Слезы ручьями покатились у меня по щекам, едва я выбежала из столовой. Я помчалась по коридору к туалету, сняла промокший блейзер и бросила его на пол, пока моя рубашка тоже не намокла. И тут я сломалась окончательно. Прислонившись к холодной раковине, дала волю слезам, которые сдерживала весь день. И рыдала так сильно, что в какой-то момент начала даже задыхаться.
Дверь в туалет открылась, но меня это совсем не удивило. Ведь Кеннеди бежала за мной следом.
– Какая же я дура! – сказала я, закрывая лицо руками. – Я должна была предвидеть это! Она права, я ужасно наивная. Я не могу оставаться в ее доме. Не могу жить с Пруиттами. – Я даже не была уверена, слышит ли Кеннеди меня за моими рыданиями. – Дядя тоже этого не хотел. Он хотел, чтобы я жила с твоей мамой. Она ведь подписала все бумаги. Не понимаю, почему он так со мной поступает?
Я подскочила, когда чья-то рука, принадлежавшая явно не Кеннеди, коснулась моей спины.
Подняв голову, я увидела Феликса. Меня это поразило, но вместе с тем принесло облегчение. Потому что, окажись это Мэтт, я точно вмазала бы кулаком по его идеальному лицу. Именно из-за него я чувствовала себя такой дурой. Он просто… сидел. Сидел и ничего не предпринял. И не скажу, что меня это сильно удивило. Мэтт уже не в первый раз поступал так со мной.
– Ты не дура. Ты идеальная, новенькая.
Идеальная? Да я настоящая катастрофа. Но мне было приятно слышать это от него. Потому что всех остальных, кто считал меня идеальной, я уже потеряла. Не раздумывая, я бросилась ему в объятия.
Феликс крепко прижал меня к себе, как будто был единственным человеком, на которого я могла положиться. Возможно, так на самом деле и было.
Рядом с ним я чувствовала себя защищенной, любимой. Мне было так тепло в его объятиях. Я покрепче зажмурилась, надеясь, что это мгновение продлится как можно дольше. Мне это было необходимо. Если сегодня вечером мне придется ехать к Пруиттам, я должна напоследок насладиться этими моментами счастья.
Он погладил меня по спине.
– И да, ты, похоже, приняла меня за Кеннеди, но знай, что мой дом открыт для тебя, когда захочешь. Мама не будет возражать. Родителей вечно не бывает дома.
– Возможно, мне придется принят твое приглашение, – пробормотала я ему в грудь.
Он продолжил гладить меня по спине.
– Тогда оставайся сегодня у меня.
Я отстранилась от Феликса, чтобы увидеть его лицо. Перед тем, как моя жизнь перевернулась вверх тормашками, я сказала ему, что хочу просто дружить. Он согласился и ответил, что готов ждать. Того момента, когда я снова захочу быть ему кем-то большим, нежели просто другом. Он не знал про Мэтта. И я не могла ему сказать, так как Мэтт считал, что наши отношения должны оставаться тайной. Черт, я ведь даже согласилась пойти на вечер встречи с Феликсом. Но также согласилась пойти и с Мэттом. Я так и не разобралась в этой ситуации, потому что в последние дни едва могла дышать, не то что связно мыслить.
Я думала, что моему сердцу уже никто не причинит боль. Но ошиблась. В моей жизни все было так запутано. Я никак не могла во всем разобраться. И чувствовала себя слишком измотанной, чтобы прямо сейчас что-то исправить.
– Я позвоню тебе, если смогу, – сказала я, потому что не знала, где живут Пруитты. И не знала, удастся ли получить доступ к телефону. Но, если у меня получится выбраться, я поеду к Феликсу. И мне было все равно, встречаемся мы с ним или нет. Главное, я оказалась ему небезразлична. Для меня в тот момент это было самым главным. Он был мне нужен.
Феликс даже не был моим лучшим другом. Или парнем. Он был кем-то средним между двумя этими понятиями. Возможно, именно поэтому я с такой легкостью поделилась с ним своими самыми мрачными страхами:
– Я потеряла маму. И дядю. У меня никого не осталось. Я одна. Совсем одна.
Он снова обнял меня и положил подбородок мне на макушку.
– У тебя есть я.
Я почувствовала, как мое тело задрожало от рыданий. Из-за слов Феликса я вдруг почувствовала, что еще сильнее скучаю по дяде. «У тебя есть я». Именно так говорил мне дядя, когда был мне особенно нужен.
– Разве это плохо? – спросил он.
Я рассмеялась сквозь слезы.
– И у тебя есть Кеннеди. Я хорошо ее знаю. Она если кого-то и любит, то очень сильно. Так что она тебя не бросит.
– Я плачу не потому, что ты один из немногих людей, на которых я могу положиться. А из-за того, что ты поступил очень благородно, предложив мне свою помощь. Я этого не заслуживаю. Ведь в последнее время я только и делаю, что плачу.
– Знаешь, если бы ты не прогуляла физкультуру, возможно, мне удалось бы тебя рассмешить. У меня это всегда хорошо получалось.
– Прости. Я пряталась в кабинете медсестры. Я не была готова вернуться к учебе. Мне все здесь напоминает о нем.
Он держал меня в объятиях, пока я, наконец, не перестала плакать.
– Знаю. – Феликс снова стал гладить меня по спине, и мое дыхание постепенно успокоилось.
– Спасибо, – пробормотала я ему в грудь, – что пришел сюда.
– Мне пришлось посоревноваться с Кеннеди, но благодаря тебе я очень быстро бегаю.
Я рассмеялось и посмотрела на него.
– Ой, не стоит благодарности.
Феликс взглянул на меня и улыбнулся.
– А еще мне помогло то, что ты забежала в мужской туалет.
– Что я сделала? – Я освободилась из его объятий и впервые заметила писсуары вдоль стены. – Боже, да что со мной такое?
– Ровным счетом ничего.
Он так это сказал, что у меня раскраснелись щеки.
Зазвенел звонок, и Феликс снял свой пиджак.
– Держи. – Он протянул его мне. – Ты же не хочешь опоздать на урок.
– Я не могу взять твой пиджак. И ты тоже можешь опоздать, – сказала я со смехом, вытирая слезы.
– Я вечно опаздывая на уроки, – пожал он плечами. – Возьми.
– У тебя будут неприятности.
– Я вечно попадаю в неприятности. – Он сунул пиджак мне в руки. – Позвони мне сегодня вечером. Я приеду и заберу тебя, хорошо?
– Хорошо.
Мэтт пообещал мне, что эту ночь я не проведу у Пруиттов. Но обещания Мэтта ничего не гарантировали. Он много чего обещал мне по ночам. Но при свете дня? Мне казалось, что он забывал обо всех своих словах.
Я надела пиджак Феликса. Он был мне великоват, но, по крайней мере, от него не пахло прокисшим молоком.
– На тебе он смотрится лучше, чем на мне.
Я улыбнулась ему.
– До вечера. – Феликс подмигнул мне и исчез за дверью.
Только я не была уверена, что нам удастся встретиться. Шансов, что мне позволят позвонить ему, было очень мало. И все же я наделась, что у меня это получится.
Я подобрала блейзер Изабеллы с пола. Мне хотелось вышвырнуть его в мусорную корзину. Но я знала, сколько он стоит. Именно поэтому у меня всегда был только один комплект школьной формы. Я уже опаздывала на урок, но все равно отмыла пятно от молока спереди и повесила его в своем шкафчике, чтобы он просох. Затем остановилась посреди пустого коридора и подумала, что если сейчас покрепче зажмурю глаза, то смогу представить, как дядя стоит рядом со мной.
Я радовалась, что начался последний урок. Но боялась того, что ждало меня после школы. Я воображала себе, что Пруитты живут в таком же большом мрачном особняке, как и Мэтт. Мэтт. Видеть его у меня не было ни малейшего желания.
Утром он вел себя так мило со мной. И с какой легкостью скрывал свои нежные чувства ко мне. Словно по щелчку. И я не могла смириться с такой переменой. Ведь он не просто игнорировал меня в присутствии Изабеллы. Мэтт сидел, позволяя ей вылить на меня молоко, а потом еще назвать мусором. Это было так жестоко. Я никогда не думала, что Мэтт жестокий.
– Эй, – прошептал Мэтт.
Я не подняла глаз и продолжила смотреть на чистую страницу в своей тетради.
– Эй.
Почему мне опять захотелось расплакаться? Неужели за эту неделю я выплакала не все слезы?
– Прости, что так получилось за ланчем. Мне действительно очень жаль.
Какое жалкое оправдание!
– Неужели?
Потому что за обедом так совсем не казалось. У меня возникло желание сказать ему об этом, но проще оказалось смотреть в свою тетрадку. Мне хотелось спросить у него, действительно ли он встречался с Изабеллой каждый вечер перед тем, как тайком пробраться ко мне в спальню? Я хотела спросить его, понимал ли он, как жестоко поступил со мной? Я хотела… получить от него нечто большее, чем это извинение.
– Что это на тебе?
Я удивилась, каким резким внезапно стал его голос. Неужели он не видел, что я с трудом сдерживаюсь, чтоб не расплакаться? Я посмотрела на Мэтта. Да, вид у него был сердитый. Но он не мог сердиться на меня за то, что я надела чужой пиджак. Это я должна была сердиться на него.
– Я переоделась, потому что Изабелла облила молоком мой блейзер. А ты все это время сидел и ничего не сделал.
– Чей это пиджак?
Конечно он проигнорировал мою последнюю фразу.
– Феликса.
Не было смысла лгать ему. Феликс утешил меня. Феликс всегда был рядом. Феликс не позволял мне почувствовать себя совсем одинокой.
– Сними его.
Что?
– Не могу. У меня тогда будут неприятности.
– Сними его, Бруклин.
– И что я вместо него надену? Твою спортивную куртку? Ну конечно… я же не могу. Потому что никто не должен знать о нас. – Как ни странно, но это оказалось так просто – обратить грусть в гнев. И здорово было испытать еще какое-нибудь чувство, кроме отчаяния.
– Слушайте, я знаю, что ваши отношения должны оставаться секретом, – сказал Роб. – Но…
– Ты можешь говорить потише? – спросил Мэтт.
Шарлотты в классе не было. Я вспомнила, как Мэтт объяснил Робу, что мы скрываем наши отношения, потому что я бедная. Как будто дело было не в тайном романе, а в том, что Мэтт просто стеснялся меня. Честно говоря, я и сама себя стеснялась. Что бы подумала мама, узнай она, что я согласилась стать маленьким грязным секретом Мэтта? И что бы подумал мой дядя?
Как я позволила себе опуститься до такого? Ведь я не была такой. Мама воспитала меня иначе. Я Сандерс. А женщины, носившие фамилию Сандерс, не боялись уходить от всяких засранцев.
– Не волнуйся, Роб, – сказала я. – Не переживай, что ты выдашь наш секрет. – Я бросила тетрадку в свой рюкзак. – Потому что между нами с Мэттом все кончено.
– Бруклин! – прошипел Мэтт, когда я встала.
Но я развернулась и вышла из класса. Никто больше не сказал ни слова. Не было никаких смешных замечаний от Роба. Или оскорблений от Шарлотты, с которой я едва не столкнулась в дверях, когда выбегала из класса. Мистер Хилл не отругал меня за то, что я ушла с урока. Я снова стала невидимкой в «Эмпайр-Хай». Кто захочет разговаривать с девчонкой, потерявшей всю свою семью? С девчонкой, которую ненавидела королева школы – Изабелла Пруитт? С девчонкой, которая плакала чаше, чем улыбалась? Я бы сама не захотела с такой общаться. Но вот невезение – такой девчонкой оказалась я.
И, лишь очутившись на оживленной улице, я поняла, что мне совершенно некуда идти.