В лесу пахло цветами, пусть они и зашли совсем неглубоко, всего лишь чуть свернув с асфальтированной пешеходной дорожки на вытоптанную местными жителями тропу. Яркие пятнышки солнечного цвета, пробившегося сквозь листву, ложились на кожу, превращая её в окраску фантастического леопарда. Перед глазами то и дело мелькали бабочки и мелкие птички, снующие между стволами деревьев.
– Какая невообразимая тут тишина, – Маша шла впереди расставив руки в стороны и будто бы впитывая воздух и тишину леса вокруг.
– Давно надо было погулять, жалею, что с Андреем ни разу не выбрались до его отъезда.
– Ты переживаешь за него? – обернулась подруга, продолжая идти по тропе задом наперёд.
– Переживаю, – не стала отпираться Вика, – ему слишком тяжело было в последнее время и я очень хочу, чтобы этот короткий двухнедельный курс принёс хоть какую-то пользу.
– Да, в его случае нужен курс на полгодика, не меньше. Но у него же нет такой возможности из-за работы, да?
– Он очень скучает по службе и хочет поскорей вернуться, – вспомнила Вика о переживаниях Андрея, которыми он поделился с ней незадолго до отъезда. – Но я чувствую, что ему ещё рано бросаться на пожары, что он сейчас будто на грани и лишний стресс только усугубил бы его состояние.
– Что значит на грани? – Маша включила режим поглощения и анализа информации. Развернулась и оказалась уже рядом с Викой, мягко взяла её под руку, прицепившись, как она любит.
– Очень вспыльчивый, от малейшей искры заводится. Может, без меня ему, наконец, удастся отдохнуть и привести мысли в порядок.
– Заводится в плохом смысле? – настороженно спросила Маша, будто подумавшая о том, что Андрей мог срываться на Вике, проявлять агрессию.
Она понимала к чему её беспокойство, ведь её прошлое в отношениях с Ренатом было пропитано подобной агрессией, не единожды заканчивавшейся насилием в её адрес. Маша, наверное, до сих пор не могла до конца поверить, что Вика теперь свободна от этого и никто не собирается её унижать или бить.
– Нет, он меня не обижал, если ты об этом. Я просто вижу, как он пытается скрывать свои эмоции, как он давит их в себе, буквально закапывает.
– Подавленные эмоции это тоже плохо, надеюсь, в Центре хороший специалист и быстро это распознаёт. А ты?
– А я, кажется, иногда его провоцирую на это, – призналась Вика. – Не специально, так получается. Недавно, например, он попросил меня рассказать ему про Рената. Я рассказала про него и про… Игоря и чем тогда это закончилось. Сама себя так завела, что в итоге кричала на Андрея и даже чашку разбила.
– Ох, Вика, да ты тоже у нас тот ещё цветочек. Ягодки когда ждать? Твои воспоминания возвращаются? – Маша зрила в корень как всегда.
– Конкретно в этот раз да. Я вспомнила, как Ренат бил нас с Игорем настолько подробно, будто находилась там в тот момент. А ведь раньше оно было словно всё в тумане.
– Я всё ещё хочу предложить тебе воспользоваться гипнозом и выкорчевать у тебя из головы все последствия той травмы. Помнишь, я рассказывала тебе про моего профессора, он большой специалист по такому роду терапии.
– Может, я и соглашусь, но давай позже. Сейчас я хочу просто отдохнуть от всего этого психологического бреда и прийти в себя. Вдохнуть полной грудью.
– Ладно, но я буду считать это твоим согласием, просто отложенным. Тебе тоже нужна серьёзная терапия, подруга, твоё поведение мне очень напоминает аналогичный посттравматический синдром, только причина у него другая, не как у Андрея. Ну и проявления отличаются.
– Давай поговорим о чём-нибудь другом, а? Перед отъездом я и так из-за этого с Андреем поругалась, совесть теперь мучит.
– А что совесть-то сразу?
– Он теперь переживает там из-за моих слов, а я тут по лесу гуляю.
– Андрей сейчас под хорошим присмотром. – Маша посмотрела на наручные часы, – ну да, Разумов его уже сдал с рук на руки и довольный возвращается обратно. Тебе нужно быть с собой помягче, не испытывать чувство вины за то, в чём не виновата. Это плохая привычка.
– Самое забавное, что я это понимаю, даже Андрею подобные слова говорю, чтобы он перестал это делать, но себя заставить не могу. Оно само как-то получается.
– А Андрей что? Нет, у меня есть кое-какая информация от одного засранца, но хотела бы услышать от тебя версию, что он рассказал тебе как близкому человеку.
– Не уверена, что это было бы честно.
– Ты в общих чертах, без подробностей, считай, что сейчас я психолог, у которого ты на приёме, а не Машка-подружка. Мы делаем это для тебя и твоей терапии.
– Звучит ужасно, – Вика огляделась вокруг, пытаясь принять решение, в какую сторону отправиться дальше, тропинка раздваивалась. Одна шла вглубь леса, вторая поворачивала в сторону района. Больше хотелось углубиться в тишину и кислородную зелень, чем возвращаться к бетону и асфальту.
– Ну так что на себя взваливает Андрей Ветров?
– Всё до чего может дотянуться, если коротко. Иногда у меня ощущение, что он назначил себя главной причиной всего происходящего вокруг него негатива. Вообще, не важно какого, тушение пожара пошло не так – он что-то не то сделал, поругались со мной – он не то сказал. Он считает себя виноватым в том, что я ушла из дома и попала к Ренату, считает, что виноват в том, что тот со мной делал. В том, что Ольга приехала к нему за деньгами, он тоже себя виноватым считает, представляешь? Она нас убить пыталась, подожгла дом, в котором мы спали, а виновный – опять он. Довёл её! Жизнь у неё с ним была такая тяжёлая, что она почти сошла с ума и решилась на убийство. Как тебе такой вывод?
– Ничего себе, – нахмурилась Маша.
– Он её из-за этого отпустил, представляешь? У Разумова все доказательства есть на руках, только возбуди уголовное дело и сразу закрывать можно. Он и собирался, только Андрей не дал. Назначил виновным себя и чуть ли не наказать собрался.
– Наказать?
– Пожизненным угрызением совести! Он её жалеет! Жалеет, что причинил ей боль и страдания за все те годы, что они были вместе, а он не уделял ей достаточно внимания, поэтому, что там какая-то попытка убийства? Пф-ф, ерунда!
– Тихо, подруга, ты прям заводишься от мысли об этой даме. Я, конечно, помню, какая она двуличная змея, но она уже в прошлом.
– Очень на это надеюсь, – выдохнула Вика, но невольно вспомнила фотографию, которую нашла утром.
– Слушай, – притормозила Маша, заглядывая Вике в глаза, – а что он рассказывал тебе о том, как он… ну, был ранен и чуть не погиб в Сирии? Он ведь тогда остался единственным выжившим после нападения на конвой?
– Да, насколько я знаю, больше никого в живых не осталось. Ему повезло исключительно потому, что его тоже посчитали погибшим от взрыва. Он лежал там весь в крови и обгоревшей одежде, его приняли за труп. – Вика споткнулась о корень и чуть не упала, пожалела в то же мгновение, что лезет в эту область воспоминаний, но было уже поздно. Оглянулась на торчащую из утрамбованной тропы корягу и подумала о том, что и прошлое так же вечно торчит и заставляет спотыкаться в настоящем.
Маша поддержала её под руку и не дала упасть, остановилась рядом с ней и мягко положила ладонь на плечо.
– Это очень многое может объяснить, но и дать надежду.
– Что объяснить?
– То, что с ним происходит очень похоже на вину выжившего. Он ведь часто рассуждает относительно себя и разных долгах, да? Об абстрактной справедливости? Говорил что-то похожее?
– Ты знаешь… да, он такое говорил и не один раз…
Вика замерла, возвращаясь в давно забытый водоворот эмоций.
Я не спасаю никого, Вика. Я возвращаю долги. Огню.
– Вик? – Маша настороженно вгляделась в её лицо, будто бы увидев там жгучий страх, который как кислота начал разъедать середину живота Виктории.
– Ты права, – моргнула Вика, пытаясь выбраться наружу из пугающих воспоминаний, – я думала это прошло. Но нет, оно снова вернулось и в этот раз из-за меня.
– Снова здорово! – всплеснула руками Маша. – Это из-за его бывшей, которая припёрлась беременной и типа обездоленной давить ему на жалость и чувство вины. И всех её козней, что она строила в надежде избавиться от тебя и единолично завладеть деньгами и вниманием Андрея.
– Он почти смирился и простил себя, а со мной это его чувство снова усиливается. Я катализатор…
– Это не ты! – пыталась достучаться Маша, – это его психика! Вина выжившего заставляет его искать в том, что он жив логичное для его совести объяснение, говорит ему, что это ошибка, и он тоже должен был умереть как и весь его отряд. Что с момента его неудавшейся смерти всё идёт не так по его вине, что будто бы он создал тем, что жив, какое-то неправильное ответвление реальности и теперь всё, что происходит – на его совести. Вообще всё!
– А говоришь, фантастику не читаешь, – глянула на неё со скепсисом Вика.
– Не читаю. Почти. Больше смотрю, если в главной роли любимые мужики. Но я не об этом, не уводи с темы! Самое плохое в такой вине – это когда человек считает, что можно всё исправить одним очень простым для него способом.
Вика сразу поняла, о каком способе говорит Маша. Она знала это давно и ещё раз вспомнила сегодня утром, вытащив из ящика пистолет. Но Андрей только один раз был на грани того, чтобы сделать это. На краю подоконника. В груди стало снова больно, будто бы в неё воткнули ребристый охотничий нож и теперь медленно проворачивают его там по часовой стрелке, отсчитывая острой стороной лезвия секунды.
– И знаешь, что я тебе скажу? – продолжила вдруг Маша, встав прямо перед ней. – Я знаю, что ты тоже так думаешь.
– Об Андрее? – почти с ужасом переспросила Вика.
– О себе.
– Я не собираюсь ничего подобного… – почти проговорилась Вика про попытку самоубийства Ветрова, не будучи точно уверенной, что Маша в курсе этого.
– Ты же убегаешь каждый раз, когда считаешь, что приносишь людям вред, и им без тебя будет легче. Считаешь, что твоё исчезновение из их жизни решит сразу все проблемы.
Вика выдохнула и отвела глаза. На ствол берёзы у тропы села разноцветная бабочка и раскрыла свои крылья, чтобы погреться на солнечном пятнышке.
– Какой утомительный психоанализ у нас получается. А мне просто хотелось отдохнуть. – Обманчиво спокойным голосом решила урезонить она свою подругу. Слишком глубоко та забиралась под её кожу. Возможно, это была неосознанная месть за то, что она выдавила из неё правду о Разумове. Что ж, сама виновата.
– Прости, – сразу отступила Маша, тоже понимая, что давит на неё.
– Меня всё это очень пугает, – продолжила Вика, но теперь уже немного о другом. Раз уж Маша лезет в нутро, пусть тут подскажет советом или просто поможет снять давление.
– Что именно? – осторожно спросила подруга, когда они продолжили идти по тропе.
– Андрей, – Вика задумалась, как правильней сказать, – точней его любовь ко мне. Она такая… пугающая, огромная, как… как одержимость.
– Безумная? – подсказала Маша слово, которое крутилось на кончике языка.
– Да… наверное. Он говорит, что не может жить, не может дышать без меня. И я вижу в его глазах, что он не врёт, что сам в это верит. – Она посмотрела на Машу, но та, кажется, не знала, что ей ответить на это, поэтому Вика продолжила. – Я боюсь того, что он может сделать ради этой любви. Если будет считать это адекватной ценой. Для него адекватной, а ты понимаешь, что тут мало что для него имеет настоящую ценность.
– Я даже…
– Но больше всего я боюсь, что эта любовь, что это чувство… плод его… – Вика не знала, как объяснить свои ощущения, которые порой заставляли её просыпаться среди ночи и долго глядеть в серый потолок.
– Ты думаешь, что она может быть ненастоящей? Плодом его глубокой психологической травмы? – снова догадалась Маша.
– Моё появление в его жизни идеально ложится в эту теорию, чем больше я усугубляю его состояние, тем сильней становится его любовь ко мне. С того самого первого раза, когда я подбежала к нему лежащему на дороге, а потом и после каждого нового происшествия, драки, пожара, ограбления… он смотрит на меня иначе. Будто находит ещё что-то новое, что можно полюбить.
– Ты что, боишься, что вылечившись от последствий изначальной травмы, он вылечится и от любви к тебе? – в совершенном шоке переспросила Маша. – Боже мой, Вика!
– Ты же не можешь точно утверждать, что этого не произойдёт?
– Я? Конечно, не могу! Но как ты вообще пришла к такому умозаключению?!
– Я пришла тем, что я совершенно не могу понять, за что он меня так любит, не вижу ни одной причины. Совсем! Их нет! Не таким безумным и необоснованным чувством вообще без оглядки на любые обстоятельства!
– Как нет причин?
– Вот так! Вдруг его любовь… она, как воображаемый друг при шизофрении?
– Ты мне просто взорвала мозг, Вика! – возмутилась Маша. – разве ты сама его не любишь?
– Я не знаю. Люблю. Люблю! Но…
– Что «но», недостаточно сильно, чтобы сравниться с ним?
– Наверное.
– Господи, – Маша на мгновение закрыла лицо ладонями, пробормотала оттуда, – всё ещё хуже, чем я думала. Моей квалификации явно не хватит. – Потом опустила ладони и грозно глянула на Вику, – выбрось из головы эту ерунду! Ты что? Забудь! Как ты вообще можешь о таком думать, любовь – это не психическое заболевание!
– Но вызывают же эти заболевания другие невероятно сильные чувства, страх, например. Необоснованный, неконтролируемый никакими средствами. Ненависть. Почему так же не может вызываться любовь?
– Так, всё! Мы с тобой заходим в тупик, и ты меня пугаешь! – Маша подцепила её под локоть, – пойдём просто пройдёмся, погуляем и проветрим мысли, ерунда уже какая-то в голову лезет. Уж лучше бы мы задницу Разумова обсуждали, она и то приятней, чем вот это вот всё!
Вика выдохнула и немного пришла в себя на ходу, кажется, она и вправду улетела немного не в ту область, которую стоило обсуждать с Машей. И вообще, с кем-либо ещё. Эти непонятные страхи пусть продолжат мучить её молча, без афиширования тем, кто может от них расстроиться.
– Ты же не думаешь так всерьёз? – не унималась Маша. – Что он не по-настоящему любит тебя?
Это звучало так, будто она узнала, что герои её любимого романа вдруг оказались самозванцами и все время притворялись. Вика пожалела, что решила ей рассказать, но просто так увильнуть уже не было возможности.
– Нет. Не совсем так. Я не сомневаюсь в нём, я сомневаюсь…
– В себе, да? – поймала мысль Маша до того, как она успела её договорить. – Напомни мне придушить Рената за то, что он сделал с твоей психикой и заставил верить, что ты не достойна настоящей любви.
– Тебе придётся встать в очередь, все первые места занимает Андрей.
– И это правильно! Это нормально! Даже не оглядываясь на его психическое состояние, потому что любой вменяемый мужчина стремится защитить свою женщину. Да, у Андрея сейчас эмоциональная амплитуда немного шире, чем в норме, и он может испытывать более сильную ярость и гнев по отношению к Ренату, но это не болезнь, а скорей всего сбитый график приёма антидепрессантов, которые он то и дело бросает и начинает пить по новой. Выправить это, и у тебя сразу пропадут все твои безумные мысли о том, что он сверхвспыльчивый или любит тебя не по-настоящему.
– То есть всё дело в таблетках? – с недоверием спросила Вика.
– Очень вероятно! Все эмоции Андрея сейчас могут быть будто бы выкрученными на максимум. Не просто так с сильными препаратами должен соблюдаться строгий график начала и окончания приёма с постепенным уменьшением дозы. Вот с этой чехардой и разберутся в Центре. Ты получишь своего Андрея обратно даже лучше, чем новенького, вот увидишь!
– Хотелось бы в это верить, – вздохнула Вика, но не могла не поймать себя на мысли о том, что не до конца верит Машиным словам. Ей в голову всё равно не переставали лезть эти предательские мысли.
– Не хочу прерываться на такой серьёзной ноте, но мне надо тебя оставить на пару минут.
– Что? Зачем? – Вика не поняла намёка, едва выныривая из мыслей.
– Мне надо в кустики! Чего не понятно, в кофе много кофеина, а он… сама знаешь! Я не могу больше терпеть!
– Боже мой, да вот, весь лес в твоём распоряжении!
– Жди меня тут! Я вон туда, в заросли, и обратно, – она махнула рукой в сторону от тропы.
Не дожидаясь ответа, Маша спешно направилась в указанном направлении к густым зарослям кустов, спутавшихся ветками и листьями в плотную стену.
Вика глубоко вдохнула и посмотрела в небо над своей головой, просвечивающееся сквозь кудрявые кроны. Верхушки медленно покачивались от несильного ветра, и вокруг воцарилась почти полная тишина, нарушаемая только щебетанием птиц. Такая характерная лесная атмосфера, где вокруг только природный белый шум.
Неосознанно Вика медленно пошла вперёд, чуть прикрыв глаза, хотелось сделать всего несколько шагов, просто чтобы заставить себя двигаться. Кажется, идея прислать к ней Машу «для компании» родилась в голове у Андрея не просто так, он наверняка тоже чувствовал, что и с Викой не всё в порядке. Особенно после бурных разговоров о Ренате и прошлом. Выходит, он не просто вызвал к ней подругу, чтобы приглядеть, но и надеялся, что её небольшой опыт психолога сможет быть полезен Виктории и её расшатанной нервной системе.
Что ж, обижаться за это на него было бы глупо. Он следил за ней точно так же, как и она за ним, точно так же заботился о её благополучии без прямого навязывания. Это только Вика показательно швырялась его дневником.
Вика задумчиво коснулась поясной сумки, где лежал телефон, которым она могла в одно мгновение связаться с Андреем и услышать его голос. А ведь именно этого ей сейчас захотелось больше всего на свете, аж до боли в груди. Чем больше она о нём думала, тем сильней хотела видеть и слышать прямо здесь и сейчас, будто у неё уже начиналась ломка от отсутствия самого сильного наркотика в её жизни. Его любви.
– Вика!
Голос прозвучал откуда-то издалека, и Виктория вздрогнула, обернувшись и не понимая, показалось ей или это произошло на самом деле. Растерянно заморгала. Это же игра её фантазии, ведь только что думала как раз о том, как хочет услышать голос Андрея.
– Вика-а-а! – протяжно понеслось её имя откуда-то из-за деревьев справа.
– Андрей? – не выдержала и ответила она. Сердце забилось. Это же не галлюцинация? Она и вправду его слышит? Ноги сами собой понесли в ту сторону.
– Вика-а-а! – в этот раз Андрей не просто звал её, будто бы она стояла далеко и не видела его, а будто бы потерял и не может найти.
– Андрей! – кустов с этой стороны было меньше, но между стволами деревьев всё равно не было видно ничего.
Андрей был где-то рядом, его голос звучал очень ясно, будто практически за соседним деревом. Вика уже и не заметила, как почти бежит в направлении услышанного звука. Через десяток шагов она остановилась и огляделась тяжело дыша.
– Андрей! – позвала она его, надеясь услышать ответ в то же самое мгновение. Он же здесь! Почему он здесь? Что-то случилось, что ему пришлось вернуться? Он передумал проходить лечение? Они ведь не звонили Разумову, не удостоверились, что всё прошло благополучно, и тот остался в Центре. Может что-то пошло не так? – Андрей!
Как он оказался здесь? Отправился их искать, потому что Вики с Машей не было дома, когда он приехал? Они же не предупреждали, что куда-то надолго уйдут гулять. Он мог заволноваться, мог испугаться, что снова что-то случилось с ней!
Вика бежала, уже вообще не понимая куда. Потом снова остановилась, пытаясь собраться с мыслями. Пока она не шевелилась, отчётливо услышала шуршание и хруст веток где-то слева от неё между деревьями.
– Андрей!
– Вика-а-а!
Господи, сколько боли и отчаянья было в его голосе! Что-то точно случилось, что-то страшное или непоправимое! Что-то с чем он не мог справиться без неё! Вика рванула в ту сторону, откуда слышался голос, но пробежав ещё несколько десятков метров по лесу снова встала в полной растерянности и, не понимая, почему она до сих пор его не нашла. Не то направление, она неправильно поняла, откуда он зовёт её? Лес ведь всегда искажает звуки и заставляет их отражаться со всех сторон одновременно.
Нет, только не это!
– Вика-а-а! – теперь он звучал тише и дальше, но с этой невообразимой болезненной хрипотцой, что практически разрывала её сердце внутренней болью. Она словно ощущала его боль. Господи! Где же он?
– Андрей! – изо всех сил крикнула она и, часто дыша, начала оборачиваться вокруг себя, пытаясь услышать хоть малейший звук с его стороны, хоть какую-то подсказку, в каком направлении бежать, нестись, лететь, не важно, каким способом, но добраться до него…