Лёва
Лёва, первенец тёти Сони, не приходился дяде Боре родным сыном. Лёвиным отцом был вор-гастролёр Яша Бялочка, проживавший в Ростове на Дону, а работавший по специальности в городе ветров Баку. Яша регулярно проезжал через крупный многонациональный город, в состав которого входила Махали, поездом «Ростов-Баку». А пышную и цветущую,19-летнюю Соню Измайлову угораздило в тот злополучный день торговать не на кладбище, а на перроне железнодорожного вокзала, и не цветами, а пирожками с картошкой. Трудно сказать, что явилось решающим фактором лёвиного появления на свет: изумительный запах свежих домашних пирожков, или глубокий вырез декольте, хищно замеченный глазастым Бялочкой с верхней полки плацкартного вагона. Яша купил всю партию картофельно-мучных изделий и, цинично задумав лёвино рождение, моментально покинул вагон. На заднем сиденье такси Лев Яковлевич был окончательно запланирован, и наконец очень грамотно зачат на раздвижной шестиподушечной софе в родительском доме Измайловых… Пропажу золотых и серебряных изделий обнаружили утром.
В 36 лет Лёва был всё ещё холост, и состоял в дружеских отношениях с алкоголем и травкой. Большую и лучшую часть своей жизни он провёл в объятиях пенитенциарной системы… Что поделаешь-гены.
От самых ногтей на ногах и до волосатого кадыка, Лев был сплошь синий от многочисленных татуировок. Все пальцы его рук пестрели: кольцами и перстнями, загадочными цифрами и подозрительными буквами, зашифрованными датами и вопросительными знаками. На левой кисти был изображён «весёлый роджер», на правой: паук, запутавшийся в собственной паутине. Далее, вверх по рукам, шли вереницей: шипастые розы и окровавленные шпаги, тузы во главе с джокером и цепи всех модификаций, коронованные змеи и факелы, обмотанные колючей проволокой, женщины в спартанских шлемах и пузатые ангелочки, полные шприцы и очень длинные дымящиеся папиросы. На одном Лёвином плече базировался гусарский эполет, на другом: затейливый погон неизвестной республики. Под обеими ключицами красовались восьмиконечные звёзды. На левой груди было зафиксированно страшно возмущённое животное семейства кошачьих, на правой: печальноокая мадонна с великовозрастным младенцем на руках. Широко улыбающаяся физиономия подростка, удивительно напоминала веснушчатую мордашку вождя краснокожих, с которым были жуткие проблемы у Георгия Вицына… и особенно у Алексея Смирнова. На животе у Льва Яковлевича фигурировали две сентенции, настораживающие своей филосовской скрытностью:
БОГ НЕ ШАКАЛ – ВСЁ ПРОСТИТ! и ЛЮБЛЮ КИЛЬКУ В ТОМАТНОМ СОУСЕ
Вся мощная «львиная» спина являла собой монументальный собор с великим множеством: куполов, куполков и куполочков. Если исходить из предположения, что каждый отдельно взятый куполок символизирует один год лёвиных отсидок… столько лет не томились в замке Иф: граф Монте-Кристо и аббат Фариа вместе взятые.
Лицом и мимикой Лев Яковлевич был удивительно похож на актёра Стивена Сигала… только: слегка лысеющего, давно не бритого и с подозрением на туберкулёз.
Перебивался Лёва случайными заработками, никогда «не набрасываясь на работу с алчностью труженика». Теоретически он в совершенстве овладел всеми этапами строительства домов и всеми видами их отделки, но на практике: приостановил свой карьерный рост на рытье фундаментов и приготовлении цементных растворов. Деньги, за добросовестно выполненную работу, Лев приносил матери… три раза за одиннадцать лет фрагментарной трудовой деятельности. Во-первых: хитрющие жители Махали всегда норовили ограничиться застольем. А во-вторых: в тех редких случаях, когда благодарность заказчика выражалась в денежном эквиваленте, Лёве по пути домой (как назло) попадалось несметное число: друзей-приятелей, однокашников-собутыльников и хлебников-подельников.
Два раза, из упомянутых выше знаменательных случаев попадания львиной зарплаты в семью, тётя Соня сама договаривалась с работодателями о том, чтобы гонорар за коэффициент лёвочкиного трудового вмешательства: был передан ЛИЧНО ей (с рук на руки) под страхом грандиозного скандала. Третий эпизод: это взвешенное решение Льва Яковлевича дебютировать как мастеру. Лёва сдуру согласился самостоятельно положить кафель ближайшему соседу, главному редактору очень известного издания г-ну Безуглому… Боже, как все жалели об этом!
Под сотнями предлогов, десятки раз на дню: тётя Соня наведывалась к редактору, и часами стояла над несчастной лёвиной душой. Как следствие: у бедного лёвиного тела ничего не получалось. При виде маман, кафельные плитки выскальзывали из трясущихся рук мастера и разбивались о пол. В результате этой масштабной нервотрёпки: кладка вышла вкривь и вкось, с разной степенью выпуклости и перепутанными цветами. Шатиль Гениевич Безуглый остался чрезвычайно недоволен, и вместо оговорённой суммы: отделался бутылкой коньяка «Эрзи».