Солнце садилось.
Горизонт обступили тяжелые тучи, и всю округу затянуло синей мглистой печалью. Неуклюжие хмурые домики, беспомощно мерзнувшие среди голых деревьев, остались позади, утонули в сером тумане окраин. Черная полоска дороги змеилась между мутными лужами, терялась за невысокими холмами.
Этим скользким проселком семенила совсем маленькая девочка, ободранная и грязная. Дорожная слякоть раздраженно чавкала под босыми ножками. Ветер становился все сильнее и сильнее, налетал то спереди, то сзади, хватал за одежонку, но малышка упрямо топала лишь ей известным путем, сжимая у шейки закоченевшими пальчиками концы большой заплатанной шали, подаренной вчера на бедном хуторе понурой костлявой женщиной. Там, между уютными сарайчиками, сидели на жирных навозных кучках черные лоснящиеся мухи, пахло сеном и теплым дымком. Там единственный раз за всю дорогу ее впустили в дом и накормили горячей похлебкой из щербатой глиняной миски. И та высокая костлявая крестьянка говорила мощному кривоногому усачу, неприветливо набрасывая на хрупкие плечики порыжевшую шаль:
– Не видишь разве, что на ней – порча? Смотри, какие глаза! Пусть идет, куда знает. Разве их, колдунов, поймешь или остановишь?
Но девочка и сама не знала, куда шла. У нее не было еще ни своей воли, ни разума, и влекла ее сила намного могущественнее человеческой – тянула вперед все более властно. И, когда в степи воцарилась непроглядная тьма, без единого огонька или искорки, малышка не остановилась, шла, словно во сне, глядя во мрак широко распахнутыми глазами, страшными и бессмысленными.
А ветер завывал меж далекими холмами, неистовствовал, порываясь в высоту. В конце концов разогнал-таки тучи – и стих. На небе задрожали колючие звезды, вынырнул из бездны узкий рожок месяца. Стало еще холоднее, босые ножки с хрустом разбивали тонкий ледок, застекливший поверхность луж.
Из-за невысокого бугорка донесся пронзительный вой. Девочка не вздрогнула, не встревожилась, только повела глазами, ища хозяина этого жуткого голоса. И, не заметив стаи волков, которые приближались к ней сзади, семенила своей дорогой.
Огромный серый вожак, бежавший впереди, почти догнал беспомощную жертву. Оглянувшись, она совсем близко увидела желтые глаза и огромные острые клыки с влажными отблесками слюны. Схватилась замерзшей ручкой за амулет, висевший на шее, и тихо сказала:
– Ой!
Волчище отпрянул, протяжно завыл, сверкнул глазами и сел на задние лапы. За ним собралась и вся стая, расположилась полукругом.
Малышка осмотрела их поочередно, подошла к широкогрудому вожаку и смело погладила косматый бок. Волк только засопел и высунул красный язык.
Девочка вздохнула и двинулась темным путем дальше. Звери неспешно затрусили следом, но вели себя странно: то приближались, то исчезали за холмами и громко дышали издали. Наконец исчезли совсем.
А пара маленьких ножек неутомимо частила по замерзшей тропе, которая перед рассветом становилась все более различимой среди серебрящейся от инея травы.
Вдруг девочка посмотрела осмысленнее: ощутила едва уловимый запах камня, неожиданный и знакомый. Быстрее побежала по твердой морозной земле. И когда из-за горизонта несмело выглянула утренняя заря, разгоняя синеватую холодную тьму, путь малышке преградили отвесные стены огромного замка. Грозные башни поднимались до туч, уверенно вонзаясь в небо острыми зубцами, загадочно чернели пропасти бойниц.
Наверное, сквозь них пристально наблюдали за дорогой: тут же заскрежетали толстые железные цепи, опуская тяжелый мост, и на его деревянном помосте, над влажной глубиной рва, девочку встретила статная рыжеволосая красавица в черном бархатном платье.
– Виланда! – воскликнула она изумленно. – Ты одна, детка? Где мама? Как ты сюда добралась?
Маленькая Виланда внимательно посмотрела в зеленые глаза, на нитки бриллиантовых бус, свисающие с пояса и качающиеся на бедрах, обеими ручками сняла с шеи цепочку и подняла над головой. Янтарный шарик несколько раз колыхнулся – и опустился в протянутую навстречу ладонь. И вспыхнул в момент прикосновения от первого утреннего луча. Золотым пламенем запылали и роскошные кудрявые волосы рыжей женщины.
Янтарь в ее руке размяк, воском потек по ладони, а потом закипел и испарился. Длинные пальцы с матовыми ногтями потянулись за янтарным облачком, постепенно исчезавшим в вышине.
– Луч Тровика! – прошептала она, едва шевеля губами, и величественно обратилась к девочке: – А где твоя мама, Виланда?
– Мамы не, – малышка беспомощно развела ручонками. Блестящие черные глазки опечалились.
– А Кориэль? Где он?
– Не… – снова разведенные ручки. Это «не» означало на ее детском языке «нет».
Рыжая красавица некоторое время в задумчивости смотрела, как первые лучи золотили верхушку самой высокой башни. Солнце еще не взошло, оно только начинало выглядывать из-за горизонта.
Женщина присела, взяла девчушку за плечики, заглянула в лицо:
– Вспомним вместе: что случилось? Ты хорошо все помнишь. Что говорила тебе мама? Где это было? – глаза Виланды замерли, зрачки медленно расширились, растворились в зеленом взгляде. Внезапно обе – и девочка, и рыжеволосая – вздрогнули, будто кто-то невидимый явился меж ними, колыхнулся и сам воздух вокруг – женщина отпрянула, подняв руки, будто для обороны. Девочка расплакалась и начала звать маму.
– Все, Виланда. Успокойся. Все кончилось, – женщина осторожно взяла ее на руки и встала. – Здесь безопасно. Ты меня узнала, правда? Узнала?
– Знала, – откликнулась малышка и вытерла грязными ручонками слезы. Ее глаза мало-помалу закрылись, головка склонилась набок. Уже через минуту она спала и не заметила, как оказалась в середине замка.
Женщина не прижимала ее к себе, как обычно делают матери. Она несколько раз ласково, но настойчиво опускала вниз хрупкие ручонки, старавшиеся обнять ее. Затем просто прижала ручки к животику девочки. Так и держала – на расстоянии, не касаясь платьем грязных лохмотьев.
Из тени неспешно показался огромный, похожий на медведя пес, пошел следом, величественно покачивая темно-коричневыми завитками нежной шерсти.
Тихо поскрипывая, поднялся подвесной мост. Крепость снова грозно нависла над степью, молчаливая и неприступная.