Сан-Франциско, Калифорния
Стоя посреди гостиной Виктории Стайн, Хэл стянул латексные перчатки и сунул их в задний карман, чтобы выбросить позже. В машине у него был запас перчаток. Его руки держали баскетбольный мяч так, словно это было пасхальное яйцо, и те перчатки, что выдавали им на работе, всегда были ему малы.
Он лениво почесал тыльную сторону ладони. Доктор Шварцман – особа не слишком разговорчивая, однако было ясно как день, что это убийство жутко напугало ее.
Но почему бы и нет? Во-первых, они с жертвой похожи, словно сестры.
Во-вторых, убитая держала букет желтых цветов. И это после того, как сама Шварцман получила желтые цветы от своего бывшего!
В-третьих, этот кулон; как, черт возьми, они могли объяснить это? В свое время Хэл видел много разных крестиков, но таких – никогда. И они были не просто похожи. Они были идентичны.
Шварцман мгновенно это поняла. Она побледнела, ее взгляд словно остекленел. Хэл никогда не видел ее такой.
Впрочем, нет, один раз видел. Однажды, когда он вошел в морг после того, как ее бывший позвонил и сказал, что ее мать лежит в больнице. Вот только ни в какой больнице миссис Шварцман не лежала, пребывая в добром здравии. Ублюдок просто дергал Анну за цепь этаким дурацким розыгрышем. Хэл был готов придушить этого типа уже за один только факт измывательств над ней. Но убийство!..
– Мы должны опередить вопросы, которые ей зададут по этому делу, – подала голос Хейли.
– Я не вижу ничего, что могло бы определить ее как подозреваемую, – возразил Хэл, прекрасно понимая, что Хейли права.
– Верно. Но нам нужно будет посмотреть на это дело со всех сторон.
Им следовало предвидеть, что рано или поздно, все вернется к доктору Шварцман. И лучше получить ответы до того, как эти вопросы будут заданы кем-то другим.
– Я собираюсь покопаться в жизни ее бывшего. Ты знаешь его имя?
– Она не рассказывает о своем прошлом. До ужина я даже не знала, что у нее есть муж. Его зовут Спенсер, но это мало о чем говорит.
– Нам понадобится хронология событий. Если за всем этим стоит он, то должна иметься причина, почему он сделал это сейчас. Ей под дверь принесли цветы… примерно… неделю назад?
– Возможно, уже две.
Даты могли быть важны. Но они должны узнать больше: Хейли тоже пришла к выводу, что в этом замешан Спенсер. Кулон, желтые цветы, похожая жертва из соседнего городка…
Однако убийство – не преследование. Это нечто более страшное. Хэл видел Анну в тот день в морге, когда она считала, что ее мать в больнице. Она выглядела такой хрупкой, такой сломленной… совсем не похожей на ту женщину, с которой он работал бок о бок, и от этого вида каждый волосок на его теле встал дыбом, пробудив все защитные инстинкты.
Им необходимо поговорить со Шварцман. Отыскать все, что могло бы связывать ее и жертву.
– Инспектор Харрис? – Из главного коридора в гостиную просунул голову патрульный. – Тут соседка, если ты хочешь с ней поговорить.
– Спасибо. Очень даже хочу. – Хэл повернулся к Хейли. – Не составишь мне компанию?
– Честно говоря, я собиралась поговорить с Роджером. – Она взглянула на свой телефон. – Вообще-то, Дейв завтра рано утром вылетает на восток. Я собиралась заехать к нему по пути домой. Могу вернуться через час или около того.
У Хейли были новые отношения, и все как будто шло хорошо – такого парня, как Дейв, доброго и надежного, Хэл выбрал бы для нее сам; и теперь он искренне радовался за напарницу, так как знал, что в последние пару лет ей пришлось несладко: она потеряла мужа и в одиночку растила двух дочерей.
А сейчас Хэла не отпускало предчувствие, что это дело завладеет их жизнями. Поэтому для Хейли было бы лучше успеть провести с Дейвом немного времени.
– Поезжай. Я свяжусь с Роджером, как только поговорю с соседкой.
– А Шварцман?
Он подумал то же самое.
– Я позвоню, спрошу, сможем ли мы встретиться с ней в участке.
– Или мы могли бы поехать к ней.
Анна не была подозреваемой.
Она была жертвой. Коллегой.
Другом.
– Хорошая идея.
– Значит, ты возьмешь на себя соседку?
Именно это он и сделает. Торопиться ему некуда. Хэл ощутил возбуждение от нового дела, прилив энергии.
– Нет проблем. – Он потер руки о штанину: перчатки вечно вызывали зуд.
– Спасибо, Хэл.
– Всегда пожалуйста.
Хейли указала на руку, которую он чесал.
– Я устала повторять, что тебе нужны безлатексные.
Хэл перестал чесаться.
– Я знаю, но у меня их целая коробка.
Хейли пожала плечами.
– Как ни крути, но к тому времени, когда коробка закончится, у тебя может не остаться кожи.
Она шутливо подтолкнула его локтем, и они прошли обратно к лестничной площадке. На каждом этаже было всего по две квартиры. Обе парадные двери располагались с западной стороны лестничной площадки.
Дверь Виктории Стайн выходила на север, а дверь соседки – на юг. Между ними стоял большой папоротник в горшке, закрывающий прямой вид на дверь противоположной квартиры. Но даже несмотря на растение, если соседка вошла или вышла одновременно с убийцей, она смогла бы опознать его.
Хейли направилась к лифту, а Хэл подошел к женщине, стоявшей рядом с одним из патрульных.
На ней были пижамные штаны с изображением пряничных человечков, голубые пушистые тапочки, видавшие лучшие дни, и надето несколько свитеров сразу; коричневый торчал из-под черного, завязанного спереди на поясе. В руках она сжимала кружку.
Полицейский отступил и кивнул Хэлу.
– Мисс Флетчер, это инспектор Харрис.
– Добрый вечер, мэм.
Хэл предположил, что ей было от тридцати до сорока, но чем старше он становился, тем меньше доверял своей способности определять точный возраст женщины.
– У меня простуда, – сказала мисс Флетчер, не предлагая руки для рукопожатия. Она была внешне спокойна, но ее лицо выражало озабоченность. Женщина смотрела ему прямо в глаза; не суетилась, не переминалась с ноги на ногу. Ничто в ней не вызвало подозрения.
– Ничего страшного, мэм. Если можно, я бы хотел задать вам несколько вопросов о мисс Стайн.
Она слегка приподняла кружку.
– Мы могли бы… – Она указала на дверь. – Мы могли бы сесть там.
– Было бы прекрасно.
Одно из правил следствия: всегда соглашайся на предложение попасть внутрь чьего-то дома. Людям гораздо комфортнее в своих собственных стенах, это располагает их к откровенности. К тому же там им трудно встать и уйти.
– Если кому-то понадоблюсь, я буду в квартире мисс Флетчер.
Даже с порога квартира соседки была более обжитой, нежели квартира Виктории Стайн.
На стенах коридора висели большие, взятые в рамки фотографии моста Золотые Ворота в разные времена года. В правом нижнем углу каждой из них стояла одинаковая размашистая подпись. Хэл остановился, чтобы рассмотреть снимок со снегом на мосту. В последний раз снег в Сан-Франциско шел в середине 1970-х годов.
– Это фотошоп?
– Нет. Это снег на мосту. – Прижав к себе кружку, хозяйка квартиры уверенно прислонилась к стене. – Здорово снято, не правда ли?
– Когда?..
– Пятого февраля семьдесят шестого года.
Он пристально посмотрел на нее. Чтобы сделать этот снимок, она была слишком молода.
– Это фотографировали не вы.
– Нет, конечно. Моя мать увлекалась фотографией. Многие из этих снимков – ее работа. Фотография была ее страстью.
– Потрясающий снимок.
– Спасибо.
Стены гостиной были сплошь увешаны фотографиями. Большинство изображали местные достопримечательности – Форт-Орд, Президио и Дворец изящных искусств, но были и снимки зарубежных красот – мать мисс Флетчер путешествовала много и далеко. Хэл увидел Эйфелеву башню, Стоунхендж и гигантскую секвойю. На паре снимков были запечатлены средневековые церкви.
Фотографии были увеличены и вставлены в одинаковые рамки ручной работы. Это стоило денег, и немалых.
– Чем вы занимаетесь по работе, мисс Флетчер?
– Зовите меня Кэрол. Я работаю в компании, занимающейся онлайн-играми. Управляю проектами, но также занимаюсь всем понемногу.
Он обвел взглядом комнату и увидел стоящий на обеденном столе компьютер, окруженный стопками бумаг.
Мебель в комнате была гладкой, с острыми углами, что выглядело одновременно неудобно и дорого. На высоком пьедестале за диваном стояла большая статуя из дутого стекла. Там, где вершина отломилась и была снова приклеена на место, виднелась тоненькая линия. Бок лакированного журнального столика портила глубокая царапина высотой примерно с пылесос.
Здесь водятся деньги. Но не старые.
Как давно заметил Хэл, старые деньги означают, что все идеально. Безупречный внешний вид имеет такое же, а то и гораздо большее значение, чем то, что не выставляется напоказ.
– Итак, вы работаете из дома?
– У меня есть приличный кабинет в задней части дома, но я иногда работаю здесь для смены обстановки.
Лучшими свидетелями, как правило, являются не слишком занятые люди. Они обращают внимание на то, кто приходит и уходит. И если Флетчер работала из дома, то, возможно, она видела или слышала что-то полезное. Хэл указал на диван.
– Не возражаете, если я сяду?
– Конечно. Прошу вас, садитесь.
Хэл отодвинул в сторону квадратную подушку, украшенную черными и коричневыми геометрическими фигурами, и уселся в углу дивана. Диван был узким, с низкой спинкой, которая не доходила ему даже до лопаток, но подушки были упругими, а ткань – дорогой. Он закинул нога на ногу, но обнаружил, что диван слишком низкий, чтобы на нем было удобно сидеть в такой позе, поэтому переставил ногу на коврик, а блокнот положил на колени. При его росте было великой редкостью найти в чужом доме удобную мебель. Почти всегда вещи оказывались слишком маленькими и тесными.
Особенно это касалось домов одиноких женщин.
Хэл открыл блокнот.
– И давно вы живете здесь?..
– Почти пятнадцать лет.
Хэл сделал пометку.
– Давно. Не возражаете, если я спрошу, сколько вам лет, мисс Флетчер… извините, Кэрол.
Она улыбнулась.
– Тридцать четыре.
Хэл мысленно произвел подсчет и удивился.
– То есть вы живете здесь с девятнадцати лет.
– Отец купил мне квартиру после смерти мамы. Своего рода утешительный приз с его стороны. Он ушел от нас, когда мне было три года.
Выдержав уважительную паузу, Хэл снова взялся за ручку.
– Когда мисс Стайн переехала сюда?
– Примерно месяца четыре назад. После Нового года.
– Вы знаете, где она работала?
– Кажется, она говорила, что работает в банке… – Мисс Флетчер умолкла. – Я даже не могу вспомнить, в каком именно. Точно не в «Уэллс Фарго»4. Во всяком случае, банк перевел ее сюда, в их новый филиал. Я не знаю подробностей.
Хотя Хэл и предвидел ответ, он все равно спросил:
– Насколько хорошо вы ее знали?
– Я была у нее пару раз, когда заходила выпить бокал вина. В основном мы просто следили за квартирами друг друга. Она кормила мою кошку, когда я в марте уезжала на неделю, а я поливала ее растения, когда она пару раз была в поездках по работе.
– У вас есть ключ от ее квартиры?
– В данный момент – нет. Она давала мне ключ, когда путешествовала или когда ей было нужно, чтобы я кого-то впустила.
Признаков взлома не было. У того, кто проник в квартиру, имелся ключ.
– Когда вы в последний раз впускали кого-то в ее квартиру?
– Где-то в феврале там был сантехник. Думаю, это последний раз.
– К мисс Стайн часто приходили гости?
– Трудно сказать, наши графики не совпадают.
– Вы работаете по ночам? – уточнил он.
– Вообще-то по утрам, – поправила она. – Я встаю около четырех и обычно работаю до двух или трех часов дня. После этого делаю свои дела и встречаюсь с друзьями. Обычно я ложусь в семь или восемь.
С четырех до двух – десятичасовой рабочий день. Да, те, что живут за счет трастового фонда, обычно так не вкалывают… Плюс необычный график работы.
– Понятно, – прокомментировал Хэл. – Не совсем соответствует стереотипу геймера, о котором мне подумалось.
– Я часто это слышу. Но большинство проблем с играми происходит рано утром, когда люди играют в течение длительного времени.
– Тогда вам точно пора спать.
– Я проснулась, когда мне позвонила сестра Виктории. Потом, когда она нашла свою сестру… после этого я уже не могла уснуть. – Ее взгляд остановился на стене.
– Значит, вчера вечером у вас не было гостей?
– Ко мне редко кто-то приходит. Мой бойфренд живет далеко, а я не большая любительница развлекать гостей.
Хэл отметил про себя дорогую мебель. Она не слишком подходила хозяйке. Возможно, мебель уже была в квартире, когда мисс Флетчер сюда переехала. Возможно, таков был вкус ее отца.
– Я понял. – Хэл тоже был не любитель принимать дома гостей, но в основном потому, что его квартира была размером со здешнюю кухню. – Имелись какие-то намеки на то, что Виктория была чем-то обеспокоена?
Кэрол, поджав губы, покачала головой.
– Нет. У нее все было хорошо, и я никого не видела.
– Вы случайно не в курсе, что прошлой ночью все камеры видеонаблюдения в здании были выключены?
– Нет, но меня это не удивляет. – Кэрол вздохнула. – В здании установлена совершенно устаревшая система. Она вырубается по нескольку раз в месяц.
Хэл сделал пометку. Даже если система видеонаблюдения вырубалась по нескольку раз в месяц, это совпадение ему совершенно не нравилось.
– Зданием управляет сторонняя компания?
– Нет. В здании работает около пяти консьержей. Самый новый – высокий, рыжий. Кажется, его зовут Лайам. Они работают посменно и, как мне кажется, неполный рабочий день. После трех здесь никого нет, вот почему Виктория попросила меня впустить ее сестру.
– Значит, ее сестра позвонила вам в домофон?
– Да, ее зовут Терри. Она приехала из Лос-Анджелеса, живет где-то там… Когда она приехала, то позвонила в домофон, и я впустила ее в здание.
– Но у вас не было ключа от квартиры Виктории? – уточнил Хэл, просматривая свои записи.
– Нет. У Терри был свой ключ. Я лишь впустила ее в здание. Я собралась снова лечь в постель, когда услышала крик. Терри вошла в спальню и увидела свою сестру. Это было ужасно…
– Не сомневаюсь. Дайте мне знать, если вам понадобится минутка.
Кэрол посмотрела на свой чай и покачала головой.
– Когда Виктория должна была быть дома?
– Не раньше завтрашнего дня. У нее была тренировка в Сакраменто, и она должна вернуться около полудня.
Ее внимание вновь переключилось на ковер. Хэл по опыту знал этот взгляд. Она вспоминала тело. Люди, не привыкшие к смерти, часто реагировали именно так – отстраненный, рассеянный взгляд, скрещенные на груди руки, напряженная поза. Похоже, он выжал из нее столько, сколько мог.
Хэл встал, вытащил из заднего кармана бумажник и протянул свою визитку.
– Буду признателен за телефонный звонок, если вы вспомните что-нибудь полезное.
Кэрол взяла карточку.
– Конечно. Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
Хэл поблагодарил ее за уделенное время и направился обратно в квартиру Виктории Стайн. Допрос получился так себе. Впрочем, удивляться нечему. Люди не знают своих соседей так, как раньше. Свидетели стали менее надежными. В начале его карьеры люди чаще обращали внимание на то, что делали их соседи; сейчас же почти все уже где-то записано – в «Фейсбуке» или «Инстаграме», – но никто больше ничего не видит и не знает.
В некоторых случаях Интернет существенно облегчал работу, но только не здесь. Этот случай явно потребует старомодных методов.
Вернувшись в квартиру жертвы, Хэл застал Роджера сидящим на корточках рядом с громоздким футляром, в котором хранился его набор для исследования места преступления. Пластиковая коробка была фута три с половиной в ширину и два в высоту; ее внешняя сторона была ярко-оранжевой, с черными ручками, которые защелкивались на каждом конце, удерживая крышку на месте.
В какой-то момент Роджер – или скорее кто-то из его детей – приклеил сбоку большой стикер с надписью «Сан-Франциско джайантс»5; судя по царапинам и потертостям на наклейке, она относилась к Мировой серии двухлетней давности.
Оттуда, где стоял Хэл, верхний свет падал на макушку лысой головы Роджера и отражался в ней, словно солнце.
Он страдал от универсальной алопеции – на его теле не было ни единого волоска. Раньше, ожидая результатов по тому или иному делу, Хэл не раз слышал, как Роджер объяснял свою проблему всем, кто входил в лабораторию и выходил из нее. И хотя тот никогда не стеснялся своей лысины, Хэл подумал, что эта тема должна была здорово ему надоесть, а потому отрыл где-то наклейку для бампера с надписью: «Кому нужны волосы, когда есть такое тело?».
Эта наклейка и по сей день красовалась на рабочем месте Роджера в лаборатории.
– Роджер, чувак, – сказал Хэл, подходя к нему. – Мне нужны темные очки.
Роджер, не поднимая глаз, рассмеялся.
– Это галогенные светильники, дружище. Отлично отражаются от лысины, не так ли?
Хэл погладил свою лысую голову.
– Думаю, да. Как я выгляжу?
– Боюсь, тебе до меня далеко, приятель, – сказал Роджер. – Чтобы это действительно работало, нужно быть одновременно полностью лысым и очень бледным. У тебя же есть только лысина.
– У меня есть несколько фоток, на которых я сияю довольно ярко. – Хэл прошел через комнату и встал рядом. – Нашел что-нибудь интересное?
Роджер кивнул.
– На самом деле пару вещей, – сказал он, поднимаясь на ноги. – На столе был только один бокал, но мы нашли в шкафу второй. Судя по всему, его мыли и убирали в большой спешке.
– Есть отпечатки?
– Да. Отпечатки на обоих бокалах, но мы не узнаем, одинаковые ли они и кому именно принадлежат, пока не доставим их в лабораторию.
Если они вдвоем пили вино, то убийца был знакомым Стайн. Значит, он вымыл бокал только затем, чтобы уничтожить отпечатки? Или же пытался скрыть сам факт знакомства?
– Получается, что у нее был гость.
– Ты говорил с соседкой?
– Да, но она ничего не слышала.
– Здесь довольно толстые стены, – отметил Роджер. – Сомневаюсь, что услышишь соседей на другом конце коридора, если только не начать кричать во весь голос.
– Вот что значит район с высокой арендной платой.
– Надеюсь, что ты не шутишь. Ведь, судя по рынку недвижимости в этом городе, такие квартиры стоят по два или три миллиона.
Хэл присвистнул. Два или три миллиона… Примерно столько он заработал за все годы своей карьеры, а кто-то платит такие деньги примерно за тысячу двести квадратных футов жилой площади в месяц.
Арендная плата за его собственную квартиру составляла 4000 долларов. Он проработал в полиции шестнадцать лет и платил 1175 долларов. Деньги, за которые не снимешь даже дверной проем в переулке.
– С таким ценником они могли бы позволить себе систему безопасности понадежней.
– Пожалуй. – Роджер кивнул. – Наши айтишники сейчас проверяют ее. Они подозревают, что систему отключил вирус. Произошло это без пятнадцати минут три, то есть когда…
– Консьерж уходит с работы, – закончил за него Хэл.
– Верно.
– Итак, кто-то запустил вирус, и система вырубилась. Теперь можно легко проскользнуть внутрь и выйти, оставшись незамеченным.
Это предполагало планирование, но Хэл и без того уже знал: убийство Виктории Стайн не было актом слепой ярости. А значит, найти виновного будет гораздо сложнее.
Хэл попытался представить Анну замужем за типом, способным на нечто подобное.
– Все может быть гораздо проще, чем кажется. По словам консьержа, у них регулярно возникают косяки с вирусами. Из-за того, что айтишники ночами грузят обновления, возникают проблемы с их антивирусным ПО.
Хэл провел по голове ладонью.
– То есть ты утверждаешь, что это не было спланированным вторжением в компьютерную сеть? Довольно странное совпадение…
– Безусловно, – согласился Роджер. – Все произошло за пятнадцать минут до конца смены. Консьерж утверждает, что он позвонил в службу технической поддержки и ждал обратной связи, но когда он сообщил своему боссу, что должен остаться, тот разрешил ему ехать домой. Парень говорит, что остался бы. Тем более что ему заплатили бы сверхурочные.
– Значит, никакого видеонаблюдения не было?
– Компьютерщик пообещал, что попробует найти источник вируса и отследить его. Но, возможно, мы ничего не получим.
– Значит, кроме бокала и несработавшей системы безопасности, больше нет ничего примечательного?
– Пока нет. Мы забрали цветы, чтобы сравнить их с теми, которые принесли под дверь доктору Шварцман. До сих пор они не стояли в списке приоритетов.
Хэл тяжело вздохнул, понимая, что теперь все, так или иначе, переключат внимание на Анну. Будут сравнивать букеты на предмет сходства, изучать отпечатки пальцев и клетки эпителия, которые дадут возможность провести тесты на ДНК…
Все, что угодно, лишь бы это вывело на убийцу.
– Это займет несколько дней. А еще мы собрали весь мусор из кухни и ванных комнат. Пробежимся по нему в поисках отпечатков и улик. Ищем также бутылку вина. На полу в кухне есть следы разбитого стекла, но самого стекла в мусорном ведре нет. Я уже поручил перебрать содержимое мусорных баков.
– Нам повезет, если мы сможем найти приличные отпечатки.
– Будем надеяться, – сказал Роджер. – Ты разговаривал с сестрой жертвы?
– Пока еще нет, – ответил Хэл. – Стайн должна была вернуться не раньше завтрашнего полудня, поэтому у сестры был ключ, чтобы войти в квартиру. Соседка впустила ее через парадную дверь, – добавил он. – Я проверю ее.
Квартира мало что рассказала о жертве, так что теперь им нужен был список друзей и рабочие контакты. Кто-нибудь наверняка что-то знает. Главное – выйти на след. Для начала хватило бы всего одной хлебной крошки…
Роджер вытащил из кармана пластиковый пакет.
– Кен забрал это и отдал мне.
Хэл перевернул пакет и посмотрел на квитанцию внутри.
– Квитанция за бензин. Терри Стайн заправилась на Васко-роуд в Ливерморе в девять пятьдесят.
Он достал телефон, чтобы определить расстояние от Ливермора до квартиры Стайн.
– Я уже проверил по «Гугл»-картам, – сказал Роджер.
– И?..
– Оплата была сделана за час двадцать пять минут до того, как нам позвонили, – сказал Роджер. – Оттуда ехать не меньше часа, примерно час десять минут.
Хэл положил телефон обратно в карман.
– Железное алиби. Она не успела бы приехать сюда, убить сестру, убрать квартиру, разложить труп, уйти, вернуться, попросить соседку впустить ее и позвонить нам. Плюс… – Он вспомнил фото, которым поделился Кен Мэйси: миниатюрная женщина, свернувшаяся клубком на диване.
– Твое чутье говорит «нет», – сказал Роджер.
– Что-то типа того.
– Мое тоже.
Они оба доверяли своим инстинктам. Сестра не была убийцей.
Хэл покопался в памяти в поисках всех, кто так или иначе выделялся из толпы. Убийца обставил место преступления как театральную сцену, а значит, мог затаиться где-то поблизости, чтобы понаблюдать за реакцией. Наоми фотографировала людей на улице, но большинство из них были одеты в пижамы и собирались небольшими группами. Скорее всего, соседи. Никто не выглядел человеком со стороны.
– Есть другие зацепки? – уточнил Роджер.
Передавая тому квитанцию, Хэл посмотрел на тех, кто стоял ближе всего к месту происшествия. В их числе была и Кэрол Флетчер.
Однако платье жертвы, букет, кулон, перенесенное на постель тело – все это давало понять, что в убийстве присутствует сексуальный элемент и что это явно не тот случай, когда две соседки ссорятся из-за очередности поливки растения, разделявшего их входные двери.
– Хочу проверить здешних консьержей. Один из них новый, парень по имени Лайам. Затем мы попробуем поговорить с коллегами Стайн. Ничего другого пока предложить не могу.
А еще он должен был найти бывшего мужа Шварцман. У Хэла с трудом укладывалось в голове, что какой-то мужчина способен отыскать женщину, похожую на его бывшую жену, убить ее и устроить подобие перформанса с цветами и кулоном на шее. Если он хотел до смерти напугать Анну, то почему не ворвался к ней в дом? Или не напал на кого-то, кого она знала лично? Ведь между Викторией Стайн и Аннабель Шварцман на первый взгляд не было никакой связи, кроме внешнего сходства и того, что они обе родом из соседних городков, расположенных на другом конце страны.
Желтые цветы и кулон.
Недостаточно.
Цветы? Два букета вряд ли можно считать убедительной уликой.
Кулоны? Довольно легко допустить, что существуют два одинаковых экземпляра. Да, Анна думала, что отец заказал этот кулон в качестве подарка для ее матери. Милая, романтическая история, но необязательно правдивая.
И все же кулон не шел у него из головы. Дизайн был уникальным, а обе вещицы – идентичными. Хэл отказывался поверить в то, что эти кулоны – обычное совпадение.
Роджер загрузил инструменты в чемоданчик.
– Я получил кулон от Хейли. Свяжусь с вами, как только раздобуду какую-нибудь информацию.
– Давай проверим их как можно скорее, – попросил Хэл. – Хотелось бы знать, где они были сделаны.
Прежде всего он хотел исключить возможность того, что кулоны – дело рук одного и того же человека; ведь если это так, то след должен привести к бывшему муженьку Шварцман, а Хэлу чертовски хотелось надеяться, что это не так. Ведь в противном случае это означало бы, что она была замужем за настоящим чудовищем.
– Да, – согласился Роджер. – Я расставил приоритеты.
Хэл похлопал его по спине.
– Спасибо, Роджер. Поспи, чувак.
– Ты тоже.
– Ага, попробую. – Хэл не был уверен, что у него вообще получится сомкнуть глаза. Шварцман заставила его поволноваться. Если ее бывший решил поиграть, зачем делать правду такой очевидной?
Но и это еще не все. Хэл ощущал знакомый дискомфорт в зубах – болезненное ощущение, проникавшее в каналы коренных зубов, когда он ел слишком много сахара или пытался отрицать факты в ходе расследования.
Неужели для этого парня убийство – не более чем просто игра? И если он играл в какую-то извращенную игру, то что будет дальше?