Пролог

Жизнь.

Сколь много вкладывают в это слово простые смертные, даже не догадываясь о ее истинной ценности. И сколь мало она стоит на самом деле. Ведь, чтобы подарить жизнь, достаточно провести одну пьяную ночь с какой-нибудь шлюхой в дешевом борделе, тогда как отнять эту «драгоценность» можно одним быстрым движением не самого острого клинка, наточенного кое-как, на скорую руку.

Каждый человек считает себя особенным. Любой из живущих – даже самый жалкий и никчемный представитель рода человеческого – свято верит в то, что он явился на этот свет с определенной миссией, заложенной неким божественным промыслом. Будто бы сам факт его существования доказывает, что без него мир уже не будет прежним, а если он вдруг исчезнет, то колесо мироздания вмиг сойдет с колеи и осядет в придорожной пыли.

Чепуха.

Ороку, который был более известен под именем Жнец, знал истинную цену жизни, как никто другой. И поэтому, в отличие от многих, не испытывал к ней совершенно никакого пиетета. Даже к своей собственной, что уж говорить про чужие. Люди – просто инструмент. Ни больше ни меньше. Обыкновенное орудие из тех, каким свойственно приходить в негодность. И в этом случае его легко можно заменить на другое.

Помнится, давным-давно кто-то рассказал Жнецу, что он никогда не забудет лицо первого убитого им человека. Как же он ошибался. За прошедшие годы Жнец оставил за спиной столько трупов, что при всем желании не мог бы припомнить даже то, как выглядел тот недоумок Йоши.

Что же касается божественного замысла… За все это время Жнец успел узнать и увидеть столько, что уже начинал задумываться о самой природе демиургов и их роли в создании всего сущего. Впрочем, все его накопленные знания были лишь крупинкой, не более; и это если учесть, что он, наверное, познал такие тайны, которые не снились и умудренным годами старцам. То, что для Жнеца было не более чем дешевым фокусом, остальными почиталось за могущественную магию; ступени, которые другие покоряли годами, он преодолевал не задумываясь, по наитию. Однако даже Ороку смог увидеть лишь верхушку, но сколько же еще неизведанного таила вселенная… Скорее всего, ответ на этот вопрос не получит ни один из ныне живущих или кто-либо из их потомков.

К тому же, думается, у богов – или, во всяком случае, тех сущностей, которых за них почитают суеверные людишки, – есть дела поважнее, чем наблюдать за жизнью столь мелких, ничтожных созданий, не говоря уж о том, чтобы вмешиваться в их дела. Жернова мироздания работают многие тысячи лет и будут вращаться еще столько же – так чего же должна стоить очередная перемолотая ими песчинка? Что должно двигать исполином, чтобы он вдруг опустил свой взгляд вниз и склонился над муравейником, вникая в дела суетящихся на земле букашек? Разве что интерес исследователя.

Жнец размышлял об этом, глядя на обезображенные останки, которые не так давно были молодым мужчиной. Редкий и оттого еще более ценный экземпляр – невзирая на бродяжнический образ жизни, этот человек обладал поистине бычьим здоровьем. Как правило, подобные люди – ходячие разносчики всех возможных болезней, начиная от чесотки и заканчивая тифом, а то и сифилисом. Неудивительно, что их гонят даже из самых злачных притонов, заставляя ютиться под городскими стенами в компании себе подобных и бездомных псов. Причем последние зачастую вызывают куда больше понимания и жалости. Этот же бедняк умудрился сохранить даже зубы! Удивительно. Многие богачи тратят баснословные деньги на лекарства и знахарей, чтобы продлить свою «драгоценную» жизнь хотя бы на год, – и умирают от какой-то чепухи вроде заражения из-за царапины или пустяковой болезни. А кто-то ночует под открытым небом при любой погоде, питается любыми отбросами, которые сумеет найти в ближайшей выгребной яме, заливает в себя ведрами дешевое пойло – и по итогу даже не кашляет.

Впрочем, стоило Жнецу отвести взгляд от тела, как он тут же позабыл об этом жалком черве и его участи. Сейчас Жнеца беспокоили более насущные дела. Например, его слегка настораживало собственное состояние. Чувствовал он себя… Сказать «ужасно» было бы преувеличением, но и утверждать обратное он бы не стал. Воистину Разложение являлось просто удивительной наукой – именно наукой, ничуть не уступающей по сложности астрологии, математике или медицине, – но даже оно, увы, было бессильно в некоторых вопросах.

Быть может, обладай он более глубокими познаниями в этой области… О, если бы это искусство практиковали, как и прочие стихии: открыто и законно, подробно изучая его возможности, достоинства, недостатки и нюансы.

Но нет.

Все эти напыщенные трусливые идиоты так трясутся за свое существование и в то же самое время обеими руками отпихивают то, что при должном старании с годами позволило бы не просто изучить мироздание, но и обуздать его, подчинить, стать ему полноправным хозяином.

Ведь нельзя как следует познать жизнь, не изучив смерть; разобраться во всех тонкостях работы механизма можно, лишь разобрав его на мелкие детали и увидев, как он устроен. Так художник набирается опыта с каждым испорченным полотном, чтобы в итоге создать наконец тот самый шедевр. Нечто, что позволит ему жить в людских умах даже спустя столетия после того, как его останки превратятся в прах глубоко под землей, смешавшись с грунтом.

Жнец, наверное, познал Разложение как никто другой из ныне живущих. Он мог поспорить на что угодно, что ни один чернокнижник не сравнится с ним в теории и практике этой школы. Однако даже с учетом всех его познаний, всего опыта, что он сумел накопить, его умений хватало лишь на то, чтобы замедлить неумолимый процесс умирания. Отсрочить миг, когда ему предстоит переступить черту, – не более. При всех стараниях ему до сих пор необходимо было повторять кропотливые и довольно трудоемкие ритуалы, что приносило немалые неудобства, так как они требовали надежного укрытия, подальше от любопытных глаз и лишних ушей, до которых могли бы донестись вопли его жертв.

Дело было не во времени – хотя и его с каждым разом требовалось все больше. И даже не в «материале» – его и раньше хватало с избытком, а сейчас он и вовсе мог отправить на поиски какого-нибудь бродяги одного из своих подручных. Просто… Просто, наверное, где-то в глубине души – если она у него, конечно, еще была – Жнец осознавал одну простую вещь. То, что ему до ужаса надоело топтать землю, и желал он лишь одного – найти упокоение и воссоединиться со всеми своими…

Жнец стиснул кулаки, затянутые в плотные кожаные перчатки. Не время для сомнений – вероломный пес Симада пока еще жив, как и все прочие предатели. А значит, нужно это исправить, и Жнец уже выбрал подходящий день. Грядет Турнир Домов – пышный праздник, которого ждут многие, еще не осознавая, что он станет последним в их жизни. Эта мысль невольно заставила Жнеца растянуть губы – а точнее, то, что от них осталось, – в кривой усмешке. После этого он обвел глазами свое творение. Так скульптор кидает придирчивый взгляд на новую статую, изучая все ее изгибы, замечая малейшие трещинки или излишне грубые выступы. Подобным образом архитектор пытливо изучает построенный по его чертежам дом, непрестанно размышляя: простоит ли здание десятки лет или рухнет уже к концу сезона, когда почва осядет под обильными дождями?

Однако самая тяжелая работа была впереди. Сейчас перед ним на полу лежала только заготовка; бездушное создание, найденное им в старинном склепе, пустая оболочка, что чудом уцелела при некогда случившемся обвале. Теперь же Жнец должен был вдохнуть в нее жизнь. Навсегда лишиться частички своей Воли и передать ее другому существу. Наверное, это походило на то, как призыватели поднимают элементалей, однако магики лишь временно воплощали материальный отклик стихии. Здесь же он сам становился Творцом. Жнец закрыл глаза и положил руки на безволосое бледное тело, отдаленно напоминавшее паука. А потом принялся медленно и нараспев произносить нужные слова, полностью очистив свой разум от сторонних мыслей. Ведь произнеси он неверно хоть один слог – и в лучшем случае он временно лишится сил. А в худшем…

Когда Жнец произнес половину заклятия, тварь чуть шевельнулась – или ему показалось? – но голос его не дрогнул. Жнец не открыл глаза, даже когда ворвавшийся невесть откуда сильный порыв ветра разметал по всему залу его записи и погасил свечи. Лишь произнеся последнее слово, Жнец отступил на пару шагов и стал выжидать, пытаясь привыкнуть к странному ощущению пустоты. Впрочем, он пожертвовал уже слишком многим, чтобы жалеть о подобной мелочи, и если такова плата за его месть – так тому и быть. Прошло немало времени. Ему уже начало казаться, что он все же допустил ошибку. Возможно, неверно перевел какое-либо слово – язык чудом обнаруженной формулы этого заклинания был весьма и весьма сложен для понимания, и о значении некоторых символов он мог только догадываться – либо же начертил на полу не тот знак, или же…

Нет, у него получилось! Жнец замер от восторга, глядя на то, как создание поднимается на лапы и обводит зал непонимающим взглядом. Наверное, так мать смотрит на первые шаги своего любимого дитяти или кузнец наблюдает за тем, как кусок раскаленного железа под его молотом становится грозным оружием. Думается, Жнец был единственным человеком во всем мире, кому удалось воочию увидеть подобное существо, чей вид вымер многие сотни, если не тысячи лет назад, ведь даже найти простое упоминание об этом существе и месте его возможного захоронения он смог по счастливой случайности на страницах одного пыльного манускрипта.

Создание тем временем остановило свой взгляд на Жнеце и издало тихий звук, напоминающий рычание. Хоть он и слегка изменил заклятие, дабы подавить волю чудовища и подчинить его себе, но что, если оно смогло ему воспротивиться? Все представители данного вида буквально дышали магией – превзойти их могли разве что вымершие века назад драконы, – а значит, он не мог быть полностью уверен в том, что его затея удалась. В этом случае Жнецу предстояла долгая, выматывающая схватка, которую он легко мог проиграть; ведь ритуал отнял у него почти все силы, а перед ним находилась одна из самых опасных тварей, которых только знал этот мир. Медленно подойдя к Жнецу, чудовище снова рыкнуло – а после, принюхавшись, слегка потерлось уродливой башкой о его перчатку, видимо признавая в нем хозяина.

– Ты слышишь меня? – с облегчением произнес Жнец, все еще не веря в успех.

Тварь не шелохнулась, но в глазах ее промелькнул огонек разума. Жнец удовлетворенно кивнул, двинулся к ближайшей двери и откинул тяжелый засов. Внутри крохотной комнатки – длиной и шириной примерно в два человеческих роста, не более – находился молодой парень в одной набедренной повязке, сидевший в углу возле грязного ведра. Завидев своего мучителя, он кое-как поднялся на ноги, но не сделал и шага – несколько выбитых зубов в прошлый визит Жнеца научили наглеца покорности.

– Господин, прошу вас! Ради всех богов! Отпустите! – заверещал парень. – У меня жена и дочь! Пожалуйста! Я не скажу ни слова! Прошу…

– Это тебе, – бросил Жнец и отошел в сторону, не обратив на скулеж этого червя ни малейшего внимания. – Наверное, ты успел порядком проголодаться… или успела? Впрочем, какая разница.

Тварь благодарно заклокотала и переступила порог. Хныканье пленника в тот же миг сменилось воплем ужаса, который вскоре перешел в булькающий хрип, раздались звуки разрываемой плоти и громкое чавканье. Жнецу же оставалось только ждать.

Спустя время раздались шлепающие шаги – и из темноты вышел тот самый парень; точнее сказать, то, что приняло его обличье. Двигалось оно медленно и осторожно, еле-еле переставляя ноги и придерживаясь за стены. Остановившись в центре зала, оно приблизило к глазам свою ладонь и несколько раз сомкнуло и разомкнуло кулак, словно свыкаясь с новыми ощущениями.

– Понимаю, не самая завидная шкура, – усмехнулся Жнец, глядя на то, как оно рассматривает в настенном зеркале собственное отражение. – Сначала я подумывал достать тебе какую-нибудь симпатичную барышню, но смазливая мордашка привлекла бы слишком много внимания. Иди ко мне, я хочу тебе кое-что показать.

Оно медленно приблизилось к своему создателю. Хоть их и разделяло всего несколько шагов, путь этот занял немало времени; оно то и дело спотыкалось, словно перебравший пьяница, а пару раз и вовсе падало на колени. Однако Жнец проявил терпение. Ничего страшного. Уже к рассвету оно освоится со своим новым обличьем и будет двигаться так уверенно, что никто и не заметит подвоха. А проведя какое-то время среди людей, быть может, даже научится имитировать их речь – ну хотя бы на примитивном уровне. О, Жнец бы многое отдал за то, чтобы понаблюдать за этим созданием неделю-другую или хотя бы несколько дней… Увы, в текущей ситуации он не мог себе позволить подобную роскошь.

Достав из кармана большую монету – как две капли воды похожую на ту, что он ранее отдал трактирщику, – Жнец протянул ее твари. Та осторожно взяла ее обеими руками и принюхалась, а потом даже попробовала на зуб.

– Вряд ли ты поймешь, что держишь в руках настоящую реликвию. Такие монеты когда-то давным-давно чеканили монетчики моего рода. На золото наложено особое заклятие – человек знающий, обладая хотя бы одной подобной монетой, способен отыскать и остальные. Не стоит и говорить, что воришек, пытающихся запустить свою грязную руку в казну, настигала суровая кара… Но сейчас не об этом. После падения моего Дома практически все наше золото переплавили. Таких монет осталось всего две. Найди того, кто прикасался ко второй, – и убей его. И всех, кто окажется рядом с ним. А потом возвращайся ко мне – у меня на тебя грандиозные планы.

Не произнеся ни звука, оно сжало монету в кулаке и направилось в сторону выхода. К счастью, Жнец успел остановить свое творение, осознав, что человек, сверкающий везде голой задницей, вызовет как минимум праведное возмущение. Достав из сундука заранее приготовленные одежды, Жнец принялся одевать тварь – и, проклятье, это оказалось едва ли не тяжелее, чем вернуть ее к жизни! Стоило Жнецу застегнуть рубаху – как оно тут же оторвало все пуговицы, видимо поведясь на их блеск; Жнец нацепил на башку создания широкополую шляпу – через миг оно стащило ее с головы и впилось зубами в бамбук… Закончили они ближе к рассвету – и за это время оно уже научилось произносить простейшие слова, а Жнец успел возненавидеть все на свете.

С первыми лучами солнца в сторону Каноку бодрым шагом выдвинулся молодой парень – с виду такой же, как и тысячи других. Он с любопытством осматривал округу, то и дело пытаясь подражать щебету птиц или стрекоту сверчков, но не останавливался ни на миг, с каждым шагом неумолимо приближаясь к своей цели. Тварь ни разу не видела место, куда лежал ее путь, не знала, как пахнет или выглядит тот человек, которого ей предстояло отыскать, но знала, что совсем скоро он будет мертв.

Как и все, кто попытается встать на ее пути.