Обжились молодые ученые очень скоро – место было выбрано и впрямь необыкновенно точно, лучшего поблизости и не найти было. Чумикан располагался зрительно довольно далеко, много дальше, чем настоящее расстояние от лагеря до сельской окраины. Где-то далеко к западу виднелось еще одно село, Неран, совсем маленькое, много меньше Чумикана, но до него от лагеря было километра три-четыре. Дни текли размеренно и неторопливо, уже на утро ребята поняли, что, по-видимому, ни одному из сельских жителей их лагерь был ничуть не интересен. По всей вероятности, власти дали им объяснение достоверное настолько, что все в селе ему поверили.
– Скорее всего, им сказали, что мы военные, – предположил Спартак Озимов. – Все наши палатки выкрашены в камуфляж. Издалека как раз такое впечатление и может сложиться.
Следует отметить, что этот ученый, Спартак, больше всех отличался от остальных участников экспедиции, которые успели познакомиться и привыкнуть друг к другу уже первым же утром. После краткого сна рассвет в лагере исследователей наполнился рассудительными, спокойными голосами. Научные беседы не прекращались там и на протяжении всего дня. Всё было вовсе не так, как у обычных геологов, все обращались между собою на «вы», хотя привычное «товарищ» как-то совсем быстро исчезло из оборота. Все они были из совершенно разных городов, у всех них была своя специализация, но это не помешало ребятам найти между собой общие темы для разговоров. Всё делали сообща, разговаривали тоже, в беседах не уединяясь почти, соблюдая поистине интеллигентную субординацию по отношению друг к другу. В высоком научном мире такое поведение было нормой, ведь здесь собрались лучшие из лучших.
Но Спартак чрезвычайно редко разговаривал. Нет, не было в нем и тени грубоватости или безответственности перед другими. Не было и застенчивости. Отсутствовала в нём важнейшая составляющая души истинного ученого – воображение. Эта потаенная в глубине сердца романтичность, с которой талантливый научный работник воспринимает окружающую его действительность, – негласный дар, данный таким людям свыше. Недостаток воображения и был причиною того, что не участвовал Спартак в научных разговорах, – не находил он в себе необходимой основы для участия в беседах о других областях знания. Да и не слушал никого, в основном не ощущавший в этом потребности, погружался он в свои научные материалы, пребывая единовременно со всеми и ни с кем.
По своей специализации он был петрографом – изучал горные породы и минералы, их составлявшие, и определенно лучшим молодым ученым в этой области в стране, иначе его никогда не отправили бы вместе с ними. Но как-то никто не мог его представить слагавшим личные мемуары, как поступали многие ученые, или, вообще, писавшим хоть что-то выходящее за рамки петрографии. Но, несмотря на это, Спартак с этим коллективом ужился очень быстро. И дни у ребят стали проходить вовсе как один, одинаково.
Они уже стали думать, что до самого лета и пройдут их дни в подобной обстановке тихого и незаметного существования без единого приключения. В Чумикан выезжать ученым не очень хотелось, даже несмотря на то, что руководство экспедицией не было против этого. Им было бы не по себе находиться среди местных жителей, будучи посвященным в тайны настолько страшные. О нет, другой мир еще раз доказал всем им, что назад пути нет. И, даже оказавшись внезапно среди обычных людей, они уже точно не станут прежними – не смогут соприкоснуться с остальным миром, даже очень этого желая. Другой мир проник в их души и сердца уже слишком глубоко. И нет от этого другого мира никакого лекарства. Исследователи вполне научились как данность воспринимать это новое. Все без исключения согласились участвовать в том, что предложила им судьба. В этом была некая доля предопределенности. Каждый из них был не таким, как все. Каждый из них родился другим. Теперь же каждому пришла пора выполнить его предназначение в жизни. И именно для этого попали они в эту иную реальность, такую же странную, как и они сами. Можно считать, что оказались точно там, где и должны быть, – вернулись домой.
Их прежнее мышление честного и преданного советскому режиму и коммунистическим идеалам гражданина в корне изменилось за эти последние дни. В другом мире этому мышлению не было места, хотя именно этот другой мир и установил такой режим, склонив человечество на половине земного шара именно к такому мышлению.
И все же нежданный, незапланированный фактор не заставил долго себя ждать, безо всякого предупреждения и спроса ворвавшись в размеренную жизнь исследователей.
Заканчивался третий день пребывания ребят на этом месте, и мрак ночи уже начинал вступать в свои права. Как и в предыдущие дни, ученые по негласной устоявшейся традиции собрались на вечерний ужин у костра под открытым небом. Продуманное устройство инвентаря позволяло им разводить довольно щедрый костер каждый раз, когда начинало смеркаться. Делать это для поддержания походного уюта было особенно необходимо, потому что темнело в этих краях очень быстро. К счастью, им не приходилось даже покидать лагерь для того, чтобы искать дрова в соседнем лесу, потому как топливного материала было привезено с избытком.
Когда ужин уже подходил к концу, Ярослав заметил вдали темный силуэт, двигающийся к ним со стороны Чумикана.
– Посмотрите! – воскликнул он.
Теперь уже все ученые увидели фигуру человека в ночи. Он был на лыжах, и ехал прямо по направлению к ним. Во всех инструкциях ребят заверяли, что никто из местных жителей не приблизится к лагерю, пока они живут здесь, это было просто невозможно.
Человек приближался очень быстро. Движения его были дергаными, непоследовательными, казалось, что руки и ноги его сводили страшные судороги. Ни один из ребят до этого не видел человека настолько взволнованного. Очень скоро всем им открылось лицо лыжника, искаженное горем и безысходной великой печалью. Это был эвенк, судя по внешности, лет сорока примерно. Но выглядел он явно старше своих лет. Приблизившись, он упал на колени прямо на снежный сугроб, не снимая с ног лыжи. Глаза его, преисполненные беды, внимательно смотрели то на одного, то на другого ученого. Это был взгляд истинного эвенка, стойкого и благородного, которого внезапно настигла судьба со своей беспощадностью. Он не мог закричать, не позволяла природная выдержка и гордость. Но взгляд его говорил о многом. Просто так, без веской причины, не станет такой человек в безутешном припадке падать ниц.
Секунду спустя, вполголоса, мужчина кратко и резко, напрягая все мускулы на своем лице, измученном страданием, бросил:
– Врача! Лекарства! Здесь есть врач? Должен быть! Хоть один!
– Я за врача, – тут же ответила Анна, слегка выйдя вперед, – пожалуйста, успокойтесь, расскажите вкратце, что произошло, пока я проверю аптечку, это на полминуты.
– Мой сын, мой сын умирает! Скорая приезжала днем… Они не смогли поставить диагноз, сказали, что я зря волнуюсь, что это обычная простуда. В больницу не взяли… Но это не обычная простуда, я говорил им, я говорил, а они уехали! У него лихорадка. Три года ему. Пожалуйста!..
Ким в мгновение ока вынес из палатки две пары лыж. Аптечку и проверять не требовалось, все необходимые медикаменты в самом совершенном своем виде хранились в куртке каждого из ученых.
– Анна, я поеду с вами, вдвоем будет лучше, вам может потребоваться помощь, – обратился он к девушке.
– Благодарю вас, – отрывисто ответила она ему. – Мы готовы, ведите нас.
С этими словами мужчина уже направился к селу и, обернувшись, воскликнул:
– Поезжайте скорее за мной, у меня крайний дом.
Полкилометра преодолели очень быстро, ночь была светлой, луна – еще совсем слабой, растущей, но светила довольно ярко. Дом и правда стоял на окраине села, даже вход в него был в стороне от улицы. Когда все скинули лыжи, Ким быстро сказал мужчине:
– Пожалуйста, прежде чем мы зайдем в дом, зайдите вы и выключите свет во всех комнатах, будто вы легли спать, это очень важно, поскорее.
– Хорошо, – ответил эвенк, ринувшись в дом.
Ким поскорее подобрал три пары лыж и поставил в уже темную веранду.
Мужчина выглянул из дома:
– Скорее за мной.
Все втроем прошли в залитую лунным светом спальню, обрамленную ковром с эвенкийскими узорами. Крупная кладка бревенчатого дома проглядывала в комнате. На маленькой детской кроватке, освещенной лучше всего, лежал ребенок под лунными лучами. Он лежал недвижно, замерев, точно ангел.
Подойдя к нему ближе, девушка сдержанно и глубоко выдохнула, ничего не сказав.
– Мой Гарпанча умер, – тихо, опустившись на стул, промолвил папа мальчика. – Уже умер… Не говорите мне, я вижу. Его дал мне солнечный луч, и я назвал его Гарпанча – луч солнца. Лунный луч забрал его у меня.
– Ким, отведите его пожалуйста на кухню и останьтесь с ним, через пару минут я выйду к вам.
Ким, взявшись за стул, осторожно обратился к мужчине:
– Пожалуйста, пойдемте, верьте мне, так нужно. Нам нужно идти.
Тот медленно встал и, повернувшись, не говоря ничего, направился с Кимом к двери.
Убедившись, что дверь за ними закрылась, девушка не спеша задернула ту половину шторы на окне, которая закрывала ее саму, оставив открытой ту половину окна, через которую свет падал на мальчика.
Затем она достала из куртки компактный по размером металлический футляр с покоившимся в нём шприцем необычной формы. Шприц этот был похож на перьевую ручку, на основание его были нанесены символы неизвестного происхождения. Его острие Аня поднесла к уже холодной ладошке малыша, а затем сразу убрала инструмент обратно в куртку, на секунду отведя от мальчика взгляд. Когда же она вновь обратила на него взор, одеялко малыша пришло в движение – он уже дышал.
Девушка мягко улыбнулась и осторожно задернула вторую половинку шторы. Тихонько отворив дверь на кухню, шторы в которой были уже задернуты Кимом, она негромко радостно сказала:
– Папа, давайте пройдем в комнатку к Гарпанча? Его ведь так зовут, его имя не склоняется?
Мужчина, подняв глаза, в замешательстве кивнул, не зная, радоваться ли ему такому выражению лица этой девушки.
Когда все трое вошли в комнату, мальчик, мягко потянувшись, проснулся со словами:
– Папа, папа! Как хорошо, что ты здесь! Мне приснился такой хороший сон! Мне солнечный всадник приснился! Он подарил мне лошадку!
Папа мальчика никогда не радовался так сильно, как в этот миг. Подбежав к Гарпанча, он обнял его так сильно, что, казалось, ни один могучий ветер не был в силах разомкнуть это объятие.
– Сыночка, малыш, как хорошо, что ты есть, – повторял отец.
Малыш так же сильно и радостно заключил его в объятья:
– Папа, а у нас ведь все хорошо? У нас сегодня гости?
– Да! Да, сынок, это очень хорошие девочка и мальчик, они наши гости, самые важные и желанные наши гости на всем свете. Расскажи мне, Гарпанча, ты ведь хорошо чувствуешь себя? У тебя не болит в грудочке? Не хочется кашлять?
– Совсем нет! – радостно ответил малыш, – а я и не помню, что было сегодня. Кажется, я немножко простыл, но сейчас мне так хорошо!
– Гарпанча, миленький мой, самый главный Гарпанча! Ты хочешь баиньки? Баиньки хочешь?
– Очень хочу! Папа, а наши гости не обидятся, если я усну?
– Нет, ну конечно, они не обидятся, – ответил отец. – Не переживай, мой сыночек, засыпай сладко-сладко! Я буду здесь, с тобой рядышком!
– Спокойной ночи, папа! Вдруг мне опять приснится солнышко и всадник! И вам спокойной ночи! – радостно посмотрел малыш на Аню и Кима. А затем еще раз завороженными от счастья глазками взглянул на девушку:
– Вы солнечная принцесса!
– Спасибо, родненький! Самой спокойной ночи! – ответила малышу Аня.
Гарпанча сразу сладко заснул после сказанных девушкой слов. Папа мальчика, поднявшись, обернулся к молодым ученым с глазами, исполненными счастья и благодарности. Теперь они оба стали для этого человека главными людьми в его жизни. Ведь они смогли вернуть ему то, что всего дороже.
Ким, добро и мягко улыбаясь, показал мужчине на соседнюю комнату, кухню, ту самую, где до этого они сидели, предлагая войти туда. Когда все трое покинули спальню, юноша сказал:
– Пожалуйста, не включайте здесь свет, всё хорошо! Теперь у вас с Гарпанча всё будет лучше всех!
– Я… не знаю, как и благодарить вас обоих за то, что вы спасли моего сына. Прошу вас, останьтесь хоть на пару мгновений. Погрейтесь в моем доме, я сделаю для вас чай.
– Да, конечно, мы останемся с вами на некоторое время. Спасибо за чай, присядьте с нами. Нам нужно поговорить.
– Да-да, конечно, – ответил мужчина, скоро наливая гостям чай и присаживаясь.
– Как вас зовут? – спросил Ким.
– Я Алитет, Алитет Оёгир.
– Очень приятно, меня зовут Ким. Это Анна. Вот мы с вами и познакомились. Чем вы занимаетесь, Алитет? Вы необыкновенно образованны, это видно сразу, по речи, и Гарпанча вы очень хорошо воспитываете, умненький, прекрасный малыш, вот бы все так воспитывали детей.
– Что вы, спасибо. Я рыбак из Тикси, как и все мои предки.
– Очень далеко, – сказала Аня.
– Вы правы. Но меня заставило переехать здоровье сына. Моя жена умерла при родах, и он один выжил. Теперь в нём вся моя жизнь. Когда Гарпанча немножечко подрос и я понял, что мой сыночка очень слаб телом, то у меня больше не было никаких сомнений. Поверьте, всё, из чего состоял наш багаж, это мои снасти и книги.
– Мы оба заметили, – сказал Ким. – Не у каждого научного работника дома такая богатая библиотека. Вам с Гарпанча очень повезло.
– Да, вы правы, это одно из сокровищ нашей семьи, наравне с нашим опытом в рыбалке и снастями, – ответил Алитет. – Родители мои были очень мудрыми людьми и, хоть читать научились очень поздно, тем не менее сделали всё, чтобы я научился, и как можно раньше. Знания, мудрость, что накапливается вместе с книгами в нашем сердце, умение читать, воспринимать – величайший дар, который ниспослал людям Будда.
– Мы очень рады слышать эти слова, поверьте.
– О… наверное, вы считаете предрассудком мою веру в Бога? Прошу простить меня.
– Нет-нет, – возразила Аня, – не за что извиняться. Думаю, мы с Кимом еще недавно были атеистами на словах, но на деле в нас всегда жила вера, особенно сейчас живет.
– Вы не похожи на обычных советских людей, мои дорогие гости. Вы самые лучшие. Как я уже смог догадаться, ваш лагерь стоит здесь неспроста. И мне не нужно никому говорить, что я был знаком с вами. Я никому ничего не скажу, не волнуйтесь. Никто не узнает, что вы приезжали. А на эту лыжню, поверьте, никто даже не посмотрит. Задняя сторона моего участка скрыта от соседних огородов. Никто ничего не заподозрит.
– Да, Алитет. Именно об этом мы и хотели попросить вас. Но вы сами сказали всё, что нужно сказать. Мы живем в этом лагере здесь, чтобы сделать кое-что очень хорошее. Для мира, для людей. Летом мы все уедем далеко-далеко. И мы с вами долго не увидимся. Увы, у нас никак не получится. Но обещаем, что не более чем через год мы обязательно навестим вас с Гарпанчой, Алитет, ведь правда, Анна?
– Конечно навестим, с превеликим удовольствием! – вторила юноше девушка.
– Я понимаю. Я всё очень хорошо понимаю. Вы всегда в этом доме будете моими самыми дорогими гостями.
– Спасибо, – улыбнулись оба ученых.
– А какие науки вы изучаете? Вы геологи? В Тикси мне случалось видеть и геологов, и полярников.
– Я геолог, – радостно ответил Ким.
– Я генетик, – представилась Аня.
– Это наука, связанная с биологией, я читал о ней в книгах. Вы не подумайте, в нашей библиотеке и новые книги есть. Очень полезная и интересная наука.
– Да, вы правы, Алитет, – ответила девушка. – Я сразу поняла, что для вас слово «генетика» знакомое. Наука сравнительно молодая, но и вправду очень нужная.
Алитет понимающе и глубоко благодарно кивнул гостье.
– Вы ведь не случайно переехали из Тикси именно сюда, в Чумикан?
– О нет, конечно же, нет. Ведь я кроме того, чтобы ловить рыбу нашим стародавним способом эвенкийским, никогда и не владел ничем. Вот и хотелось мне выбрать место, где можно рыбачить и где рыбачат другие эвенки. И к тому же хотелось выбраться как можно южнее, чем южнее, тем лучше. Это для Гарпанча. Эвенк не примет мягкую зиму, а вот мягкое лето его душа к себе всегда впустит. Мой мальчик должен расти в краю, где очень теплое лето. Из-за здоровья. Он у меня солнечный малыш.
– Понимаю, – ласково улыбнулся Ким. – А в этом селе про наш лагерь что-то говорят?
– Да вроде бы и не говорят ничего. Мы ведь только утром переехали сюда. На здании районной администрации висит табличка, что у вас располагается особенно важный военный объект и подходить к нему менее чем на полкилометра воспрещается. Но когда Гарпанча стало плохо, мне было уже всё равно. Я здесь еще ни с кем не познакомился и не горю особенным желанием знакомиться. Мне хорошо с моим Гарпанча и с книгами. Вот заведем к лету доброго кота, который так же как и мы, любит сказки, и заживем еще веселее, у нас пока нет животных.
– Вы правильно поступили, что приехали к нам, – сказала Анна. – Теперь у вас всё будет очень хорошо. Но нам уже пора. Мы не более чем год спустя вас найдем.
– Да, друзья мои, – благодарно и счастливо ответил Алитет.
Не зажигая свет он проводил Кима и Аню с веранды через весь свой участок к пограничной со снежным полем изгороди.
Закрыв за учеными маленькую калитку, Алитет еще долго стоял, глядя им вслед с радостью и покоем, которые принесли в его дом двое этих прекрасных людей, быть может, лучших людей, которые только рождались когда-то под небесами. Для его семьи уж точно лучших на свете. Они дали ему столько, не попросив ничего взамен. Благодаря им двоим маленького Гарпанча ждет самый счастливый в его жизни день. Их всех ждет такой восхитительный, счастливый, новый солнечный день!