✟
Там, где я родился, шериф был уважаемой персоной. Он держал целый округ. У него был автомобиль и помощники. У меня же: район, ноги, пистолет и похмелье.
После ночи с Джесс, я всё думал о том, что произошло между мной и Молью. В моей жизни появились две женщины. С одной я мог творить, что хочу, а вторую я… Наверное, я просто ей сострадал. Хотя, иногда казалось, что я дурел рядом с ней.
Хотел стать прежним…
Хотел семью…
Не в этом городе!
На полу была возня, – десяток мужчин и одна женщина. Шорх улыбался. Я отвернулся.
– Зря не смотришь. Это последняя на сегодня.
– Если бы я знал, что у тебя эти дни, пошёл бы в третий.
– Может у Доры тоже эти дни, – заржал Шорх. – Или ты уже успел проверить? Говорят, что она та ещё.
– Кто говорит?
– Много кто.
– Назовёшь имена? Чтобы и я послушал.
– Ты скучный, Риммон, – посерьёзнел Шорх, глядя на меня снизу вверх. – В этом городе и без того достаточно дерьма, чтобы замечать его на лице гостя.
– А ты специалист?
– Бери выше.
Коллега был мне неприятен. Круглое лицо. Бугристое, покрытое мелкими оспинами. Лоснящийся китель, прожжённый на манжетах. Расцарапанная рукоять скофилда с треснувшими щёчками была под стать этому человеку. Шорх сидел на протёртом диване, из подлокотников которого стыдливо выглядывала набивка, вынужденная быть свидетельницей происходящего. Рядом с диваном Шорха находился застывший в вечном падении, накренившийся торшер, короткими вспышками освещавший лицо шерифа. Лампа замерцала и погасла навсегда. Я стоял. Но, даже так был не намного выше остальных жителей города.
Тускло-зелёные плафоны бильярдных светильников на тонких шнурах проводов, качавшиеся от ветра, проникающего через разбитые стёкла форточек, заливали светом импровизированную сцену, на которой творился разврат. Провинившаяся вскрикнула. Я так и не понял, нравилось ей то, что с ней делали или нет, но наказание продолжалось.
– Ты знаешь про Дэлиса?
– У него всё на мази. Он в таком шоколаде, что нам с тобой и не снилось.
– Уже нет.
Шорх переломил револьвер.
– Поддайте жару! – крикнул он. – Когда ещё вы сможете отодрать такую тёлочку бесплатно? – и тихо добавил. – Только через месяц…
Смешки. Стоны. Вскрики. Снова смешки. Похоже, ей нравилось.
– Ну и что с восьмым?
– Мне донесли, что его убили. Мой куратор подтвердил.
– А мне никто не звонил, – расстроился Шорх. – Да и клал я хрен собачий на Дэлиса. Сдох и ладно.
– Никто не любил Дэлиса. Но, не думаешь, что стоит узнать, как его успокоили?
– Зачем мне это?
– Меня прислали сюда, как помощника. Если бы шерифа не кончили в тот же день, я был бы на побегушках у старого Бойла и всего района. Ты хоть знаешь, что с ним произошло?
– Никогда не интересовался. Хотя Бойл мне нравился больше, чем ты. Пару раз он даже показывал пример моим пацанам. Как надо наказывать. Понимаешь? – улыбнулся Шорх, глядя на меня.
– Его застрелил чужак под «туманом».
– Бывает…
– Я говорю об этом не для того, чтобы тебя впечатлить.
Шорх пожал плечами.
– Дэлис никогда не держал район в кулаке…
– Я точно знаю, что именно он в нём держал, – Шорх заколотил ладонью по подлокотнику дивана.
– Мне нужно точно знать, кто это сделал, – я продолжил, игнорируя шутку. – Есть подозрение, что это кто-то из восьмых.
– А смысл? Сначала их поимеют, потом пришлют нового шерифа и весь кайф накроется.
– Есть информация, что штурмовой отряд попадёт в засаду.
Шорх собрал револьвер. Заглянул в бездну дула. Взвёл курок.
– Дерьмово…
– Поэтому я хочу узнать, как это было.
– Теперь понятно, – протянул Шорх. – Ты знаешь, откуда берётся оружие в нашем городе?
– Нет.
– Из восьмого. И они с сегодняшнего дня ничего не продают.
– Совпадение?
– Сомневаюсь.
Шорх облизнул губы, глядя на то, что происходило за моей спиной. Там оставалось уже шестеро. Проститутка сидела на одном из мужчин. Другой был сзади неё. А перед ней стояли трое. Снова стоны. Смех. Призывы. Это уже не походило на наказание. Но желания смотреть не было.
– Ты когда-нибудь общался с продавцами своего района? – задумчиво спросил Шорх.
– Нет.
– Пообщайся. У всех оружейников будет кризис. В этом городе всё насто-о-олько… Ух! – восторженно выкрикнул он, прищуриваясь, и продолжил, – …насто-о-олько через жопу, что даже мне не понять, – он всё ещё продолжал оценивающе смотреть мне за спину. – Хм-м…
– Это было ясно с самого начала. Оружие. Одежда. Манера общения.
– А, ну да. Ты же из чистеньких, – рассмеялся Шорх. – Я, вообще-то, тоже.
– Не похож.
– Ты теперь тоже.
Он был прав. Я часто думал о том, что поменялся. Я – закон. Но я видел, как жили. Я видел многое. Как умирали от передоза. Как умирали от голода. Как резали вены, сидя на улице.
В целом, все районы были одинаковы. Меня не особо заботило, чем местные зарабатывали на жизнь. Но я знал точно, что работы почти не было. Город ничего не давал. Абсолютно. Новый Бург забирал жизни и собирал души.
Чаще всего дело обстояло так, что именно семейные мужчины покупали огнестрел, и, как правило, в долг. Потом они шли на охоту за пределы города. Если возвращались с добычей, это считалось удачей. Тогда можно было поиметь денег, выплатить часть долга за оружие и самому поесть мяса. Если нет, редко давали рассрочку. Кому то везло. Но, как правило, в таких ситуациях всё решалось довольно просто – жёны горе-охотников пополняли ряды работниц половой сферы, чтобы отработать стоимость винтовки. В городе с работой для женщин было совсем плохо. А если мужчины гибли на охоте…
Что ж, шлюшек мало не бывает.
✞✞✞
Запахнувшись в блевотно-коричневый кожаный плащ, я шёл по пятому. Шорх нашёл, что мне подарить в знак примирения. Теперь, кроме похмелья, я мучился вопросом: унизили меня или нет? Сегодняшний ливень, был как хороший удар под дых. Месиво грязи под ногами. Скверное настроение. Промокшая сигарета. Отвратительный вкус табака, как бы напоминал о том, что всё может стать хуже. Даже дорогой «Линкор».
Пятый. Он ничем не отличался от моего. Разве что доступными женщинами. Работа на Шорха давала им надежду, деньги и развлечение. Я не удивился, когда узнал, что та шлюха уже третий месяц приносила меньше всех. Ей действительно нравилось то, что с ней делали. Мне не показалось. От этого хотелось достать свой люгер и перестрелять весь город.
Детей здесь было мало. Даже в той глуши, в которой я вырос, во время дождя было кому сбегать из дома – пускать по воде щепки и ветки. Этот город умирал. Улицы были пусты. Вода неслась ревущим потоком по стокам дорог. Город истекал кровью.
Я возвращался из одной его открытой раны в другую.
✞✞✞
Моль сегодня выглядела иначе. Не знаю, что она с собой сделала, но девушка уже не казалась такой тощей. Белое платье. Светлые волосы, заплетённые в две косы.
– Ты? – не оборачиваясь, спросила она.
– Кто бы не сказал «Я» – ответ всегда будет честным.
Моль развернулась и опустила голову.
– Я не знаю, что ты любишь. Я пожарила овощей и мяса. В холодильнике пиво…
Я выжидающе смотрел на неё.
– И я снова купила тебе ром и пачку «Линкора».
– Спасибо. Я люблю виски и «Джагернаут». Ем то, что съедобно.
– Я запомню, – она ухмыльнулась.
– Откуда у тебя деньги?
– Это долгая история.
– Значит, поедим /Как же чертовски вкусно пахнет!/ и ты мне всё расскажешь, – предложил я.
– Ещё я решила убраться, но, похоже, это было зря, – сказала она, рассматривая мою обувь.
– /Началось… Сначала она будет готовить мне и убираться в доме. Потом останется здесь навсегда?/ Где твоя родня? – спросил я.
Моль ловко расставила тарелки и опустила зад на стул:
– Давай есть.
Я сел за стол. Я давно уже так не ел. Иногда я казался сам себе какой-то свиньёй. В первый месяц своей работы здесь, я ходил на местный рынок. Ещё я знал, что здесь полно старых магазинов. Потом я перестал готовить. Этот город стал вызывать у меня отторжение. Даже на патрулирование района я выходил, как на каторгу. Чаще всего я зависал у Хелига, слушая его истории и узнавая много непривычных местных слов. Порой мне казалось, что Новый Бург был готов полюбить меня, но только я не был готов к этой любви. Город был открытой книгой, а когда ты знаешь концовку, – читать не всегда интересно.
Мы всегда настороженно относимся к тем, кто честен с нами. Ко всем тем, кто не боится показаться отличным от остальных. Кто силён настолько, что терпит унижения только из-за того, что признаёт своё несовершенство. К тем, кто умеет с этим жить. К тем, кто сильнее нас. Новый Бург был для меня именно таким. Несмотря ни на что, город ещё жил. Жаль, что неистовые дожди не смывали кровь с его тела, а лишь разбавляли её…
Овощи на рынке всегда были свежими. В какой бы день я не пришёл – они манили красным, жёлтым, зелёным…
Никаких проблем с продуктами в городе не было. Были проблемы с деньгами. Я имел жалование, которое исправно получал каждый месяц. Его хватало на еду, сигареты и алкоголь.
Раньше я пил редко. Сейчас это казалось мне выдумкой. Здесь я начал хлестать почти каждый день. Я больше не мог видеть этот город на сухую. Я не мог выносить вида попрошаек, шлюх и наркоманов. Все они словно ждали меня. Особенно на рынке.
Я променял ещё живые цветастые овощи на мертвецов в жестяных гробах с кричащими этикетками. Фасоль. Ананасы. Персики. Рыбные трупы и куски тушёной плоти неизвестных мне животных.
Перед тем, как вернуться в участок, я успел заглянуть к Хелигу. То, что он наливал мне в последнее время – было забористым пойлом.
И вот… Я сидел за столом и смотрел на белую тарелку с аккуратно разложенной едой. Ещё вчера я ел консервы. А сейчас… Изнасилованный алкоголем мозг считал, что я вышел из склепа и зашёл в морг. С повышением, Риммон…
– Приятного аппетита, – услышал я.
Нежно. Коротко. Ласково.
Моль начинала казаться мне слишком чужой для этого города. Она ела так, будто была в дорогом ресторане. Словно вокруг находились те, кто не простит, если она не станет соблюдать правила этикета. Но здесь это выглядело, как прийти в публичный дом, чтобы почитать книгу о чистой любви.
Она резала мясо. Медленно. Осторожно отправляла небольшие кусочки мёртвой жареной плоти в свой крохотный рот. Смерть к смерти…
– Мне пришлось сбежать, – спокойно сказала она.
– Из-за чего? /Что-то не то. Какие странные мысли/ Тебе есть чего бояться?
– Ты знаешь, что в восьмом?
– Беспредел.
– Это правда.
Сердце билось так, что отдавало в виски. Мне становилось жарко.
– Ты говорила, что есть пиво?
Она встала. Сама достала. Сама принесла. Открыла, не спрашивая. Одной рукой. Банка издала характерный звук. Немного пены пролилось на пол. Моль поставила банку передо мной, тряхнула рукой и облизнула палец, засунув его в рот целиком.
Зелёная банка тёмного пива. «Старый Ирий». Никогда не пил такого. Я сделал глоток. Холодный напиток ударил в голову. Я думал, что между пивом и пойлом Хелига начнётся война, но они заключили перемирие. Одно охлаждало, второе вызывало странные ассоциации. Внутри меня разрасталось чувство страха. Ещё один глоток. Ещё…
– Ещё? – удивилась Моль. – Как скажешь.
Она всё сделала точно также, за исключением проделки с пальцем. После второй мне стало лучше. И я жутко захотел есть.
Это было чертовски вкусно. Я хотел ещё, хотя понимал, что если продолжу, то ничем хорошим для меня это не кончится. Девчонка озадаченно смотрела на меня. Она перестала есть. В её руках появилась синяя пачка «Линкора». Я был в размышлении, как поступить дальше. Слева кто-то прошёл. Моль всунула мне в губы прикуренную сигарету и поставила передо мной третью банку.
– Мне даже интересно, что ты принимаешь.
Я хотел ответить, но курить мне захотелось больше. Она ждала пока я прикончу сигарету.
– Ты готов к разговору?
– Пожалуй, – внутри меня колотило, будто я выпил много кофе, но в голове прояснилось.
– Под чем ты?
– Я только пью, детка.
– Не похоже.
– Мне нечего добавить.
– Как скажешь.
– Так что про ад в восьмом?
– Всё стало хуже.
– Я слышал о том, что там происходит. Как ты выживала всё это время?
– С Дэлисом.
– Понятно. /Наверняка она была его любовницей./ Как он умер? Свидетели были?
– Нет. Я не хочу рассказывать, что с ним произошло. Я испугалась и сбежала.
– Откуда у тебя деньги?
– У меня есть чип.
Это было интересно. Местные, как правило, расплачивались наличкой, оказывается, что такое ещё существовало. Реже платили какими-то кусками пластика, которые носили с собой. На планете были свои банки и в них до сих пор ходили. Как я понял, из простых смертных мало кто был подключён к централизованной банковской системе федерации. Чип означал, что Моль по статусу больше, чем просто житель города.
– Откуда? – спросил я.
– Я… Обещай, что ты никому не расскажешь.
– Зависит от того, что ты скажешь.
– Дэлис… Мы… Я его дочь.
Это было неожиданно. Любовница. Содержанка. Рабыня. Кто угодно, отрабатывающая долги мужа или свои. Я ожидал почти любого ответа, кроме этого.
– Обещай! – вскрикнула она.
Она была испугана. Она боялась. Дрожащие губы. Опущенные уголки рта. Широко распахнутые глаза, полные слёз и мольбы. Я закурил.
– Не расскажу.
– Я добиралась сюда три часа.
– Почему в четвёртый?
– Отец говорил, что ты лучшее, что есть в этом городе.
Я был никем. Формально я даже не был шерифом. Я просто забрал значок с трупа Бойла и нацепил на себя. Мой куратор знал об этом. Но знал ли об этом кто-то ещё?
– Откуда Дэлис мог знать обо мне… такое?
– Мой отец никогда не ошибался.
– Не помню радости на твоём лице при нашей встрече.
Она отвела взгляд, потом подошла ближе. Моль села ко мне на колени и крепко обхватила руками за шею.
– Защити меня, если за мной придут.
– Я попробую.
– Постарайся.
Моль мягко отстранилась и посмотрела на меня. Тонкая полоска губ. Спокойный взгляд. И непередаваемая боль в глубине тоннелей узких зрачков. Её кожа была безжизненно блеклой. Моль не могла быть местной. Я слышал, что когда-то бледная кожа была признаком высокого происхождения. Я относился к этому, как к байке. Точно так же, как и к тому, что когда-то мы жили на одной планете. Мне, казалось, что если это правда, то мы зря выползли из своего муравейника. А я – зря выполз из своего. Отец предупреждал меня. Он говорил, что не стоит менять свою жизнь. Он говорил не идти в полицию. Утверждал, что мне уже поздно. Это было два года назад. Тогда мне было сорок три. И я уже давно не слушал отца. Но слова я запомнил. Они были просты и оттого неумолимо правдивы.
Мне предстояло разобраться в этой истории. Город решил поиграть со мной. Городу было скучно. Город выбрал меня.
Моль вышла из кухни. И я снова вспомнил слова своего отца. Я уставился в окно. Выкинул окурок. Закурил очередную сигарету. Мне казалось, что даже Новый Бург знал ту фразу. Ту, которую отец говорил задолго до моей ссылки. Город точно знал её. И он шептал мне голосом отца: «Идя дорогой справедливости, помни, что в её конце ты можешь остаться один».