– Я подумываю позвать Ким на свидание, – сказал Кэл.
– Не стоит, – откликнулся Парк.
– Почему нет?
Они сидели в библиотеке. Предполагалось, что они разучивают стихи. Кэл уже выбрал короткое стихотворение о девушке по имени Юлия и о том, как тает ее одежда. («Пóшло», – сказал Парк. «Не может быть, – возразил Кэл, – этому стишку триста лет»[21].)
– Потому что это Ким, – сказал Парк. – Нельзя просто так взять и пригласить Ким. Ты глянь на нее.
Ким сидела за соседним столом в компании двух других девочек.
– Вот именно, глянь, – откликнулся Кэл. – Она просто отпад.
– Боже, – сказал Парк, – что за словечки.
– Какие? «Отпад»? «Отпад» – значит «офигенная».
– В «Трэшере» вычитал? Или типа того?
– Так люди узнают новые слова, Парк, – Кэл постучал по книжке стихов, – они читают.
– Слишком уж ты стараешься.
– Она отпадная, – сказал Кэл, кивая в сторону Ким. И достал из рюкзака пачку жвачки.
Парк посмотрел на Ким. Короткие светлые волосы и тяжелые завитки челки. Единственная в школе, у кого есть настоящие часы «Swatch». Чистюля. Она бы, пожалуй, даже встретиться глазами с Кэлом поостереглась – опасаясь, что его взгляд оставит на ней пятно…
– Это мой год! – заявил Кэл. – Хочу завести девушку.
– Но может, не Ким?
– Почему не Ким? Думаешь, высоко замахнулся?
Парк окинул его взглядом. Кэл недурен собой. Он походил на высокого Барни Раббла…[22] Кусочки жвачки уже прилипли к его зубам.
– Замахивайся где-нибудь еще, – буркнул Парк.
– А вот хрен, – отозвался Кэл. – Я начинаю сверху. И тебе тоже добуду девушку.
– Спасибо, не надо.
– Двойное свидание, – сказал Кэл.
– Нет.
– В «импале».
– Не разевай рот. – Отец Парка решил, что тот не получит права́ просто так. Вчера он объявил, что Парку сперва надо научиться водить машину с ручной коробкой передач… Парк открыл еще одну книгу со стихами. Все они были о войне. Он закрыл книгу.
– Тут у нас есть девушка, которой ты понравишься, – сказал Кэл. – Правда, она выглядит так, будто больна тропической лихорадкой…
– Это уже даже не расизм. – Парк поднял взгляд. Кэл кивал на дальний угол библиотеки. Ну да: там сидела новенькая. Казалось, она глядит прямо на них.
– Она немного большевата, – сказал Кэл, – но «импала» – серьезная тачка.
– Она смотрит не на меня. Просто смотрит, вот и все. Гляди. – Парк помахал девушке, но та даже не моргнула.
Они только раз встретились взглядами с тех пор, как она впервые вошла в автобус. Да еще на прошлой неделе на уроке истории – он посмотрел, но не выдержал ее взгляда…
Если не хочешь, чтобы на тебя оглядывались, – думал он, – не носи в волосах рыбью блесну. Ее шкатулка с украшениями, должно быть, выглядит как коробка с барахлом. Хотя… не все ее вещи казались такими уж дурацкими.
У нее были симпатичные кеды с нарисованными клубничинами и зеленый вискозный блейзер. Парк и сам бы такой носил, если бы думал, что блейзер ему пойдет.
Интересно, а она верила, что он ей идет?..
Парк напрягался всякий раз, когда Элеанора входила в автобус, но не мог заставить себя встретиться с ней взглядом.
– Вы знакомы? – спросил Кэл.
– Не особо. Мы ездим в одном автобусе. Она странная.
– Роман с шоколадкой – это прикольно, – сказал Кэл.
– Шоколадками называют черных. Это если речь о негре. И мне так кажется, это не комплимент.
– А твой народ из джунглей, – откликнулся Кэл, ткнув пальцем в сторону Парка. – «Апокалипсис сегодня»[23]. Типа того?
– Пригласи-ка ты Ким на свидание, в самом деле, – сказал Парк. – Пожалуй, это неплохая идея.
Элеанора не собиралась сражаться за книгу Каммингса[24], словно это была последняя кукла-капустик[25]. Она нашла свободное место в секции афроамериканской литературы.
Вот еще одна гребаная фигня в этой школе. Большинство ребят здесь были чернокожими, но большинство в ее классах с углубленным изучением – белые. Они приезжали на автобусах из Восточной Омахи. А белые ребята из обычных классов ехали с другой стороны. Элеанора хотела попасть в еще какие-нибудь классы с углубленным изучением. Она мечтала, чтобы существовал такой класс по физкультуре.
…Можно подумать, ее взяли бы в этот класс. Скорее уж – в класс лечебной физкультуры. Со всеми прочими жирными девочками, не способными сделать приседания.
В любом случае отличники – черные, белые и азиаты – вели себя гораздо пристойнее. Может, в душе они и были такими же моральными уродами, но боялись угодить в неприятности. Или, возможно, они были уродами, но тренировали вежливость – и уступали места пожилым людям и женщинам.
Элеанора ходила в классы отличников по английскому, истории и географии, но весь остальной день проводила в психушке. В буквальном смысле. В школе для придурков. Похоже, нужно как следует вкалывать в «умных» классах, чтобы ее оттуда не выперли.
Элеанора начала переписывать в тетрадь стихотворение «Птица в клетке»… Отлично: там была рифма.