– Не повстречала ли ты еще каких-нибудь странных мужчин, предлагающих тебе арфы?
Я едва слышно хихикнула. Клайв убежден, что Эксмур кишит чудаками, что, возможно, это мне на руку.
– Нет. А жаль, правда. – Я под впечатлением от своей актерской игры. Это идеальный баланс между сожалением, иронией и беспечностью.
Он качает головой и закатывает глаза.
– Такое могло произойти только в Эксмуре!
Клайв даже не догадывается о происходящем. Он не подозревает, что в ту минуту, когда он выезжает на работу, я каждый день отправляюсь в свое собственное путешествие, чтобы посвятить себя тайному увлечению.
Когда я прихожу в амбар, Дэн обычно работает над своим текущим проектом – арфой в средневековом стиле из платана. Он радостно приветствует меня, но мы перекидываемся лишь парой фраз, после чего я поднимаюсь наверх. Я немного перебираю струны, прислонив один из самоучителей игры на арфе к деревянному бруску, так, чтобы я могла его видеть, и хмуро смотрю на ноты на странице. Иногда стук молотка или шум машин снизу прерывают мою робкую игру.
Около двенадцати ко мне заходит Дэн с бутербродами. Всегда бутерброды, всегда нарезанные треугольниками и разложенные на тарелке в геометрическом порядке. Он ни разу не предложил мне горячего напитка, хотя из кухни часто доносится аромат кофе. Дэн словно следует определенным моделям поведения, но по-прежнему остается для меня загадкой. Я понятия не имею, что творится у него в голове, и его странные комментарии часто застают меня врасплох. Но я поняла, что мои первоначальные подозрения совершенно не обоснованы. Дэн не лжет. Я уверена, что эти фотографии на его пробковой доске – просто фотографии людей, которым он продал арфы, потому что ему нравится представлять себе, как на каждой из его арф кто-то играет. Вряд ли он виноват в том, что все покупательницы женщины и все привлекательны (особенно та, что в центре).
Я начала играть на арфе несколько недель назад, и единственный человек, которому я об этом рассказала – моя самая близкая подруга, Кристина. Она принадлежит к числу людей, которых Клайв назвал бы эксцентричными. Она одевается в длинную струящуюся одежду, обычно ярких размытых цветов. Эта одежда либо органическая, либо сделана из шерсти яка. Кристина владеет небольшим магазинчиком в Порлоке, где продает серьги, кулоны и другие безделушки, которые делает сама. Место, где она живет, – крошечный скрипучий домик в деревне в пяти милях отсюда. Я навещаю как можно чаще, потому что, какой бы жизнерадостной она ни была, я знаю, что ей одиноко.
– Элли, слава богу, ты здесь! – воскликнула она и прижала меня к себе, держа в руках чашку чая и блинчик, в ту минуту, когда я вошла к ней. – Я страдаю от Алекс-абстинентного синдрома.
Кристина забеременела в шестнадцать лет. У нее родился обаятельный, но довольно безответственный Алекс. После рождения сына у Кристины было два мужа, ни один из них не горел желанием становиться его отцом. Сейчас Алексу восемнадцать, и недавно он отправился в Эксетер вкушать радости университетской жизни.
– Как у него дела? – спросила я.
– Грубит преподавателям и терпеть не может писать эссе.
Я слушала ее ворчание, ела оладьи, пила чай, гладила ее кошку и пыталась представить, каково это – иметь восемнадцатилетнего сына. Как изменилась бы моя жизнь, если бы я была матерью. Я всегда предполагала, что у меня будут дети, но они все отказывались материализоваться, и поскольку этого до сих пор не произошло, я понимала, что это вряд ли произойдет сейчас, когда мне почти тридцать шесть. Клайв, кажется, не возражает («Главное, чтобы ты была счастлива, детка»). Никто из нас не горит желанием обращаться за медицинской помощью, так что я полагаю, что этот вопрос закрыт. Моя сестра говорит, что дети – это больно, но приятно. Иногда, когда я играю с маленькими племянниками и племянницами, я ощущаю, что в моей жизни есть огромная, ничем не заполненная, дыра. Но отец однажды сказал мне, что бесполезно размышлять о том, как что-то могло сложиться иначе, поступи ты по-другому, потому что уже ничего не изменишь. Менять можно только то, что будет.
Я встряхнула головой, прогоняя грустные мысли, и поделилась с Кристиной своими новостями об арфе.
– Молодец, Элли! Я всегда знала, что в тебе скрывается творческая натура.
Кошка (которая, как я подозреваю, понимает больше, чем показывает) посмотрела на меня зелеными глазами.
– А ты что думаешь, Мява?
Большую, ленивую кошку Кристины с черепаховым окрасом зовут Мява, потому что Кристина утверждает, что это честно, когда животные в состоянии произнести свое имя. Мява дернула кончиком хвоста и дважды произнесла свое имя, что, однако, особой пользы не принесло.
– Кристина, я по уши влюблена, – призналась я. – В арфу. И в равной степени я ее боюсь. Я не понимаю ни слова из самоучителей по игре на арфе и понятия не имею, что я делаю, но звук этого инструмента! Он как глоток свежего горного воздуха… или луч солнечного света, колышущийся на воде. Как зеленая травка на опушке леса. Даже если я просто вожу пальцами вверх-вниз по струнам, это… вааауууу!
Мои руки закружились в воздухе, пытаясь донести до нее смысл сказанного.
– Элли, я так за тебя счастлива! – улыбнулась Кристина. – Тебе требовалось что-то подобное. Все это творчество чертовски важно. Каждый раз, когда я начинаю скучать по Алексу, я заставляю себя начать новый проект, и это всегда помогает.
– Да! Здорово, что у тебя есть твои украшения. – В тот день на Кристине была пара самодельных сережек. Они поблескивали бледно-жемчужно-зеленым цветом на фоне темных волос. – Ты умница, что создаешь такие великолепные вещи.
– Ты тоже создаешь великолепные вещи! Ты сочиняешь великолепные стихи, – похвалила меня она не на сто процентов искренне. (Кристина прочитала несколько моих стихотворений. Она меня всегда хвалит, но я знаю, что она о них невысокого мнения). – А теперь еще и на арфе играешь! – Она закурила сигарету, и я сочувственно погладила Мяву по голове: эта кошка проводит слишком много времени за пассивным курением.
– Но это же музыка, – благоговейно прошептала я Кристине. – Музицируют талантливые люди, а не такие, как я!
Она неодобрительно хмыкнула.
– Насколько я вижу, у тебя есть для этого все необходимое: пальцы, большие пальцы. Чувствительность. Арфа.
– Да, пальцы у меня есть; чувствительность – возможно! Арфа – да, сейчас есть! Но мне не хватает кое-чего важного.
– Дай угадаю, – сказала она. – Уверенности в себе.
– Да, но я не это имела в виду. Есть еще кое-что, чего мне не хватает.
Она выдохнула облако дыма.
– Продолжай.
Я нахмурилась:
– Одобрения мужа.
Подруга пренебрежительно махнула рукой:
– Незначительная деталь. Неважная. С этим разберешься потом. Со временем.
Со временем. Когда, спрашиваю я себя, мне это сделать? Это вопрос деликатный, и для его обсуждения необходимо выбрать подходящий момент. Я слабачка, и я это знаю. Клайв великолепен, но иногда, когда я делаю глупости, за них приходится дорого платить.
Как в тот раз, когда мы с Клайвом пошли в бадминтонный клуб и закончили тем, что играли в паре с Сарой (местная красотка) и Терри (местный ходячий флирт). Терри осыпал меня довольно дерзкими комплиментами, я флиртовала в ответ – совсем чуть-чуть, – потому что знала, что он безобиден. Вдруг я ощутила такой сильный удар по плечу, что пошатнулась. Клайв ударил меня ракеткой. Повисло короткое ошеломленное молчание, после чего со стороны Клайва посыпались извинения:
– О, боже, Эл, детка! Ты в порядке? Мне так жаль! Даже не знаю, что произошло. Я думал, что волан летит в этом направлении… Я уверен, что так оно и было! Я думал, ты отскочишь в сторону. – Тем временем волан находился в руках Сары и никуда не летел.
После игры мы отправились в паб. Я не пострадала, но, похоже, всем нам нужно было расслабиться и успокоить нервы. Флирт сошел на нет, и об ударе больше никто не вспоминал.
В минуты сомнений я до сих пор задаюсь вопросом, был ли это случайный удар?
Слишком много струн! Как научиться в них разбираться? Красные струны – это C, черные – F, а по поводу остальных остается только гадать. Признаю: гадать приятно. Я изо всех сил сосредотачиваюсь и пытаюсь сыграть первую строку песни «Danny Boy». У меня почти получается.
На пороге появляется Дэн. У него серьезное лицо, и он явно собирается сказать что-то важное. Я жду, что будет дальше. Не слишком ли открыто и нагло я пользуюсь его великодушием? Не слишком ли часто прихожу? Может, я мешаю ему своими неумелыми, утомительными попытками поупражняться в игре на арфе?
Он внимательно смотрит на мои ноги, затем медленно поднимает взгляд на мое лицо.
– Элли, у меня к тебе вопрос.
– Спрашивай! – легкомысленно произношу я.
Он прочищает горло.
– Вопрос у меня такой: ты любишь сливы?
Люблю ли я сливы?
– Да, очень. А что?..
– Сливы, – повторяет он, как будто от этого слова зависит будущее Вселенной. – Их много. Этих слив. Несколько сотен. На моем сливовом дереве. За домом. Несколько сотен – это гораздо больше того, что я смогу осилить. А я не люблю, когда что-то портится. Поэтому я подумал, что тебе стоит забрать сливы домой. Для тебя и твоего мужа.
Дэн не знает, что Клайв не знает. Это слишком долго объяснять…
Дэн выводит меня на улицу к небольшому, обнесенному забором лугу за амбаром. Земля там неровная, на ней растут три дерева. В одном конце стоит крошечный сарайчик, набитый бревнами. У живой изгороди, протянувшейся вдоль заднего двора, порхают и щебечут малиновки и угольные синицы. Сентябрьское солнце струится по траве, пронизывая зелень золотом.
– Мой сад! – объявляет Дэн.
– Какой славный! – восклицаю я.
Одно из деревьев – высокая вишня, другое – яблоня, и вид у нее такой, будто все ее плоды уже собрали. Ветви третьего дерева низко прогибаются под тяжестью слив красивого янтарного цвета с розовым румянцем. Воздух наполнен их ароматом.
– Нам нужен труг, – говорит Дэн. – К счастью, труг у меня есть.
Он исчезает в сарайчике, а через мгновение выныривает оттуда с традиционной овальной корзинкой для сбора фруктов и овощей.
Мы принимаемся за работу. Сливы такие спелые, что из них сочится липкая жидкость, а вокруг кружат пчелы. Я полагаю, что у Дэна не так много родственников, с которыми он мог бы поделиться урожаем. До сих пор во время своих визитов я ни разу не встречала здесь кого-то еще. Однако пару раз он упоминал о своей сестре Джо. Интересно, каково ее влияние на его жизнь. Он намекает на то, что оно значительное, но я знаю, что у Дэна есть своя голова на плечах и никто ему не указ.
– Ты как? Привыкаешь к своей арфе? – спрашивает он, как делает каждый день.
– Да, – отвечаю я. – Сплошное наслаждение и восторг. Но пальцы продолжают путаться. Я начисто лишена координации, и, кажется, я безнадежна. Самоучители помогают, но мне было интересно, не мог бы… не мог бы ты показать мне основные приемы?
Он качает головой.
– Я не играю на арфе. Я их только делаю. Если хочешь, могу научить тебя самостоятельно настраивать арфу, – просияв, предлагает он.
– Думаешь, мне необходимо этому учиться? Для меня она всегда звучит как надо.
– Это потому, что я каждое утро настраиваю ее перед твоим приходом.
Я тронута, и уже не в первый раз.
– О, Дэн! А я и не знала! Спасибо! И да, пожалуйста, я буду рада, если ты научишь меня настраивать арфу.
Мы пережевываем пару слив и выплевываем косточки. Такое ощущение, будто Дэн при этом собран и метит в определенное место.
– Я надеюсь, что они прорастут и у меня станет больше сливовых деревьев, – объясняет он.
– Тебе нужно больше слив?
– Нет, но для окружающей среды чем больше деревьев, тем лучше. – Он бросает взгляд на корзинку. – Пока у нас сорок три сливы. Сколько бы ты хотела собрать?
Я поражена до глубины души. Я не знала, что он их считал.
– Еще сорок три! – смело отвечаю я.
Дэн одобрительно улыбается. Солнечный свет касается его щеки, и когда он тянется вверх, чтобы собрать плоды с верхних веток, я в очередной раз отмечаю, до чего же он красив. Если бы Вселенная спланировала все по-другому… Если бы я не была замужем… Если бы он смотрел на меня так, как смотрю на него я…
– Мне только что пришла в голову мысль! – восклицает он, перекатывая в ладони сливу. – Эта мысль посещала меня и раньше, но я все о ней забывал. А вот теперь вспомнил! Можно я поделюсь с тобой этой мыслью? – У него такое лицо, словно его посетило озарение.
– Конечно!
– Ты могла бы брать уроки игры на арфе у моей девушки!
– Твоей девушки?..
– Ну да! – Его руки начинают как-то странно подергиваться. – Ты должна брать уроки у Косули!
– У косули?
– Да! – подтверждает он. – Моя девушка – Косуля. Она живет в Тонтоне. Отсюда до нее двадцать три запятая и одна мили. Думаю, она будет рада тебя учить. – По его лицу пробегает тень. – Но, возможно, тебе придется платить за уроки. У нее странное отношение к деньгам.
– Разумеется, ей нужно платить. – Меня беспокоит вовсе не денежный аспект. – Можно я ей позвоню? – спрашиваю я.
– Да, конечно. Ее номер… – И он выдает мне набор цифр, очевидно, в надежде, что я его запомню.
– Не мог бы ты записать его для меня?
Собрав восемьдесят шесть слив, две большие корзинки с верхом, мы возвращаемся в амбар. Дэн ведет меня к доске с фотографиями женщин, играющих на арфе.
– Это она! – говорит он, указывая пальцем.
Это обжигающая сексапильная блондинка, чей образ преследовал меня с самого начала.