– Не отставай! Скорее! Говорил же, не нужно было идти сюда! Привязался ко мне! Большая волна!.. Давай посмотрим!.. Будто я не видел таких! – задыхаясь от быстрых шагов, раздражённо говорил юноша лет пятнадцати, то утирая пот с лица, то порывистыми движениями раздвигая густые, высоченные, доверху покрытые листьями стебли тростника, отчего на их макушках сильно тряслись крупные, развесистые, густые метёлки.
За ним, далеко отстав, молча шагал мальчик лет шести, с трудом державшийся на ногах. Вскоре юноша вырвался из зарослей и, сделав пару шагов, остановился. Тяжело переводя дыхание, склонился и уперся руками в колени, встревоженно поглядывая то в сторону огней недалёкого аула, то на тростник, плотной стеной темневший за спиной.
Сгущались сумерки. Порывами налетал сильный северо-восточный ветер, низко пригибая густой тростник, от чего по всей округе стоял невообразимый гул, временами дробившийся на оглушительный треск и хруст ломающихся стеблей. Юноша выпрямился, повернулся к зарослям и стал напряжённо всматриваться, нервно убирая с лица мокрые пряди рыжих волос.
«Да где же он?.. Навязался на мою голову… Я тоже хорош… Не нужно было поддаваться на его уговоры! Да где же он застрял?!» Не дождавшись появления маленького спутника, он еще раз оглянулся на аул, прикусил губу и, мотнув головой, решительно шагнул в гущу тростника, а войдя, сразу же ощутил под ногами хлюпающую влагу.
«Не может быть! Вода никогда не доходила даже на сто шагов до этих мест. Как же так? Почему в этот раз такая волна?.. Да где же он?! Нужно быстрее найти его», – с нарастающей тревогой думал юноша, торопливо углубляясь в заросли.
– Эй, ты где? Я здесь! Я иду к тебе! Слышишь? Я иду за тобой! Э-э-эй!
Юноша останавливался, прикладывал ладони к ушам, вслушивался, вертя головой, затем соединял ладони рупором и что есть силы кричал, после чего вновь продвигался вперёд. Вода быстро прибывала и уже доходила ему до колен. Он с ужасом смотрел под ноги, но ничего не видел из-за опустившейся темноты, здесь, в тростниковых зарослях, ставшей совершенно непроглядной.
– Он не услышит меня… Даже я сам не слышу своего голоса!.. Ну надо же такому случиться! Ведь никогда такого не было… Сколько воды!.. Я найду его… Я должен его найти! – зло бормотал юноша, пробираясь сквозь заросли. – И где эта кабанья тропа?.. Если я сбился с неё, то это всё… Нет, только не это!.. Я смогу выйти!
Юноша яростно продирался сквозь густые стебли с длинными, узкими, заострёнными, жёсткими листьями, хлеставшими его по лицу. Он уже даже не прикрывался руками. В какой-то миг ему послышалось что-то – какой-то посторонний звук. Он тут же замер, вновь приложив ладони к ушам и завертев головой.
– Это он! Это точно он! Он подаёт голос! Больше некому… Он где-то рядом! – стараясь успокоиться и как можно реже дыша, шептал юноша.
Когда вновь донёсся тот же звук, он бросился в его сторону. Вода всё прибывала и уже доходила до пояса.
– Эй! Я здесь! Эй! Помоги!
Теперь приглушённый слабый голосок отчётливо был слышен прямо перед ним. Юноша на мгновение замер, вытянул вперёд обе руки, резким движением раздвинул стебли и стал медленно продвигаться вперёд, пристально всматриваясь в темноту, но, как ни старался, различить ничего не мог.
– Где ты? Я ничего не вижу! – крикнул юноша. – Подай голос!
– Помоги! – очень тихо и совсем близко ответил мальчик.
Юноша водил вытянутыми руками вокруг себя по поверхности воды. Вдруг коснулся чего-то и тут же понял, что это лицо мальчика. Малыш запрокинул голову так, что только лицо едва выглядывало из воды. Юноша начал вытаскивать мальчика на поверхность, но тот цепко держался руками за стебель тростника.
– Всё, всё. Я здесь. Отпусти стебель. Не бойся. Это я, – говорил юноша, пытаясь оторвать младшего от спасительного стебля.
Мальчик разжал пальцы и сразу же вцепился в одежду спасителя, судорожно вскарабкиваясь на него.
– Всё, всё. Не бойся… – прижимая хрупкое тельце к себе, успокаивал юноша. – Перебирайся мне на спину. Надо уходить отсюда скорее.
– Брат… Ты вернулся… Ты… – обхватив его сзади за шею, обессиленно шептал мальчик. – Ты нашёл меня…
– Это я, я. А ты как думал? Я не брошу тебя нигде. Молчи. Держись крепче… – пробираясь обратно, говорил в ответ юноша.
Вода поднялась до груди. Он едва шагал, раздвигая стебли перед собой. Но как ни старался, как ни спешил, а уровень воды не снижался.
«Я иду не к берегу… Я не знаю, где он… Вода не снижается… Я потерял тропу… Ноги вязнут… Только бы выбраться отсюда…» – почти в полном изнеможении думал юноша, продолжая пробираться в воде сквозь заросли, но очень медленно.
Тем временем вода достигла его подбородка. Он не останавливался, зная, что после не сможет сделать и шага по топкому дну. Изредка подкидывал мальчика на спине, дабы тот не сполз и не начал захлёбываться…
Вода всё не убывала, приходилось задирать голову, чтобы не наглотаться. Окончательно выбившись из сил, юноша остановился и схватился за ствол тростника, пытаясь хоть немного подтянуться вверх. Затем напрягся и с огромным усилием подкинул повыше мальчика на спине, но тут же почувствовал, как ноги уходят в вязкое дно.
– Держись за стебель! – запрокинув голову, закричал юноша, захлёбываясь водой.
Мальчик подался вперёд, нависнув над лицом старшего брата, и вцепился обеими руками в тот же стебель, за который держался юноша.
– Поднимайся выше!.. – выплёвывая воду, кричал юноша. – На плечи мне вставай!.. На плечи!..
Мальчик вскарабкался на плечи. Юноша уже не мог говорить, погружаясь всё глубже. Он судорожно цеплялся за стебель, чтобы иметь возможность приподняться над водой и сделать хоть один вдох. Вдруг тонкий полый стебель тростника треснул над головой, и малыш тут же упал в воду. Юноша отпустил стебель, глубоко вдохнул, нырнул и стал шарить по сторонам, пытаясь поймать мальчика. Нащупав, схватил за ноги и вытолкнул наверх, сам погружаясь всё глубже в вязкое, топкое дно. Он не мог знать, сумел ли брат ухватиться за другой стебель, и продолжал водить руками вокруг себя… Вдруг он коснулся чего-то твёрдого, похожего по форме на лист, но острого по краям, величиной в несколько его ладоней. Тут же вцепившись руками, он почувствовал, как это что-то потянуло вверх.
Юноша уже задыхался и, вынырнув наконец, жадно глотнул воздух, затем стал вертеть головой по сторонам, пытаясь увидеть мальчика, но вода застилала ему глаза. Он хотел крикнуть, но не смог и сильно закашлялся. В этот миг кто-то крепко схватил его за ворот одежды и выдернул наверх. Юноша вытер глаза. Едва успев различить смутный силуэт, он тут же услышал голос отца.
– Вылазь уже отсюда. Потом выпорю, – прогрохотал тот.
– А где… – едва дыша, хотел было спросить юноша.
– Жив. Иди за мной. Можешь? – вновь прогрохотал отец.
– Да… – прохрипел юноша, только теперь заметив, что вода заметно убыла и была ему лишь по грудь.
Отец с копьём направился сквозь заросли. Юноша последовал за ним. Впереди отца шли два воина. Один держал два копья. У второго на руках лежал мальчик. Он уже спал.
В самом конце длинного обоза два огромных вола медленно тянули кибитку, освещенную дрожащим на ветру факелом и поскрипывающую большими деревянными колёсами. За кибиткой на привязи шёл осёдланный скакун. Юноша сидел в кибитке возле старого возничего, чьи рыжевато-седые космы волос были стянуты вокруг головы тонкой верёвочкой, и смотрел в ночное звёздное небо. Обе его ладони были перевязаны кусками ткани, сквозь которые проступила кровь, уже подсохшая небольшими пятнами.
– Что это у тебя с руками? – тихим скрипучим голосом спросил возничий, взглянув на юношу.
– За наконечник копья схватился, – вздохнув, ответил юноша.
– Зачем? – удивлённо вскинул густую белёсую бровь старик.
– Так получилось, – пожав плечами, нехотя ответил юноша.
– М-да… Не маленький вроде уже. А я-то думаю, чего это ты не верхом едешь. Вон меньшие все верхом как положено, а ты, значит, покалечился. М-да, дела… – возничий ухмыльнулся.
Мальчик опять вздохнул и отвернулся.
– Отец, что, не выпорол тебя за это? – спросил старик, заглянув на спину юноши.
– Нет ещё. Обещал, – буркнул юноша.
– М-да, обещал, значит. Это дело нужное. А-то как же… Вот руки заживут – и получишь своё, – довольно произнёс старик.
Юноша посмотрел на него и вновь отвернулся.
– Чего надулся? Обидно, да? Ты не гневайся на него. Вот будут у тебя свои озорники, тоже будешь пороть их, ну конечно же, за дело. Я помню, как мне доставалось в твои годы от отца. Эх, как я злился! А ведь напрасно. Нужное это дело. Ох, нужное. Многое после этого запоминается. Не повторишь непотребного потом. М-да, на всю жизнь это.
Старик замолчал, переложив в одну руку тяжёлые длинные поводья, взялся узловатыми пальцами другой руки за заплетённую рыжую бородку, погладил её и слегка ткнул тощим локтем в бок юноши. Тот повернул голову и удивлённо посмотрел. Старик вновь ухмыльнулся.
Ветер заметно ослабевал. Факельный огонь уже не бесновался, как прежде, и стал немного ярче.
– Такой сильный ветер, что прошёл, бывает редко, – мельком взглянув на факел, произнёс старик. – Что-то на этот раз он был уж очень силён. Поговаривают, что на озере он поднял небывало огромную волну. Я сам не видел, в дорогу собирался. Едва с волами справился, пока запрягал их. Молодые, норовистые.
Юноша слушал старика и смотрел вперёд на вереницу обозных огоньков, что тянулись перед ними, исчезая в темноте.
– В эту пору нас, несмышлёнышей, отцы всегда загоняли в юрты, чтобы мы на озеро не бегали. Держали строго у очагов. Опасно это было. А нам очень хотелось увидеть большую волну, мы ж не понимали, что могли погибнуть среди тростника. Там же топь. Вязко. Не каждый взрослый, коль собьётся с кабаньей тропы, выберется оттуда. За всю свою долгую жизнь я лишь разок видел её. Страшно было, хотя я уже был постарше тебя… Да, ничего подобного той волне не видывал. Жуть. Она поднималась ниоткуда и шла по всему озеру. Словно что-то живое, очень могучее просыпалось в зарослях на дальнем, северном, берегу и двигалось через всю воду. Лобнор-то наш хоть и огромное озеро, но мелкое. Я не один был, это-то и спасло всех нас. Больше мы туда не ходили при такой волне. Старшие поговаривали, что были и те, кто не вернулся оттуда. Волна забрала… Вода в озере очень быстро поднималась. Видать, не все успевали выбраться из зарослей…
Старик замолчал и несколько раз слегка дёрнул поводья. Юноша бросил взгляд на спутника и быстро перевёл его на мелькающие впереди огоньки.
– Сильный ветер, как сегодня, поднимает её и гонит по всему озеру. Нам старшие говорили об этом, чтобы мы не боялись, но мы не слушали их по малолетству. Позже, когда взрослели, понимали, и страх проходил, но увидеть её ещё раз почему-то не хотелось… Вода в озере не пригодна для питья. Да ты и сам знаешь это. Она солёная. Поэтому все наши аулы находились там, где река Даян впадает в озеро. Вот речная вода годится для питья. Это она уже потом смешивается с озёрной и становится плохой… Да, богатое наше озеро… И кабан, и рыба, и птица, и другая живность – чего только здесь не водится!
Голос у возничего вдруг дрогнул, он замолчал, низко склонил голову и, не выпуская из рук поводьев, рукавом вытер глаза. Юноша посмотрел на него и тут же отвёл взгляд. Старик поднял голову и часто заморгал, словно что-то попало ему в глаза.
Долго он молчал, прежде чем заговорить.
– Жаль покидать такие благодатные места, – продолжил затем с грустью в голосе. – Вот когда к твоим летам прибавится столько же, сколько тебе теперь, и вдруг доведётся попасть в эти края, то можешь здесь и не найти наш Лобнор. А всё потому, что озеро иногда уходит от тех мест, где было.
Мальчик удивлённо уставился на старика, ответившего многозначительным взглядом.
– Да, да, такое случается с ним иногда. Можешь не верить мне, но это правда. Без потоков реки Даян Лобнор давно бы превратился в болото, а потом бы вообще высох. Только эта река питает своими водами наше озеро. А сама река изредка меняет своё русло, и тогда Лобнор как бы следует за ней. Вот так-то. Помни об этом.
Старик замолчал, подался вперёд и осмотрел волов, наклоняя голову то вправо, то влево. Выпрямившись, взглянул на юношу.
– Что, удивлён? Молод ты ещё, оттого многого пока не знаешь. Ты спрашивай, если что узнать хочешь. Путь далёкий. Спешить некуда. В разговорах и дорога короче будет, – спокойно произнёс он.
– А мы всегда здесь жили? Ну, возле Лобнора? – спросил юноша.
– Нет, не всегда. Когда-то жили здесь, затем ушли на северо-восток, в пустынные земли, но позже вернулись. Так получилось. Здесь на нас часто нападали юэчжи, потому мы и вынуждены были уйти. Но в новых местах не было покоя от хуннов. Частые сражения изматывали. Мы несли большие потери. Они угоняли много нашего скота. И однажды нам пришлось подчиниться им… Хунны перестали нападать, но мы утратили свою вольную жизнь и стали во всём зависеть от них. Как жить, где пасти скот, сколько иметь воинов, с кем сражаться на их стороне и даже как нарекать новорождённых – всё зависело от них. Наш великий правитель – гуньмо Янгуй сумел получить от хуннского правителя, шаньюя, разрешение вернуться сюда. Тяжёлая была жизнь тогда. Очень тяжёлая… Вот и теперь не от хорошей жизни мы уходим. Одному Небу известно, как хунны воспримут это. Гуньмо принял такое решение после долгих и тяжёлых раздумий… Надеюсь, ему был подан знак от Великого Неба… Твой отец, Наби-ван, и все остальные наши знатные люди, ваны, дружно поддержали его. Вот мы тайком и двинулись в путь, пока хуннский шаньюй занят делами на северных границах, – тяжко вздохнув, ответил старик.
– А куда мы идём?
– Никто не знает этого. Одно известно: мы идём туда, куда следует великое светило.
Они оба замолчали.
– Я видел большую волну, – вдруг тихо признался молодой спутник.
Старик пристально посмотрел ему в лицо, затем перевёл взгляд на перебинтованные руки.
– Листвой тростника порезался? – спросил с пониманием.
– Нет… Я был с моим младшим братом Илими на озере… Я обманул его, сказав, что и раньше видел её не раз… Он поверил мне и поэтому не боялся… Отец как-то узнал об этом и пришёл на помощь… Я сбился с тропы, увяз и стал тонуть… Это отец протянул мне своё копьё, – с досадой в голосе ответил юноша.
– Что с братом твоим? – спросил старик.
– Он жив… Я как мог выталкивал его из воды… Потом сам ушёл под воду… Если бы не отец… – почти прошептал юноша и опустил голову.
– Поэтому ты едешь со мной? Отец не хочет видеть тебя? – догадался возничий.
Юноша удручённо кивнул.
Племена рыжеволосых, белокожих, синеглазых усуней во главе с великим правителем – гуньмо с наступлением первых летних дней совершили жертвоприношения, заколов множество скота, и, выслав вперёд дозорные отряды, продвигались на запад, оставляя по правую руку пески огромной пустыни Пиньинь, а по левую – хребты Кунь-Луня. За передовыми сотнями шли под предводительством гуньмо Янгуя и знатных ванов конные тысячи воинов, ведомые своими военачальниками. Каждый из воинов вёл на привязи двух скакунов, на одном из которых были вооружение и поклажа, а второй, боевой, шёл под седлом. За ними тянулась вереница обозов, гружённых семьями, юртами и скарбом. Вслед им величаво вышагивали двугорбые верблюды с большим количеством бурдюков с водой. Затем тянулись многочисленные стада скота: лошадей, волов, коров, коз, овец и ослов. Замыкали шествие тыловые сотни воинов.
Усуни покидали навсегда свои исконные земли вокруг озера Лобнор, что лежало на самой восточной оконечности Пиньиня. Они уходили, так как невозможно было и далее пребывать в зависимости от воинственных хуннов, много лет назад одержавших над ними победу и присоединивших к своей державе.
– Что там, впереди, ждёт нас, никому не ведомо. В том, что хунны сильны и попытаются вернуть нас, сомнений нет. Одолеть отступающего врага легче, нежели наступающего, каким бы он ни был. Это понятно и нам, и хуннам. Я о другом теперь думаю. Следуя по-прежнему по южной стороне пустыни, мы имеем больше возможностей уйти как можно дальше и оторваться от преследования хуннов, которые скоро узнают о нашем своеволии. А вот что будет потом, где мы окажемся и как нам быть, я не знаю. Об этом все мои думы… Обратного пути нет. Значит, придётся искать новые земли. Нам нужны хорошие, обширные пастбища – скота у нас много. Есть ли впереди такие земли? Если даже есть, то наверняка они в чьём-то владении, а это означает, что придётся воевать ещё с кем-то, но уже за земли. Хватит ли у нас сил на такое? Здесь хоть и были мы под властью хуннского шаньюя, но всё же на родной земле, – густым грудным голосом рассуждал вслух статный, крепкий усунь средних лет. На верхушку его островерхого шлема сзади была прикреплена коса, туго сплетённая из белого конского волоса. Он спокойно вёл своего белого жеребца, оглядывая предрассветные окрестности.
Рядом на чёрном скакуне ехал очень сурового вида могучий усунь, немного старше по возрасту, с багровым шрамом, пересекавшим всю левую половину лица. С верхушки его шлема свисала коса из чёрного конского волоса.
Светало.
– Правитель, не терзай себя думами. Только Великому Небу известно, что будет с нашим народом. Ты прав, обратного пути уже нет. Но верю, что мы сумеем оторваться от хуннов, если они станут нас преследовать. И не может случиться так, что нам потом некуда будет идти и негде осесть. Мы найдём нужные земли, и они примут нас, чего бы это ни стоило. Могущественные хунны не смогли нас уничтожить и были вынуждены считаться с нами. Да, мы бежим от влияния великого шаньюя и находимся всем народом в пути. Но мы свободны, и отныне только нам решать, как быть дальше. От того, что ждёт впереди, не уйти. Такова воля Небес. Испытания нас ждут суровые и, скорее всего, кровавые, но мы идём на это все вместе. Все наши ваны поддержали тебя в этом нелёгком решении. К тому же мы и семьи не оставили на волю хуннов… Они стали очень сильны, и, сдаётся мне, мы ушли вовремя. Иначе трудно даже предположить, как бы дальше обошёлся с нами шаньюй. Непокорных он не терпит долго, – произнёс Наби-ван.
– Очень надеюсь на то, что так и будет, Наби-ван. Если шаньюй хуннов Модэ всё-таки даст нам спокойно уйти, то со временем, думаю, мы установим с ним мирные отношения и, кто знает, может, даже вступим в союз, но уже на равных правах. Надеюсь, он не забыл, какую помощь мы оказывали ему все эти долгие годы. Многими своими победами он обязан и нам. Хотя, надо признать, в последнее время он был не так справедлив к нам, как прежде. Ничего с этим не поделаешь теперь. Ты прав, на всё воля Небес, – ответил гуньмо Янгуй.
Гуньмо Янгуй и Наби-ван замолчали и какое-то время вели скакунов, каждый думая о своём.
– Правитель, прибыли люди от наших лазутчиков в землях хуннов, – прервал молчание Наби-ван.
– Что там творится? – гуньмо Янгуй напряжённо посмотрел на него.
– Дела у шаньюя Модэ с ханьцами обострились. Один из его пограничных чжуки-ванов самовольно напал на Ордос. Император Вэнь-ди направил к тем рубежам боевые колесницы и большую конницу, почти девять десятитысячных отрядов, дабы наказать этого вана. Но хунны по велению шаньюя отступили. Император намеревался дать ему сражение, но перенести военные действия из своих земель в хуннскую степь, однако внезапно отказался от такого решения, так как в это время в его приграничных землях поднял восстание военачальник по имени Син Гюй. Шаньюй Модэ направил к императору послов с извинениями за действия своего чжуки-вана, тут же сосланного на западные границы, чтобы искупил вину кровью, – доложил Наби-ван.
– Как поступил император Вэнь-ди? – спросил гуньмо Янгуй.
– Он принял извинения шаньюя Модэ, – уверенно ответил Наби-ван.
– Жаль. Очень жаль, что он простил шаньюя. Для нас было бы гораздо удобнее, если бы между ними началась война, – проронил гуньмо Янгуй, недовольный ответом Наби-вана.
Они вновь замолчали и какое-то время ехали в раздумьях.
– Со слов Бэйтими-вана, на многие тысячи ли тянется эта пустыня с востока на запад. Это большой и долгий путь. Может быть, успеем пройти его за тридцать или сорок дней, если в день будем проходить по сто пятьдесят или сто шестьдесят ли, пока не настала самая жаркая пора. Реки иссякнут, и травы усохнут. Вот где беда кроется… – прервал размышления гуньмо Янгуй. – К тому же где-то там, в тех краях, обитают племена юэчжей. Вот их-то я не хотел бы повстречать на нашем пути. Слишком хорошо мы знаем друг друга, а это в теперешнем положении совсем не в нашу пользу.
– Да, правитель, долго нам пришлось соседствовать с ними. Хунны вытеснили их на запад, но не уничтожили, и они с тех пор наверняка усилились… Дозорные ушли довольно далеко вперёд, и пока нет от них гонца. От лазутчиков в той стороне тоже никто ещё не прибыл, – оглядывая светлеющий небосвод, произнёс ван.
– Рано ещё. Мало мы прошли. Главное, чтобы в нашем тылу никто не появился. Ты, Наби… – гуньмо Янгуй начал было говорить, на миг задумчиво замолчал и тут же продолжил: – Усиль несколькими сотнями замыкающие отряды. Мало ли что. За ночь мы прошли всего сотни полторы ли, но с рассветом придётся встать на короткий отдых. Если бы не обозы и скот, ушли бы дальше, но это невозможно. Придётся продвигаться вот так… – Гуньмо Янгуй посмотрел в лицо вана, что-то обдумывая. – И вот что ещё, Наби-бек, отныне весь наш народ пусть обращается и к своему правителю, и к племенной и родовой знати в соответствии с усуньскими титулами. Не гуньмо, а куньбек, не ваны, а беки. Хватит нам носить титулы от хуннов…
– Повинуюсь, правитель… – Наби-бек на мгновение приподнял в удивлении брови, но сразу же понятливо кивнул. – Повинуюсь, куньбек Янгуй! Я лично осмотрю наши тылы.
Наби-бек слегка склонил голову, приложив правую ладонь к груди, затем развернул скакуна и повёл его обратно. Поравнявшись с передними сотнями, но не останавливаясь возле них, Наби-бек поднял руку и три раза описал круг над головой. Тут же, не нарушая своих рядов, три сотни конных воинов, каждая во главе со своим сотником, стали разворачиваться и, набирая ход, последовали за ним, поднимая клубы пыли.
Передовой дозорный отряд усуней в сотню воинов быстро продвигался на запад. Местность была пустынной. В небольшом отдалении справа от них лежали нескончаемые песчаные барханы. Далеко слева тянулись бесконечные горные хребты. Десятники и воины внимательно осматривали окрестности, объезжая и оглядывая каждый холмик и каждую ложбинку. Сотник то следил за действиями воинов, то всматривался вдаль перед собой. Увидев приближающихся спереди троих воинов, он остановил коня. Вскоре и те осадили разгорячённых пыльных жеребцов перед ним.
– Говори, – сотник посмотрел на старшего по возрасту.
– Там, впереди, на расстоянии сотни ли отсюда, – воин обернулся и указал рукой вдаль, – дорогу пересекает небольшое высохшее русло реки. Никаких следов нет. Это всё.
– Продолжайте наблюдение, – велел сотник, выслушав.
Воины почтительно склонили головы, приложив правую руку к груди, умчались обратно.
«Хоть и нет пока воды впереди, но уж лучше пусть будет так, нежели обнаружатся чьи-то дозоры», – подумал сотник и тронулся вперёд.
Небо стало совершенно белёсым и предвещало скорое появление светила.
Юноша увидел впереди несущуюся в их сторону конницу. Вскоре всадники, поднимая пыль, промчались мимо кибитки и удалились по направлению хвоста колонны, где за обозом шёл скот. Слегка осела пыль, и юноша разглядел одинокого всадника, спокойно приближающегося к ним. Старик возничий прищурился, всматриваясь.
– О, это же твой отец, сам Наби-ван! – узнал старик и, крепче сжав в руках поводья, решительно потянул их на себя, откидываясь назад.
Волы немного прошли и встали. Возничий отпустил поводья и сошёл на землю, склонив голову и приложив руку к груди. Юноша тоже спрыгнул и склонился в почтительном приветствии. Когда Наби-бек остановил коня рядом с ними, молодой человек поднял голову и виновато взглянул отцу в лицо. Взгляд Наби-бека был строг, и сын вновь опустил голову. Наби-бек тронул скакуна и повёл его дальше, туда, куда умчались три сотни воинов. Юноша и старик молча смотрели ему вслед.
Тридцать сотен воинов усуней следовали позади огромного множества скота. Над землёй висела пыль, поднятая тысячами копыт, и воины держались на отдалении, дабы не дышать ею. Увидев приближающиеся отряды, старшие военачальники – трое тысячников, к верхушкам чьих шлемов сзади были прикреплены волчьи хвосты, отличавшие их от всех остальных, – остановили продвижение войск, подав каждый своей тысяче сигнал поднятой правой рукой. Три сотни, посланные Наби-беком, промчались в тыл и выстроились там. По чёрной косе на шлеме следовавшего за ними всадника тысячники издали поняли, что едет высокий сановник, а когда он приблизился, ведя скакуна лёгкой рысцой, узнали самого Наби-бека. Тысячники быстро вышли навстречу ему и замерли в приветствии, склонив головы и приложив правые ладони к груди.
Наби-бек взглянул вдаль – туда, откуда усуни держали путь, затем перевёл взгляд на застывшие ряды. Все воины, как и он сам, были облачены в тонкие кожаные одежды, поверх которых были надеты толстые доспехи из кожи, стянутые широкими кожаными поясами с железными и костяными бляхами. Предплечья и голени у всех были прикрыты бронзовыми наручьями и поножами на тонкой войлочной подкладке. Головы защищали остроконечные кожаные шлемы с множеством железных и костяных блях. У сотников с верхушек шлемов сзади свисали лисьи хвосты, а у десятников – по три длинные кожаные полосы. У всех за спинами – длинные пластинчатые луки в налучьях и туго набитые стрелами колчаны, верх которых крепился ремнём через плечо, а низ затыкался за пояс. Круглые деревянные щиты, обшитые снаружи толстой воловьей кожей, крепились с боков к сёдлам. У каждого из воинов были копьё с треугольным железным наконечником и железный меч с изогнутым клинком.
Наби-бек взглянул на тысячников.
– Как тут у вас? – спросил он.
– Пока всё спокойно, властитель. Преследователей не обнаружили. Наши дозорные отряды довольно далеко отстали по дороге. Они ведут наблюдение, – ответил старший по возрасту тысячник.
– Слушайте веление куньбека Янгуя, – начал Наби-бек и, заметив на их лицах удивление, спокойно продолжил: – Да, вы не ослышались, веление куньбека. Отныне титулы гуньмо и ван заменяются на титулы куньбек и бек. Передайте это своим воинам.
– Повинуемся, властитель, – военачальники вновь склонили головы, приложив правые ладони к груди.
Наби-бек тоже слегка склонил голову. Военачальники переглянулись. Было заметно, что веление правителя пришлось им по душе.
– Оставайтесь здесь.
Сам Наби-бек направился к задним рядам войск.
– Повинуемся, властитель, – ответили тысячники.
Наби-бек ускорил ход коня и вскоре поравнялся с последними сотнями. Подняв руку, он описал круг над головой и перевёл коня на галоп. Три прибывшие сотни последовали за ним. Спешно пройдя почти пятнадцать ли, Наби-бек увидел вдали одинокого всадника, медленно продвигавшегося в их сторону. Было видно, что всадник то выпрямлялся в седле, то припадал к конской гриве. Наби-бек указал на него рукой, и тут же по приказу сотника один из десятников со своими людьми, нахлёстывая плетьми скакунов, помчался к нему навстречу.
Наби-бек, сильно замедлившись, стал напряжённо всматриваться в дальние окрестности. Когда он поднял правую руку до уровня плеча и сжал кулак, к нему тут же примчались три сотника. Наби-бек остановился.
– Здесь что-то не так, – тихо произнёс он и уже громче приказал: – Слушайте моё веление! Одна сотня уходит на восток на пять ли, вон за те холмы, и затем следует в том же направлении, что и я. – Наби-бек указал направление по правую руку от себя. – Вторая сотня уходит на такое же расстояние на запад, в сторону той лощины, и тоже продолжает движение. – Он указал влево от себя. – Последняя сотня идёт за мной. Вперёд!
Две сотни устремились в разные стороны. Наби-бек повёл свою сотню вслед десятнику и его людям, которые уже приближались к одинокому всаднику. Вскоре все воины Наби-бека тремя отрядами продвигались на север на отдалении двух с половиной тысяч шагов друг от друга.
Юноша лежал внутри кибитки на мешках с разными вещами и смотрел в кожаный навес. Возничий оставался на своём месте и изредка что-то тихо бурчал себе под нос. Волы медленно тянули повозку размеренным шагом, от чего скрип колёс был монотонным и ровным. Юноша выбрался из-под навеса и сел возле старика.
– Не спится? – ухмыльнулся старик, чьи глаза покраснели от пыли и солнца.
Юноша подался в сторону, высунул голову за плетённый из прутьев борт кибитки и стал смотреть назад, но ничего, кроме пыли, вдали не увидел.
– Что ты там хочешь увидеть? – заметив его беспокойство, спросил старик.
– Куда уехал отец? Почему его долго нет? – скорее спрашивая вслух себя, нежели старика, произнёс юноша.
– Ну мало ли дел у самого Наби-вана? – пока не зная об изменениях в титулах, пожал плечами старик. – У него забот много. А в дороге становится ещё больше.
Младший из спутников вновь высунул голову и посмотрел назад – и вновь ничего, кроме пыли, поднятой тысячными стадами, не увидел.
– Ты так не успокоишься, – понимающе посмотрел на него старик.
– А что делать? – глядя ему в глаза, растерянно спросил юноша.
Старик как-то нарочито закатил глаза и пожал плечами, словно говоря: «Я-то знаю, что делать, но не скажу. Думай сам».
Юноша на мгновение задумался, затем быстро полез внутрь кибитки, достал оттуда лук в налучье и колчан со стрелами, спрыгнул на землю и закинул их за спину. Подбежал к своему скакуну и, отвязав его от кибитки, запрыгнул в седло, на ходу выхватил из-за голенища сапога плётку и, нахлёстывая коня, погнал его туда, куда ушёл отец, Наби-бек. Старик высунул голову, посмотрел ему вслед и довольно кивнул.
Десятник, посланный Наби-беком навстречу одинокому всаднику, спешился и подбежал к остановившемуся коню, на котором, припав к гриве, лежал воин. Его колчан был пуст, а из спины торчала стрела. К десятнику поспешили двое из воинов. Втроём они осторожно сняли раненого на землю и уложили на бок. Десятник присел возле его головы. Воин едва дышал. У него изо рта толчками выходила пенящаяся светлая кровь.
– Кто? – низко склонившись над его лицом, спросил десятник. – Кто это сделал? Где остальные наши воины?
Воин едва приоткрыл глаза и зашевелил губами. Десятник припал ухом к его рту.
– Хунны, – прошептал воин, слегка дёрнулся всем телом и тут же обмяк, закрыв глаза.
– Передай властителю! Быстро! – десятник взглянул на одного из воинов. Тот запрыгнул на скакуна и с места вскачь погнал его обратно.
Наби-бек гнал во весь опор. Сотник старался оставаться возле него, дабы услышать команды. Вся сотня, раздвинувшись по флангам, мчалась за ними. Наби-бек увидел гонца от десятника и повёл скакуна на него. Вскоре они сблизились. Наби-бек не стал сдерживать коня. Гонец на полном скаку описал небольшой круг и поравнялся с ним.
– Хунны? – повернув голову, громко спросил Наби-бек.
– Да, властитель! – кивнув, прокричал тот.
Наби-бек посмотрел вперёд и увидел, как из-за отдалённой небольшой возвышенности вылетела конная полусотня хуннов и стремительно охватила кольцом десятника и его воинов, кружась вокруг них и расстреливая из луков, но не приближаясь. Те ответили выстрелами из луков и сумели сразить несколько хуннских воинов. Покончив с маленьким отрядом, хунны вновь исчезли за возвышенностью. Наби-бек устремился за ними.
Взобравшись на вершину холма, он осадил коня. Внизу на расстоянии пяти полётов стрелы перед ним стояли хунны. Их было не меньше шести сотен. В отличие от воинов усуней они были облачены в войлочные доспехи и имели круглые шлемы.
– Я так и знал, что это западня! Они все на белых лошадях. Это сотни из их западных войск, – вертясь на скакуне, зло прошептал Наби-бек.
– Что будем делать, властитель? – не сводя глаз с врага, спросил сотник.
– Раненого дозорного воина они отпустили для приманки. И у них всё получилось, – вглядываясь то в одну сторону от себя, то в другую, уже громко произнёс Наби-бек. – Они заманили нас сюда. Их здесь может быть и больше.
– Властитель, они заметили нас! – тоже вертясь на своём коне в ожидании решения, воскликнул сотник. – До них меньше пяти тысяч шагов!
– Отправь гонца к тыловым тысячам. Сообщи обо всём. Атаковать не будем. Слишком много их. Они пойдут лавиной, но в ближний бой не вступят, – выхватив меч, произнёс Наби-бек. – Жди моего сигнала и сразу уводи свою полусотню на восток. Я с остальными поверну в другую сторону. Наши сотни присоединятся на правом и левом крыле. Нам нужно сдержать хуннов до прихода подмоги. Все за мной!
Он показал мечом в одну сторону, затем в другую, а потом указал на хуннов. Сотник повторил всё за ним. Сотня стала быстро раздвигаться по флангам, выстраиваясь в одну линию. Сотник подозвал ближнего к нему воина и что-то коротко сказал ему. Тот склонил голову, развернул коня и помчался по направлению к основным тыловым войскам.
Наби-бек вздыбил скакуна и направил его вниз по холму в сторону хуннов. Хунны тоже стали выстраиваться в одну линию и двинулись навстречу, на скаку снаряжая луки стрелами. Сотник взглянул на Наби-бека и кивнул, давая понять, что гонец отправлен. Расстояние между усунями и хуннами быстро сокращалось и уже составляло три полёта стрелы.
«Рано, – думал Наби-бек. – Рано».
Расстояние сократилось до двух полётов стрелы.
«Рано», – думал Наби-бек.
Расстояние уже сократилось почти до одного полёта стрелы.
– Пора, – шепнул он, поднял меч, указал им на запад и стал спешно поворачивать туда. Сотник увидел поданный сигнал, вскинул меч и указал на восток, быстро поворачивая в ту же сторону. Две полусотни усуней разлетелись в разные стороны, и тут же в землю, откуда они только что ушли, со свистом стали втыкаться пущенные хуннами сотни стрел.
Юноша промчался мимо тыловых сотен. Трое тысячников, увидев молодого всадника, настороженно всматривались в него.
– Кто это? – приставив ладонь ко лбу, спросил один из тысячников.
– Так это же старший сын Наби-бека Иджими! Куда это он так спешит? Что там случилось? Гонцов от дальнего дозора не было. Да и он не в боевом одеянии, – удивлённо произнёс старший тысячник и тут же решительно взглянул на стоявших рядом двоих военачальников. – Так, я беру пять сотен и иду за ним. Мало ли что могло случиться там. Не зря же он так торопится…
Хунны разделились надвое и преследовали уходившие от них оба отряда усуней, выпуская тьму стрел. Наби-бек, неся потери, уводил остатки своей полусотни на запад, когда навстречу им вышла сотня, посланная раньше в эту сторону. Он повёл их всех за собой. Сотня, направленная прежде Наби-беком на восток, тоже уже встретилась с полусотней, ведомой сотником. Усуни отстреливались и продолжали уходить в разные стороны.
Наби-бек влетел в неглубокую низину, оглянулся, описал полукруг и остановил разгорячённого скакуна, пропуская мимо себя своих воинов. Из полутора сотен всадников, что были с ним, в низину вошла только половина. Воины закружили, оглядываясь в сторону преследователей и держа натянутыми луки. Наби-бек тоже смотрел наверх, на склон, откуда спустился, ожидая появления хуннов, но их почему-то не было.
Сотник, направленный Наби-беком на восток, со всеми своими людьми, отстреливаясь и неся потери от стрел хуннов, уходил всё дальше, стараясь скрыться среди множества холмов. Из полутора сотен воинов в живых оставалось лишь четыре десятка, когда они влетели за большую возвышенность. Сотник оглянулся, но преследователей не увидел. Он тут же поднял руку и остановил скакуна, разворачиваясь к своим воинам. Те стянулись к нему и закружили, вглядываясь назад, но врага за их спинами уже не было.
Иджими увидел скачущего навстречу ему всадника. Вскоре они поравнялись и стали придерживать скакунов. Всадник весь, вместе с конём, был покрыт пылью и часто утирал пот с лица.
– Что случилось? – встревоженно спросил юноша.
– Хунны преследуют нас… Дозоров наших больше нет… Властитель Наби-бек и три сотни ведут неравный бой… Всё… Я спешу… Разворачивайся за мной, – с трудом переводя дыхание, ответил гонец и помчался дальше.
Иджими посмотрел ему вслед, но направил коня в другую сторону.
Наби-бек ничего не мог понять. Хунны не появлялись. Он со всеми людьми стоял в низине, оглядываясь по сторонам. Только теперь он к своему ужасу заметил, что низина имеет форму чаши с очень крутыми, отвесными склонами и что спуск в неё только один, по которому они все сюда и угодили. Указав рукой на десятника, Наби-бек подозвал его и повелел спешиться, осторожно подняться по склону и осмотреться. Тот быстро сошёл с коня и, оставив лук и копьё, стал вскарабкиваться наверх. Добравшись до края, десятник замер и осторожно высунул голову. Едва он успел осмотреться, как стрела вонзилась в землю прямо перед его лицом. Он отшатнулся, кубарем полетел вниз, быстро вскочил на ноги и подбежал к Наби-беку.
– Они здесь? – спросил Наби-бек.
– Да, властитель. Они окружили низину, – переводя дыхание, тихо ответил десятник.
– Сколько их?
– Не могу точно сказать, властитель, но вокруг низины они стоят в один ряд на отдалении друг от друга шагов на десять. От низины они шагах в двадцати. Думаю, их сотня и ещё полусотня, – доложил десятник.
Сотник Наби-бека, ушедший на восток, долго стоял у подножия большой возвышенности с оставшимися людьми. Они озирались и прислушивались, но звуков, свидетельствующих о приближении всадников, не слышали и от этого пребывали в недоумении. Хунны, так яростно преследовавшие их, вдруг куда-то исчезли, оставив в покое. Сотник повёл скакуна вверх по склону, остановился и стал осматриваться. Нигде никого не было. Он поднялся ещё выше и вновь остановился. С этой стороны возвышенности были видны несколько ближних холмов, расположенных полукругом. Хуннов нигде не было. Сотник взобрался на самый верх. То, что он увидел на вершине, повергло его в ужас.
Прямо перед ним на почти ровной площадке на коленях стояли полтора десятка связанных верёвками раненых воинов усуней. За спиной каждого из них, поднеся спереди меч к его шее, стоял пеший хунн, готовый быстро перерезать врагу горло. Пленники, рты которых были заткнуты кляпами, безмолвно смотрели на внезапно появившегося сотника. Позади всех возвышался на коне могучий хунн. Два лисьих хвоста свисали по бокам шлема. Это был сотник. Он спокойно смотрел на сотника усуней, словно ждал его.
– Сдавайтесь. Ваш Наби-ван уже пленён. Мы узнали его, – подавшись вперёд и упершись локтем в луку седла, тихо, но уверенно произнёс сотник хунн и ухмыльнулся.
Сотник усунь растерянно смотрел то на сотника хунна, то на пленённых собратьев. Он не знал, что делать, как поступить. Молча он вглядывался в лицо каждому из своих беспомощных воинов. А они не сводили с него глаз и, встречаясь с его взглядом, мотали головами, пытаясь сказать, чтобы он не сдавался. В их глазах не было мольбы о спасении. Сотник всё понял, ещё раз окинул их взором, склонил перед ними голову, быстро выхватил меч, ударил им по крупу своего коня и погнал его сквозь стоящих перед ним людей прямо на сотника хунна. Тот не ожидал такого поведения и не успел выхватить свой меч. Сотник усунь налетел, одним ударом отсёк ему голову и поспешно развернулся, вздыбив скакуна. Он взглянул в сторону пленённых воинов и увидел, что они лежат на земле, а пешие хунны бегут к нему. Сотник ринулся им навстречу и стал яростно рубить. Не сумев быстро одолеть его, оставшиеся в живых хунны отступили и стали быстро спускаться в сторону своих войск.
Тяжело дыша, весь покрытый брызгами крови сотник подъехал к усуням. Все они были мертвы и лежали лицом вниз, а под их головами растекалась кровь. Сотник заметил, что один из них судорожно подёргивает ногами. Спрыгнув с коня, он подбежал к воину, присел и, осторожно взяв за плечи, повернул лицом к себе. Воин хрипел, а из небольшой раны на горле толчками вытекала кровь. Сотник смотрел в голубые глаза и видел, как в них потухает жизнь и они быстро мутнеют. Выхватив меч, он на мгновение замер, с жалостью мотнул головой и вонзил остриё в грудь умирающего. Воин дёрнулся всем телом и затих. Сотник встал и, не сводя взгляда с воина, тихо прошептал: «Прости…»
Вернувшись к своему скакуну, усуньский военачальник запрыгнул в седло и стал объезжать казнённых собратьев. «Я отомщу за вас!» – гневно подумал он и стал быстро спускаться к ожидавшему его отряду. Оказавшись внизу, сотник проскочил сквозь ряды всадников и помчался в сторону, откуда они пришли. Все последовали за ним.
Наби-бек подозвал к себе четверых десятников. Других военачальников у него уже не было.
– Хунны загнали нас сюда, чтобы пленить. Иначе они уже сразили бы нас в этой ловушке. Мы не знаем, живы ли наши воины, что ушли на восток. Дошёл ли гонец до наших войск, тоже неведомо, так что следует надеяться только на себя. Хуннов наверху вдвое больше, чем нас, и они ждут, когда мы сдадимся в плен. Долго оставаться здесь мы не сможем, да и пользы от этого нет. Мы должны не только выбраться отсюда, но и навязать им бой, задержать как можно дольше и сразить их как можно больше. Потому слушайте моё веление. Вы двое, – Наби-бек показал рукой на двух десятников, – возьмите по десять воинов, спешьтесь и с двух сторон от спуска скрытно разместитесь на самом верху склонов. Лошадей держите наготове. Как только мы начнём подниматься наверх, сражайте из луков тех хуннов, что будут стоять ближе к нам. Когда мы все окажемся наверху, следуйте за нами. Вы двое, – Наби-бек кивнул в сторону двух других десятников, – поделитесь с ними стрелами. Они им будут нужнее. Главное, вам надлежит построить воинов попарно. При выходе из низины оба воина в каждой паре должны будут скрыться за своими лошадьми – оказаться между ними. Если кто-то не сможет удержаться, свесившись с коня, то пусть хватается за стремя и бежит рядом. Недолго придётся это делать. Пары должны держаться близко друг за другом и идти сплошным потоком. Выберемся отсюда и сразу атакуем врага, навяжем им ближний бой. Следите за моими сигналами. Всё это нужно сделать быстро и слаженно. Другого выхода у нас нет. Всё. Готовьте воинов.
– Повинуемся, властитель.
Десятники спешно направились к воинам.
Сотник, посланный Наби-беком на восток, обогнув большую возвышенность, увидел стоящих на его пути хуннов. Он знал, что они будут ждать здесь. Знал и то, что это его последнее сражение в жизни. Не замедляя бега скакуна, он направил отряд прямо на врагов, дабы не дать им возможности расстреливать его воинов из луков на расстоянии. Вскоре сорок воинов усуней во главе с сотником врезались в ряды втрое превосходящих воинов хуннов. Завязалась жестокая битва на мечах.
Наби-бек поднялся в седле, посмотрел на вытянувшиеся позади него пары воинов, взглянул на два десятка воинов, притаившихся наверху по бокам от спуска с луками наготове, затем перевёл взор на десятника, что был с ним в паре, поднял руку, взмахом указал на выход из низины и пустил коня с места вскачь. Десятник мчался рядом. Как только стали приближаться к верхнему краю, Наби-бек ухватился левой рукой за луку седла и сполз на правый бок жеребца, удерживая в правой руке уздечку. Десятник таким же образом сполз на левый бок своего коня. Они оказались между скакунами, почти касаясь друг друга.
Два десятка лучников тут же, поднявшись из укрытий, стали расстреливать хуннов, что находились ближе всех к Наби-беку и его отряду, не давая им возможности опомниться и вести прицельную стрельбу. Вскоре почти все воины Наби-бека были наверху. Кто-то остался лежать на земле, кто-то бежал со своим скакуном, схватившись за стремя, а кого-то бездыханного волочил его конь. Потери несли обе стороны. Лучники, остававшиеся в низине, быстро спустились к лошадям, вскочили в сёдла и помчались наверх, выскакивая на ровную поверхность и продолжая вести стрельбу из луков. Неся большие потери, уцелевшие хунны отступали, но на помощь им уже спешили остальные их воины, расположившиеся вокруг низины.
Наби-бек, сев ровно в седле, развернув своего чёрного скакуна и выхватив меч, во весь опор летел на хуннов. Все его люди, что были ещё живы, устремились следом. Отряды вступили в ожесточённую битву на мечах.
Иджими услышал звуки сражения. Он понял, что отец со своими людьми вступил в бой с хуннами, поскольку кроме хуннов здесь появиться было некому. Нахлёстывая плетью скакуна, юноша спешил как можно скорее оказаться возле отца. Вскоре он увидел и поле битвы на расстоянии не больше трёх полётов стрелы и, засунув плеть в голенище сапога, выхватил лук. Приподнявшись в седле, Иджими стал всматриваться, пытаясь понять, кто побеждает, но в кровавой круговерти, что творилась там, как ни старался, ничего не смог разобрать с этого расстояния.
Совсем приблизившись, он попытался найти среди сражающихся отца, вглядываясь в шлемы и очень желая увидеть чёрную косу из конского волоса. Теперь он уже понимал, что хуннов больше, но его собратья рубились отчаянно, не желая уступать. Иджими остановил коня, заложил стрелу в лук, стал выцеливать жертву и вдруг очень отчётливо увидел отца. Наби-бек сражался сразу с двумя хуннами, наседавшими с разных сторон: то пригибаясь от удара, то нанося удар мечом в ответ, то откидываясь на круп коня и вновь выпрямляясь и нанося удар. Иджими прицелился в одного из этих хуннов и выпустил стрелу. Сражённый в шею хунн упал с лошади. Отец тут же нанёс удар по плечу второго хуннского воина, тот выронил меч, схватился за рану и стал отводить коня в сторону. Иджими быстро заложил вторую стрелу, изготовился для стрельбы и следил за отцом, дабы сразить каждого из врагов, кто к нему приблизится. Отец вытер широкой ладонью пыль и пот с лица, приподнялся в седле, осмотрелся и сразу же устремился в самую гущу сражающихся. Иджими потерял его из вида, выстрелил в ближнего из хуннов, заложил следующую стрелу и направился в объезд, стараясь держаться ближе к тому месту, где бился Наби-бек. Он увидел отца и хунна, зашедшего ему за спину и готовившегося нанести удар сзади. Иджими прицелился и, когда враг занёс меч над головой Наби-бека, выпустил стрелу. Стрела вонзилась в спину хунна, отчего он сразу же подался вперёд и опустил вдруг ослабевшую руку с мечом, лишь коснувшись остриём спины отца. Отец быстро обернулся, одним коротким замахом отрубил хунну голову, увидел торчащую в спине стрелу и стал оглядываться, пытаясь понять, кто спас его, метко и своевременно сразив врага.
Иджими увидел, что отец повернулся в его сторону, и быстро вытянул вверх руку с луком. Наби-бек приподнялся в седле, заметил сына и тут же погнал скакуна к нему.
– Что ты здесь делаешь?! Как ты оказался в этом месте? – подлетев к сыну, прогрохотал Наби-бек.
– Отец, прости, но я больше не могу оставаться в этой скрипучей кибитке возле безумного старика, – склонив голову, ответил Иджими.
– А это ещё кто? – устало произнёс Наби-бек, вглядываясь в южную сторону.
Иджими оглянулся. Поднимая пыль до небес, к ним приближалась конница.
– Это наши войска! – радостно вскричал юноша.
– Долго же они шли… – недовольно произнёс Наби-бек.
Уловив отцовское настроение, Иджими перестал улыбаться, украдкой посмотрел на него, затем перевёл взгляд на свои ладони. На них не было повязок, и они сильно кровоточили.
– Поезжай навстречу. Будь у них в тылу. Здесь тебе нечего делать с такими руками. Всё. Убирайся, – развернувшись в сторону поля битвы, сурово повелел Наби-бек.
День перешёл далеко за свою половину и приближался к вечеру. Усуни по велению куньбека Янгуя с утра до полудня стояли на отдыхе, разбив лагерь, и теперь вновь продолжили движение. Куньбек Янгуй, как всегда, спокойно вёл своего белого жеребца. К нему приблизились три всадника средних лет, с макушки шлема каждого из которых свисала коса из красного конского волоса, что свидетельствовало об их высоком положении. Поравнявшись с куньбеком, они склонили в приветствии головы, приложив правую руку к груди. Куньбек Янгуй так же приветствовал их.
– Бэйтими-бек, ты говорил, что когда-то бывал в тех краях, – куньбек Янгуй взглядом указал вперёд. – Скажи, скоро ли на нашем пути будет вода?
– Да, правитель, это было в далёкой моей юности. Насколько я помню, впереди было много мелких рек, что несли свои воды с хребтов Кунь-Луня в сторону пустыни. Есть ли они теперь, не знаю. Отсюда до большой реки Юйтянь почти четыре тысячи ли. Больше, к сожалению, я ничего не помню, – задумчиво ответил Бэйтими-бек, широкоплечий мужчина с седой полосой в середине рыжей бороды.
– М-да, это очень далеко. Нам вода нужна на всём пути. Наших запасов не хватит и на десять дней. Скота слишком много ведём с собой, – задумчиво рассуждал куньбек Янгуй.
– Правитель, позволь сказать, – обратился к куньбеку Янгую второй из всадников, большеголовый мужчина.
– Да, Юити-бек, слушаю тебя, – взглянув на него, кивнул куньбек Янгуй.
– Всех старых волов, коров и половину всего мелкого скота нужно заколоть, мясо закоптить и везти с собой на ослах. Думаю, пустить на мясо следует в основном овец, а коз оставить. Они при отсутствии травы могут питаться и листвой, и корой. Воду сбережём. Этим может заняться часть воинов из тыловых тысяч. Всех зрелых ослов с погонщиками нужно будет оставить с ними, – предложил Юити-бек и посмотрел на куньбека Янгуя. – Они быстро справятся и нагонят нас.
– Ты прав, Юити-бек. Придётся так и поступить, – куньбек Янгуй кивнул и, окинув взором всех троих беков, продолжил: – Вы уже знаете, что Наби-бек разгромил шесть сотен хуннов, что были посланы за нами. Четыре сотни наших воинов погибли в бою с ними. Сам Наби-бек едва не угодил к ним в плен. Их шаньюй Модэ теперь уже явно оповещён о нашем уходе, несмотря на то что теперь он на своих южных рубежах и занят с Хань. Что-то там случилось у них. Кто-то из его ванов нарушил перемирие с ханьцами. Преследовать нас мог повелеть и сянь ван его западного крыла. Как они поступят дальше и что ещё задумали, мы пока не знаем. Одно понятно: мы должны уходить как можно быстрее. Долго преследовать нас хунны не будут. Они не смогут часто отправлять за нами войска без должного пропитания и необходимого количества воды. Обойти нас и встать на нашем пути у них нет возможности. Пустыня велика и неприступна… Если бы не Наби-бек, то мы бы понесли гораздо бóльшие потери. Хунны могли бы скрытно подойти к спящему лагерю наших тыловых войск и внезапно напасть. Убрать дозорных возле лагеря не составило бы большого труда, ведь они сумели уничтожить весь наш дальний тыловой дозор, сотню воинов, оставив нас без глаз за спиной. – Куньбек Янгуй вновь задумался на некоторое время. – Наби-бек отдыхает. Он удвоил тыловые дозорные отряды и увеличил замыкающие войска до пятидесяти сотен.
Куньбек Янгуй замолчал. Трое беков задумчиво вели скакунов рядом с ним.
– Карами-бек, – куньбек Янгуй взглянул на третьего бека, краснолицего, добродушного на вид толстяка, кто пока не обмолвился ни единым словом, – твои сто сотен идут перед обозами, ближе всех к скоту. Выдели людей для резки овец. Пусть сделают всё как можно быстрее. Тыловые сотни остановятся и будут ждать, пока всё не закончится.
– Повинуюсь, правитель, – высоким голосом ответил тот с почтительным жестом.
Прошло двадцать пять дней и ночей с той поры, как племена усуней выступили в дорогу на запад, покинув окрестности озера Лобнор. Проходя по сто шестьдесят ли в день и преодолев за это время почти четыре тысячи ли, шли они за передовыми дозорами, подступившими уже к берегу реки Юйтянь. После победного сражения с хуннами нападений больше не было. Ещё несколько дней тыловые дозорные сотни усуней видели на отдалении от себя небольшие хуннские отряды, но со временем и их не стало.
После долгого перехода с непродолжительными остановками на отдых, иногда приходившимися на места возле мелководных пересыхающих речушек, берега реки Юйтянь, густо заросшие высокими тугайными кустарниками с широкими кронами и обильной светло-зелёной листвой и покрытые вдоль них плотным травостоем, располагали к длительному отдыху, о чём и распорядился куньбек Янгуй, приняв решение разбить здесь лагерь.
Дабы использовать пастбища по обоим берегам, половина племён усуней во главе с куньбеком по обнаруженным бродам перешла на другую сторону реки и расположилась там.
Стояли жаркие дни. Река в эту пору уже начинала мелеть, но была ещё довольно полноводной и, слегка извиваясь средь утопающих в зелени берегов, плавно уносила медленный поток в сторону пустыни. На обильных пастбищах с обеих сторон от русла под присмотром пастухов пасся оголодавший и исхудавший за время долгой дороги скот. Установив юрты и разведя возле них костры, люди с наслаждением купались в реке, смывая с себя многодневную пыль. Женщины, шумно переговариваясь и смеясь, занимались приготовлением еды, стиркой и прочими хозяйственными делами, отмахиваясь от туч надоедливых насекомых, вылетавших из густой листвы кустарников. Дети не вылезали из воды, несмотря на окрики матерей, часто поглядывавших в их сторону и продолжавших при этом свои хлопоты. Ниже по течению реки воины купали коней, войдя в воду вместе с ними, – омывали их сильные тела и очищали гривы и хвосты от грязи и сорняков. Встревоженные птицы: вороны, сороки, сойки, галки и ястребы, обитавшие в прибрежных зарослях в большом количестве, долго кружили над рекой, не решаясь вернуться в свои гнёзда.
Небольшое пространство, где прежде царили покой и тишина, с приходом огромного количества людей и скота вдруг ожило и наполнилось разными звуками и всевозможными запахами, пугая дикую живность, что обитала здесь.
Наступил долгожданный вечер, принесший с собой прохладу и свежесть. Пришло время купаться женщинам. Ещё днём воины прорубили в кустарниках многочисленные подходы к воде и очистили их от срубленных ветвей и речных наносов. Теперь по этим проходам женщины, одетые в длинные холщовые одежды, направились для купания, на ходу расплетая длинные косы.
Иджими был недалеко от кибиток, окружавших полукругом, доходящим до реки, весь огромный стан, вытянувшийся вдоль западного берега. Он сидел на небольшом бугре и смотрел на закат, любуясь его красотой, оглядывал небосвод, в восточной стороне которого только начали появляться пока ещё очень тусклые, мерцающие звёзды. Шагах в ста от него горел костёр, там, о чём-то тихо переговариваясь, сидели воины ближнего дозора, рядом паслись их стреноженные кони. Такие же посты располагались по всей внешней стороне полукруга кибиток на расстоянии пятисот шагов друг от друга. Иджими с удовольствием подставлял лицо каждому дуновению лёгкого ветерка, при этом сладко зажмуриваясь и водя головой из стороны в сторону, чтобы ветер обдувал его. Поймав очередной свежий поток воздуха, он закрыл глаза и повернул к нему лицо, а когда вновь открыл их, то увидел невдалеке от себя кого-то сидящего на земле. Он с удивлением стал всматриваться, но понять, кто это, не мог.
– Эй, ты кто? – тихо спросил он.
– Я Джуйя, – ответил ему тихий девичий голос.
Иджими вскочил. Девушка тоже поднялась, пошла к нему, но остановилась в нескольких шагах. Иджими молча смотрел, как она перебирает пальцами две короткие косы, спускавшиеся чуть ниже её груди. На ней была надета длинная холщовая одежда, из-под подола которой виднелись босые ступни.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Иджими. – Все же купаться пошли.
– А я уже искупалась. Захотелось прогуляться перед сном, – чуть склонив голову набок, улыбнулась Джуйя. – Я помешала тебе?
– Нет, что ты… Я тоже вот… – начал было Иджими и запнулся на полуслове.
Девушка медленно обошла Иджими и, встав к нему спиной, смотрела на закатное небо. Юноша повернулся следом и растерянно оглядывал её с головы до ног.
– Красиво, – прошептала Джуйя.
Она выглядела немного младше его, была узкоплечей, хрупкой и на голову ниже Иджими. Юноша неуверенно шагнул сперва в одну сторону, затем в другую, наконец встал рядом с девушкой, в шаге от неё, и тоже стал смотреть на закат.
– Иджими, ты скучаешь по нашим краям?
Девушка повернула голову к Иджими. Улыбки уже не было на её лице.
Юноша посмотрел ей в глаза, опустил голову, теребя в руках травинку, и тихо ответил:
– Да, Джуйя, очень.
– Я тоже очень.
Девушка плавно опустилась на землю, обхватила колени руками и положила на них голову, устремив глаза на ещё светящуюся полоску неба. Иджими сел рядом и тоже обхватил руками колени, поглядывая то на закат, то на Джуйю.
Прошло десять дней, отведённых куньбеком Янгуем на отдых. Усуни двинулись дальше на запад, оставляя за собой истощённые пастбища вдоль Юйтяни. Последними от реки тронулись две тыловые дозорные сотни, подошедшие с восточной стороны и перешедшие её по бродам.
Было раннее утро. Впереди, к северо-западу, лежали обширные благодатные земли, покрытые лесами, пастбищами, садами и виноградниками, – куньбек Янгуй давно знал об этом от передовых дозоров. Двадцатипятидневный переход усуней от реки Юйтянь завершался приближением к неизведанным землям. Позади, в десяти днях дороги, осталась крупная река, так же как и река Юйтянь, несшая оскудевшие воды с юга, от гор Кунь-Лунь, на север, к великой пустыне. По сведениям дозоров, повстречавших на её берегах редких пастухов с небольшим поголовьем коз, река называлась Со Цзюй, но главное, что им удалось тогда узнать, – там заканчивалась пустыня. Чуть позже дозоры замечали по правую руку от себя, в отдалении, небольшие конные отряды, но те ничего не предпринимали, продвигались, сопровождая их, и вскоре вовсе исчезли, что означало лишь одно: племена, обитавшие в тех местах, мирно пропустили мимо своих земель уходящих на запад усуней.
– Мне доложили, что здесь места густонаселённые. И люди другие, нежели мы и кто бы то ни был ещё в наших прежних краях. Мужского населения много. И вид у них странный. Все они глубокоглазые и носят густые и длинные чёрные бороды. И одежды необычные для нас. Главное, там, по правую руку, вдали, находится сильно укреплённый большой город, – куньбек Янгуй вёл своего скакуна и беседовал с Наби-беком. – Трудно нам будет понять их. Язык у них другой, незнакомый.
– Да, правитель, мы пришли в края, где до сих пор никто из нас не бывал. Ночью прибыли ещё люди от наших лазутчиков. Юэчжей здесь нет. Горы с южной стороны тянутся с северо-запада на юго-восток. По сведениям лазутчиков, это горы Памир. Другие горные хребты протянулись от этих мест на северо-восток. Это Тянь-Шань. Между ними долина, широкий проход в полторы тысячи ли. Это земля Давань. У них десятки городов-крепостей. Думаю, за Давань и подались юэчжи. Хотя может случиться так, что они расположились в предгорьях Тянь-Шаня с этой, восточной стороны, но дальше на север от этих мест. Лазутчики туда не доходили. Но больше здесь идти некуда. Вокруг одни горы, и проход только этот. Надо полагать, по нему и проложены караванные дороги из-за Давани на восток, – оглядывая дальние окрестности, задумчиво произнёс Наби-бек.
– Богатые земли. Вода, видимо, в изобилии. И для ведения торговли место весьма благоприятное. Вот и жизнь у них от этого всего другая… За такую землю народ, обитающий здесь, будет стоять до последнего. Нам бы пройти без сражений, как до сих пор удавалось на всём пути… Юэчжи, как я полагаю, либо побывали тут и ушли дальше, либо не попали сюда, а осели в тех предгорьях, о которых ты говоришь. Но если они всё-таки проходили эту долину и вступили в битву с местным народом, то нам не удастся сохранить мир. После сражений с юэчжами здешние жители и нас будут воспринимать как врагов. Это плохо… Но если юэчжи не оказались здесь или же им удалось как-то договориться и пройти без кровопролития, то и у нас есть такая возможность… К сожалению, мы этого знать не можем… – рассуждал куньбек Янгуй.
– Правитель, может быть, тебе послать к правителю Давани послов с дарами? – спросил Наби-бек.
– Может и так, но не воспримет ли он это за слабость? Исход в таком случае будет один. Нас не пропустят и попытаются овладеть всем, что у нас есть. А это уже война, и, даже если мы возьмём в ней верх, жить здесь спокойно и свободно не удастся. Разве что истребим всех. Не думаю, что это нам нужно. И времени на это уйдёт много, и мы значительно ослабеем. К тому же у них могут быть союзники за долиной. Наживать врагов в нашем положении смертельно опасно. А вот оказаться в землях дальше этих с их многочисленным народом, значит, оставить их между нами и хуннами. Вот что нам нужно, чтобы не жить как прежде, в постоянном ожидании нападения со стороны шаньюя, – резонно подметил куньбек Янгуй.
– Ты прав, правитель. Не для этого мы тронулись в путь. Как быть? Полагаю, что очень скоро их дозоры увидят нас и оповестят правителя об этом, – несколько удручённо произнёс Наби-бек.
– Я уверен, Наби-бек, что он уже знает о нашем подходе. Вот как мы поступим. Передай моё веление всем войскам идти строем и без моего сигнала не вынимать оружия, несмотря ни на что. Пусть дозоры Давани видят, что мы не имеем намерения нападать на них и на их селения. Может быть, их правитель поймёт наши истинные устремления и пропустит нас. Ну а если нет, будем атаковать всеми силами. Другого выхода я не вижу, – принял решение куньбек Янгуй.
– Повинуюсь, правитель, – с почтительным жестом ответил Наби-бек, развернул скакуна и направился к войскам.
Усуни продвигались спешно и молча, зорко вглядываясь в крупные дозорные отряды чужаков, что шли справа от них на небольшом отдалении. Даваньцы, не таясь, наблюдали за усунями, постоянно перемещаясь по ходу их движения и отправляя гонцов в сторону города-крепости.
Наступил вечер. В отличие от открытой равнинной местности, где сумерки наступают долго и плавно, здесь, в долине, окаймлённой с трёх сторон высокими горными хребтами, они опустились быстро и внезапно. Теперь вся вереница войск, обозов, скота и тыловых отрядов усуней освещалась удвоенным количеством факелов и хорошо проглядывалась со стороны, о чём строго повелел куньбек Янгуй. Дозоры даваньцев продолжали двигаться параллельным курсом с ними, но огней не запаляли и шли, не выдавая своих расположений. Куньбек Янгуй велел людям идти всю ночь.
На заре, когда на далёком восточном небосклоне едва забрезжил рассвет, куньбек Янгуй повелел всем остановиться для непродолжительного отдыха. Он понял, что они, пройдя за минувшие день и ночь почти четыреста ли, больше без отдыха для волов с повозками и для скота не смогут уже преодолеть даже пяти ли. Он, как всегда, ехал следом за тридцатью передовыми сотнями. К нему приблизился Наби-бек и повёл коня рядом. Все остальные беки располагались во главе своих людей, готовые вместе с ними исполнить волю куньбека. Оповещённые гонцами об отдыхе, все усуни тут же замерли.
– Что там, Наби-бек? – остановив скакуна и озираясь по сторонам, негромко спросил куньбек Янгуй.
– Всё пока спокойно, правитель. Похоже, мы прошли земли Давань и всю долину. Передовые дозоры вышли за горы на простор. Хребты Тянь-Шаня остались от них по правую руку, а Памира – по левую. Они подошли к реке, – ответил Наби-бек, вытирая широкой ладонью чёрное от пыли лицо.
– Это хорошо. Значит, нам удалось благополучно миновать эту долину. Невиданно, но мы прошли в два раза больше, чем проходили за один день, – почти три с половиной сотни ли и без единой остановки. Даже больше, – куньбек Янгуй посмотрел на Наби-бека. – Это сколько же в шагах будет, а Наби-бек?
– Я знаю, правитель, что один ли равен пяти сотням шагов, стало быть, десять ли – это пятьдесят сотен шагов, а сто ли – это десять раз по пятьдесят сотен шагов, и всё это ещё по три раза и ещё половина сотни ли. Сколько всего это будет, даже представить не могу. Очень много, – улыбнулся Наби-бек.
Куньбек Янгуй смотрел на него и тоже стал расплываться в улыбке, а затем и вовсе рассмеялся. Наби-бек не стал сдерживаться и тоже уже смеялся, сотрясаясь всем своим могучим телом. Они смотрели друг другу в лицо и долго смеялись, сверкая глазами и обнажая белые зубы.
Ещё через день, подойдя к берегу реки, что несла свои воды с гор Тянь-Шань на юго-запад, усуни встали на длительный отдых. За их спинами, на протяжении всего пути через земли даваньцев, по бокам от дороги лежало много погибшего скота, не выдержавшего долгого и тяжёлого перехода.