5
Остаток выходных мама со мной не разговаривает. При каждом взгляде на нее я замечаю неприкрытую боль – боль, которую причинила я, – а потом родительница спохватывается и маскирует свои чувства улыбкой. Я прокручиваю в голове варианты извинений, но все они кажутся липовыми.
«Наверное, это потому, что я не раскаиваюсь. Я ведь хотела сражаться».
В воскресенье, расправившись с домашней работой, я отправляю эсэмэски Зои, чтобы узнать подробности случившегося с ковеном. Кузина не реагирует, хоть и помечает мои сообщения как прочитанные. Чувство вины скручивает живот.
Зои пыталась связаться со мной еще летом, но я игнорировала ее послания.
Из глубины души пробиваются не очень желанные сейчас воспоминания – множество эпизодов сомнительной значимости.
Папа учил меня и Зои наколдовывать снег, потому что к зимнему солнцестоянию не упало ни снежинки, и мы расстроились.
А вечером того же дня, сразу после того, как тетя Камилла выставила нас с кухни, отец тайком принес нам конфеты.
Фактически мы с Зои не просто родственницы и члены одного клана. В детстве и в юности мама и тетя Камилла были лучшими подругами. Теперь, приезжая в гости, я провожу почти все время с кузиной и ее братьями.
Родню мы обычно навещаем на зимнее солнцестояние, то есть Зои я не видела почти год. По маминым словам, тетя Камилла хотела присутствовать на папиных похоронах, но верховная жрица членов своего ковена и близко к Салему не подпускала. Только не в тот период, когда Охотники могли следить за каждым из приехавших.
В итоге запрет не уберег ковен, а я после папиной смерти с Зои ни разу не разговаривала.
Воспоминания я заталкиваю в глубины души, заглушая обрывки прошлого кричащим вокалом и злыми ударными, которые обрушиваются на меня из наушников. Я открываю подаренный Морган альбом, но, стоит коснуться карандашом мягкой бумаги, ничего не выходит. Все мысли о папе, о Зои, о ведьме и ведьмаке, которых я должна завербовать по желанию Старейшины Китинг. О завтрашней встрече с Арчером, на которой мы спланируем мое первое задание. О самом пугающем вопросе: как целый ковен мог потерять магическую силу совершенно незаметно для его членов?
Когда сон, наконец, приходит, подсознание на-гора выдает жуткие варианты ответа. Я вижу наемников – они взламывают замки́ и пробираются в дома Стихийников, вооруженные шприцами с длинными иглами. Их сменяют снайперы: затаившись на крышах, они крепко сжимают в руках ружья-транквилизаторы.
И я вижу Бентона, который тепло улыбается, поливая меня бензином.
От последнего до жути реального образа я резко просыпаюсь, ловя воздух ртом. До сих пор чувствую, как дым забивает легкие, а пламя давит на кожу, ищет способ обойти блокированную магическую силу. Жестокая улыбка задерживается на губах Бентона и рассыпается на тысячу других – улыбок ласковых, как раз из той поры, когда он не знал, что я ведьма. Тогда мы дружили, и я переживала за парня с сердцем художника: родители вроде бы хотели оправить сына в медицинский колледж, не позволяя заниматься тем, что по душе.
Будильник извещает о наступлении понедельника, и я силком протаскиваю себя через утренние процедуры. Магия упорно не отвечает на зов, и это начинает влиять на все стороны жизни. Когда в тринадцать лет мне позволили не носить связывающее кольцо постоянно, я больше всего любила непроизвольные всплески силы и, к примеру, черпала энергию у воды, принимая душ.
Эти всплески настолько мелкие, что Совет не удосуживается их запрещать, в основном именно потому, что с ними невозможно бороться. Кто я проживу без привычных ежедневных микропорций магии? Не знаю.
А родной мамин ковен в полном составе теперь испытывает то же самое.
С тоскливыми мыслями приезжаю в школу и брожу по коридорам как зомби. Морган прислала эсэмэску, что сегодня учебу пропустит, и к концу урока я жалею, что не прогуливаю вместе с ней. Я так взвинчена, что, когда у моего шкафчика появляется Джемма, чуть не подскакиваю от неожиданности.
– Прости! – говорит подруга, опираясь на трость. Значит, сегодня у нее плохой день. Джемма никогда не жалуется, но передвигаться по школе, когда болит нога, наверняка сущее мучение. – Готова идти на ланч?
Бешеный пульс отказывается приходить в норму, но я киваю и следую за ней в столовую. За ланчем невольно смотрю на однокашников новыми глазами. Бентон легко маскировался и прятал свою сущность. Сколько еще Охотников рыщут по коридорам Салемской средней школы?
В столовой людно, шумно и… как-то чересчур. Скрипит обувь по грязному линолеуму. Грохочут стулья. Смех звенит в одном углу, льется в другом. Чувствую, что все буравят мне спину взглядами. Осуждают. Ждут, когда я сорвусь.
– Мне пора, – заявляю я Джемме, резко отодвигая стул.
– Но ты почти ничего не съела.
– Не хочется. Поговорим потом, ладно? – Выбрасываю несъеденное с тарелки и выскальзываю в коридор, торопясь сбежать из битком набитой подростками столовой. Ноги сами несут в художественную мастерскую, где у меня как раз следующий урок.
В помещении еще ни души, и я неуверенно переступаю порог. От химического запаха масляных красок и густого землистого аромата глины воспоминания текут рекой. Я ищу в шкафах акварельные краски и кисти, а в ушах звенит призрачный смех.
«Стало быть, ты не упала с кровати Вероники! – Голос Бентона эхом разносится по мастерской, хохот парня заполняет пустое пространство. – Как же ее предки вас не застукали?!»
Призрачному смеху Бентона вторит мой собственный, такой громкий, что от него болит сердце и становится трудно дышать.
«Родители не застукали, а вот братишка едва не засек! К счастью, мы не забыли запереть дверь!»
Я хватаю лист бумаги и заталкиваю воспоминания в глубину души. Мерзко, что Бентон был моим другом. Жаль, что я рассказывала ему о своих отношениях с Вероникой и мечте поступить в художественный колледж.
До чего же все отвратительно – ведь ему известно, что я влюблена в Морган.
Поверить не могу, что я настолько ему доверилась, настолько открылась.
Наконец звенит звонок, извещая о конце ланча. Игнорирую шарканье ног и устраиваюсь за самым ближним к окну столом. Пока работаю, солнце греет затылок. Я смачиваю бумагу, чтобы краски лучше ложились, и вращаю кисточкой в красной лунке.
Один за другим в мастерскую заходят одноклассники, наполняя комнату негромкой болтовней, а я веду красную волнистую линию к низу страницы, а затем выделяю ее участки золотым и оранжевым. Звенит второй звонок, учительница начинает занятие. Я не обращаю внимание на звуки. Скрипят стулья, шелестит бумага, грохочут ящики в шкафах. Я от всего отгораживаюсь. Меня тоже вниманием не удостаивают. Никто ко мне не подсаживается. И не спрашивает моего разрешения, чтобы утащить стулья к другому столу.
Единственный сосед – тающий образ «друга», который пытался меня убить.
Споласкиваю кисточку в стакане с водой, чтобы смыть краску. Подняв взгляд, я практически вижу Бентона: парень сидит напротив, рукава завернуты до локтей, пальцы погружены в глину.
«Мне украсить эту чашку розой или лилией? Как думаешь, Уолш?»
Бентон откидывается на спинку стула, переводит взгляд с бесформенного куска глины на полуготовую чашку, что стоит рядом. Не помню, который из цветков я выбрала. Последовал ли Холл моему совету или решил сделать по-своему?
Рука трясется, кисть дрожит, вырисовывающееся лицо Морган пересекает синяя черта. Я ругаюсь сквозь зубы. Прежде, когда магическая сила с готовностью отзывалась на зов, было бы соблазнительно исправить промах, используя энергию воды. В такой день, как сегодня, я, пожалуй, рискнула бы: никто, в принципе, ничего не увидит. А в нынешней ситуации? Когда обращение к магии, вероятно, спровоцирует взрыв невыносимой боли в спине? Я и пробовать не осмелюсь. Тем более, с другого конца стола мне улыбается призрачный Бентон. Глина исчезла. Вместо нее теперь масляная пастель, пачкающая пальцы парня разными цветами.
Громкий, резкий, реальный смех врывается в мысли, и призрачный Холл тает. У занятого девчонками стола стоит Нолан: он наклонился и опирается локтями на спинку свободного стула. Вот он убирает волосы с глаз, невольно поднимает взгляд и встречает мой. Улыбнувшись, наклоняется еще ниже, что-то шепчет девушкам – и они снова хохочут.
«Пусть ржут. Пусть пялятся». Сминаю испорченный рисунок и отодвигаю стул. Смех обрывается, когда я выбрасываю бумажный комок в мусорное ведро и промываю кисти. Кто-то оставил у раковины пустую втулку от бумажных полотенец, поэтому приходится искать на полках новый рулон.
В третьем шкафу я натыкаюсь на «ничейную» керамику. Впереди стоит чашка, красиво глазированная серо-белым. Сбоку на ней – розовая лилия, каждый лепесток вылеплен и раскрашен с большим старанием.
Я тянусь к чашке и обвожу пальцем острые края нежного цветка.
– Ханна! – Ко мне подходит миссис Паркер, учительница ИЗО, коренастая брюнетка со светлой кожей. В нашей школе она ведет все предметы, связанные с искусством, и мы знакомы почти четыре года. Миссис Паркер любит ярко одеваться, и сегодняшнее красно-золотое платье не исключение. Густые брови учительницы встревоженно подняты. – У тебя все в порядке?
Я держу чашку на ладонях, ощущая ее вес. Потом медленно обвожу пальцами контур изделия, в создание которого Бентон вложил столько труда.
– Зачем вы ее храните?
В глазах учительницы мелькает недоумение.
– Керамика осталась с прошлого года. Я подумала: попробую найти автора, если не получится – выброшу.
– Это его работа.
Миссис Паркер хлопает глазами раз, другой. И вдруг ее лицо перекашивается от ужаса: она догадывается, о ком я.
– Ой, Ханна, мне очень жаль!
Мои пальцы стискивают чашку, один из лепестков отламывается.
К нам лениво приближается Нолан.
– Работа Бентона? – Он проходит мимо миссис Паркер и тянется к поделке. – После суда она будет стоить целое состояние.
Чашка бьется, не успеваю я осознать намерение швырнуть ее на пол. Осколки разлетаются в разные стороны. Все взгляды устремляются на меня.
«Малейший промах может превратить из звезды в изгоя». Я знаю, что нужно извиниться. И сказать, что это случайность. Надо исправить ситуацию, пока снова не заработала фабрика слухов. Но я не могу. И не хочу.
– Бентон – монстр! – Мой голос, звенящий от избытка чувств, разносится по мастерской. – Иди куда подальше, если считаешь иначе!
В помещении воцаряется тишина. Время тянется до невозможного медленно. Миссис Паркер смотрит то на Нолана, то на меня. Наконец она энергично кивает – рассыпавшиеся по плечам кудри так и подскакивают.
– Ханна, на моих уроках подобные грубости запрещены, ясно?
– Да. Прошу прощения. – Прикусываю язык, чтобы не ляпнуть нечто такое, о чем пожалею.
– Спасибо. – Миссис Паркер принимается за Нолана. – Возьми швабру и наведи здесь порядок.
– Но ведь…
– Ждешь особого приглашения?
Нолан бормочет что-то подозрительно похожее на те слова, за которые мне попало от миссис Паркер, но берет швабру и сметает осколки разбитой чашки в совок.
Кусочки розовых лепестков катятся по полу и будто подмигивают, а после звонка аромат любимого парфюма Бентона тянется за мной по школьным коридорам.
Призрак Бентона преследует меня до конца уроков. Он идет за мной к шкафчику и философствует, что, как ни парадоксально, но мы должны просить совета именно у самих себя, а вовсе не у родителей. В классе для самостоятельной работы он просит не расстраиваться из-за разрыва с Вероникой. Когда звенит последний звонок, Холл стоит у моей машины, сжимая в руке письмо о зачислении в Бостонский университет.
А потом в призрачных глазах появляется холодный блеск. Конверт тает в воздухе, превращаясь в ружье, дуло которого Бентон приставляет к моей голове.
Я забираюсь в машину, опять загоняя воспоминания в глубину души. Пытаюсь позвонить детективу Арчеру, чтобы подтвердить вечернюю встречу, но сразу попадаю на голосовую почту. Так и подмывает вышвырнуть телефон в окно, но, к счастью, прилетает эсэмэска.
Д.А. Я занят. Как только освобожусь, заеду обсудить планы.
Перспектива услышать новости помогает спокойно доехать до дома, но и здесь, в полном одиночестве, я нервно меряю шагами столовую. Мама вернется из университета после шести, а когда появится Арчер, вообще неизвестно. Сидеть и ждать – не вариант, нужно что-то делать.
Зои!
Я спешу к себе в комнату и отправляю запрос на видеочат, скрестив пальцы, чтобы на сей раз она ответила.
Лицо Зои появляется на экране и удивляет меня настолько, что я едва узнаю кузину. С нашей последней встречи она явно полюбила косметику: подводка и хайлайтер на темно-коричневую кожу нанесены умело.
На губах – ярко-красная помада с эффектом металлик, макияж глаз напоминает океан на закате.
– Привет, незнакомка! – с деланной беззаботностью восклицает Зои, но в ее взгляде сквозит напряжение. Опухшие от слез веки ничем не замаскируешь. Улыбка тоже выходит неискренней. – Прости, что не отвечала на эсэмэски. У нас…
– Жарковато? – подсказываю я.
С губ Зои срывается некое подобие смешка.
– Ага, можно и так сказать.
Воцаряется тишина. Я наблюдаю за Зои, а кузина, похоже, рассматривает свои колени. Не представляю, как заговорить о жутких испытаниях, которые нам выпали. Хочу сказать, что все понимаю, но просто не могу признаться, что моя магическая сила изменилась. Ведь Зои утратила свой дар безвозвратно…
В итоге заставляю себя пробурчать хоть что-то:
– Я в курсе случившегося. Как ты держишься?
– Ненавижу эту ситуацию! Всю, от начала до конца… – У Зои срывается голос, она поднимает глаза к потолку, сдерживая слезы. А ведь кузина прежде никогда не плакала. – Вокруг одни страдания. Совет просит молчать о случившемся, мол, чтобы не сеять массовую панику. Но держать нас в изоляции неправильно. В семьях начались ссоры. Вчера на собрании ковена твоя бабуля наорала на верховную жрицу.
– Хорош прикалываться! – В голове не укладывается, что милая бабуля Роуз повысила на кого-то голос. Она не способна злиться или расстраиваться. В отличие от другой моей бабки, леди Арианы, которая родными вечно недовольна и разочарована. Чувство вины накатывает с новой силой: мне следует позвонить бабушке Роуз. Надо было сделать это еще в прошлые выходные.
– О том, как орет твоя бабуля, я в жизни не стала бы прикалываться. – Зои вытирает слезы и откашливается. – Ладно, Ханна, выкладывай. Ты ведь позвонила не для того, чтобы спросить, как у меня дела, особенно в такой день, как сегодня. Колись, что тебе нужно?
Густой румянец заливает щеки: досадно, что Зои права. Но у меня есть тайные мотивы, а ведь хорошая подруга просто позвонила бы, чтобы поддержать.
– Знаю, Совет разбирается в том, что случилось с вашим ковеном. – Понижаю голос, хотя в доме никого нет. – Но в прошлый раз я им доверилась, и нашей семье это вышло боком.
– Получается, ты хочешь поиграть в детектива. – Зои шумно выдыхает. – Что именно тебя интересует?
– Все.
Мы почти час разбираем то, чем кузина занималась на прошлой неделе. До того, как члены ковена потеряли магическую силу, они вообще не собирались в одном и том же месте. Распорядок дня у Зои не изменился, разве только учеба началась. Новеньких в классе нет.
Не случилось абсолютно ничего особенного, но внезапно целый ковен лишился магической энергии.
– Ты ничего не чувствуешь? – спрашиваю я. Сразу после того, как Бентон отравил меня препаратом, присутствие стихий я ощущала, а контактировать с ними не могла.
Зои качает головой.
– Внутри сплошная… пустота. – Как это состояние на нее действует, Зои может не объяснять. На ее лице буквально написаны боль и страдания, которые и сто слоев косметики не замаскируют.
– Зои, я придумаю, как все исправить, обещаю!
– Нет уж, я первая соображу! – Зои криво улыбается. – Шкурный интерес здесь не только у тебя, Ханна.
Мы обещаем писать друг другу, если появятся зацепки, и едва чат прерывается, в дверь звонит Арчер. Одет детектив настолько буднично, что я едва его узнаю. В кои веки на нем джинсы, а галстука не просматривается.
Похоже, я пялюсь откровеннее, чем хотелось бы, поскольку Арчер изгибает бровь, что выглядит совершенно фантастически на его обычно бесстрастном лице.
– Ханна, моя жизнь работой не ограничивается. Странно, что ты потрясена до глубины души.
– Потрясена? Я? – Жестом приглашаю его войти и закрываю дверь. – Выпьете что-нибудь? У мамы наверняка еще есть кофе, в холодильнике – вода.
По короткому коридору Арчер проходит в гостиную и качает головой.
– Я ненадолго. – Он показывает мне тонкую папку. – Приступим?
– Да, конечно. – Торопливо шагаю следом за ним и занимаю привычное место за столом. – Старейшина Китинг уже составила барьерный наговор для Салема?
– Наговор почти готов. Его наложат к завтрашнему вечеру. Тот, кто попытается проникнуть в Салем с умыслом навредить ковену, не сможет пересечь черту города. – О Старейшине Арчер говорит с благоговением, которого я в его голосе прежде не слышала. – Удивительно, что подобное возможно в принципе. Наговор такого охвата… я даже примерно не представляю, как его составить.
– Правда? – О магии Заклинателей я знаю очень мало и понятия не имею, что для них действительно возможно, а что – нет.
– Недаром же она Старейшина. – В кармане у Арчера гудит мобильный. Агент вытаскивает телефон, смотрит на экран, но блокировку не снимает и кладет гаджет на стол. – Как уже упоминалось, некая Элис Энсли является потенциальным рекрутом. За последние два месяца Элис прославилась как иллюзионистка. В интернете – целый фан-клуб ее уличных шоу-импровизаций. Нашлись даже спонсоры, организовавшие ей турне по стране.
– Элис – Кровавая Ведьма? – уточняю я, удивленная, что Совет позволяет девчонке прилюдно использовать магию.
– Да, верно. – У Арчера снова гудит телефон, но агент не обращает внимания. Вместо этого он достает из папки флаер и протягивает мне.
На листке бумаги – Элис во всем черном, традиционная шляпа волшебницы нахлобучена на лоб, поэтому лицо скрыто. Единственное цветовое пятно – розовые волосы длиной ниже плеч.
– Настоящую магию Элис на шоу не использует. Мы не смогли надавить на девушку, когда она отказалась нам помогать.
– А когда вы к ней обращались?
– За пару недель до рейда. Как правило, у нас есть несколько вариантов, чтобы не суетиться и не пороть горячку, если что-то не сработает.
Вполне разумно. Вот только свое место в этом списке выяснять не хочется.
– А в чем суть нового плана?
– Погоди, не все сразу. Пока тебе нужно сосредоточиться на вербовке Элис. – Арчер показывает на флаер, потом достает из папки фотографию, на которой запечатлено какое-то здание. – В субботу Элис выступает в бруклинском отеле. На крыше – эстрадная площадка, где ты будешь смотреть шоу. Кэл взломает информсистему отеля и выяснит, в каком номере остановилась Элис, чтобы ты могла убедить ее сотрудничать с нами.
По рукам бегут ледяные мурашки, я сдерживаю подкатывающую панику. В последний раз я сталкивалась с Кровавой Ведьмой в Нью-Йорке, и та встреча ни мне, ни ей на пользу не пошла. Не представляю, как уговорить Элис отказаться от турне по стране ради помощи Совету. Тем более, один раз она уже сказала агентам жесткое «нет».
– Если мне вербовать Элис, я должна знать, к чему ее склоняю. – Настороженно смотрю на Арчера. – Как она поможет нам проникнуть в «Холл Фармасьютикалс»?
Арчер выуживает из папки еще одно фото: селфи молодой светлокожей женщины, возрастом, наверное, чуть за двадцать. Лицо – загорелое, на носу и на щеках – веснушки, длинные каштановые волосы свободно падают на плечи. Улыбка – добрая, вокруг шеи обмотан розовый шарф.
– Это Эйша Марчелл, студентка четвертого курса факультета биохимии. Что еще важнее, она стажер в «Холл Фармасьютикалс».
– Она Охотница?
Эйша кажется совершенно безобидной, как и Бентон, до тех пор, пока он не взял в руки ружье.
– Вообще-то нет. Бо́льшая часть компании занимается вполне законной работой – вакцинами и так далее. – Детектив Арчер достает распечатку сообщений с фанатских форумов и из социальных сетей. – По нашим данным, Эйша не только трижды в неделю стажируется на плацдарме Охотников на ведьм, но и является самопровозглашенной королевой поклонников Элис. Она комментирует почти все видео иллюзионистки и неоднократно постила о том, как досадно ей пропускать турне своей любимицы.
– Мне стоит знать, как вы все это выяснили? – Страниц с комментариями – целая стопка. Да, все они постились в интернете целому миру на обозрение, но просматривать их в виде подборки странновато.
Арчер улыбается.
– У Кэла есть ценные немагические способности.
– А как насчет второго рекрута? Заклинателя? Когда его завербовать? – Я помню, что Арчер велел сосредоточиться на Элис, но мне не терпится составить полное представление о задании.
– С Дэвидом ты встретишься через выходные. Как сказала Старейшина Китинг, мы стараемся как можно меньше нарушать твой обычный распорядок. Об этом поговорим после того, как ты вернешься из Нью-Йорка. – У Арчера снова гудит мобильный. Детектив вбивает код и просматривает сообщения. Секундой позже щеки агента заливает густой румянец.
– В чем дело? – спрашиваю я, не подумав как следует. Будто Арчер – мой приятель, а не босс, он же командир и телохранитель. Как мы выстроим новые отношения, я не вполне понимаю, но знаю одно: Арчер – главнее меня. Причем намного. Впрочем, мой вопрос его, похоже, не задевает. Детектив отрывает взгляд от телефона и краснеет еще гуще.
– Ни в чем. Просто… Лорен в своем репертуаре.
Я недоуменно морщу лоб. Что еще за?..
– Господи, моя начальница?! Вы до сих пор вместе? – Мой голос звучит визгливо, только мне все равно. Неужели я об этом забыла?! А они вроде бы встречались! По крайней мере, когда я видела их в последний раз, они точно флиртовали. Только это было почти два месяца назад.
Арчер сейчас – ну просто живой помидор!
– Да, хотя формально она тебе больше не начальница. Сегодня мы вместе ужинаем. – Детектив откашливается. – А теперь, если не возражаешь, вернемся к делу.
Я сдерживаюсь, чтобы не поддразнить его. Арчер – агент Совета, а не старший брат, над которым можно прикалываться.
– Значит, мы хотим, чтобы Элис убедила стажерку провести нас в «Холл Фармасьютикалс»?
– Не совсем. – Арчер складывает бумаги аккуратной стопкой и убирает в папку. – Нам надо, чтобы стажерка организовала Элис шоу в здании «Холл Фармасьютикалс». Вместе с реквизитом Элис мы сможем переправить на объект небольшой отряд, минуя первую линию охраны.
А план – лучше, чем думалось мне, хотя и не намного.
– И когда должно состояться шоу, превращенное в рейд?
Арчер выдерживает паузу, после которой исчезают все следы нашей беззаботной болтовни о Лорен.
– Тридцатого сентября.
Дата бьется о грудную клетку, словно узник, рвущийся на свободу.
– Но ведь в этот день начинается суд над Бентоном.
Его имя кислотой разъедает язык, хочется выскрести из ушей мерзкое сочетание гласных и согласных.
– Знаю. Если захочешь пропустить рейд, чтобы подготовить свидетельские показания, ничего страшного. Возьмем в отряд другого Стихийника. Этот день – наш лучший шанс незамеченными пробраться на территорию компании. Все мысли Охотников будут о судебном процессе, а еще… – Арчер осекается.
– Что «еще»?
– Это последняя возможность уничтожить препарат до того момента, как тебя привлекут давать показания. – Арчер пронзает меня полным тревоги взглядом. – На время процесса Старейшине Китинг придется снять барьерный наговор. Представлять интересы Бентона Охотники наверняка поручат кому-то из своих. Если не снять наговор, регуляры увидят, как барьер сдерживает наших врагов. Риск выдать себя слишком велик.
Представив, как Охотники отскакивают от невидимой стены, я улыбаюсь. Но вскоре смысл сказанного Арчером разрушает мысленный образ.
– Погодите. Если наговор снимут, а Охотники будут в курсе, когда я должна давать показания…
– Мы не сумеем никого защитить, – договаривает за меня детектив. – Если рейд провалится, вашей магии конец.