В подвале было довольно тихо, если учесть, что там находилось около сотни детей. Воздух спёртый.
Инга предложила Рите перекусить. Рита уже порядком проголодалась, но когда увидела, что собирается есть Инга, отказалась, сказала, что не голодна.
В контейнере Инги была каша серого цвета с неприятным запахом.
– Что это? – спросила Рита.
– Это паёк. Нам каждое утро выдают, по одной банке в день. – ответила Инга.
– И это всё? – поразилась Рита.
– Ты и это забыла? Вот это да! Ты точно чёкнутая! – констатировала Инга. Её карие глаза смотрели на Риту пытливо и недоверчиво. У Инги была очень интересная внешность. Несмотря на то, что Инга была неухоженной и грязной, она выглядела привлекательно. Никакая грязь не могла испортить подвижное, эмоциональное лицо правильной формы, маленький нос и выразительный, крупный рот. Но самое главное – это глаза. Глубокие, бездонные, грустные, даже когда Инга улыбалась. Видимо именно эта грусть сквозь улыбку так расположила Риту к Инге. Рита не обладала яркой внешностью, как она сама считала. Обычные русые волосы, обычные зелёные глаза, в общем, ничего особенного. Главным акцентом на лице были очки. Всё остальное, за очками, Рита не замечала, впрочем, в зеркало почти никогда не смотрелась.
Многие дети заснули, пока Баба Маша рассказывала сказку. Рита отвернулась, чтобы не видеть, как Инга ест эту гадость, рассматривала спящих и думала о том, что будет делать мама, когда обнаружит отсутствие дочери. Рита не знала сколько времени, но скорей всего, уже была ночь. А Инга рассматривала Риту. Что-то странное было в этой девочке. И дело вовсе не в амнезии. Инга уже не верила, что Рита что-то забыла. Хотя Рита задавала вопросы вполне искренне. Уж Инга то в этом разбирается. Она всегда точно знает, если кто-то врёт. И вдруг Ингу осенило! Рита ничего не забывала, она просто ничего не знала. Ни об этих людях, ни об их жизни. Инга не успела додумать свою мысль, хотя, разгадка казалась уже близкой. Раздался какой-то шум. Шум приближался, нарастал, запахло гарью. Дети постепенно просыпались, некоторые кашляли от гари. Все притихли, прислушиваясь. Дети пытались понять, что происходит там, наверху.
– Пожар, – сказал кто-то. И слово рассыпалось эхом, – пожар, пожар, пожар. И стало совсем тихо. И в этой тишине вдруг раздался оглушительный взрыв, затем ещё один, затем много взрывов слились в один звук, затряслась земля. Ужас был на лицах детей. Но это было ещё не всё. Взрыв раздался прямо над ними. Дети ринулись на пол. Кто-то куда-то побежал в панике, раздались крики. Вся толпа пришла в движение. Будто это был гигантский миксер.
Рита забилась в угол. Инга подползла к ней, обняла. Так они и сидели пока, наконец, не стих шум снаружи и не угомонились дети внутри. Дышать стало совсем трудно. Воздух в подвале наполнился пылью. Все молчали. Ещё не отошли от случившегося или ждали повторения.
Постепенно шок прошёл, и мальчишки стали обсуждать случившееся. Версии были самые разные. Но что это была война, что это была бомбёжка, не сомневался никто. Кто-то плакал, кто-то истерично смеялся, кто-то остервенело спорил. Все по-разному переживали стресс. Рита молчала, не двигалась. Инга пыталась заставить её что-то сказать или сдвинуться с места, но безрезультатно. Рита была словно заморожена. Она ничего не видела и не слышала. Ночь ей казалась бесконечной. Люди вокруг двигались всё меньше, разговаривали всё тише, сил становилось всё меньше из-за недостатка кислорода. Все притихли и было непонятно, то ли спят, то ли чего-то ждут.
– Баба Маша, – сказал кто-то совсем маленький, – расскажи сказку, а то страшно очень.