Домой я вернулся только под утро. После нескольких дней отсутствия мне было приятно вновь оказаться у себя дома. Несмотря на то, что предшествующие три дня я провел в относительном комфорте, если забыть про бессонные ночи на скрипучей раскладушке, все равно свой дом ни с чем не сравнится. Даже, если это не совсем твой дом.
Последнее – это как раз мой случай. Я почти полгода живу в доме своей девушки. Причем так получилось, что живу я в нем совершенно один, не считая кота. Родители Светланы, так зовут мою девушку, или теперь про нее стоит говорить в прошедшем времени… Я часто мучаю себя этим вопросом, но никак не могу на него ответить, даже самому себе. Так вот, родители Светланы выиграли Грин-карту и уже полгода живут в Америке, вместе со своей единственной дочерью. Она, как Карлсон, который живет на крыше – улетела, но обещала вернуться.
В первые несколько месяцев, я в это верил. Верил в то, что скоро она вернется и мы снова будем вместе. Но время шло, а в ее ближайшие планы возвращение домой, пусть даже на короткий промежуток времени, не включалось. Я понимал это, но принять не мог.
Они обживались на новом месте, обзаводились новыми связями, новыми друзьями, и новыми взглядами на старые вещи. Вероятнее всего, что в какой-то момент я для нее превратился в одну из таких старых вещей, которая должна остаться в прошлом.
В первый месяц мы ежедневно созванивались по видеосвязи, но потом эти звонки стали реже, пока наконец она не перестала отвечать на мои вызовы. Иногда я получал от нее сообщения, в которых Светка, с искренними извинениями, ссылалась на неотложные дела и обещала перезвонить позднее.
Вывод был очевиден – я остался в прошлом. Как-бы то ни было, я по-прежнему живу в их небольшом городском доме, оплачиваю коммуналку и присматриваю за котом.
Вернувшись домой, я насыпал в миску Батона сухой корм. Не знаю, чем он питался в мое отсутствие, но, судя по виду, кот совершенно не похудел. Батон ел и косился на меня своими ядовито-желтыми глазами. Иногда мне кажется, что этот кот умеет читать мысли. На счет мыслей, возможно, я загнул, но мое душевное состояние кот всегда угадывал безошибочно.
Сегодня я был усталым и разбитым. Меня до боли терзало чувство вины. Я пытался докопаться до причин этого чувства, но рационального объяснения найти не мог.
Забравшись в ванную, я включил душ. Обычно вода помогает снять усталость и вернуть здравомыслие, но не сегодня. Я сидел, подставив спину под обжигающие струи воды, и старался ни о чем не думать, но какая-то мысль продолжала крутиться на заднем плане в моей голове. Я что-то не понял, чего-то упустил.
Кот наблюдал за мной, забравшись на стиральную машину. Взяв в руки кусок мыла, я продолжал рассматривать пустую мыльницу, затем закрыл глаза и попытался мысленно вернуться в дом Александра.
Очутившись на кухне – на той самой кухне, где совсем недавно мы пили чай в ожидании приезда полиции – не увидел и следов беспорядка. Все шкафы стояли нетронутыми, дверь целой. Я подошел к двери, она распахнулась, и я мысленно проследовал дальше. В коридоре за дверью я остановился. Внизу, в подвале, я ощущал тяжесть, а сверху… надо мной нависало что-то темное и бесформенное, как туча, только наделенная разумом.
Медленно я начал подниматься по ступеням лестницы, ведущей на второй этаж. Страха не было, так как мое физическое тело в этот момент находилось далеко от дома, и какое-то внутреннее – седьмое чувство – подсказывало, что я нахожусь в злополучном доме задолго до развития известных событий.
И тем не менее, поднимаясь по лестнице, я старался не шуметь – осторожность еще никому не вредила. Поднявшись до конца ступеней, я увидел ту самую нишу стенного шкафа, с которой, как мы думали, все и началось. Мы разобрали шкаф, но не обнаружили в нем ничего существенного. Теперь же я чувствовал, что все зло, выместившее свои обиды на целом доме, включая его хозяев, изначально было сконцентрировано именно в этом стенном шкафу.
Стоя на верхней ступеньке лестницы, я прислушался к своим ощущениям: Так-так-так-так, скорей почувствовал, чем услышал. Что-то темное и пульсирующее дышало и вздрагивало сквозь равные интервалы времени. Я спустился на ступеньку ниже, затем еще на одну, присел и увидел – всю внутреннюю поверхность стены, окружавшую встроенный шкаф, украшали древние символы или руны.
Вместе с равномерным гулом – так-так-так – символы начинали светиться, после чего снова гасли. И так продолжалось с каждой пульсацией. Одновременно с этим я почувствовал, как мои ноги, стоявшие на верхних ступенях лестничного пролета, приобретают вес и начинают давить на лестницу. Это могло означать только одно – то, ЧТО находилось в доме, заметило мое присутствие, и затягивало физическое тело в эту инородную и пугающую реальность!
Я открыл глаза. Передо мной снова была ванная комната, льющаяся из-под крана вода, и кот, который уже не лежал, как минутой ранее, он сидел и округлившимися глазами смотрел на меня. Впрочем, минутой ли?
Я так и не научился определять время, которое проводил там – с другой стороны своего сознания. Судя по увеличившемуся объему воды в ванной, это была не одна и не две минуты, как мне показалось. Все это время я продолжал сжимать в руке кусок мыла. Посмотрев на него, я отложил мыло в сторону, взял пустую мыльницу и аккуратно положил ее на теплую воду.
Вода легко подхватила мыльницу, и та закачалась, подрагивая на волнах. Набрав в руку немного жидкости, я вылил ее в мыльницу – качание замедлилось. Я повторил это несколько раз, наблюдая, как с каждой новой пригоршней воды мыльница все медленнее реагирует на колебания волны в ванной.
Перед тем, как уйти под воду, наполненная водой мыльница совсем перестала раскачиваться и замерла неподвижно. Вот что было сокрыто в той пульсации! Так-так-так. Я видел, как темная энергия, удерживаемая утерянными символами, капала и растворялась где-то далеко внизу, в глубинах подвала странного дома. Мы же своими действиями, а именно – демонтажем стенного шкафа, нарушили тонкое равновесие невидимой темной материи.
Она перестала стекать в недра дома и, подобно воде в мыльнице, стала набираться, аккумулируясь в его стенах, пока этой энергии не набралось столько, что она захлестнула и потопила дом целиком. А мы-то радовались, когда после нашего вмешательства Александра перестали мучать страшные сны наяву. Дом, так же как мыльница, потяжелел и на время затих, чтобы потом камнем уйти под воду, забрав с собой всех, кто находился в нем.
Теперь для меня это было так очевидно, что сжались скулы и на глаза навернулись слезы обиды. Это же была моя задача! Правильнее сказать – это была моя единственная задача, которую я должен был выполнить, находясь внутри. Я должен был это почувствовать, должен был догадаться, но сплоховал.
И Александр расплатился за мою ошибку, возможно, ценой собственной жизни. Батон не мигая смотрел мне в глаза и урчал, выражая на кошачьем языке свои эмоции. Кто бы знал, как я был благодарен этому коту за то, что не один оказался в ванной. А потом зазвонил телефон.
Звонил Костик, тот же кот, который, прячась под маской безразличного веселья, очень остро чувствует эмоции друзей. И ему за тот звонок, я тоже был искренне благодарен.
– Жрешь, небось? – со смешком начал Костик.
– Нет, – я не стал говорить, что звонок застал меня в ванной.
– Уже пожрал? – у Костика были два коронных вопроса, которыми он мог вывести из себя любого собеседника и, как ни странно, этот способ всегда срабатывал. Но не в этот раз.
– Я не хочу есть, я спать хочу. А еще у меня из головы не выходит наша поездка! Кажется, я понял, в чем заключалась проблема. Мы кое-что не заметили, когда разбирали нишу в стене. Мне кажется, там что-то было.
На другом конце телефона послышался вздох, голос Константина посерьезнел. Я уже и сам понимал, что он ответит. Так же, как понимал и то, что постоянное прокручивание в голове недавних событий к хорошему не приведет. Ничего уже не изменишь и до добра такие мысли уж точно не доведут, но такова моя суть, а себя не изменишь – таков уж я человек. А еще я думал о том, кто на самом деле был инициатором телефонного звонка – сам Костик, или же его попросил позвонить Михаил Александрович, но спрашивать не стал.
– Слушай, Макс, я понимаю, как все это выглядит для тебя, тем более, это был твой первый выезд в составе нашей группы… но пойми, что наша работа – это тот самый случай, когда ничего не знаешь заранее. А раз так, то и распланировать заранее мы никогда ничего не можем! Бывало, и не раз, когда все наши планы во время выезда летели к чертям. И поэтому приходится импровизировать на ходу, а это получается не всегда удачно. То, что ты переживаешь – это нормально, но зацикливаться на этом не нужно! Все доски, обои, и чего мы там еще от стены отодрали, пойдет в архив, потом разберемся что к чему, а пока нужно жить дальше и думать о перспективах, тем более, что нам скоро предстоит еще один выезд, который, возможно, окажется серьезней и опасней предыдущего. Так что, нужно сконцентрироваться на новых возможностях, – подытожил Костик.
Я слушал его не перебивая, лишь мысленно отметил для себя последнюю фразу, а именно – как он поставил ударение в слове «сконцентрироваться». Значит Михаил Александрович все-таки приложил руку к нашему разговору. Но сам он звонить не стал, иначе я чувствовал бы себя еще глупее. Эту дипломатичность я мысленно отметил, а вслух спросил, – что за архив?
– Ну, брат, архив – это Архив, – к Костику снова вернулось глуповато-шутливое настроение, – это такое место, где годами лежит всякий хлам, прямо, как в гараже у Пухлого, бывал там когда-нибудь? – договорил он уже смеясь. – На самом деле про архив тебе лучше у профессора спросить, он сможет объяснить лучше меня.
После разговора с Константином я почувствовал себя лучше, на передний план снова вышла уверенность, а чувство вины отступило назад. Я устал, но в сон не тянуло, поэтому я не пошел в спальню, а лег на диване в гостиной и включил телевизор, уверенный в том, что уснуть не удастся.
Как оказалось шестью часами позднее, в этом я сильно ошибался. Не смотря на включенный телевизор и шум с улицы, я крепко проспал большую половину дня. Проснувшись, я обнаружил кота, лежавшего в ногах. По телевизору был включен канал евро-новостей, по которому к моменту моего пробуждения показывали ураган, свирепствующий на южных широтах земного шара.
Телефон мигал множеством пропущенных сообщений, меня всегда интересовал вопрос – как мои корреспонденты узнают о том, что я сплю, ибо именно на моменты моего сна приходила основная часть пропущенных звонков и сообщений.
Я взял телефон в руки, он показался мне потяжелевшим от новых сообщений, и стал просматривать их. Два пропущенных звонка от Светланы по Скайпу и несколько испуганных сообщений после них. Она сильно желала узнать все ли в порядке со мной и домом. Как показалось, ее больше интересовало последнее, чем я.
Она где-то увидела видеоролики, которые показывали бурю с градом, прошедшие в нашем городе. Я набрал ей короткое сообщение о том, что ни про какую бурю и град не слышал, а также подтвердил, что мы, вместе с домом и котом, находимся в полном порядке, чего и вам желаем. Света не ответила, но я увидел, как мое отправленное сообщение приняло статус «прочитанного».
Остальные сообщения, сомнительного содержания, были от Костика. Костя писал, что пока я спал, он увел моего коня, а также кучу всякой чуши, которую я пропустил не задумываясь, но в конце каждого сообщения он просил перезвонить ему, как только проснусь. Последнее полученное от него сообщение имело следующее содержание: «Есть новое задание. Вечером собираемся у профессора. Перезвони, как проснешься!». Зевая, я набрал номер Кости.
– Проснулся? – послышался в телефоне его бодрый голос, – а то я уже думал будить тебя. Мое сообщение видел?
– Видел, – подтвердил я, – в двух словах не расскажешь?
– В двух словах не расскажу. К семи вечера собираемся у Александровича, там обо всем и узнаешь. Не опаздывай, адрес знаешь?
Адреса я не знал, и Костик скинул его сообщением. Профессор жил на улице с хитрым названием Сакко и Ванцетти. Не имея представления о местонахождении этой улицы, а также о том, кто эти добрые люди, я решил загрузить Яндекс-карты, но, подумав, решил вызвать такси. Зачем мне география? – ямщик есть, куда нужно довезет!
Неплохо было еще и перекусить перед выездом, но посмотрев на часы, которые показывали половину седьмого, я отогнал эту мысль и пошел в душ. Возле дома профессора я оказался уже без четверти семь.
Михаил Александрович устроился неплохо – небольшой, но отдельно стоящий домик в частном секторе, практически в центре города. Невысокий однотипный забор из красного кирпича тянулся вдоль всех домов, стоящих на этой улице со смешным названием. Не знаю почему, но каждый раз, когда я мысленно вспоминаю адрес профессора, губы сами собой растягиваются в улыбке. Я решил, по приезду домой, обязательно посмотреть в интернете, кто такие эти Сакко и Ванцетти.
Пока я рассматривал дом профессора, продолжая глуповато улыбаться, рядом с ним остановилась старая двухдверная «Нива», из которой, громко хлопнув дверью, вышел невысокий, плотно сбитый молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять. Выходя из машины, он окинул меня хмурым и недобрым взглядом, после чего быстро зашагал к дому. Пухлый – вспомнил я, как Костик, смеясь, описывал Антона. Ну да, под это описание он определенно подходил.
Я был уверен, что про меня ему тоже рассказали, но он не соизволил придержать открывшуюся калитку и та захлопнулась у меня перед носом. Что-ж, Антону я точно не понравился… ну да ладно, переживу. Убедившись, что калитка заперта, я нажал на кнопку звонка и стал ждать.
– Заходи, Максим, – послышался из динамика знакомый голос.
Дверь щелкнула и приоткрылась, я вошел внутрь. Сразу за калиткой начинались ступени, ведущие в дом. Входная дверь была приоткрыта – меня ждали, но не дождались – навстречу мне никто не вышел. Я вошел в дом и закрыл за собой дверь.
На первом этаже царил полумрак, лишь настенное бра тускло освещало прихожую. Я бы не назвал себя скромным, но и к людям, способным без приглашения врываться в чужое жилище тоже не принадлежал.
Разувшись, я остался ждать возле входной двери. Минут через пять чьи-то тяжелые шаги загрохотали вниз по деревянной лестнице, и вниз спустился Костя. По звуку шагов, я ожидал увидеть Антона или Михаила Александровича, и судя по довольно-улыбающемуся лицу Костика, он это предвидел.
– Ну, чего встал Макс? Кухня прямо, спальня направо, лестница слева, а мы наверху все. Указателей не видишь?
Следом за Костей я поднялся на второй этаж, а затем на третий, и очутился в ярко освещенной квадратной комнате, где уже собрались все остальные члены команды. По всему периметру комнаты стояло множество шкафов, до отказа забитых книгами и папками под бумаги. Некоторые книги выглядели как средневековый антиквариат, другие были новыми в цветных обложках.
Посередине комнаты стоял небольшой круглый столик, над которым на длинном пружинистом шнуре с потолка свисала пестрая люстра. По бокам от стола, напротив друг – друга, стояли два кожаных дивана.
С другой стороны стола, также напротив друг – друга, пространство огораживали два больших прямоугольных аквариума. Диваны вместе с аквариумами образовывали квадрат, отделяющей основную часть комнаты от рабочего стола. Получался квадрат внутри квадрата, – интересный дизайн, подумал я.
На одном диване сидел профессор с Антоном, на другом расположился Игорь с Костей. Последний спустился, чтобы встретить меня.
– Привел! – весело доложил Костик. – Это же Макс. Он в прошлой жизни был вампиром, переродился в человека, а привычка осталась – не войдет, пока не пригласишь!
Разговор прервался и все сидящие посмотрели в мою сторону. Игорь улыбался, профессор внимательно посмотрел мне в глаза и кивнул, Антон не шелохнулся, его взгляд что-то уколол внутри моего организма.
– Заходи, Максим, – поздоровался со мной Михаил Александрович, – Костю и Игоря ты уже знаешь, а это Антон.
После слов профессора Антон кивнул мне, но дружелюбия в нем так и не появилось. Я уже начинал жалеть, что пришел сюда, чувство вины – что в прошлый раз я подвел команду, еще не прошло, и взгляд Антона подтверждал, что в этой комнате я был лишним. Как будто прочитав мои мысли, Михаил Александрович посадил меня между Игорем и Костей, а сам обратился к присутствующим.
– Вся команда в сборе, приступим! К нам поступила информация о странных явлениях, произошедших недавно в селе Першино. Это Нижнедевицкий район, кто-нибудь слышал о таком?
Мы с Игорем и Костей покачали головами, Антон кивнул, глядя в пол, – Бывал там, – еле слышно прокомментировал он.
– Так вот, – продолжил профессор, – это от нас в двух часах езды. Само село расположено сбоку от основной трассы, сам я там никогда не был, но справки навел. Теперь про странные события, – вздохнул он, – в течении двух предшествующих недель в этом поселке стали пропадать люди. Вернее, не пропадать, пропадать это не совсем так, физически-то они на месте и никуда не пропадали.
Профессор помолчал с минуту, подбирая слова.
– В общем, с местным населением начало что-то происходить. Человек отключается от внешнего мира, перестает реагировать на окружающих, не отвечает на вопросы. Глаза открыты, он дышит, но при этом не шевелится, ничего не делает и ничего не говорит, а просто смотрит в пустоту перед собой. Самое необычное в том, что происходит это «отключение» при разных обстоятельствах и с разными людьми.
Михаил Александрович обвел нас глазами.
– Понимаю, что все это звучит неубедительно, но я попробую пояснить. Первый случай был зафиксирован с работником частного мясокомбината, расположенного километрах в десяти от самого села. Он лег подремать в обед, а впоследствии его обнаружил в таком состоянии кто-то рабочих. Сперва все списали на его образ жизни, говорят, он сильно выпивал. Вызвали скорую, отвезли в районную больницу. Врачи проверили все, что смогли, но никаких отклонений не выявили. А через два дня он поднялся и ушел. На вопросы не отвечает, ни с кем не разговаривает, и больше не пьет! В общем и целом, он стал другим человеком. На этот случай внимания никто не обратил – ну мало ли… а через два дня местная доярка, уже с самого села… ее обнаружили утром, стоящей в коровнике. Дома она не появлялась, по всей видимости, так всю ночь и простояла. Глаза открытые, дышит, но ни на что не реагирует. И ее увезла скорая. Два дня ее наблюдали врачи, а потом она поднялась и ушла. Молча. С того момента, уже целую неделю, так ни с кем и не заговорила. А про нее говорят, что говорливая была женщина. Любила пошуметь, поругаться и за словом в карман не лезла. А тут, как подменили ее – молчит и все тут. А в конце недели сразу двое с такими симптомами в больницу попали. Причем один из них приезжий – водитель из города, он в местный магазин продукты привозит. Обнаружили его грузовик за поворотом, на выезде из совхоза грузовик уткнулся в дерево. Не сильно уткнулся, видимо ехал медленно, передний бампер почти не помят, водитель отделался парой синяков, ничего серьезного, как потом врачи пояснили. Его обнаружили сидящим за рулем, мотор работал, глаза открыты, дышит и смотрит прямо перед собой. И тем же вечером нашли помощника участкового у себя в кабинете, тот, правда, на полу лежал, с пистолетом в руке. Зачем он его из кобуры вынул непонятно, следов насилия нет. Там всего-то два милиционера на весь поселок: участковый, да его помощник. Водителя грузовика скорая забрала, также, как и первых двоих. Он сутки отлеживался, а потом молча встал и ушел, а вот с милиционером уже интересней получилось. Его обнаружили вечером, свет горел, и кто-то в окно увидел, что он в кабинете лежит. Позвонили старшему участковому, тот приехал и выяснил, что часом ранее его помощник с женой по телефону разговаривал. Опять вызвали скорую, но ее приезда никто не дождался, милиционер поднялся и ушел. Молча, как и все остальные.
– А почему вы думаете, что это наш случай? – перебил профессора Игорь, – может это по медицинской части, просто врачи не разобрались?
– Может и так, – по тону Михаила Александровича не трудно было догадаться, что сам он в это не верит, – может быть и так, только, помимо «исчезновений», примерно в то же время местные жители стали аномалии замечать. Нет, ничего такого ярко выраженного, – тут же спохватился профессор, видимо глаза округлились и заблестели не только у меня, – по мелочам. Местный механик рассказал председателю о необычном звуковом феномене, который он испытал, когда чинил мотор в комбайне. С его слов – провозился он долго, но все же нашел неисправность и устранил ее. Комбайн работал, грохотал будь-здоров, как мне рассказали по телефону, он его работающим и оставил на холостом ходу, а сам от грохота в сторону отошел, перекурить. Он отошел не дальше, чем на десять шагов от работающего комбайна, и тут грохот смолк. Сначала он подумал, что мотор заглох, повернулся, чтобы подойти и посмотреть в чем там дело, сделал два-три шага обратно, и снова в закрытом помещении по ушам грохот работающего комбайна ударил. Не услышать работающий комбайн невозможно, я, правда, сам не проверял, но почти уверен, тем более с десяти шагов. И другой местный житель рассказывал, что обнаружил свой сарай на заднем дворе весь покрытый пылью и паутиной, как будто туда уже много лет никто не заходил, а с его слов, он только утром туда после поливки шланги складывал. Да-да, я понимаю, как все это выглядит по-вашему и не спорю, возможно кто-то из рассказывающих был не совсем адекватен, а другому просто померещилось, но, если свести все эти случаи воедино, то получается крайне неприглядная картина, которая, на мой взгляд, требует немедленного вмешательства с нашей стороны. Ну, что скажете?
Профессор остановился и перевел дух. Все молчали, пытаясь мысленно представить жуткую картину – неподвижно стоящих людей, смотрящих в пустоту.
– У нас есть предположения о том, что могло спровоцировать эти явления? – прервал молчание Игорь.
– Кое-какие предположения имеются, – Михаил Александрович поднял толстую папку, лежавшую у него на коленях, и положил на стол.
В папке лежали листы бумаги, судя по качеству печати, напечатанные на обычном цветном принтере. Профессор вынул сразу несколько листов и разложил их на столе перед нами, все молча изучали увиденное. Собственно, ничего необычного на распечатанных фотографиях я не заметил – на фотографиях было видно старую деревянную церквушку, расположенную на фоне редколесья.
– Это тот самый поселок Першино, – пояснил Семенихин, – фотография сделана еще до войны, примерно 1930 – 1940 годы. В каком году была построена эта церковь, пока выяснить не удалось, собственно, как и установить точную дату, когда было основано Першинское поселение, но вот что важно, – профессор вынул из ящика стола большое увеличительное стекло на толстой, блестящей ручке и протянул его нам, – вот, возьмите и взгляните сами.
Антон сидел ближе всех к профессору и первым завладел увеличительным стеклом. Он долго рассматривал распечатанный снимок, морща лоб и щура левый глаз, наконец сдался, – а что мы ищем?
Профессор поморщился, несколько раздосадованный невнимательностью Антона, видимо он хотел, чтобы мы сами сделали вывод, не подверженные влиянию чужого мнения. Он обвел небольшой участок на распечатанном фотоснимке, и постучал по нему карандашом, – Смотри сюда, Антоша, что ты видишь?
Мы с Игорем переглянулись, пытаясь подавить улыбки, Костик выпучил глаза и попытался надуть живот. Антон немного покраснел. Была у профессора такая привычка – когда он хотел что-либо объяснить для студентов, так сказать – натолкнуть на мысль, он забывался и называл уточняемый материал, названия научных терминов и самих студентов уменьшительными именами. Порой это выходило очень забавно, особенно учитывая тот факт, что в остальное время профессор со студентами держался с присущим ему уважением, в разговоре часто переходил подчеркнуто-вежливо на имя – отчество.
Антон, видимо, еще не успел познакомиться с этой чертой характера Михаила Александровича. «Ну и кто теперь здесь лишний?» – ехидно подумал я. Впрочем, Антон быстро справился со смущением и разглядев что-то, ответил, – похоже на дверь, на боковой вход!
– Верно, – закивал Семенихин, – только вот тут, – он порылся среди бумаг, разложенных на столе, и вынул нужную, – это план здания. И вход тут один, ни каких боковых дверей на плане нет!
– И что с того? – Антон был упрямым, – этому плану уже черт-знает сколько лет, да и нарисован он, судя по всему, от руки. Без печати. Что это вообще за документ, как таковой? Мало-ли кто его чертил, могли просто забыть.
– Могли и забыть, – согласился профессор, – это самые старые фотографии нужного нам здания, которые мне удалось найти. Соглашусь, и качество снимков тут оставляет желать лучшего, и с этого ракурса невозможно понять – дверь ли это, а если дверь, то куда ведет?
Увеличительное стекло осталось у Антона, а несколько листов с распечатанными фотографиями перешли на наш диван. Профессор извлек из папки другие листы и разложил их на столе, – а теперь что ты скажешь?
Антон снова принялся разглядывать снимки.
– Это уже послевоенные фотографии, – пояснил профессор, – 1949 год, это точная дата. За годы войны поселок был почти подчистую разрушен, но кое-что все же осталось. Это та же церквушка или часовня, не знаю, чем это здание в те годы считалось, на фотографии видно, что оно тоже пострадало. Вот тут, – профессор ткнул карандашом на обломки, запечатленные на фотографии, – был предбанник, то есть, вход в часовню. И где-то здесь, – он обвел круг на пустом месте снимка, – в довоенные годы была та дверь, о которой мы с тобой, Антон, спорили. А теперь что ты видишь?
Антон снова прищурил глаз и всмотрелся в снимок. В общем-то, я и со своего места видел, что на распечатанном изображении был подвал, заваленный обломками досок, видимо разлетевшимися от взрыва. У подвала были слишком прямые стены, последнее не оставляло сомнений – это был именно подвал, или погреб, вырытый человеческими стараниями, а не яма, в виде воронки от снаряда.
– Я думаю, что та дверь, – профессор указал карандашом в сторону первых снимков, которые теперь разглядывал Игорь, – вела в подвал, а подвал, в свою очередь, вел под церковь, и построено все это было еще в дореволюционные годы. А теперь самое интересное, что мне удалось выяснить по этому вопросу! Я покопался в городском архиве, мне разрешили ознакомиться с теми документами, которые по сей день лежат под грифом «совершенно секретно». Так вот, фотографии с этих документов делать строжайше запретили, но от руки я их переписал. Это записи НКВД, слышали о таком? – так вот, здесь говорится про 1942-ой год.
Зачитывая чужие заметки, профессор сменил интонацию и тембр голоса, наверное, так и нужно читать военные донесения. – Двадцать второе октября тысяча девятьсот сорок второго года. В восемнадцать часов ровно. Немецкая артиллерия обстреляла северо-западный участок в двадцати километрах от линии фронта. В восемнадцать часов сорок минут этого дня авиация противника совершила бомбардировку восточной линии фронта. В поселении П. сто пятьдесят девятая стрелковая дивизия понесла значительные потери. Есть погибшие и раненые среди гражданского населения. Разрушено здание школы и сельсовета. Госпиталь не пострадал. В девятнадцать часов сорок минут младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В. в ходе совершаемого обхода близлежащей территории обнаружил здание заброшенной часовни. Рядом со здание есть воронка от взрыва, вызванная авиационным налетом противника. Само здание не пострадало. В ходе проведения работ по расчистке входа в здание был выявлен подземный туннель. Глубина туннеля не превышает восьми метров. В виду отсутствия осветительных приборов, выяснить продолжительность туннелей и их назначение не представляется возможным. Укрепительные элементы у входа в туннели выглядят надежными. В виду изложенного, принимаю решение с двадцать третьего октября тысяча девятьсот сорок второго года использовать часть подземных туннелей под склад с боеприпасами. Младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В.
Профессор закончил чтение и поднял глаза, изучая нашу реакцию. Все слушали неподвижно, лично я всегда относился с уважением и даже с благоговейным трепетом, слушая рассказы про военные годы или рассматривая фотографии времен войны, а тут был отрывок из официального военного донесения, да еще из такого, которое хранится под грифом «совершенно секретно», и было прочитано считанными людьми. Судя по реакции ребят, они испытывали теже чувства.
Молчание нарушил Костик, высказав общие мысли. – Да, нелегко, видно, было ребятам. Обстрелы, бомбежки, раненые, погибшие. И как они в этом туннеле ориентировались, если фонарей не было, с факелами ходили, что ли?
По всей видимости, профессор дождался нужной реакции и продолжил чтение уже с другого листа.
– Двадцать пятое октября тысяча девятьсот сорок второго года. Время – шестнадцать часов сорок пять минут. Боеприпасы и сух паек полностью перенесены в подземное хранилище, найденное ранее. Условия хранения – сносные, в помещении сухо. Наблюдаются странности с температурой воздуха внизу. Вход в подземное хранилище заложен досками. Сверху досок, с целью маскировки, наложен сухой валежник. Вход закрыт не герметично, тем не менее, температура внизу, приблизительно, на десять градусов теплее температуры воздуха на поверхности. У входа сквозняка не наблюдается, из чего можно сделать вывод, что другие входы в подземные тоннели полностью завалены или отсутствуют, как таковые. У спуска в хранилище дежурят двое часовых. Смена караула происходит каждые восемь часов. Один из караульных, несших вахту в ночные часы, услышал внизу подозрительные звуки. Спустившись вниз, дежурный караул не обнаружил постороннего присутствия и пропажи хранившегося. На тот момент я не придал донесению караульных должного значения. Днем позже четверо солдат под командованием старшины Ефремова проводили инвентаризацию склада, солдаты докладывали о странных звуках, свидетельствующих о наличии в подземном туннеле посторонних лиц. Старшина Ефремов подтвердил показания рядовых о том, что из глубины тоннеля были слышны звуки, похожие на шарканье ног, а несколько раз все присутствующие внизу слышали доносившийся из темноты монотонный шепот. Пройдя вглубь тоннеля метров на сто, старшина Ефремов обнаружил ответвления от основного тоннеля. Ввиду невозможности исследовать туннели целиком, а также ввиду невозможности исключения нахождения в лабиринтах тоннелей посторонних лиц, мной было принято решение усилить караул, выставив дополнительную охрану в составе двух бойцов внизу спуска в тоннель. Для круглосуточного освещение припасов будет использован костер из валежника.
Младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В.
Профессор снова перевел взгляд на нас, но на этот раз промолчал даже Костик, и Михаил Александрович продолжил чтение.
– Первое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Шестнадцать часов ровно. Сегодня утром, ввиду ухудшений погодных условий, связанных с понижением температуры воздуха, а также ввиду участившихся осадков в виде мелкого снега и продолжительных ливней, сопровождаемых резкими порывами ветра, старший военфельдшер Самсонов предложил переместить раненых в помещения подземных туннелей и в дальнейшем оборудовать в нем лазарет. Предвижу затруднения, связанные с отсутствием света, но в целом предложение дельное. Сегодня же вечером планирую взять с собой двух бойцов и изучить куда ведут ответвления тоннелей.
Младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В
Семенихин отложил в сторону прочитанный лист бумаги, и взяв в руки новый, продолжил чтение.
– Четвертое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Шестнадцать часов сорок пять минут. Каждая смена часовых, карауливших подземное складское помещение, докладывает о звуках шагов, раздающихся из темноты, а также о голосах, которые стали громче. Слов никто разобрать не может, рядовые докладывают о том, что слова и обрывки фраз звучат не на русском языке, но на немецкую речь тоже не похожи. Рядовой Костроменко до мобилизации работал школьным учителем. В совершенстве владеет английским и немецким языками, немного говорит на итальянском. Рядовой Костроменко, прошлой ночью охранявший склад, смог расслышать обрывки фраз, произносимых неизвестными лицами. Докладывает, что слова по интонации похожи на итальянскую речь, но итальянским языком не являются. В ходе проведения беседы в форме опроса рядового Костраменко, мной был подмечен тот факт, что рядовой имеет свою точку зрения, касательно странных голосов, слышимых в подземных тоннелях, но не хочет ее высказывать вслух. В ходе приватной беседы с рядовым Костроменко, от него был получен ответ, что обрывки фраз, которые он слышал под землей, по его мнению, были похожи на латынь. Не возьму в толк, что делать с полученной информацией.
Младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В.
Профессор поднялся из-за стола и прошел в дальний конец комнаты. Войдя, я не заметил сразу – половину комнаты от вошедшего загораживали два аквариума на высоких тумбах – в дальнем конце помещения располагалось две двери и небольшой стол перед ними. На столе стоял кулер с водой и нечто, по форме напоминающее кофеварку. А две двери – наверняка туалет и ванная, – «удобно устроился Михаил Александрович, во второй раз подумал я».
Налив в чашку воды из кулера, профессор обернулся к нам, – ребята, я забыл вам сразу предложить, тут есть кофе и чай, никто не желает?
Я бы не отказался от кофе, поскольку дома не успел его выпить, но все дружно покачали головами, и я постеснялся спросить.
Выпив воды, Михаил Александрович вернулся к нам и занял свое прежнее место рядом с Антоном.
– Шестое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Двадцать два часа ровно. Сменившийся караул доложил о необъяснимом явлении, произошедшим за время несения дежурства. Караульные, стоявшие на часах в нижнем спуске тоннелей, видели в свете костра несколько неясных фигур. Фигуры были похожи на людей, но людьми не являлись. Фигуры появились из темноты туннелей и некоторое время держались на отдалении. Затем, по донесению часовых, фигуры приблизились к свету костра. Они имели человеческие очертания с размытыми лицами и контурами тел. На окрик часового: «стой кто идет?!» неопознанные лица не отреагировали, на повторный окрик: «стой! Стрелять буду!» неизвестные также не остановились. Часовые произвели три выстрела. По их словам, два из них прошили насквозь одну из фигур и срикошетили от противоположной стены. Увидев, что применение оружия не возымело эффекта, а также учитывая полученную временную контузию от стрельбы в закрытом помещении, нижние часовые поднялись наверх. С их слов, часовые на верху стояли по своим местам у замаскированного спуска в туннели, но никаких выстрелов не слышали. Мое мнение: не услышать выстрел с такого расстояния невозможно, а судя по найденным гильзам и отверстиям в противоположной стене, часовые из нижней охраны произвели, действительно, три выстрела. Рядовые Бурцев и Касевич, несшие вахту у спуска в бункер, доложили, что выстрелов не слышали и не слышали криков с низу, когда два бойца звали подмогу. Они увидели, как рядовой Сысоев поднимается вверх по ступеням и открывает рот, но они не слышали не только никаких слов, но даже шума шагов, который также должен был присутствовать в замкнутом пространстве тоннеля. Как я уже писал ранее, принял решение исследовать тоннели лично. Займусь этим завтра же.
Младший лейтенант государственной безопасности Бойстрюк А.В.
Не делая паузу, профессор взял со стола новый лист бумаги.
– Пятнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Время после полудня. Артиллерийские обстрелы возобновились, но с воздуха не бомбят. Видимо, немцы уже совсем близко. Небось, боятся по свои попасть, гады. Неделю назад при осмотре подземных тоннелей пропал младший лейтенант Бойстрюк с двумя рядовыми – Симоновым и Михайловым. Наружные часовые доложили о том, что упомянутые трое спускались в нижнее складское помещение. Двое солдат, дежуривших внизу, подтвердили, что видели Бойстрюка, Симонова и Михайлова, уходящих с факелами вглубь тоннелей. Спустя четыре часа караул начал волноваться и доложили мне о том, что ушедшие назад не вернулись. Криков и выстрелов, доносившихся из тоннелей, караул не слышал. Не представляю, что там могло случиться с тремя вооруженными людьми. Заблудились они, что ли? Шестью часами позднее того же дня военфельдшер Самсонов раздобыл где-то у деревенских старый железнодорожный фонарь, по виду еще с царских времен. За неимением лучшего, я взял этот фонарь, а также фельдшера Самсонова, так как пропавшим могла понадобиться неотложная медицинская помощь, и сержанта Закипова с тремя рядовыми. Вшестером мы около четырех часов обследовали глубины тоннелей. В нескольких ответвлениях от главного тоннеля (прямой проход, ведущий от спуска вглубь, буду считать за главный) мы обнаружили необычные медицинские койки со старинными креплениями. Койки были не лежачими, а закрепленными в сидячем положении с вытянутыми ногами. Черт его знает, для чего стоит этот хлам… На одной из коек нами был обнаружен младший лейтенант Бойстрюк, с открытыми глазами, но в бессознательном состоянии. Видимых повреждений военфельдшер Самсонов не выявил. Дальнейшие поиски двух пропавших рядовых успехом не увенчались. По возвращению мы обнаружили двух часовых, дежуривших на складе, в таком же состоянии, как лейтенант Бойстрюк. Повторяю, четыре часа назад я лично их опрашивал в связи с исчезновением Бойстрюка. Ранений и побоев на часовых не обнаружено, оружие оставалось при них. Самсонов выдвинул гипотезу о том, что в тоннелях есть подземные газы, которые пагубно сказываются на здоровье людей. Я в это не верю. На всем протяжении поисковых работ, я лично слышал неясные отдаленные голоса. Иногда мне казалось, что голоса шепчут прямо у меня за спиной, но всякий раз, оборачиваясь, я видел пустой коридор. Черт его знает, что творится в этих тоннелях… Завтра же дам команду вынести все имущество, хранимое на складе, и убрать караул. Что делать с Бойстрюком не знаю. Помещен в лазарет под наблюдение Самсонова.
Конец рапорта.
Старшина Ефремов.
– На этом внятные пояснения заканчиваются, – профессор смотрел на нас поверх очков, внимательно вглядываясь в глаза каждого из присутствующих, он говорил своим обычным, хорошо поставленным, неторопливым баритоном, – по этому вопросу я зачитаю еще несколько донесений, которые мне удалось раскопать в государственном архиве, но дальше все написано сбивчиво и в спешке. Джентльмены, а может быть еще кто-нибудь, кроме меня, желает выпить чайку? Константин, не сочтите за труд, я по глазам вижу, что Максим бы не отказался. Посмотри, в холодильнике есть колбаса и батон, увидел? Тогда и бутерброды нам нарежь, пожалуйста.
– На всех, Кость, мы с Игорем тоже будем! А зачем батон-то в холодильник прятать? – поинтересовался Антон.
Профессор в ответ лишь хитро прищурился и продолжил чтение засекреченных военных рапортов из архива.
– Двадцать второе ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Десять часов утра. Младший лейтенант Бойстрюк пришёл в сознание. Если то состояние, в котором я его наблюдал вчера вечером, можно назвать сознательным. Большую часть адресованных ему вопросов младший лейтенант игнорирует, на свое воинское звание не отвечает. Бойцы радуются возвращению лейтенанта в строй, проходя мимо него улыбаются и отдают честь. Бойстрюк смотрит на них отсутствующим взглядом, на приветствия не отвечает. Днем ранее караул, дежуривший у бывшего расположения подземного склада, (сам склад ранее был перенесен от греха подальше) услышал из темноты туннелей шарканье и бормотание, а несколькими минутами позже был обнаружен рядовой Симонов, пропавший ранее вместе с лейтенантом Байстрюком. Рядовой Михайлов по-прежнему не найден. Спустя шесть часов от времени обнаружения Симонова, рядовой Костраменко был обнаружен своими товарищами лежащим на койке и не реагирующим на приказы. Старший военфельдшер Самсонов, после осмотра рядового Костраменко, доложил, что у последнего присутствуют все признаки жизни: дыхание, пульс, сердцебиение, но отсутствует всякая реакция на внешние раздражители: зрачки не реагируют на свет, пальцы не реагируют на покалывание. По словам Самсонова, данное состояние похоже на летаргический сон. Самсонов выдвинул (повторно) предположение о том, что в подземных туннелях присутствует скопление опасного газа. Но это не объясняет почему из всего караула, дежурившего более двух недель к ряду в подземном складе, пострадал только рядовой Костраменко. Жаль, что это именно он, это единственный человек на весь отряд, говорящий на немецком.
Конец рапорта.
Старшина Ефремов.
– Двадцать четвертое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Лейтенант Бойстрюк ведет себя странно. Не могу объяснить… он, как будто, многие вещи видит впервые в жизни. Например, днем ранее он попросил жестами (в словах он путается, а в лексиконе присутствуют много чужеродных слов. Жаль нет Костраменко, он бы, наверное, смог разобрать) рядового Сафонова, дежурного по лазарету, отдать ему автомат. Рядовой Сафонов дал автомат в руки лейтенанту. Во время рассматривания оружия, лейтенант Бойстрюк непроизвольно допустил выстрел в ногу рядовому Сафонову. Прибежавший на место происшествия военфельдшер Самсонов оказал раненому первую помощь и пояснил, что пуля прошла вскользь, не задев мышц и, тем более, кость. У Бойстрюка был растерянный вид (я первый раз вижу его в таком состоянии). Позже мы беседовали со старшим фельдшером Самсоновым, он поясняет состояние младшего лейтенанта Бойстрюка, как шоковую реакцию на стресс. Я в этом сильно сомневаюсь. Я знаю Бойстрюка почти шесть месяцев и, по моему мнению, на стресс реагируют скорее все остальные при общении с ним, чем сам лейтенант Бойстрюк. Самсонов также доложил мне о аналогичных случаях, как у лейтенанта, произошедших с несколькими деревенскими жителями. Я человек простой, не верующий, но здесь творится какая-то чертовщина. И вызвана она, по моему мнению, открывшимся проходом в эти проклятые подземные тоннели. Кому и на кой черт понадобилось копать все это, еще и под часовней? И как объяснить наличие железных коек с ремнями, найденных в одном из подземных тоннелей? Я принимаю решение взорвать и завалить проход в подземные тоннели.
Пост Скриптум. Поступил приказ о передислокации. Уже к концу недели мы покинем это проклятое место.
Конец рапорта.
Старшина Ефремов.
Пока Михаил Александрович дочитывал выписки из рапортов, Костик успел налить чай в пять кружек и соорудить гору бутербродов.
– А дальше что? – спросил он
– А дальше была война, – мрачно ответил Антон, жуя бутерброд.
– Мрачная, но уместная ирония, – прокомментировал профессор слова Антона, дуя на кружку с чаем, – что случилось потом с этими людьми и как сложилась их судьба нам неизвестно, как неизвестно и то, что случилось с рядовым Михайловым. Навряд ли его кто-то искал, да и мало вероятно, что в те годы кто-то обратил внимание на эти рапорты, которые я вам зачитывал. Тогда война шла, люди гибли, не до загадок им было.
Михаил Александрович снова достал какие-то бумаги из своей папки. В отличии от предыдущих листов, это оказались газетные вырезки.
– А вот теперь более свежие и более древние новости. Это, как вы видите, вырезки из газетных заметок. Да-да, опять в том же архиве. Есть там местная газета, называется «Ленинский завет». Издается она с 22 сентября 1918 года. Я нашел в архиве ранние статьи, напечатанные в газете. События, которые нам предстоит расследовать, берут свое начало еще до войны. Да чего-там до войны, они еще до революции начались. Вот, – профессор продемонстрировал нам фотографию старой газетной страницы, как по мне, так там еще и шрифт читался замысловато, с неуместными твердыми знаками, – сама статья в газете, – продолжил говорить профессор, – напечатана 3 сентября 1924-ого года, но события, о которых идет речь, судя по этой статье, начались и происходили с мая 1904-го года, примерно, по декабрь 1908-го года. Про само поселение в статье не говорится, поэтому не берусь утверждать, что тогда в самом поселении было, но пишут, что там некий монастырь стоял, а при монастыре была лечебница. Точно, опять-таки, не указано, но можно догадаться, что в этой лечебнице находились душевнобольные. Я не смогу ответить на вопрос – «откуда у меня такие сведения» – скажу честно, что из неофициального источника… пока не готов рассказать подробней. Так вот, этот источник поделился информацией, что в той больнице находились не простые пациенты, а те, которые не поддавались стандартным методам лечения, каковые в то время вообще могли применяться к больным. Среди них попадались и такие, которые могли, подобно тараканам, лазить по стенам. Другие пациенты могли своим взглядом свести с ума, их даже монахи боялись, таких в специальных закрытых камерах держали, полностью изолированных от света. Источник также сообщил, что среди монахов, что за больными присматривали, бывали случаи беспамятства и суицида, ибо основная часть лечебницы под землей располагалась, непосредственно под стенами самого монастыря, и крики в подземных коридорах раздавались не человеческие. Этих сведений я, к сожалению, подтвердить не могу, но вот что совпадает с моим источником, так это наша газетная статья. Сейчас, подождите… ага, вот! Слушайте – 16 декабря 1908 года в стенах лечебницы вспыхнул пожар. Пожар произошел ночью, точнее тут не указано, но сказано, что несколько братьев из монастыря пытались спуститься вниз и спасти душевнобольных. Безуспешно… Когда послушники спустились под землю, там уже вовсю бушевал пожар, выживших не оказалось. Среди монахов тоже есть жертвы пожара, тут указано, что огонь унес жизни двоих братьев. Я так понимаю, что после этого пожара восстанавливать в монастыре было нечего, и его просто забросили. Позже первые поселенцы растаскали доски и кирпичи и, частично из них, построили свои жилища. Так от монастыря совсем ничего не осталось. Несколькими годами позднее местный поп, отец Игнат, скромными силами своего прихода возвел на месте монастыря маленькую часовню, видимо, над тем самым местом, где раньше подземный ход находился. Помнишь, Антон, я все-таки думаю, что та дверь вела в подземные ходы, о которой мы с тобой по первым фотографиям спорили? Так вот, – продолжил профессор, – приход частично разрушили, прошел слух среди местного населения, что это монахи из монастыря устроили пожар, чтобы не слышать по ночам душераздирающих криков душевнобольных. Может быть так оно и случилось, а быть может – и нет, этого мы никогда не узнаем, но что нам доподлинно известно – так это то, что местные жители, после таких слухов, стали враждебно к священнослужителям относиться. Ну, оно и не мудрено, это же послереволюционные годы, когда народ и партия, партия и народ. Рабочие и крестьяне, ну и опиум для народа, – улыбнулся профессор, – в общем, с тех пор это место, то есть часовня, заброшена оказалась. А потом… можете взять те фотографии, которые я вам в начале показывал? Кстати у кого они? У тебя, Костя? Ну ребята, ну что ж такое?! Ну кто бутерброды на фотографии поставил? Я же старался, работал, искал все это, в пыльном архиве сидел, ну имейте же совесть! На них пыль и миллионы микробов из архива, а ты, Костя, положил туда бутерброд и теперь его ешь.
– Кстати, а микробы могут заразиться? – спросил Антон, глядя, на Костика.
– Я серьезно, ребята! – но Михаил Александрович тоже улыбался, – так вот, про фотографии, недавно там какое –то строительство затеяли местными силами и, видимо, откопали то, чего не стоило откапывать. С тех пор в поселке начались странные события, которые нам с вами предстоит разъяснить.
– Как всегда – понять и предотвратить! – вытянулся по стойке смирно Костик.
– И самое главное – все это нужно сделать очень оперативно, – закивал Семенихин, – есть версия, опять-таки от моего источника, что события в скором времени могут принять очень нежелательный оборот. Я бы добавил – катастрофический оборот, если мы немедленно не вмешаемся и не остановим все это.
– Выезжаем завтра? – Игорь заговорил впервые за весь вечер.
– Нет, думаю, что до завтра не успеем собраться. Боюсь, что и послезавтра не выйдем, – добавил профессор, – нам, то есть мне, нужно еще кое-что сделать…
Профессор посмотрел на часы.
– Ого! Засиделись мы, однако! Думаю, на сегодня достаточно. Антон, подвезешь ребят по домам, или такси вызвать?
– Подвезу, – мрачно кивнул Антон.
– Хорошо, что Антоха с радостью согласился нас подвести, – вставил Костя, – а я уж думал пентаграмму чертить… сто лет таксистов не вызывал.
Когда мы покинули дом профессора, мои наручные часы показывали половину двенадцатого. На улице стемнело, жара сменилась сыростью и прохладой. Большинство светофоров весело подмигивало желтым светом. По радио заунывно звучал саксофон, старые автомобильные динамики временами срывались на хрип, от этого звукового амбре у меня по позвоночнику расползались мурашки.
С переднего сиденья Костик весело подгонял запоздавших прохожих, переходящих дорогу в неподходящих местах. Его голос, комментирующий всякую ерунду, вносил живое разнообразие в монотонную ночную поездку, но вскоре он вышел. Поблагодарив Антона хлопком по плечу, Костя скрылся за зеленью тротуаров, дальше мы ехали молча.
Вскоре вышел Игорь, и в салоне повисло неловкое молчание, нарушаемое звуками встречных машин. Утешала мысль, что до моего временного жилья оставалось ехать не более пяти минут. Подумав об этом, в голове тут же мелькнула мысль – я не говорил Антону свой адрес, откуда он знает где я живу?
Как будто прочитав мои мысли, водитель спросил, – тут налево или направо? Мне Александрыч про тебя кое-что рассказывал, включая адрес, – пояснил он, поймав в зеркале мой удивленный взгояд.
Через несколько минут Антон высадил меня возле дома, на мои благодарности бросил, – угу, – и, развернувшись, уехал. Все-таки я определенно ему не нравился.
Батон встретил меня у входной двери, внимательно обнюхал туфли, весело виляя хвостом. Я насыпал в миску сухого корма, и кот отстал. Приготовив для себя яичницу с ветчиной, я включил телевизор. Не заметив в себе особого аппетита и не найдя ничего интересного в телевизоре, я отправился спать.
Впрочем, сна тоже не наблюдалось. Я ворочался с боку на бок, со спины на живот, пытаясь занять удобное положение, но что-то постоянно отвлекало. В зале, где я оборудовал свою берлогу, громко тикали настенные часы, хотя раньше не придавал этому значение. Из кухонного крана капала вода, телефон «блюмкнул» новым сообщением, когда я уже начал проваливаться в сон. Вероятней всего это было сообщение от Светки, мне захотелось встать и посмотреть, но вместо этого уже ехал на велосипеде…
Дорога убегала вниз и петляла между деревьями. Асфальт, который оставлял желать лучшего, временами и вовсе неожиданно обрывался, и узкие велосипедные колеса, гремя и позвякивая, тряслись по щебенке. Высокие тополя и клены, стоявшие вдоль дороги, заливали яркие лучи солнца.
Приходилось внимательно следить за дорогой, количество ям и колдобин на квадратный метр перекрывало все мыслимые масштабы, а ветви деревьев, низко и неожиданно появляющиеся над дорогой, то и дело пытались больно ударить по лбу. Но вот клены, заслоняющие нас от ярких лучей полуденного солнца, кончились, и все чаще стали попадаться березы вперемешку с низеньким кустарником.
Исцарапанную спину начали весло палить и пощипывать озорные солнечные лучи. Ужасно хотелось пить, до боли в горле. Игнорируя жажду, мы во все глотки весело и звучно фальшивили песню – «и снится нам не рокот космодрома». Мы ехали втроем, было жарко и весело.
Во сне мне было снова девять, а рядом ехали Вовка и Виталик. Ребята были лет на пять постарше меня, в их компании я чувствовал себя крутым. Оставив родителей трудиться на дачах, мы погнали купаться на Погонное озеро. Не думаю, что озеро так и называлось, да если на то пошло, вообще не думаю, что эта лужа могла когда-либо называться озером, но вода в нем была теплой, а это было главное.
Озеро располагалось за военным полигоном, где высокие дядьки в пятнистой форме стреляли по мишеням из автоматов. На обратном пути мы решили спрятать велосипеды в лесу и ползком пробраться на стрельбище. Виталик сказал, что знает место, куда они выкидывают отработанные гильзы, а гильзы для пацанов имели вес дороже золота.
На озере ребята принялись кидать в меня тиной, весело брызгаясь и хохоча. Я боялся мерзких и противных жучков, сидящих на водорослях, и все равно был счастлив, что старшие приняли меня в свою компанию. На обратном пути Вовка рассказал слухи про соседнюю деревню Березовку. Эти слухи, кстати, он услышал от бабки Виталика, которую за неуемную говорливость окрестные дачники прозвали Трескуньей.
Вова слышал, как Трескунья рассказывала соседу про то, что – «в Березовке колдун уже вторую неделю переходит в мир иной, да только перейти-то так и не может, потому, что сила его не пусщает, ему сперва нужно свою силу приемнику передать. Да токма никакого приемника у него-то и нет. Ему над домом и крышу сняли, дабы он перейти мог, да только ничего не помогает.» – смеясь и шепелявя, Вовка изобразил бабку Виталика.
Ребята засмеялись, а вместе с ними и янеосознанно копируя взрослые привычки.
– А че? Давай заедем в твою Березовку, посмотрим на колдуна, заодно там и воды напьемся! – Предложил Виталик.
Мы с Вовкой дружно согласились. Деревня стояла в стороне от дачных поселков, путь до нее занял меньше часа. Доехав, мы первым делом бросились к ничейному колодцу, стоявшему чуть в стороне от въезда в деревню.
Ледяная вода ломила зубы и обдирала горло, но после двух часов езды под палящим солнцем, мы выпили по два черпака. От холодной воды на глаза Виталику навернулись слезы, и Вовка стал подшучивать над ним. Виталик облил его водой из ковша, а заодно и меня – чтоб не смеялся.
– Какого черта вы тут брызгаетесь? – позади нас неожиданно возник деревенский мальчишка.
Я испуганно попятился назад, незнакомец показался взрослым и невероятно высоким, но посмотрев на своих друзей, с гордостью отметил, что Виталик на пол головы выше деревенского, а Вовка чуть ли не в двое шире в плечах.
– Слушай, а правда, что у вас тут колдун есть? – спросил у местного Вова.
– Ну есть, – не задумываясь ответил парень, и добавил, прищурившись, – а вам-то зачем?
– Спрашиваем – значит надо! – грубо отрезал Виталик.
Я снова испугался, что ответ спровоцирует драку между местными ребятами и моими друзьями, но деревенский мальчишка посмотрел на Виталика снизу-вверх, потом с уважением глянул на Вовкины мускулистые руки, и беззлобно ответил, – там, – указывая рукой себе за спину, – по дороге прямо проедете, а как магазин увидите, за ним налево сворачивайте. Слева будет луг, а справа дом колдуна, вы его сразу узнаете – большая хата, с выбитыми окнами и крыши нет.
Мальчишка хотел еще чего-то добавить, но вместо этого развернулся и ушел, неловко сутулясь и пожимая плечами. А я порадовался в очередной раз, что Вовка и Виталик приняли меня в крутую компанию. Мы выпили еще воды из колодца, после чего оседлали велосипеды и помчались вглубь деревни.
Магазин мы обнаружили без труда, к нему вели все сельские дороги. За магазином свернули налево, и за поворотом увидели луг. Стадо коров, жующих траву, нервно мычало и озиралось по сторонам, засмотревшись на животных, я едва не свалился с велосипеда.
– Вон тот, вроде? – Виталик с сомнением показал на заброшенный дом, с выбитыми окнами и отсутствующей крышей, видневшийся впереди.
– Похоже на то, – подтвердил Володька.
Мы двинулись дальше, оставив позади луг, и мычащее стадо. Остановившись на другой стороне улицы, напротив дома без крыши, слезли с велосипедов и оглянулись по сторонам. Мимо дома изредка проходили люди. Мне показалось, что многие из них нехотя косились на обветшалые стены, после чего прибавляли шаг.
Некоторые крестились, быстро шевеля обветренными губами. Но больше всего меня поразила женщина средних лет в неряшливом платье и ярко-желтом, канареечном платке. Она остановилась возле калитки, ведущей внутрь двора, опустила на землю тяжелые сумки, наскоро перекрестилась, и ни к кому конкретно не обращаясь, слезливо заголосила сбивчивой скороговоркой, – Да что же делается? Он всю жизнь людям помогал! К нему из соседних деревень приезжали. Скотину вылечить, от гадюки заговорить… никому не отказывал! А теперь мается, бедный. Дар принять некому…
Гражданка поправила свой ужасный платок, вытерла руки о подол платья, и зарыдала навзрыд. Потом вздохнула, снова перекрестилась, подняла с земли сумки и бегом умчалась прочь.
От этого зрелища, а в особенности от ее голоса, у меня на загривке волосы встали дыбом, показалось, что мои друзья притихли и затаили дыхание. Виталик вжал голову в плечи и ссутулился, а Вовка вдруг похудел, и стал рассматривать ногти на пальцах.
– Ну что, посмотрели и поехали? – я попытался говорить, не выдавая того страха, который спиралью разжимался внутри меня.
– Ну уж нет! Зря мы, что ли, сюда ехали? – Вовка первым пришел в себя.
– Ага! Пошли, на колдуна глянем! – поддержал друга Виталик.
Мне было страшно до ужаса, но собрав силу воли в кулак, я перешагнул через калитку и направился к дому вслед за ребятами.
За порогом меня встретил пугающий полумрак. Несмотря на частичное отсутствие крыши – вместо нее зияли лишь кое-где сохранившиеся деревянные доски, и выбиты окна, внутри дома сгущалась неестественная темнота.
Я не сразу заметил одинокую койку, стоявшую посередине единственной комнаты – глаза сфокусировались на дюжине черных воронов, застывших на потолочных балках, и многочисленная стая черных котов, дежуривших на полу у железной койки. Над кроватью возвышался деревянный стол с грубо сколоченным деревянным стулом, иная мебель в доме отсутствовала.
Друзья остановились на пороге дома, так и не решившись войти внутрь. Кто-то из них резко выдохнул, после чего они дружно попятились назад, я слышал позади себя быстро удаляющийся топот и хриплое дыхание.
– Заходи, раз пришел! – послышался властный голос, исходящий из затененной глубины. Голос прозвучал мощно и басовито, вне всяких сомнений, он принадлежал сильному, волевому человеку, привыкшему приказывать и повелевать.
И я вошел внутрь. Я не желал туда идти, хотелось развернуться и броситься прочь, догнать друзей, запрыгнуть на Вовкин велосипед, ставший моим на это лето, и убраться отсюда куда подальше. Но вместо этого, мои ноги нехотя перешагнули порог, и я оказался внутри дома.
Изнутри дом выглядел совсем иначе. Стол и стул, казавшиеся с порога маленькими и неприметными, теперь обрели вес и размер. Облезлые стены комнаты -еще минуту назад я готов был в этом поклясться – сияли ровным слоем штукатурки, окрашенной в приятный голубой оттенок. Но самое главное, эти стены упирались в крышу, а последняя снаружи точно отсутствовала.
Самого человека, пригласившего войти, я так и не увидел, хотя изо всех сил пытался его разглядеть. Мои глаза видели черных котов, среди которых спокойно сидела пара огромных псов, с острыми ушами, видели деревянные резные ножки кровати, но саму койку и человека, лежавшего на ней, скрывало плотное одеяло мрака. И вот из мрака протянулась рука, приглашая подойти недвусмысленным жестом, и снова властный голос произнес, – подойди ко мне! Забери мою силу!
И снова ноги зашагали вперед, несмотря на то, что я панически боялся диких животных. Но вместо того, чтобы наброситься со всех сторон, терзая мое тело клыками и когтями, стая расступилась, образовывая проход. Я сделал несколько неуверенных шагов по импровизированному живому коридору, и наконец увидел саму кровать и человека, лежавшего на этой кровати.
На металлической койке, опершись на правый бок, возлежал высокий, широкоплечий старец. Войдя в дом, я ожидал увидеть его совсем иначе, но с двух шагов он не выглядел древним и больным, только черные и уставшие глаза выдавали в нем груз прожитых лет.
– Максим, – протянул могучий голос, безошибочно угадавший мое имя, – ты готов стать приемником?
Я почувствовал, что неведомая сила, заставившая меня перешагнуть порог дома, больше не властна над моим телом, мне представляли честный выбор. Я мог остаться, или уйти – вернуться к прежней жизни, или выйти отсюда другим человеком.
Я был полностью уверен, что мой уход не будет наказан бедами и прочие проклятьем. Наверное, именно свобода выбора и подтолкнула меня к тому, что я остался без сомнений и колебаний. Подойдя к кровати, я протянул детскую ладонь навстречу взрослой и могучей руке. Старик посмотрел мне в глаза и улыбнулся, накрывая мою руку широкой ладонью.
Он держал меня за руку и улыбаясь смотрел в глаза, никакого страха я не чувствовал. В тот момент я вообще ничего не почувствовал, лишь легкость и свободу, свободу и легкость. Наконец, колдун отпустил мою руку, – это все? – услышал я свой разочарованный детский голос.
– Все, – ответил старик, – езжай домой!
– А сила? Вы же обещали передать силу! – сконфуженно и обиженно произнес я.
– И ты ожидал ее сразу почувствовать? – старик рассмеялся громко и весело, – я понимаю, ты хочешь почувствовать Силу, узнать на что она способна, но все происходит совсем наоборот. Сначала Сила должна почувствовать тебя, узнать на что Ты способен.
Я вышел из дома колдуна, чувствуя себя маленьким, пустым и обманутым. Мой велосипед стоял на прежнем месте, а Вовка и Виталик уехали, не дождавшись меня. Это добавило последнюю каплю в переполненную чашу горести и обид, стараясь не пустить слезу, я сел на велосипед и поехал обратно по грунтовой дороге.
Оказалось, что друзья меня не бросали. Вовка и Виталик дожидались меня возле колодца. Я не ожидал увидеть их, и на полной скорости едва не проскочил мимо.
– Живой? – с испугом в голосе спросил Вовка.
– Уже хотели на помощь звать! – подтвердил Виталик.
– Живой, – уныло подтвердил я, – поехали домой?
И мы тронулись в долгий путь, возвращаясь обратно на дачи. По дороге ребята пытались меня разговорить, узнать о том, что было в доме, но я чувствовал себя уставшим и злым, отвечал на их вопросы, но подробности не рассказывал.
Наконец друзьям надоело выпытывать детали, и они занялись любимым делом. Пристроившись позади моего велосипеда, Вовка весело горланил нараспев, – по кривой, извилистой дорожке ехал Ваня, Ваня казачок!
– Гоп-Гоп! – Весело выкрикивал Виталик каждый раз, когда мой велосипед подскакивал на ямах.
Этим летом я первый раз сел за руль, не считая детских лет на меленьком и четырехколесном велосипеде и водил его, если честно, так себе. А потому, постоянно выезжал на обочину, ловил колесами ямы и ухабы, и смешные куплеты, звучавшие всю дорогу, лишь изредка переключались на популярную песню ансамбля Земляне.
Проезжая очередной поворот, я попытался объехать лужу, непонятно откуда появившуюся на дороге в это жаркое и засушливое лето. Это был не сложный маневр, но я не учел скорость, и вместо того, чтобы плавно объехать лужу, круто вывернул руль вправо.
Велосипед на полной скорости полетел в сторону автомобильной дороги, по которой под горку катились зеленые жигули. Навряд ли водитель мог видеть велосипед и неуклюжие попытки выровнять руль и вернуться на обочину, но у жигулей завизжали тормоза и внезапно автомобильчик пошел юзом. Последнее дало мне время на беспрепятственное пересечение проезжей части.
Водитель жигулей – седобородый кавказец – лишь мельком глянул в сторону моих друзей, и испуганно забегал вокруг машины. Потом и вовсе встал на колени и принялся что-то высматривать под днищем жигуля.
Я остановился на другой стороне дороги, под корявыми ветвями дикой яблони. Вслед за мной, но уже более аккуратно, дорогу пересекли мои друзья. На бледном Вовкином лице, как два маленьких чайных блюдца, горели глаза, у Виталика отвисла челюсть.
– Ты что творишь, Макс? Он же тебя не видел! – с упреком обратился ко мне Вовка.
– Ага, не видел, но вовремя затормозил! – добавил Виталик, глядя в сторону водителя, стучавшего по колесам.
Вовка тоже оглянулся на водителя жигуленка, затем перевел взгляд на меня. Сперва у Володьки, а затем и у Виталика начала зарождаться пугающая мысль. Эта мысль отчетливо читалась в глазах друзей, ребята переглянулись и не сказав мне ни слова, молча сели на свои велосипеды. Посмотрев еще раз на озадаченного автолюбителя, я сел за на ободранный салют, автомобилист бормотал себе под нос, почесывая густую бороду.
Вместо слов до меня донеслось тихое мяуканье и что-то щекотно почесало нос. Я проснулся на своей постели, часы показывали половину четвертого утра. Батон терся мне о лицо и тихо мурлыкал. Следующий сон я не запомнил, но провалился в него еще до того, как успел перевернуться на другой бок.