Я заваливаюсь на бок, сворачиваюсь в клубок и кусаю кулак, чтобы не закричать. Живот горит, боль пронзает спину, дугой прошибает ребра, а потом охватывает меня целиком. Шаги становятся громче, втаптывают выжженную полосу, пока не оказываются рядом со мной, но у меня нет сил, чтобы встать или убежать. Все, что я могу – зажмуриться и надеяться, что солдат просто убьет меня, что ему хватит порядочности сделать это быстро.
– Рысь, это ты?
Сильные руки перекатывают меня на спину. Я моргаю, ожидая увидеть солдата, но передо мной женское лицо, обрамленное ореолом седых волос. Широко раскрыв глаза, на меня смотрит Агнес.
– Ох, Рысь. Ох, моя бедная девочка.
– Яя, – с облегчением выдавливаю я. – Ты нашла меня. Как ты добралась сюда так быстро?
Она вытирает грязь с моего лица.
– Мне позвонила Новак и сказала, что беспокоится за тебя.
– С-с-солдат. «Картакс» здесь, – кашляя, говорю я.
Такое чувство, словно у меня в животе торчит нож. И каждый вдох, каждое движение загоняет его еще глубже.
– Я знаю, – понизив голос, отвечает она и оглядывается через плечо. – Мы выберемся отсюда, но ты должна встать. Я не смогу нести тебя.
Ухватившись за ее руки, я собираюсь с силами и заставляю себя подняться на ноги. Каким-то образом мы спускаемся с холма туда, где стоит ее машина. Затем дверь, свет, и я оказываюсь на заднем сиденье, свернувшись калачиком на боку. Дыхание Агнес становится коротким и частым, когда она садится на место водителя, обогнув машину. Ее кожа покраснела и покрылась испариной, а пряди седых волос прилипли к щекам.
Она поворачивает рычаг управления, двигатель издает пронзительный визг, и мы устремляемся по выжженной полосе.
– Что с тобой случилось? – спрашивает она.
Я снова кашляю, и от этого меня снова пронзает боль.
– Доза оказалась слишком поздней. Мне казалось, я все проверила, но было уже темно…
– Оу! – вскрикивает она, наклоняясь ко мне и позволяя автомобилю самому ехать по выжженной полосе, чтобы осмотреть меня.
Она протягивает руку и стаскивает с меня то, что осталось от свитера. Ткань изодрана после взрывов пятен крови. Ее глаза медленно поднимаются к моему лицу, а голос стихает до шепота:
– У тебя иммунитет?
Я киваю. Она вздыхает с облегчением.
– Я приняла дозу час назад.
Этого недостаточно, чтобы полностью переварить мясо, но хватит для того, чтобы вирус окутал мои клетки, повышая иммунитет. Я не заражена, но это не означает, что мне удастся выбраться из этой передряги живой.
– Тебе должно быть больно, Рысь, – говорит она. – Слышала, это часто случается в последнее время. Клянусь, они стали взрываться быстрее, чем раньше. Чертова чума становится умнее. Но не волнуйся, тебя быстро вылечат. Док в мгновение ока залатает тебя.
– Нет, не залатает. – Я зажмуриваюсь и зажимаю живот. – Гипергенез, помнишь?
Гентех существует уже тридцать лет, и медики позабыли, как раньше справлялись без него. Местный врач может срастить сломанную кость или вытащить пулю, но он лечит большинство своих пациентов, подстраивая алгоритмы под их ДНК. А стандартный исцеляющий модуль делает все остальное. Агнес может излечиться практически от любой травмы так, что даже шрама не останется, но мой модуль не справляется с серьезными поражениями. Он не сможет быстро остановить сильное внутреннее кровотечение или гиповолемический шок[16]. Он исцеляет меня, но так медленно, что за это время я могу умереть.
– И что мне теперь делать?
Агнес хмурится. Автопилот везет нас по грунтовой дороге, которая проходит по краю леса.
– Нам нужно найти безопасное место. – Я кашляю, прикрывшись рукой. Боль, словно животное, царапает меня изнутри. – Нужно понизить температуру тела, чтобы у моего исцеляющего модуля появилось больше времени на восстановление тканей. И мне нужны калории. Сейчас я совершенно на нуле.
Она поворачивается к рулю.
– Хорошо, я все устрою. Позвоню Новак. Она придумает, что сделать. Все будет хорошо, Рысь.
Я снова кашляю, схватившись за живот. Мне бы ее оптимизм. Единственный раз, когда мне было так больно, рядом находился отец, и он спас меня. Он взломал мою панель и запустил живой поток дружественных гипергенезу нанитов, написав алгоритм, из-за которого «Картакс» так отчаянно хотел его заполучить.
Но сейчас я сама по себе, а в моей руке стоит модуль, которому требуется неделя, чтобы срастить сломанный палец. Шансы были бы выше, если бы рядом оказался генкит, но он остался в хижине вместе с моими файлами и кодами. С фотографией, на которой я вместе с папой. А раз «Картакс» знает, что я здесь, то мне уже никогда не вернуться домой.
Ветки скребут по стеклам, когда мы сворачиваем на заросшую дорогу, которая ведет к шоссе. По нему мы сможем добраться до того, что осталось от города. Агнес регулирует зеркало заднего вида, пока ее взгляд не встречается с моим.
– Почему ты допустила снижение иммунитета?
Я фыркнула:
– Потому что я идиотка.
Она хватается за руль, чтобы вписаться в поворот.
– Ты не можешь быть идиоткой. Насколько я помню, ты гений.
– Ну, прямо сейчас я чувствую себя очень глупой.
Она сжимает губы:
– Ты выживешь, Рысь. Помнишь, в каком состоянии я тебя нашла?
– Да, – бормочу я. – Но не думаю, что на этот раз меня спасет суп, Яя.
Мы с Агнес познакомились, когда она заявилась в хижину, через несколько месяцев после вспышки. Температура упала, и началась суровая зима, к которой я не была готова, потому что не ожидала ее так скоро. Запасы еды таяли, а солнечные батареи на крыше не работали из-за укрывшего их снега, поэтому я осталась без единственного источника электричества. Целыми днями я куталась в одеяла, дрожа от холода и голода, не зная, живы ли папа с Даксом. Когда Агнес приехала в поисках припасов, я валялась у камина без сознания, сотрясаясь от лихорадки.
И пришла в себя лишь два дня спустя, в чистой одежде и с желудком, полным супом, которым она кормила меня, пока я бредила. Она вылечила меня и сказала, что посмотрела на моем генките, как хижину штурмовали люди «Картакса». Агнес не очень любила эту организацию и только что присоединилась к группе, собирающейся противостоять их планам по захвату мира.
А затем спросила, не хотелось бы и мне поработать на «Небеса».
Тот день стал для меня переломным. Словно я умерла у камина, а придя в себя через несколько дней, стала другим человеком. Это оказался один из тех моментов, что делят жизнь на «до» и «после», позволяя отбросить все слабости и стать сильнее. И в тот день я дала себе обещание, что доживу до встречи с папой.
Но сегодня я засомневалась, что сдержу его.
Мы выезжаем на шоссе и ускоряемся. От этого меня вжимает в спинку сиденья, и я сотрясаюсь от кашля. Что-то капает с моих губ. И когда я вытираю их, рука покрывается чем-то темным. Агнес поворачивается ко мне, и ее лицо бледнеет.
– У тебя идет кровь. Рысь, все хуже, чем я думала. Мы должны…
Она замолкает, когда салон через заднее стекло освещают фары. Стиснув зубы от боли, я подтягиваюсь и смотрю назад. Неповоротливый черный джип несется по лесу. Его заносит на дороге, и из-под колес поднимается пыль и летят камни.
– Он выследил меня, – шепчу я. – Тебе не следовало приходить, Яя. Теперь ты тоже в опасности.
– Чушь, – огрызается Агнес. – Что может сделать один солдат?
Я киваю и сглатываю. Во рту привкус кислоты и ржавчины.
– Мы отпугнем его. Он остановится и вызовет подкрепление. Они всегда так делают. Винтовка валяется на полу, но она не заряжена. Патроны где-то в коробке.
Я отрываю взгляд от джипа и шарю по полу, сопротивляясь накатившей от этих движений волне боли. Пальцы сжимают деревянный приклад винтовки Агнес, и я подтягиваю ее к себе на колени. А затем, стиснув зубы, ищу коробку с патронами.
Раздается выстрел. Агнес вздрагивает.
– Они никогда не стреляли в меня, – говорит она, ее лицо освещается фарами джипа.
Раздается еще один выстрел, который сносит боковое зеркало. Автопилот тут же совершает аварийную остановку.
– Нет, идиот, вперед, – рычит она, пытаясь перехватить управление автомобилем.
Мы снова устремляемся вперед, но джип уже прямо за нами. Я бросаю отчаянный взгляд через заднее стекло. Времени искать патроны не остается. Я тянусь к пуле, висящей на моей шее.
А затем, сжав в кулак, сдергиваю ее. Привычным движением винтовка взлетает к моему плечу. Прищурившись от яркого света фар, я прицеливаюсь сквозь заднее стекло, но джип внезапно останавливается поперек дороги.
Водительское стекло опускается, и я вижу лицо солдата. На его плече лежит какое-то оружие, направленное прямо на меня. Мгновение растягивается словно в замедленной съемке. А затем заднее стекло разбивается и что-то влетает в машину Агнес.
Что-то маленькое, цилиндрической формы, зеленого цвета, который используют военные. Предмет перелетает через спинку и приземляется на пассажирское сиденье. Несколько пронзительных сигналов разрезают воздух, а затем следует вспышка света и ударная волна, от которой в машине вылетают стекла.
Я падаю на сиденье. Агнес кричит и дергает рычагом управления, отчего мы начинаем дико вращаться среди деревьев. Я инстинктивно закрываю руками лицо. И следующее, что осознаю – я как-то оказалась на земле.
Грязь. Трава. Рот наполняется кровью. Живот скручивает от невыносимой боли. А густой едкий дым, вырывающийся из обломков машины, не дает дышать.
– Агнес! – кричу я и щурюсь, пытаясь что-то разглядеть в дыму. Зрительные модули не справляются, мир расплывается, и четким остается только крошечное пятно. – Где ты?
– Я здесь, Рысь, – хрипит она, с трудом выбираясь из машины.
Ее волосы торчат во все стороны, а штаны залиты кровью. Сжимая в одной руке винтовку, она, пошатываясь, идет ко мне.
– Лежи. Я собираюсь увести его отсюда.
– Нет, – с трудом выдавливаю я и тут же начинаю кашлять. – Он пришел за мной! Уходи отсюда.
Не обращая внимания на кровь, которая течет из раны на лбу, она изгибает рот в кривой улыбке.
– Думаешь, после всего, что мы пережили, я оставлю тебя?
– Пожалуйста, Яя. Ты должна уйти.
– Нет смысла жить одной, – говорит она, вглядываясь в дым. – Единственное, что придает жизни смысл – это люди, которые заботятся друг о друге.
– Нет, – умоляю я.
Мне не хочется ее слушать, ведь подобное люди говорят друг другу перед смертью.
Джип останавливается посреди дороги, и водительская дверь распахивается. Солдат вылезает так быстро, что его движения почти неразличимы.
Агнес поднимает винтовку.
– Я люблю тебя, Катарина.
– Нет! – кричу я, и два выстрела эхом отражаются от холмов.
Время замедляется. Картинка перед глазами дрожит. Солдат спотыкается, а Агнес падает в траву.
Не может быть.
Мне показалось. Это обман зрения. Она не могла упасть. Агнес – самая живучая женщина.
– Агнес! – кричу я, наплевав на то, что меня может услышать солдат.
Я пытаюсь приподняться и проползти по траве, но чувствую, как кто-то хватает меня за плечо и переворачивает на спину. Я моргаю и понимаю, что смотрю в два бассейна совершенной темноты. И только спустя мгновение абсолютного ужаса осознаю, что это глаза солдата.
– Катарина Агатта? – встряхивая меня, кричит он.
– Помогите! – вскрикиваю я, пытаясь вырваться из захвата.
Но его руки словно стальные. Я вцепляюсь ему в глаза, но он хватает меня за шею. Я пытаюсь вновь закричать, но вырывается лишь хныканье.
А затем дым и разбитая машина сливаются в одно пятно, которое темнеет.