Джехар столь основательно обдумывал слова юноши, что Артур уже потерял надежду услышать хоть какой-нибудь ответ. Но вот в тишине раздался хрипловатый отрывистый голос:
– Я не буду помогать тебе. Но не потому, что не могу этого сделать. Ты сам не захочешь через некоторое время.
– Почему же? – удивленно спросил Артур, не сумев сдержать досады в голосе. По его скромному мнению Доргейм не относился к тем местам, в которых хотелось задержаться подольше.
– На то есть несколько причин. Ты узнаешь обо всем по порядку.
– Но…
– Поверь, я искренне уважаю тебя, Бунтарь, но теперь настало время спать. Завтра ранний подъем.
И как бы Артур ни пытался более разговорить главного, тот упорно молчал, делая вид, что спит.
Следующий день и впрямь начался раньше, чем того желали бедные заключенные. Ровно в шесть утра раздался невыносимо громкий лязг замков, который сонному человеку, утомленному тяжелой работой предыдущего дня, представлялся не просто неприятным, но даже мучительным. Доргейм-штрасс начал поспешно просыпаться.
Почти сразу же выяснилось, что покровительство Джехара имело для Артура свои очевидные преимущества. Во-первых, его больше не трогали и не задирали. Когда он вместе с сокамерниками зашел в общую столовую, располагавшуюся на открытом воздухе под поросшим зеленой травой деревянным навесом, более пунктуальные заключенные, уже приступившие к завтраку, с живым интересом покосились на вошедших. Впрочем, юные обитатели Доргейма по каким-то причинам старательно избегали прямых и честных взглядов, и наблюдали подло, исподтишка, подобно уличным воришкам, выслеживающим очередную жертву. Однако Артур чувствовал, что стоило ему отвернуться, как чей-нибудь любопытный взгляд прилипал к нему сзади и преследовал все то время, покуда он передвигался по столовой. Пристальное внимание со стороны заключенных наводило на мысль о том, что новости в Доргейме распространяются с завидной скоростью. Стало быть, всем уже известно, что у Джехара появился любимчик.
Почему же Артура непременно окрестили любимчиком? Ответ прост: в месте, где иерархия между людьми выстраивалась по примеру взаимоотношений человека и собаки, его и не могли назвать иначе. Шепотом пересказывая друг другу достоинства и изъяны новичков (причем чужие недостатки их интересовали в гораздо большей степени, как это обычно водится), все начинали обсуждения с Артура – человека, наиболее ярко проявившего себя в первые дни. Кто-то испытывал по отношению к нему откровенную зависть, ибо столичный щеголь всего за два дня пребывания в Доргейме умудрился полностью склонить на свою сторону главного, другие стали искренне уважать юношу за смелый и решительный нрав. Имелись также и те, кто выказывал легкое презрение – отчасти из-за того, чтобы выслужиться перед Оделян, отчасти из-за личных предубеждений.
Вторым положительным моментом заступничества Джехара оказалось то, что сами надзиратели принялись обращаться с Артуром в весьма обходительной и доброжелательной манере, словно того неожиданно повысили в звании. На раздаче еды ему заботливо выдали двойную порцию каши из протертого сельдерея: кислую зеленоватую массу венчали две жирные свежесваренные лягушки, которых, видимо, поместили сюда для красоты, подобно вишенкам на торт. Повариха заискивающе улыбнулась Артуру, протягивая тому экзотичное блюдо. Наверное, она бы весьма расстроилась, узнав, что юноша с опаской отодвинул в сторону лягушек, прежде чем приступить к еде.
Столовая представляла собой огромную террасу, расположенную на подвесном пирсе прямо над торфяным болотом. Окруженная со всех сторон миловидными зелеными занавесками, защищавшими от комаров, прокуренная благовониями (дабы не ощущался запах гнили) и вдобавок облагороженная высокими вазами с камышами, она в принципе могла сойти за весьма недурной трактирчик, где иной зажиточный кутила не прочь будет оставить кругленькую сумму.
Впервые оказавшись здесь, Артур был приятно удивлен, ибо тюремная столовая совсем не оправдывала своего названия. На террасе было аккуратно, достойно и опрятно. Повсюду сновали туда-сюда совершенно обычные подростки, которые вовсе не казались законченными злодеями или же преступниками. Скорее, простые школьники, чьи родители по какой-то странной прихоти выбрали в качестве учебного заведения для своих чад эту экзотичную школу, располагавшуюся на болотах.
Заключенные перемещались без кандалов, им предоставлялась некоторая свобода, которой, впрочем, никто из них не желал воспользоваться. Возможно, разгадка крылась в мрачных фигурах охранников, которые с арбалетами наперевес ходили вдоль пирса и внимательно наблюдали за юными узниками.
В столовой каждый стол был пронумерован и предназначался для обитателей одной камеры. Так, Артура заселили в камеру номер шесть, стало быть, и стол, за которым ему следовало сидеть, имел такую же нумерацию. В целом, начальники Доргейма, казалось, были помешаны на цифрах. У заключенных вместо имени были свои порядковые номера, по которым к ним и обращались. Еще до завтрака тюремный надзиратель выдал Артуру его персональный номер – восьмой, что, к удивлению последнего, вызвало жгучую зависть его сокамерников.
– Надо же, недавно появился, а уже восьмой. И чем ты их только зацепил? – сквозь зубы процедил задиристый Спайки, когда они все вместе сидели за своим столом и давились сельдереевой кашей.
– Пока не вижу в этом особых преимуществ, – хмыкнул Артур, дивясь необъяснимой зависти блондина.
– Восемь – это самое большее простое число, которое делится на два, – учтиво пояснил Азор, сопровождая свои слова вежливой улыбкой. – Вот Спайк и завидует.
– Понятно, – с иронией вымолвил Артур, впрочем, так ничего и не поняв. Жабе, кстати, достался номер четыре. Судя по реакции остальных, весьма неблагоприятное число, способное даже навлечь беду. Кстати, Оделян по какой-то причине не пожелала взять под свое крыло Жабу, и тот перешел Джехару. Главный же не стал заморачиваться с кличкой и назвал низкорослого юношу сообразно его номеру – «Четверка». В его устах это прозвище и впрямь звучало как нечто оскорбительное и унижающее достоинство, но Жаба выглядел полностью смирившимся со своей участью. Подобно пугливой собачонке, он жался к Азору, и если тот вставал, то и Четверка непременно вскакивал со своего места, чем необычайно забавлял остальных.
Только Джехар ни над кем не смеялся; чаще всего он был хмур и немногословен, что, впрочем, говорило в его пользу. Изредка он бросал краткие отрывистые фразы, постепенно объясняя новичкам порядки Доргейма, но при этом, надо отметить, обращался он всегда исключительно к своему протеже, а всех остальных предпочитал не замечать.
Артур с нескрываемым любопытством наблюдал за ребятами. В Доргейме находились преимущественно юноши – всего около пятидесяти человек. Впрочем, как потом выяснилось, это была лишь первая смена. Миниатюрная столовая не могла вместить сразу всех. Заключенные были приблизительно одного возраста и, как бы странно это не выглядело, все они так или иначе походили друг на друга внешне. Например, здесь преобладали загорелые голубоглазые брюнеты и шатены; довольно редко, подобно малочисленным седым волоскам на еще юной голове, среди них встречались худощавые блондины, но это было скорее исключением из правил.
Пять довольно миловидных девушек разбавляли мужскую компанию, но, судя по кислым лицам, они явно не радовались полному отсутствию конкуренции. Юноши с жадностью пожирали их тощие фигурки взглядами, неприлично свистели в их сторону, кидали какие-то многозначительные остроты и так, судя по всему, продолжалось в течение всего дня. Здесь присутствовала и еще одна юная особа, но ее нельзя было описать вместе с другими, ибо она хоть и принадлежала к женскому полу, тем не менее сильно выделялась среди своих подруг. Артур сразу заприметил ее, так как она держалась особняком от других. Даже за столом сидела отдельно, будто царица на троне, наблюдавшая за своими подданными. Кстати, у нее одной не было нумерации, что также привлекало внимание. Обладавшая весьма яркой внешностью, она, казалось, должна была притягивать всеобщие взгляды, но реальность была полностью противоположной – на нее не только не смотрели, но еще и обходили стороной, словно бедняжка страдала от какой-то страшной и весьма заразной хвори.
У нее были длинные кудрявые волосы, совершенно черные, как древесный уголь. Подобно ажурной паутине, они опутывали всю ее фигуру: жилистую, крепкую, подтянутую. У незнакомки были длинные сильные руки, натруженные ладони, крепкие, как у молодого бычка, ноги, а за ее плечами, как и у остальных надзирателей, на кожаном ремешке болтался новенький арбалет. Несмотря на женственное и вполне миловидное лицо, она вела себя, как парень. Сидела по-мужски, чуть расставив ноги, ела поспешно и жадно, будто дикая лисица, не заботясь об аккуратности; волосы ее были растрепаны, словно давно не знали расчески, а крупные глаза девушки смотрели нагло и вызывающе. Пользуясь тем, что на нее никто не обращает внимания, она сама с бесстыдным любопытством разглядывала каждого заключенного, и от ее неприятного раздевающего взгляда, откровенно говоря, становилось не по себе.
Артур засмотрелся на незнакомку, но вовсе не оттого, что она привлекла его внешне. Просто ему стало любопытно, какую роль занимает эта надменная девушка в иерархии Доргейма. В какой-то момент она словно физически почувствовала чужой интерес и, резко вскинув голову, устремила взгляд своих прекрасных карих глаз на дерзновенного наглеца, подобно тому, как профессиональный воин отражает атаку врага – молниеносно, быстро, с предельной жестокостью.
– Кто эта девушка? – с любопытством поинтересовался Артур у Джехара, но вожак нарочито быстро засунул себе в рот ложку каши, как бы показывая тем самым, что за едой он не мастак вести беседы. Вместо него в разговор встрял любезный Азор, всегда готовый прийти на помощь новичкам.
– Она понравилась тебе, братишка? – с искренним пониманием и какой-то даже ласковостью в голосе протянул брюнет.
Клипсянин с сомнением покачал головой.
– Просто интересно. У нее нет номера.
– Ее зовут Оделян, и она держит зону.
При этих его словах Чанг язвительно хмыкнул, устремив взгляд, полный откровенного презрения в сторону таинственной госпожи.
– Я что-то не так говорю, братишка? – ласково и чуть удивленно поинтересовался вежливый Азор.
– Отнюдь. Ты все сказал правильно.
– Просто мне показалось, что ты…
– Тебе показалось, – с нажимом проговорил Чанг и угрюмо уставился на свою недоеденную кашу, над которой уже назойливо кружила жирная муха. Артур с удивлением смотрел на товарищей по несчастью. Пока он совершенно не понимал, какого рода взаимоотношения сформировались между обитателями Доргейма.
В столовую все прибывали новые люди. Вот зашла шумная ватага юношей; они поспешно набрали себе подносы с кашей и плюхнулись за один столик, не переставая смеяться и рассказывать друг другу какие-то забавные истории. На первый взгляд создавалось впечатление, будто это беспечные школьники Троссард-Холла, но никак не узники сурового Доргейм-штрасса. Однако спустя минуту пристального наблюдения, можно было уловить некоторые странные, и даже весьма подозрительные детали: так, один из компании шутников все время травил байки своим соседям, но при этом обращался не к ним напрямую, а в противоположную сторону, будто за его спиной также находились собеседники, но только невидимые глазу. Другой парень с задумчивым видом жевал кашу, которая почему-то все время вылезала у него изо рта, хотя, исходя из логики всех естественных законов, она должна была бы, напротив, устремляться внутрь – туда, куда ее так настойчиво пропихивали ложкой. Третий вообще, судя по всему, не знал, как пользоваться столовыми приборами, и неаккуратно черпал еду пригоршнями, разбрызгивая зеленую массу по всей округе. Заприметив все эти нелицеприятные вещи, Артур устремил в сторону Джехара вопросительный взгляд, но тот лишь хмыкнул.
– Это Неприкасаемые, – нехотя буркнул он, предупреждая вопрос.
– В каком смысле?
– В таком. Их нельзя трогать. Ни нам, ни надзирателям.
Артур еще раз удивленно посмотрел в сторону подозрительной группы людей; сейчас ребята занимались тем, что ковыряли ложками в тарелках друг друга, явно не желая делать то же самое в своих собственных.
– Они выглядят… Немного… Странно, – аккуратно заметил клипсянин, покосившись на главаря, но получил в ответ усмешку. – Попадешь к господину Тукаю, еще и не таким станешь.
– А кто это?
– Ты излишне любопытен, новичок! – не выдержал Спайки, злобно ощерившись. – Почему Четверка прилежно молчит во время еды, а Бунтаря не заткнуть?
– Так ведь Бунтарь – он таков и есть по своей натуре! – хохотнул Азор и добавил уже более строгим голосом: – Помягче, Спайк. Пожуй лучше кашки.
– Школьный лекарь и психолог, – мрачно ответил наконец Джехар на вопрос Артура и решительно встал со своего места. – Хватит прохлаждаться, нас ждет работа.
Чанг скривился:
– Сказал бы уж что-нибудь новенькое, а то каждый день одно и то же.
– Сходи пожалуйся Одди, – предложил Азор приятелю, заговорщицки подмигнув, отчего Чанг слегка побледнел. А может, так просто показалось Артуру.
– Через десять минут у нас начинаются уроки, – командным голосом пояснил Джехар, обращаясь преимущественно к Артуру. – Бунтарь и Четверка, вам надо зайти на беседу к директору для получения школьного инвентаря и расписания.
– Нас проводят? – поинтересовался Артур.
– Я могу показать! – с готовностью воскликнул Азор, которому, вероятно, не терпелось хоть как-то помочь новичкам. Но Джехар скривился, как от зубной боли.
– Сами найдут. В Доргейме никто не будет ходить за вами по пятам. Днем вы предоставлены сами себе. Только вечером, после работ, надзиратель сопроводит вас обратно в камеру.
– Неужели они не боятся, что заключенные убегут или устроят бунт? – воскликнул Артур, невероятно удивленный такими вольными порядками тюрьмы. Его первое впечатление об этом мрачном месте было совсем другим.
– Бессмысленно отсюда убегать, новичок. Во-первых, вокруг непроходимые болота, как ты уже мог заметить. Во-вторых (и это самый главный аргумент), только Доргейм сможет нам по-настоящему помочь.
Джехар с такой искренней верой произнес свои слова, будто Доргейм-штрасс в действительности являлся не обычным исправительным заведением, а неким одушевленным лицом, не только не лишенным добросердечности, но также и впрямь способным кому-то оказать помощь.
– Понимаешь, он на нашей стороне… – совсем уже загадочно добавил вожак, чуть приглушив голос.
– Кто? – не сумев сдержать иронии, все же поинтересовался Артур. Вместо ответа Джехар обвел рукой пространство вокруг себя, будто очертив таким образом некоего воображаемого помощника всех обездоленных и униженных.
– А я в это не верю. Хотя нет, не так. Я ни во что не верю, – вдруг цинично выговорил Чанг, смачно сплюнув на землю.
– Что же ты тогда не сбежишь, братец? – удивленно и вместе с тем ласково спросил Азор.
– А мне наплевать. На все. И на себя в том числе, – угрюмо бросил Чанг и вновь замкнулся в себе. Он производил впечатление жалкого и озлобленного на весь мир волчонка.
– Директор обитает в третьей мшистой кочке слева от Гнилого болота, – сказал Джехар, видимо, наивно полагая, что данные разъяснения как-то помогут новичкам отыскать логово директора.
– Третья мшистая кочка, я так и думал. А от какой точки начинать считать? – не удержался от иронии Артур. – И что, кстати, ты подразумеваешь под гнилым болотом, Доргейм-штрасс?
Спайки весело хохотнул, а вместе с ним и Четверка, подражая своим старшим товарищам.
– Хорошо, что Одди тебя не слышит.
– Да, только она почему-то все время на меня смотрит, – сказал Артур, покосившись в сторону таинственной девушки.
– А что ж ей не смотреть на такого красавца? – опять хохотнул Спайки, впрочем, не без зависти. – Ты даже с грязью на роже будешь за версту светить. Но тебе все же не повезло, приятель, ведь наша дама как раз таких особенно не любит.
– Хватит! – грозно шикнул Джехар и дал насмешнику легкий подзатыльник. – Надо идти.
Жаба с готовностью вскочил со своего места; казалось, во время всего завтрака он только и ждал этого повеления.
– Третья кочка, третья кочка, – с ужасным беспокойством шептал он про себя, судорожно пытаясь сообразить, куда ему следует держать путь. Задавать уточняющие вопросы он не смел, а ослушаться приказа – и того подавно.
Азор, с сомнением глядя на него, покачал головой.
– А я все-таки провожу вас, новички. В Зловещих топях очень легко заплутать и сгинуть без следа. Джехару наплевать на вас, а мне нет.
С этими словами благообразный юноша грациозно поднялся на ноги, лениво потянулся и, поманив за собой Жабу, стал уводить его куда-то в дремучие заросли, подальше от столовой. Артур хотел было последовать за ними, но Джехар настойчиво удержал его за плечо.
– Не торопись, – шепнул он ему на ухо.
– В чем дело?
Лицо главаря, к большому удивлению Артура, вдруг залилось краской.
– Я хотел сказать тебе кое-что… По приезде у вас забрали одежду и личные вещи. Обычно все шмотки сжигают на костре, чтобы заключенные не передавали друг другу заразу и блох, но сперва ее тщательно просматривают. Золото, если таковое имеется, тырят себе. А если какие другие вещи… То могут просто выкинуть или сохранить из любопытства.
Артур с безразличием пожал плечами.
– У меня при себе не было ничего ценного.
– Ценного – нет, но надзиратель показал мне кое-что любопытное, принадлежавшее тебе. Смотри, – с этими словами Джехар ловко достал из кармана какой-то загадочный черный предмет. Артур сразу же все вспомнил, и сердце его сжалось от непреодолимой грусти.
Это был сушеный жук, подарок Тода. Для иного человека подобная вещица покажется сущей безделушкой – даже весьма малопривлекательной безделушкой, но Артур был искренне убежден, что для беруанца данный дар носил особый смысл: он делился самым дорогим и сокровенным, как бы частичкой своей души. Ужасно жаль, что последующие трагические события безжалостно разорвали ту хрупкую нить взаимопонимания, которое установилось между ними хоть на какое-то непродолжительное время.
Артур, надо сказать, по-прежнему продолжал считать Тода другом. Благородный юноша всегда верил в лучшие качества человека; он был искренне убежден, что даже самый подлый предатель может однажды исправиться, равно как и закоренелый преступник. Что уж было и говорить о Тоде, который не являлся ни тем, ни другим. Просто беруанец затаил на него обиду, но подобные эмоции обычно преходящи. По крайней мере, Артур всем сердцем надеялся, что настоящая дружба сильнее всяких обид и недомолвок.
– Эта вещица нужна тебе? – поинтересовался Джехар, с нескрываемым интересом вглядываясь в изменившиеся черты юноши.
– Да, я бы забрал его, – тихо ответил Артур.
– На, держи, – Джехар неловко сунул ему в руку жука. – Мы жестоко избили тебя в первую ночь в камере… Доргеймцы всегда так поступают с новичками, но почему-то именно теперь я осознал, что это, наверное, подло и недостойно. С другой стороны, мы все равно будем продолжать так делать, ведь систему не изменить. Если порядка не будет, ничего не получится.
Артур удивленно приподнял брови.
– А что должно получиться?
– Об этом, думаю, тебе расскажет старик.
– Старик?
– Директор. И еще, Бунтарь. Будь я на воле, непременно захотел бы с тобой подружиться. Я не знаю причин, по которым ты оказался здесь, да и не хочу знать. Уверен наверняка, что ты не причастен ни к чему дурному. Я не вижу в тебе ни малейшей лжи и притворства. Но, несмотря на мои симпатии, в стенах Доргейма я твой главный, улавливаешь суть? А ты мой подчиненный. Мои приказы не обсуждаются. В свою очередь, я не буду оскорблять тебя и просить чего-то такого, что может задеть твою гордость. В первый день, признаюсь, я хотел испытать тебя. Мы всегда унижаем новичков, чтобы понять, из какого теста они слеплены. В том деле, которое нас всех ожидает, нужны верные умы и храбрые сердца. Теперь же, когда экзамен пройден, я знакомлю тебя с основным правилом. Мое слово для тебя – закон. Повеления вожаков просты и касаются в основном трудового распорядка – работы, учебы и чистки камеры. Надеюсь, ни у кого не появится мысли, что ты недостаточно послушен.
– А что произойдет в противном случае? – с нескрываемым интересом спросил Артур, а губы его по инерции сложились в некое подобие бунтарской ухмылки. Джехар сильно побледнел и опустил голову.
– В противном случае мне не поздоровится, – наконец тихо признался он.
Артур качнул головой.
– Я постараюсь не подставлять тебя, – ответил он, немного, впрочем, замявшись.
Джехар, Джехар. Я постараюсь в открытую не подставлять тебя, но это не помешает мне начать планировать мой скорый побег.
– Отлично. Тогда – братья? – улыбнулся своими полными губами вожак. Артур смущенно кивнул ему в ответ и поспешил ретироваться. Ему хотелось нагнать Азора с Жабой. В какой-то момент, проходя мимо группы ребят с подносами, он услышал едкую фразу, произнесенную ему практически в самое ухо:
– Задумал своей смазливой рожей задобрить Джеха? Только зря стараешься, не он здесь главный.
Артур вздрогнул от неожиданности и обернулся, пытаясь понять, кому принадлежали эти слова. Но заключенные за его спиной безмятежно переговаривались между собой, ничем не выдавая себя. Юноша, помрачнев, стремительно вышел из столовой.
В лесу начал накрапывать навязчивый ледяной дождь. Сгустился туман, стемнело и оттого стало чудиться, что время уже давно перевалило за полночь, хоть было только утро. Вдруг на отдалении раздался дребезжащий звук колокола, такой жалкий и заунывный, что, казалось, и у него зуб на зуб не попадал от скверной погоды, установившейся в крае гиблых Топей. Это звонарь призывал обитателей Доргейма пройти в учебные комнаты.
Артур задумчиво шел по деревянному, уже чуть подгнившему настилу, который едва выступал из зловещего тумана. Создавалось впечатление, что столь мрачная дорога непременно приведет лишь в самое безотрадное место, например, на кладбище. По левую и правую сторону от нее густой тягучей жижей растекалась черная земля, с будто нарочно натыканной в нее осокой. Отчего-то сходить с настила не хотелось. В одном месте дорога раздваивалась, но Артур уже увидел Жабу и Азора, которые, казалось, поджидали именно его.
– А вот и ты, новичок! – с неожиданной веселостью проговорил Азор и подмигнул ему одним глазом. – О чем секретничал с Джехом?
Артур рассеянно пожал плечами. Мысли его витали далеко отсюда; юноша усиленно думал, насколько вероятной затеей мог считаться побег из этого гнилого места. Азор с пониманием улыбнулся.
– Думаешь, как бы поскорее усвистать из Доргейма, да, братишка?
Артур вздрогнул всем телом, ибо именно эта крамольная мысль занимала теперь его голову. Азор простодушно рассмеялся, и смех его был таким незлобным и искренним, что клипсянин невольно расслабился.
– В этом нет ничего ужасного или удивительного, – пожал плечами благообразный брюнет. – Я и сам, признаться, мечтаю о том же. А ты, Уткен?
Артур про себя отметил тот факт, что Азор уже выведал настоящее имя Жабы и обращался сообразно нему, что, признаться, подкупало.
Уткен с готовностью кивнул головой; некрасивое лицо его заметно оживилось, а на щеках показался едва различимый розоватый румянец. Когда среди сонма жестоких и озлобленных людей находится один, готовый проявить сострадание к затравленному всеми слабаку, последний чувствует неимоверную признательность, радость и даже искреннюю привязанность к своему защитнику, что и произошло в случае с Жабой.
– Я очень хочу убежать! – воскликнул Уткен и добавил с толикой бравады: – В конце концов, я и не из таких мест сбегал, бывало и похуже!
– А что, ты полагаешь, отсюда можно сбежать? – поинтересовался Артур у черноволосого проводника. Тот моргнул своими красивыми зелеными глазами и задумчиво ответил.
– Только объединившись с кем-нибудь. Одному это предприятие не под силу.
– А почему Джехар не хочет убегать?
Брюнет с грустью улыбнулся, помолчал, а затем испытующе посмотрел на новичков.
– Пойдемте, по дороге расскажу. Вас уже ждет старик.
Они двинулись вперед, а шершавые влажные от дождя доски принялись противно скрипеть в такт их шагам. Никто, казалось, не следил за их перемещениями, однако пару раз Артур ловил на себе внимательный взгляд стражника или тюремщика, которые так же, как и они, увлеченные своими делами, неспешно проходили по деревянным мостам. Азор задумался о чем-то, Жаба не решался торопить своего обожаемого защитника, и какое-то время они шли в полном молчании. Однако потом Артур в нетерпении прервал тишину, установившуюся между ними.
– Так почему Джехар не хочет убегать?
Азор вздохнул и ответил, словно нехотя:
– Что нас ждет на выходе из тюрьмы? Полидекса. То есть новая тюрьма. А Джех хочет быть свободным.
– Тогда я не понимаю, почему…
Неожиданно всегда спокойный и добродушный Азор разозлился:
– Потому, новичок, потому! Разве не знаешь, что беглого преступника спокойно могут застрелить? Или, может, не слышал о карательном отряде «Рука правосудия»? Они занимаются поиском и умерщвлением беглых каторжников, это для них, как бы тебе объяснить подоступнее… Как заядлому охотнику выйти на зайца. Убежать, чтобы потом тебя в любом более-менее крупном городе зажарили на вертеле? Ну уж нет, кому нужна такая свобода? Скрываться все время – тоже не вариант. А Доргейм-штрасс предлагает иные перспективы. Старик наш, кажется, человек идейный. Он ненавидит беруанцев, хоть сам родом из Беру. Говорят, его прогнали с веток за какие-то там преступные махинации. Старик искренне считает незаконным одних людей выгонять с дерева, а других всячески поощрять и давать им различные привилегии. Это несправедливо. Короче, наш Доргейм, братишка, является оплотом для нового мятежа, понимаешь? Старик надеется сделать из нас воинов и с нашей помощью свергнуть правительство Беру. Он убежден, что никто из нас не виновен в своих преступлениях. Нас сослали только потому, что это выгодно богачам. Почему же мы вынуждены находиться в рабстве всю жизнь? Не лучше ли взять и отвоевать свою свободу у поработителей? Так думает старик и почти весь Доргейм. Все наши занятия, ты сегодня увидишь, направлены на то, чтобы сделать из нас заправских воинов, – Азор сбился и замолчал, погрустнев.
– Ты сказал, так думает почти весь Доргейм, а как думаешь ты? – спросил Артур.
– Не хочу убивать людей, – откровенно признался Азор. – Даже для того, чтобы получить долгожданную свободу. На кой сучок она мне нужна такой ценой? Я лучше сбегу по-тихому, и да, буду всю жизнь скрываться, но зато мне не будет стыдно за свои действия.
Артур с невольным уважением покосился на собеседника. Что ж, в этом вопросе клипсянин был абсолютно с ним солидарен.
– Поэтому я ищу единомышленников, тех, которые, как и я, не хотят бессмысленных жертв.
– О да, мы согласны с тобой! – с невольным восхищением воскликнул Жаба. Лицо его было воодушевлено и даже красиво в этот самый момент.
Азор ласково улыбнулся.
– Спасибо на добром слове, братишка. Кстати, мы пришли. Вот и оно, обиталище нашего господина.
Юноша неспроста назвал так сооружение, возникшее из тумана, ибо его и вправду сложно было окрестить как-то иначе. Обиталище, логово, землянка, мшистая кочка – все, что угодно, но не дом. Даже вернее будет сказать, что перед глазами удивленных новичков предстал самый обычный холм, не столь маленький, чтобы назвать его могильным, но все же и не столь большой, чтобы заподозрить в нем наличие жилых комнат. Пригорок порос зеленым пушистым мхом, что, кстати, придавало ему некую опрятность. По крайней мере, тут не росло сорной травы.
Ребята обошли холм по часовой стрелке, и в какой-то момент Азор остановился и указал на дверь, которую, впрочем, и так можно было легко разглядеть. На ней висел большой дверной молоток, а еще – весьма гостеприимная надпись: «Стучать только в случае острой необходимости, а еще лучше – никогда». Исходя из смысла послания, которое хозяин желал донести до своих гостей, можно было сделать несколько противоречащих друг другу выводов: во-первых, что директор обладает весьма незаурядным чувством юмора и в целом любит пошутить, либо же, напротив, напрочь лишен оного, равно как и вообще каких-либо дружеских чувств, которые радушному хозяину пристало испытывать к своим гостям. Так или иначе, надпись заставляла остановиться и поразмыслить над ее содержанием, а также над причиной собственного прихода. И в самом деле, существует ли та самая острая необходимость, достаточная для того, чтобы тревожить занятого человека?
– Уткен, давай, ты первый. Старик принимает по очереди, – мягко приказал Азор, указав рукой на дверной молоток. Жаба послушно кивнул головой и с некоторой опаской покосился на дверь. Конечно, он робел перед встречей с таинственным директором, но для него куда важнее было не показать свой страх перед Азором. Поэтому, расправив плечи, он бодро постучал в хлипкую дверцу, да так, что сверху на него чуть не упала пресловутая табличка, а затем отважно шагнул внутрь кочки.
Брюнет взглянул на Артура.
– Мне вообще-то надо на учебу, – заметил он. – Но я дождусь вас, чтобы показать, куда идти. Зловещие топи – это вам не парадная ветка в Беру.
– Спасибо, – с благодарностью ответил клипсянин.
– По идее, это должен делать Джехар. Но у него своих дел по горло.
– Значит, он тоже хочет напасть на беруанцев и свергнуть короля? – уточнил Артур.
– А что тут удивительного? Ты любого спроси – ответ будет одним. Да и потом, если человек любит насилие… Не хочу наговаривать, но Джех… Ах, ладно, ни к чему это тебе знать.
Артур с удивлением посмотрел на Азора.
– Знать что?
Зеленоглазый юноша с грустью улыбнулся.
– Это он с упоением избивал тебя ночью вместе со Спайки и Чангом. Я отговаривал, но меня, как и всегда, никто не послушал.
– Он извинился сегодня передо мной.
– Да, наверное. Но ему это доставляет удовольствие, понимаешь? Он любит насилие. Поэтому напасть на беззащитных людей для него нечто в порядке нормы.
– А ты сам откуда? Почему сюда попал? – решил сменить тему Артур.
– Это было так давно, что я уже не припомню всех подробностей. Я был совсем маленьким. Мы с Джехом и многими другими попали в Доргейм в еще детском возрасте. Не знаю, чего такого ужасного могли совершить юнцы, что нас решили изолировать от общества. С другой стороны, может, мы оказались здесь именно потому, что у нас не было родителей или же каких иных родственников, защитников, которые могли бы за нас вступиться и отстоять наше право жить на свободе. Все мы сироты. Вполне вероятно, что изначально Доргейм принимал бедняков, рано лишившихся своих родителей, а потом что-то поменялось, и сюда стали доставлять преступников. Сейчас новичков из Беру привозят не так уж и часто, так что вас мы, откровенно говоря, не ждали.
– Я не пойму, – начал Артур, – Доргейм – это все-таки тюрьма? Что будет, если я, например, откажусь учиться? Или попытаюсь убежать?
Азор испытующе посмотрел на новичка; взгляд его зеленых глаз был предельно серьезным.
– Как ты сам понимаешь, убежать будет очень сложно, а последствия в случае обнаружения вас охранниками могут стать весьма плачевными.
– Значит, кто-то уже делал такие попытки ранее?
– Помнишь Неприкасаемых? Вот они-то и пытались.
– Что с ними стало?
Азор покачал головой:
– Я не знаю, братишка, и не очень-то хочу знать. Я понял одно: либо все, либо ничего, либо пан, либо пропал.
– И ты все-таки хочешь попробовать сбежать?
– Да, если на моей стороне будет такой находчивый смельчак, как ты.
Они немного помолчали, Артур же обдумывал услышанное. Доргейм оказался не так прост, как он воображал о нем сперва. Коварное болото с двойным дном. Место, наполненное своими тайнами. Кто такие в действительности эти Неприкасаемые? Почему никто не горит желанием бежать из Доргейма? Какую роль играет та загадочная девушка, Одди, или Оделян? Каковыми на самом деле являются Джехар, Азор и все остальные его сокамерники? Сперва Артур полагал, что именно Джехар станет его проводником на свободу, однако теперь, после разговора с Азором, сомнения наполнили его душу.
Юноше вдруг отчаянно захотелось оказаться среди своих друзей. Он вдоль и поперек изучил каждого: знал все привычки, шутки, причуды и мог почти с полной вероятностью предсказать их поведение в той или иной ситуации. Здесь же, в Доргейм-штрассе, решительно все были для него чужими. Дикий и суровый край, не то тюрьма, не то школа – место, откуда, казалось бы, каждый должен мечтать сбежать, но при этом, напротив, все держались за Доргейм, будто за соломинку. Случайно ли то, что он попал сюда? Клипсянин не верил в случайности.
Дождь полил сильнее, и Артур поежился от холода. Тюремная роба не спасала от дождя, и длинные рукава его черной рубахи быстро намокли.
– Зябнешь, братишка? – с сочувствием проговорил Азор. – Хочешь, отдам тебе свою жилетку?
Артур отрицательно покачал головой. Впрочем, его мучения длились не так уж и долго, ибо вскоре хлопнула дверь, и на пороге появился Уткен собственной персоной. Лицо того выглядело столь неопределенным и безэмоциональным, что сложно было догадаться об истинном исходе его разговора со стариком. Юноша не сказал ни слова, а только тихонько обошел Азора с Артуром и в полном молчании направился куда-то по дороге.
– Эй, а нас подождать? – возмутился Азор, но Жаба никак не отреагировал. Брюнет иронически хмыкнул.
– Что ж, иди, Бунтарь, теперь твоя очередь.
Артур кивнул и, повинуясь зову вежливости, постучал несколько раз в дверь молотком. Затем он смело вошел в мрачную землянку.
Внутри оказалось почти так же холодно, как и снаружи (с другой стороны, странно было бы ждать от сырой землянки чего-то большего). В центре комнаты находился старый камин, облицованный диковинными изразцами, у решетки которого ютился невысокий человечек в домашних туфлях, красном халате и колпаке на голове. Мужчина выглядел очень по-домашнему и, казалось, либо только встал с постели, либо, напротив, уже готовился отойти ко сну. У него были длинные усы, настолько жидкие и тоненькие, словно вся их сила перешла в длину. Наверное, если бы кто захотел и набрался дерзости, то смог бы даже пересчитать волосинки в его усах, ибо их действительно имелось в ничтожном количестве.
Увидев нового посетителя, директор гостеприимно кивнул головой и жестом предложил Артуру сесть за невысокий столик.
– Если позволите, я удалюсь на две минуты, надобно взять еще поленьев для камина. Холодает, – учтиво проговорил директор и, резво встав на ноги, вышел из комнаты в темный коридор.
Артур же стал с любопытством осматриваться. В принципе, можно было сказать, что комнаты директора Доргейма обставлены весьма неплохо. Здесь имелось множество разных предметов, подчас старинных и, несомненно, ценных. Помещение, в котором Артур имел удовольствие находиться, являлось кухней. Здесь стоял аккуратный обеденный столик, еще несколько высоких столов для резки продуктов и очень много разных шкафчиков, весьма привлекательных на вид. Однако по мере того, как юноша разглядывал предметы, те стали казаться ему все более странными. Причудливые шкафчики выглядели совсем ненастоящими, словно их изготовили не из дерева, а из цветной бумаги. Напрочь забыв все приличия и движимый одним лишь любопытством, Артур встал и дотронулся до ручки шкафа. К своему огромнейшему удивлению, он обнаружил, что тот и впрямь сделан из картона! Тогда Артур не выдержал и дерзнул открыть дверцу. За ней не оказалось решительным образом ничего! Ни полок, ни посуды, ни кухонной утвари, словом, ничего такого, что обычно хозяйки держат в своих шкафах. Тогда Артур принялся беспорядочно открывать все дверцы, пытаясь обнаружить хоть что-то настоящее.
– Кх-м, – послышалось сзади, и юноша вздрогнул всем телом, поняв, что его застали с поличным.
– Так за что вас в Доргейм отправили, юноша? Часом, не за воровство? – неожиданно язвительно поинтересовался господин Мильхольд. Лицо Артура вспыхнуло, как догорающие сосновые ветви в камине.
– Пожалуйста, простите, – неловко извинился он, силясь придумать какое-нибудь оправдание, но решительно ничего не приходило ему в голову.
– Я знаю, чем мы сейчас займемся, – дружелюбно сказал директор и высыпал на горящие угли добрую дюжину каштанов, которые принялись аппетитно шипеть и трескаться от жара.
– Никогда не ели жареных каштанов? – с любопытством поинтересовался он, лукаво поглядывая на гостя. Артур отрицательно покачал головой.
– Вкус у этого лакомства отменный, – провозгласил господин Мильхольд. – Как вас звать-величать, юноша?
Артур замялся, так как не знал наверняка, какого имени ждет от него директор – в виде клички, данной ему сокамерниками, либо же в виде цифры, присвоенной ему надзирателями. Это секундное промедление отчего-то невероятно развеселило господина в халате.
– Настолько привыкли к неволе, что позабыли свое настоящее имя? – полушутливо, полуиздевательски заметил старик. Артур с заметной гордостью вскинул голову, а голубые глаза его опасно блеснули:
– Меня зовут Артур, – отрывисто бросил он. – А к неволе, по-моему, невозможно привыкнуть.
Хозяин добродушно засмеялся; крученые усы забавно подрагивали в такт его движениям.
– Угоститесь лучше каштанами и не серчайте на старика, – с этими словами он осторожно подцепил пальцами пару раскаленных деликатесов и, шумно подув на свои ладони, протянул юноше угощение. Увидев, что тот медлит, директор подбодрил его, сказав:
– Я догадываюсь, что утренний сельдерей вам вряд ли пришелся по вкусу.
– Почему у вас ненастоящие шкафы? – прямо поинтересовался Артур, чем вызвал еще один язвительный смешок.
– С деликатностью, у вас, молодой человек, явно большие проблемы. Впрочем, если вы уж так ожидаете ответа, то можете считать это моей старческой причудой. Я не живу здесь постоянно, так зачем мне кухня? С другой стороны, когда мне все же приходится по долгу службы ночевать под холмом, гораздо приятнее созерцать вокруг себя уютные и хорошо меблированные помещения, не так ли? Я прочитал ваше дело. Думаю, все, в чем вас обвиняют – неправда.
– Почему вы так в этом уверены? – усмехнулся Артур. – Разве все преступники, попадающие в Доргейм – пушистые котята?
– Не преступники, а дети. Детей можно перевоспитать, – строго заметил господин Мильхольд. – Славный Уилли говорил, что у вас смелая и упрямая натура. Он также заметил, что вы хорошо проявили себя в первые дни и надеется, что в дальнейшем вы будете послушны и не доставите проблем.
– Уилли? – с непониманием переспросил Артур.
– Да-да, армутского типа малый, внешне похожий на вас, кстати.
Значит, речь идет о Джехаре. Что ж, директор, судя по всему, предпочитает обычные имена, что уже неплохо.
– Раз вы так хорошо начали, сможете сами выбрать деятельность по своему усмотрению. Кулинар, садовод, каменщик, дровосек, охотник – в нашем бедном крае имеется нужда во всяких профессиях.
– Садовод, – выбрал Артур самое любимое свое занятие. Впрочем, строптивый клипсянин вовсе не хотел долго ему предаваться, ибо в ближайшее время планировал убежать.
– Отлично. Я всегда говорю: не будь праздным, ибо праздный не будет ни есть хлеб, ни носить одежды трудящегося. В Доргейме все просто: сперва вы учитесь разным наукам, которые помогут вам в жизни, затем трудитесь, что, несомненно, также полезно для души и тела. Мне не нравится, когда нас называют трудовой колонией. Скорее, школа, учебное заведение, где каждый получает возможность обрести себя. Перемещаться по территории можете свободно, но прошу вас великодушно не сходить с мостов. Вокруг болота, что, как понимаете, небезопасно для жизни. Пять часов в день отводится на учебу, три – на работу, остальным временем можете располагать по своему усмотрению. В одиннадцать часов вечера – общий отбой. Находиться в камерах нужно лишь ночью. У нас прижилась следующая система: ребята сами устанавливают дисциплину и следят за ней по своему разумению. Так что все санкции и наказания за плохую успеваемость и неработоспособность ждите от вашего прямого руководителя, то есть, как я понимаю, от славного Уилли. Если же ваши отношения с коллективом будут складываться плохо, то мы отправим вас к господину Тукаю, который, несомненно, достаточно компетентен для того, чтобы направить заблудившуюся овцу по верной дороге.
– Школьный психолог? – не смог сдержать иронии в голосе Артур. Господин Мильхольд с нарочитым удивлением вскинул брови, а на губах его появилась какая-то злодейская усмешка.
– Вы ведь не отрицаете, что это очень нужное и достойное ремесло? – взгляд серых глаз с ожесточением впился Артуру в лицо, и тот почувствовал, что его словно облили ледяной водой из ведра. Директор создавал впечатление приятного и вместе с тем весьма неприятного собеседника. Юноша покорно опустил голову и проговорил очень тихо:
– Нет, не отрицаю.
Артур сказал вовсе не то, что думал. Обычно он предпочитал говорить напрямую, не боясь последствий, но теперь ему не пристало выказывать характер, ведь на кону стоял его побег и спасение. Этот вынужденный разговор, безусловно, задевал самолюбие гордого юноши, но он уже прекрасно научился контролировать себя. Между тем господин Мильхольд, казалось, и сам был недурным психологом, ибо тут же догадался о неискренности новичка.
– Если вы попытаетесь убежать, то умрете, – холодным голосом пообещал мужчина и в подтверждение своих слов с хрустом надломил зубами крупный каштан, как бы показывая юноше, какая незавидная участь его постигнет, вздумай тот ослушаться.
– Что вы, я и не думал о побеге, – сухо ответил Артур.
– Вы лжете! – вдруг воскликнул директор так громко, что юноша в страхе отступил подальше от камина.
Господин Мильхольд закашлялся и повторил совершенно спокойным тоном:
– Вы лжете. Хоть я, в свою очередь, предельно откровенен с вами. Попытайтесь понять, я не запрещаю вам никаких действий; если хотите, можете даже попытаться улизнуть из Доргейма. Но есть большая вероятность, что вы погибнете в болотах. Отсюда нельзя выбраться по суше, мы на своеобразном острове, окруженном со всех сторон водой. Лодка вам не поможет, только единорог, но откуда в этом гиблом крае будет единорог? Если все же допустить, что вы вдруг сбежали и при этом не погибли, то вас безжалостно убьет в Полидексе первый же карательный отряд. Вы знаете, что в Полидексе очень много тюрем? И не все из них находятся в местах столь труднодоступных, как Доргейм. Поэтому иногда случается, что преступники сбегают. А беруанцы, как вы понимаете, вовсе не желают, чтобы недовольные изгнанники бесконтрольно перемещались по Королевству. Вдруг кто из них захочет вернуться в столицу и отомстить? Чтобы не допустить подобной возможности, в Полидексе создаются различные карательные отряды. Это поистине суровые люди – охотники и воины, которые не подумают, что перед ними находится столь юное и симпатичное лицо; также им наплевать на возраст. Сбежавший преступник удваивает свою вину или даже, если хотите, утраивает. Поэтому вам следует смириться с тем, что отныне Доргейм – ваш дом, каким бы унылым, мрачным и подозрительным он ни казался. Можете идти. Возьмите только в прихожей суму со свитками, расписанием и прочими необходимыми вещами.
Артур секунду продолжил стоять, с удивлением таращась на директора. Почему-то он не ожидал, что тот оборвет свою речь на полуслове. Исходя из рассказа Азора, господин Мильхольд должен был начать расписывать преимущества учебы в Доргейме, а также и то, что у вчерашних узников однажды появится возможность восстановить справедливость и низвергнуть своих судей в Беру. Но директор не сказал ничего лишнего. Лишь предупредил о том, что отсюда не сбежать.
Как бы то ни было, Артур был совершенно убежден, что никакие предупреждения не заставят его свернуть с выбранного им пути. Если человек однажды с полной серьезностью и ответственностью поставит перед собой какую-либо задачу и всеми силами постарается ее осуществить, то он непременно это сделает и добьется желаемого, несмотря на трудности и препятствия, каковые возникают всякий раз, когда требуется преодоление себя. Чувствуя в груди необъяснимое разочарование от разговора с господином Мильхольдом, юноша схватил суму и вышел на улицу. Даже здесь отвратительно пахло пережаренными каштанами.
Азор, как и обещал, стоял поблизости, весь промокнув под непрекращающимся дождем. Его красивое, чуть вытянутое лицо замерло в ожидании, когда он вопросительно посмотрел на Артура.
– Ну так что, Бунтарь, как тебе старик?
Юноша с безразличием пожал плечами. Распространяться на эту тему не хотелось, тем более что пока он не мог сделать каких-то определенных выводов.
Азор насмешливо усмехнулся.
– Я гляжу, наш храбрец передумал бежать, да? Как Уткен?
Артур молчал. Разговор с директором погрузил его в какое-то особое мрачное расположение духа, хоть тот вроде почти не кричал на него и разговаривал даже вполне учтиво и вежливо.
– Пойдем на занятия, – наконец уставшим голосом предложил Артур. Брюнет с готовностью кивнул.
– Но даже не надейся, что мы окажемся в теплом помещении, где можно основательно просохнуть, – предупредил он.
Артур ни на что и не надеялся, но когда они, вымокшие насквозь и окончательно продрогшие, пришли наконец туда, где проводились так называемые занятия, то помимо воли ощутил в сердце глухую досаду.
Школьный класс выглядел обычной лесной поляной, покрытой низкорослыми кустиками черники и брусники. Дождь, к несчастью не обладавший избирательностью, поливал все, что попадалось ему под руку, а эта открытая местность страдала от его водных нападок более всего. В центре поляны, которая при подобных атаках непогоды напоминала скорее лужу или болото, сидела группка несчастных, напоминающих своим жалким видом мокрых соек. Все с необычайным трепетом внимали низкорослому мужчине, который для солидности взобрался на полусгнивший пенек, поросший белыми поганками.
– Сегодня практическое занятие, поэтому на открытом воздухе, – шепнул Артуру Азор. – Так что не унывай, братишка.
Вдвоем они приблизились к остальным ученикам и расположились рядом с ними прямо на мокрой земле. Неподалеку по-армутски восседал Джехар; его смелое и решительное лицо было напряжено, ноздри трепетали, губы сжаты; создавалось впечатление, что юноша серьезно обдумывает какую-то сложную мысль. По правую руку от него сжался в страхе Жаба, который, казалось, находился в подобном состоянии постоянно и независимо от того, существуют ли причины для боязни или нет. К своему удивлению, Артур обнаружил среди учеников Оделян; промокшая до нитки, она сидела чуть в стороне, на небольшом пригорке. Место было выбрано ею наверняка неспроста. Подобное расположение зрительно возвышало ее над остальными. Клипсянин, насмешливо глянул на нее, ибо ужасно не любил, когда одни люди ставили себя выше других, да еще и столь демонстративно.
Урок уже давно начался, но к новичкам не имелось никаких претензий. Все знали, что они задержатся у директора. Артур не без интереса взглянул на учителя. Это был невысокий, полный человек, с тремя подбородками и весьма жирной шеей, напоминавшей свиной окорок. Да и сам он, признаться, чем-то походил на хорошо откормленного поросенка. Глаза у него были маленькие, юркие, руки большие и громоздкие, кожа на лице лоснилась и была так натянута на череп, что, казалось, соверши мужчина какое неловкое движение, она лопнет, а из ранки польется сочный жир, как при жарке барашка. Его звали красиво, на иноземный манер – господин Шандонэ, и это был тот печальный случай, когда имя совсем не подходило человеку. Артур принялся прилежно слушать учителя, но ему было так мучительно холодно, что он едва мог усидеть спокойно, не двигаясь.
Впрочем, все ребята жались друг к другу, надеясь получить хоть немного тепла, но безуспешно. Спустя несколько минут клипсянина заинтересовало одно небезынтересное наблюдение: чем более абсурдными казались заявления учителя, тем более внимательно и даже преданно его слушали ученики, хотя по логике вещей все должно было происходить с точностью наоборот. В Троссард-Холле подобного преподавателя бы уже давно закидали сушеными короедами. О чем же господин Шандонэ повествовал с таким увлечением?
– Главная цель сего учебного заведения – сделать из вас сильных людей. Ваши судьи (иначе говоря, те, кто безжалостно отправил вас в Доргейм без должных на то оснований) предпочли объявить вас изгоями и преступниками. Они убедили каждого в том, что он действительно виноват. Но я положительно вам заявляю, что это не так. Человек сам по себе является мерилом всех нравственных истин, иначе говоря, он сам определяет, что есть хорошо, а что плохо. И если вы не видите ничего дурного в своих поступках, то значит, в них действительно нет ничего дурного. Я же собираюсь приоткрыть перед вами завесу правды и сделать по-настоящему сильными. Теперь вы не станете более оглядываться на своих угнетателей, а, напротив, займете их место. Выучившись в школе должным образом, вы вернетесь туда, откуда вас так безжалостно изгнали, и вновь утвердитесь в своих правах! Кровью угнетателей вы зальете ветви дерева, и все золотые короны Пандектана будут украшать ваши благородные головы! Война и непрекращающаяся борьба есть смысл нашего существования, и тот, кто утверждает, будто война является злом – лжец и лицемер! Поверьте, он и сам не прочь победить, но ввиду собственной слабости и трусости ему остается лишь прибегнуть ко лжи и объявить войну чем-то мерзким, чтобы смутить человека сильного и убрать его со своего пути. Но мы не верим лицемерам. Мы – сами творцы истины и всех добродетелей. Я говорю, что война – это прекрасно, ибо она показывает истинную натуру человека. Все живое существует только благодаря воле к доминированию и власти. Только одни для достижения своих целей используют честные и благородные методы, а другие прибегают к беспросветной лжи. Сегодня у вас будет практическое занятие. Вы будете в парах оттачивать силовые навыки. Имейте в виду, с вами в тандеме может оказаться друг; пусть сей факт нисколечко вас не смущает, ибо по-настоящему сильные люди не испытывают никакой жалости по отношению к другим. Деритесь, как ондатры, кусайтесь, как куницы, используйте нечестные приемы – разрешено решительно все! Лишь одна деталь должна находиться под вашим контролем – не доводите дело до убийства. Сильный человек не лишен порой и благородства; он умеет миловать! А теперь, прошу, разбейтесь на пары. У нас трое новичков, кто хочет попытать счастья с ними?
При этих словах господина Шандонэ все неприлично уставились на Артура, Жабу и Двойку (третьего товарища по несчастью, с которым Артур имел удовольствие познакомиться еще в Беру). К слову сказать, никто не торопился брать себе в пару новичков. Во-первых, никто о них ничего не знал. Ребята попросту трусили, испугавшись, что новенький может оказаться сильнее их самих.
Прочитав на лицах студентов единогласную нерешимость, господин учитель поднял свою полную руку, и с далекого расстояния казалось, будто он потрясает в воздухе отбивной.
– Что ж. За неимением четко оформленного и ясно выраженного волеизъявления, Восьмерка будет драться с Четверкой, а Двойка с Десяткой!
Артур с внутренним беспокойством следил за тем, как ребята распределяются по лужайке и встают друг напротив друга в боевые позиции. Он совершенно не имел желания драться с кем бы то ни было, тем более после всей той ахинеи, что выдал прославленный учитель. Джехар, впрочем, бросил в его сторону взволнованный и вместе с тем строгий взгляд, который явно побуждал к подчинению. Жаба, неловко переминаясь с ноги на ногу, встал напротив Артура. Он казался жалким в своей мокрой одежде, с обвисшими паклями волос, со стекающей по лбу влагой, испуганный и сморщенный, как застарелая бородавка, весь дрожащий от неприкрытого ужаса. В физическом плане он серьезно уступал своему противнику, что не могло не страшить его до дрожи в коленках. Действительно, Артуру хватило бы нескольких, а то и одного удара, чтобы повергнуть беднягу наземь. Клипсянин, нахмурившись, наблюдал за остальными. Новоиспеченные борцы с таким ожесточением смотрели друг на друга, словно и впрямь готовы были пойти на самое страшное – убийство. Борьба, как средство самообороны, сама по себе не несет какой-то неправильной или безнравственной идеи. Однако драка, приправленная теми философскими рассуждениями, которые им только что выдал учитель, представлялась весьма сомнительным времяпрепровождением.
– По моему сигналу – начинайте! Победители освобождаются на сегодня от работ! – провозгласил учитель и почти сразу же звучно хлопнул в ладоши, да так, что все его подбородки дружно затряслись, морально поддерживая своего обладателя. Началась беспорядочная возня в грязи, сопровождаемая плеском, боевыми выкриками, стонами и барабанной дробью дождя. Джехар в два счета расправился со своим соперником, Спайк верещал и кричал, как злобная собачонка, Азор дрался так же, как и вел себя в жизни – неторопливо, нехотя, с ленцой, грациозно и в целом незлобно. Чанг же, казалось, просто беспорядочно махал перед собой кулаками, не имея четких представлений об искусстве ведения боя. Да и вообще, за отсутствием правил, бой походил на какую-то бессмысленную потасовку, что, впрочем, по всей видимости ужасно нравилось преподавателю, лицо которого раскраснелось от удовольствия.
– Смысл сегодняшнего занятия не в том, чтобы освоить какие-то техники, – продолжал с важностью провозглашать он. – А в том, чтобы выявить среди вас по-настоящему сильных людей, способных бороться и созидать новое!
Жаба с самым затравленным видом глядел на своего соперника. От его былого норова не осталось и следа; с приездом в Доргейм он превратился в совершенно другого человека.
– Т-ты сильнее, – прошептал он, слегка заикаясь. – Я готов немедленно сдаться, прошу, только не бей меня.
– Я и не собирался, – успокоил его Артур. – Но давай хотя бы сделаем вид, что деремся.
И они дружно принялись имитировать драку – надо сказать, весьма вялую и унылую. Но если им и удалось обмануть преподавателя, то была тут одна пара глаз, куда более проницательных и всеведущих. Оделян не дралась с остальными, но в упор смотрела на Артура и Жабу. Выражение ее лица было столь язвительным, что у клипсянина сразу закралась мысль о том, что девушка легко догадалась об их маленьком обмане.
Как бы то ни было, им все же удалось на какое-то время избежать навязчивых реплик господина Шандонэ, наблюдавшего в основном за теми, кто дрался совсем уж плохо. Если более слабый проигрывал или уступал по силе сопернику, учитель принимался всячески его унижать, понуждая того бороться. В какой-то момент ему пришла в голову еще одна «замечательная» идея: совершить ротацию и заменить участников. Он с гордым выражением лица вывел в центр поляны какого-то здоровенного парня.
– Это Единица! – вскричал господин Шанданэ в полном восторге. – Посмотрите на его мускулы, фигуру – какие зачатки сильного человека, победителя! Он уже дважды уложил на лопатки Двадцатку и чуть не сломал ему руку. Кто захочет проявить смелость и победить этого молодца? Джехар, ты ведь у нас самый смелый?
Удивительным был тот факт, что учитель обращался к главному по его кличке. Только у вожака и Оделян существовала подобная прерогатива. Остальные являлись ничего не значащими цифрами.
Джехар с невозмутимым видом вышел вперед, однако Единица отчего-то смутился и даже чуть побледнел. Было видно, что ему отчаянно не хочется драться с вожаком, хоть он и был его крупнее раза в два и наверняка превосходил по физической силе.
– Пусть дерется с Восьмеркой, ведь Джех уже не раз побеждал его, – ехидным голосом предложила Оделян, бросив в сторону Артура насмешливый взгляд. Господин Шандонэ с большим сомнением покосился на клипсянина, угрюмо топтавшегося на месте.
– Что ж. Попробуем. Восьмерка и Единица будут драться в паре, все остальные тоже должны поменяться. Мы надеемся получить победителей.
Жаба с отчаянной тоской смотрел на то, как Артур медленно встает в боевую позицию напротив Единицы. Теперь ему все-таки придется драться с кем-нибудь, и, как следствие, быть избитым. Впрочем, ему в пару достался Азор, отчего новичок немного приободрился.
Единица был большим и квадратным по форме, так что его в принципе при желании можно было бы без проблем упаковать в квадратный саквояж, гигантский по своим размерам. Он носил кличку – Питбуль, и вполне оправдывал ее, ибо дрался чаще всего безжалостно и агрессивно. У него была внушительная шея, очень толстая и широкая, развитая мускулатура и крепкое телосложение. Худощавый и стройный Артур смотрелся на его фоне слишком хрупким.
Клипсянин исподлобья покосился на соперника; драться ему совершенно не хотелось, тем более что он не видел решительно никакого смысла в этом упражнении.
– Я не хочу драться с тобой, – отчетливо сказал он Единице. – Но мы можем создать видимость драки. – Юноша надеялся, что тот окажется таким же сговорчивым, как Жаба, и тоже в целом не желает понапрасну расходовать свои силы, однако Питбуль ощерился в злобной ухмылке, что еще больше сделало его похожим на бойцового пса.
– Я не захотел драться с Джехом, из чего ты сделал вывод, что я в принципе не люблю потасовки? Но одно дело извалять в грязи своего главного, а совсем другое – его смазливую принцессу.
Артур вздрогнул, ибо сразу узнал, кому принадлежал тот мерзкий голос в столовой. Послышались хлопки, оповестившие о начале боя, и ребята вновь с ожесточением кинулись друг на друга. Мокрые, потрепанные, с красными лицами и налипшей грязью, они напоминали злобных драных гиен. Едва раздалась команда, как Питбуль устремился в сторону Артура с такой угрюмой решимостью, словно намеревался в два счета раздавить своей тушей противника. Клипсянин же ловко увернулся. Сразу вспомнились приемы, которые он применял, когда в своем родном городе отбивался от шайки Гэта. Еще несколько подобных движений, и Питбуль, массивный и неуклюжий, поскользнулся на глине, растянувшись у ног своего соперника. Артур вскинул голову и вызывающе посмотрел вокруг: Оделян, равно как и учитель, с нескрываемым любопытством таращилась в его сторону.
– Гм, неплохо для новичка, – пробормотал господин Шандонэ себе под нос. – Я бы сказал, превосходно! Какой изящный стиль ведения боя! Как чисто все проделано!
– Чепуха! – заявила Оделян с заметным раздражением. – Я сама буду драться с ним.
Учитель просиял от удовольствия, а ребята, измученные борьбой, остановились и теперь растерянно переглядывались между собой. На их лицах было написано недоумение, из чего можно было сделать вывод, что сама Оделян нечасто участвует в подобных боях.
– Восьмерка дерется с Оделян! – воскликнул господин Шандонэ и даже захлопал в ладоши, словно его самого чрезвычайно забавляла вся происходящая ситуация. Артур угрюмо покосился на свою будущую соперницу.
– Я не дерусь с девчонками, – пробормотал он сквозь зубы.
– Что-что? – переспросил учитель и даже сложил свои толстые пальцы колечком возле уха, имитируя слуховую трубу.
– Я сказал, что не дерусь с девчонками! – с нескрываемым раздражением повторил Артур уже непосредственно для Оделян. Девушка выглядела чрезвычайно уязвленной подобной фразой. Ее красивое лицо чуть покраснело и нахмурилось; создавалось впечатление, что это лишнее напоминание о принадлежности к противоположному полу невероятно смущает и даже раздражает ее. Секундное промедление, и она быстрее вихря накинулась на обидчика. Преподаватель даже не успел подать сигнал о начале боя, но в целом это было неважно, ибо правил не существовало и в помине. Юноша действительно не думал поднимать руку на Оделян; ему ведь как-то удалось избежать драки с Жабой и Единицей, однако к своему огромному удивлению уже через мгновение он обнаружил себя лежащим на грязной траве с ушибленным коленом и заломленными за спиной руками. Оделян грубо схватила его за волосы и пригнулась к самому уху, напоминая своим хищным видом дикую кошку.
– Я тоже не дерусь с девчонками, – процедила она сквозь зубы, – но ради тебя решила сделать исключение!
С этими словами она макнула проигравшего лицом в грязь, а затем еще и еще раз, а потом добавила со злодейской ухмылкой на устах:
– Теперь на практических занятиях я всегда буду драться с тобой, новичок. Думаю, в этом случае ты отучишься хитрить.
Затем она грациозно поднялась на ноги и с триумфальным видом обвела глазами притихших ребят. Джехар, побледневший, стоял чуть в стороне.
– Поздравляю, Одди, вы как всегда великолепны, – с чувством похвалил девушку учитель и с легким презрением покосился на лежавшего в грязи Артура. Новичок, несомненно, пал в его глазах.
– Практический урок закончен. Отправляйтесь в школу и смените одежду.
Ребята уныло закивали головами и поплелись в сторону главного здания Зловещих топей. Артур с трудом поднялся на ноги; Оделян так сильно ударила его по колену каким-то жестким предметом (юноша подозревал, что это была рукоятка ножа), что он стал хромать. Грязь потоком стекала с его лица, и он с раздражением вытерся мокрым рукавом своей многострадальной рубахи. Джехар, Жаба и все остальные стремительно покинули поляну, не оглядываясь в его сторону. Клипсянин побрел было за всеми, однако в какой-то момент почувствовал чужую руку на своем плече. Это был Азор.
– Ты как, братишка? – с неподдельным сочувствием в голосе поинтересовался он. – Вижу, что хромаешь, покажись лекарю. Хочешь, я провожу? Новички обычно частенько наведываются к нему.
– Кажется, ты что-то говорил по поводу побега? – сказал тогда в ответ Артур, пристально глядя ему в глаза. Азор с пониманием улыбнулся.
– А вот это уже настоящий разговор, братишка. Но чтобы дело выгорело, нам нужен третий. Уговоришь Четверку – считай, что дело в кармане.