. В развитых древних культурах (в том числе в Китае) мы встречаем почти везде солярные последовательности стран света, которые начинаются на востоке и перечисляются по движению солнца, однако нередки и реликты лунарных календарных систем (Röck, Bedeutung, 258–260, 292, 295, 298–302).