Дождь лил уже три дня подряд. На третий день к четырем часам Джереми начал сходить с ума. Он не мог усидеть на месте, он всегда куда-то стремится, находится в поисках чего-нибудь нового. В итоге он сказал, что больше так не выдержит, и спросил, пойдет ли кто-нибудь с ним в кино. Помимо кинотеатра под открытым небом, в Казенсе был еще один, в торговом центре.
Конрад сидел в своей комнате и, когда Джереми поднялся позвать его, отказался. Он проводил ужасно много времени в одиночестве, и я знаю, что Стивена это ранило. Скоро он должен уехать с папой по колледжам, а Конрада, похоже, это не волновало. Если он был не на работе, то перебирал струны своей гитары или слушал музыку.
В итоге мы пошли в кино втроем. Я уговорила их пойти на романтическую комедию о парочке собачников, которые выгуливали в одном и том же месте своих питомцев и постепенно влюбились друг в друга. Это был единственный фильм, который можно было посмотреть сразу, другие сеансы начинались только через час. Буквально через пять минут после начала фильма Стивен встал.
– Я больше не могу это смотреть, – с отвращением сказал он. – Джер, ты идешь?
Джереми ответил:
– Не, я останусь с Белли.
Стивен был удивлен. Он пожал плечами:
– Что ж, ребята, подожду вас снаружи.
Я тоже удивилась, потому что фильм был действительно отвратительным.
Вскоре после того, как Стивен ушел, прямо передо мной сел здоровенный парень.
– Давай поменяемся местами, – предложил Джереми.
Я подумала о том, чтобы из вежливости сказать, что все в порядке, но решила, что это все-таки Джереми, и мне не обязательно отказываться от его предложения. Я поблагодарила его, и мы поменялись местами. Чтобы видеть экран, Джереми все время приходилось наклонять голову вправо, наваливаясь на меня. Его волосы пахли дорогим шампунем Сюзанны с экстрактом азиатской груши. Это было забавно: крупный высокий футболист, а пахнет от него так сладко. Каждый раз, когда он наклонялся, я вдыхала аромат его волос. Хотела бы я, чтобы и мои волосы пахли так же.
Посреди фильма Джереми внезапно исчез. Несколько минут его не было. Вернувшись, он принес большой стакан содовой и упаковку жевательных конфет.
Я потянулась к напитку, но оказалось, что он не захватил трубочек.
– Ты забыл трубочки, – сказала я с досадой.
Вместо ответа он открыл упаковку с конфетами и, вытащив две, опустил их в стакан, гордо и широко улыбаясь. А я совсем забыла, что мы часто делали соломинки из жевательных конфет.
Мы потягивали содовую из одного стакана, прямо как в рекламе пятидесятых, склонив головы так, что наши лбы почти соприкасались. Люди вокруг, наверное, думали, что у нас свидание.
Джереми смотрел на меня и улыбался так, как может только он, когда мне в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль. Джереми Фишер хочет поцеловать меня!
Эта мысль была просто безумной. Это же был Джереми. Он никогда не смотрел на меня как на девушку. А что до меня, то мне нравился только Конрад, даже когда он в плохом настроении или его вообще не было рядом, как, например, сейчас. Конрад был для меня единственным, и я никогда не воспринимала Джереми иначе как его младшего брата. И для Джереми я всегда была подругой, той, с кем он мог смотреть фильмы, делить ванную комнату и делиться секретами. Я не была той, кого он мог поцеловать.