Кеция звонит, едва мы возвращаемся домой. Беру трубку и слышу ее напористый голос:
– Я только что видела в новостях про стрельбу. Пожалуйста, скажи, что с детьми все хорошо.
– С ними все хорошо, – заверяю я ее.
У нее вырывается вздох облегчения:
– Господи, Гвен… Что произошло, черт побери?
Слышу доносящийся через коридор шум воды: Ланни принимает душ. Я расслабляюсь, зная, что она меня не услышит. Я мало кому доверяю, но Кеция Клермонт – одна из таких людей. Она любит моих детей почти так же сильно, как и я. Представляю, каково ей было узнать эти новости.
Опускаюсь на диван, обмякнув от усталости после переживаний этого дня.
– Один мальчик принес в школу оружие. Кажется, какая-то дурацкая обида из-за компьютерной игры. Двое учеников ранены, в критическом состоянии.
Кеция чертыхается.
– И почему такое до сих пор происходит?
– Коннор все видел. Он свидетель.
– О нет, – в ужасе выдыхает Кеция.
– Стрелок – один из его близких друзей, – добавляю я. Странно говорить такое. Кажется, что все это не взаправду. Я ведь знаю Кевина: он сидел за моим столом на семейных обедах, ночевал у нас… Да, он не слишком мне нравился, но я никогда бы не подумала, что он на такое способен.
Хотя я никогда не думала, что и Мэлвин способен на то, что совершил. Наверное, я плохо разбираюсь в людях.
Кеция молчит, обдумывая услышанное.
– Как Коннор?
– Еще в школе. С ним беседует полиция.
Кеция переводит дыхание, но я уже знаю, что она собирается сказать.
– Не волнуйся, с ним Сэм, – успокаиваю ее. – Я предлагала вызвать адвоката, но Коннор решил сам поговорить с полицией.
– Может, приехать? Смогу через пару часов.
Я чувствую невероятную благодарность, что у меня такие верные и преданные друзья. У меня был период, когда я думала, что больше никогда никому не смогу доверять.
– Спасибо, но, думаю, мы сами справимся.
– Дай знать, если что, хорошо?
Я улыбаюсь:
– Конечно.
– Смотри у меня, Гвен Проктор, – говорит Кеция притворно грозным тоном.
– Я не стану просить женщину на двадцатой неделе беременности прыгать в тачку и подвергать себя возможной опасности. Опять.
– А ты знаешь, что я полицейский детектив, а? Я не боюсь опасностей.
– Знаю. Жаль, что не боишься… Ну, конечно, я позвоню, если потребуется.
– Только попробуй не позвонить.
– Как там малыш?
После сегодняшнего ужаса приятно вспомнить, что в мире есть и хорошее.
Голос подруги смягчается, и я живо представляю ее улыбку.
– Он в порядке.
– Он?
Когда я в последний раз говорила с Кецией, она и Хавьер еще не знали пол будущего ребенка.
– Или она. Никак не могу определиться. На этой неделе я ходила на УЗИ, но врач не сумела толком рассмотреть. – Подруга смеется. – Наверное, он – или она – слишком стеснительный.
– Ты сделала УЗИ? Я думала, анатомическое сканирование только через пару недель…
– Да, но прямо на службе у меня начались судороги и кровянистые выделения. Хави перепугался и отвез меня в больницу. Не волнуйся, меня полностью обследовали. Ребенок и я в порядке.
Кеция говорит небрежно, как будто ничего особенного не случилось, но я все равно волнуюсь.
– Ты не слишком много работаешь, а?
– А я уж думала, что теперь, когда рядом нет Престера, больше никто не будет ко мне цепляться…
– Уверена, твой отец и Хави так заботятся о тебе, что можно расслабиться.
Она смеется:
– Ты даже не представляешь. Я никогда не ела таких вкусняшек, как сейчас.
Нетрудно представить, как эти двое заботятся о Кеции. Они обожают ее – и есть за что. На секунду мне становится грустно, что я не рядом с подругой. Первая беременность страшит, и я знаю, как хорошо, когда рядом есть женщина, которая уже проходила через это.
Старая рана еще саднит. Стиллхаус-Лейк стал нашим домом, а потом нас выжила семейка местных криминальных авторитетов, недовольная вниманием, которое привлек к этому месту мой бывший муж. Иногда я лелею надежду, что Бельденов накажут, но до сих пор им удавалось уклоняться от всех попыток властей привлечь их к ответственности.
– Ты была рядом с нашим домом в последнее время? – спрашиваю подругу. Переехав в Ноксвилл в прошлом году, мы пытались продать дом в Стиллхаус-Лейке, но безуспешно. В конце концов мы решили недорого сдавать его, и желающие нашлись. В основном те, кто хотят спокойно отдохнуть на берегу озера. Время от времени кто-то снимает дом из-за его дурной славы – ведь он принадлежит бывшей жене Мэлвина Ройяла. Вот когда полезно иметь лучшую подругу-полицейскую.
Отец Кеции, Изи, живет неподалеку, и она время от времени заглядывает в те края – и заодно проверяет, как наш дом, все ли в порядке.
– Всего несколько дней назад. Все нормально.
– Спасибо. В эти выходные заезжает новый арендатор. Если увидишь в окнах свет, не удивляйся.
– Буду держать ухо востро. – Она делает паузу. – Серьезно, Гвен, с тобой все нормально?
В ее голосе искреннее беспокойство, и у меня сжимается горло. Кеция была со мной на маяке несколько месяцев назад, когда Джонатан Уотсон пытался убить меня. Она тоже получила психическую травму, когда сидела в наручниках в диспетчерской и наблюдала, как Джонатан заставляет меня участвовать в его извращенных играх. Именно она предупредила, что он собирается ударить током по металлической лестнице, по которой я поднималась. Это спасло мне жизнь, хоть и подвергло Кецию – и ее будущего ребенка – серьезной опасности.
Она готова ради меня на все.
Еще утром я ответила бы, что все замечательно. Ужасно, как быстро все может измениться, и я знаю это, как никто другой. Я уже проходила через это.
– Со мной все будет нормально, – отвечаю подруге.
– Не понимаю, как ты справляешься, Гвен. Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю.
Я не говорю Кеции, что у меня просто нет выбора.
– Сама поймешь, когда возьмешь на руки свое сокровище. Ради него ты пойдешь на все.
– Ты хорошая мать, – произносит Кеция.
Я улыбаюсь:
– А ты хорошая подруга. А теперь погладь малыша в своем животике и передавай привет Изи и Хави. Скажи им, что увидимся через пару недель на вечеринке в честь будущей мамы.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я слышу, как на подъездную дорожку сворачивает пикап Сэма. Как только дверь открывается, я сразу прижимаю Коннора к себе и крепко обнимаю.
Секунду сын терпит, а потом начинает извиваться.
– Да ладно тебе, мам, – приглушенно просит он, уткнувшись мне в плечо.
Не слушаю и продолжаю его обнимать, а потом наконец отпускаю:
– Как все прошло?
Он пожимает плечами:
– Нормально.
Типичный ответ ни о чем. Стараюсь не раздражаться, учитывая, через что Коннору сегодня пришлось пройти.
– Как себя чувствуешь? – не отстаю от него.
Сын морщится:
– Обязательно говорить об этом прямо сейчас?
Мне хочется ответить: да, обязательно. Я почти весь день так волновалась за него. Сначала боялась, что с ним что-то случилось, а когда узнала, что он в безопасности, ужаснулась тому, что Коннору пришлось пережить.
Но еще я понимаю: то, что сейчас так важно для меня, не обязательно важно для сына. Смотрю на его большую, не по размеру, футболку с названием школы, в которую ему, должно быть, дали переодеться, потому что его собственная одежда была в крови. На руках остались полосы в тех местах, где он пытался смыть кровь, но не до конца. Его ногти тоже еще в крови.
Сердце разрывается при виде сына и от понимания, чему он стал свидетелем. Хочется прижать его к себе и сделать так, чтобы все стало хорошо, но, боюсь, от этого будет больше вреда, чем пользы.
Сморю на Сэма в поисках совета. Он провел с Коннором последние несколько часов и лучше меня знает его эмоциональное состояние. Сэм прекрасно понимает мой вопрос и слегка кивает, намекая: сына лучше отпустить.
– Ладно, – неохотно сдаюсь я. – Иди приведи себя в порядок.
Коннор явно приободрился.
– Позвонила твоему психотерапевту, – добавляю я. – У вас встреча в понедельник, но он сказал, что может принять тебя раньше, если захочешь. И, конечно, если что-то нужно, я рядом. Мы все рядом.
– Спасибо, мама, – бормочет Коннор, обходит меня и направляется в свою комнату. Я смотрю ему вслед и вижу, как он ссутулился. В груди становится больно.
Как только дверь за сыном закрывается, я поворачиваюсь к Сэму:
– Как он?
Сэм тяжело вздыхает, и я замечаю, как напряжены его плечи. У него тоже выдался нелегкий денек.
– По-моему, неплохо, с учетом всех обстоятельств. Ему нелегко пришлось. Думаю, сейчас он подавлен и слегка замкнулся.
– Он рассказал, что произошло?
– Он не так уж много знает. Сказал, что был у Кевина вчера вечером, когда тот в онлайне поссорился с друзьями, которые устроили ему засаду в компьютерной игре. Сказал, что не придал этому особого значения: такое случилось не в первый раз. И еще сказал, что Кевин ненавидит проигрывать, особенно на людях. Что он, возможно, пытался сохранить лицо.
Сжимаю виски́, вспоминая вчерашний вечер, когда я подумывала позвонить маме Кевина и попросить отправить Коннора домой. Если б я так и сделала, могло что-то измениться? Тогда Коннор не стал бы свидетелем всего этого?
– Значит, все из-за какой-то дурацкой игры? – спрашиваю я с отвращением.
– Похоже на то. – Сэм гораздо спокойнее меня, но в его глазах я замечаю бурю. Сегодняшние события повлияли на него так же сильно, как и на меня. Просто последние несколько часов ему пришлось скрывать смятение и выглядеть сильным ради Коннора.
– Когда приехали копы, Кевин был ранен, – продолжает он. – Они думают, что он сам в себя выстрелил. Он в реанимации вместе с двумя жертвами. Полиция узнает больше, когда… если они выкарабкаются.
Я качаю головой:
– Как жаль… Бедные родители…
Вспоминаю, каково было сидеть в зале сегодня утром, когда мы все смотрели друг на друга, гадая, кто вернется домой с детьми, а кто нет. Никому не пожелала бы такой пытки.
– Они проверили Коннора на следы пороха на руках, – добавляет Сэм.
Я удивлена:
– Почему?
– Думаю, просто перестраховываются. Это как раз тот случай, которые привлекают внимание прессы.
– Да, я понимаю, просто… Коннор ведь абсолютно ни при чем.
Только произнеся это, я замечаю, что в моем голосе прозвучала вопросительная нотка.
– Конечно, ни при чем, – отвечает Сэм без тени сомнения и обнимает меня.
Прижимаюсь к нему. Много лет я не верила, что когда-нибудь снова буду чувствовать себя в безопасности. Что мне станет легко, и я смогу расслабиться, а сильным побудет кто-нибудь другой.
– С ним все будет хорошо, Гвен, – обещает Сэм, касаясь губами моего лба. – Он уже многое пережил. Он справится.
– Знаю, – отвечаю ему. Мне тоже хочется быть уверенной, как Сэм. Все когда-нибудь достигают критической точки, когда все становится просто невыносимо. Мне ли не знать.
Сэм отстраняется и прижимает ладонь к моей щеке:
– Я знаю, ты хочешь помочь ему справиться с этим.
Мне удается выдавить подобие улыбки. Он видит меня насквозь.
– Конечно, хочу.
– Мне кажется, сейчас лучше дать ему время попробовать справиться самому.
– Ему же всего пятнадцать! Он еще почти ребенок, – протестую я.
– Коннор так не считает. И, боюсь, чем больше мы будем давить, тем сильнее он замкнется в себе. И тем меньше шансов, что обратится к нам, когда ему понадобится помощь.
Выслушивать это нелегко, но Сэм говорит дело. Пытаюсь понять, что подсказывает мне интуиция, но внутри полный бардак. Я не могу разделить, что хорошо для меня и что хорошо для Коннора. Такая неопределенность непривычна, и мне это не нравится.
– Наверное, ты прав, – соглашаюсь в конце концов.
– Подождем несколько дней, – предлагает Сэм. – Думаю, ему просто нужно дать время, чтобы разобраться в себе, а потом объяснить это нам. Или кому-то еще.
Вспоминаю маяк – как я падала с высоты и думала: мне конец. Мне было очень страшно: не за себя, а за детей – что будет с ними без меня. Я знала, что Сэм позаботится о них, и это утешало. Но все равно сомневалась, хорошо ли подготовила их к жизни.
Тогда я поняла, что не всегда смогу их защитить. В конце концов им придется научиться жить самим.
Поэтому в последние месяцы я заставляла себя давать детям больше свободы и самостоятельности, хотя инстинктивно была против. Поэтому разрешила Ланни отправиться на выходные в колледж на встречу будущих абитуриентов. Поэтому не мешала Коннору дружить с Кевином.
Может, я ошибалась. Может, они не готовы. Но как иначе они научатся жить самостоятельно?
Я не знаю правильный ответ и даже не уверена, есть ли он вообще. Интуиция, которой я всегда доверяла, теперь меня подводит. И я решаю довериться Сэму.
– Если ты считаешь, что надо дать ему немного свободы…
– Да, считаю. – Он снова обнимает меня. – Мы пройдем через это вместе. Все будет хорошо. Обещаю.
Первый репортер звонит на домашний телефон сразу после десяти вечера. Я сижу на диване, не в силах заставить себя лечь спать, все еще потрясенная событиями сегодняшнего дня. Какая-то частичка меня подсказывает: нужно быть начеку, хоть я и не знаю почему. Просто такое чувство, что где-то рядом притаилась опасность и нужно быть готовой.
Вскоре ожидания оправдываются: раздается стук в дверь. Я не хочу рисковать и сначала достаю из сейфа под диваном пистолет. Прижимаю к себе, крадучись подхожу к окну и выглядываю. На улице стоит фургон телевизионщиков.
Наверное, репортерша замечает, как дрогнули занавески, потому что начинает выкрикивать вопросы прямо через дверь:
– Миссис Проктор, нам известно, что ваш сын Коннор сегодня стал главным очевидцем стрельбы в школе Кресент-Вью. Он может это прокомментировать? Наши источники утверждают, что он был близким другом стрелка. Он знал о его планах? Он в этом замешан?
Позади раздается шум, я напрягаюсь и быстро оборачиваюсь. В конце коридора стоит Коннор. Он в джинсах и футболке, волосы не растрепаны – значит, еще не ложился. Судя по тому, как он побледнел, сын услышал вопросы репортерши.
Он видит пистолет у меня в руке и начинает дрожать. В глазах паника.
Во мне инстинктивно вспыхивает желание уберечь сына. Мигом прячу пистолет в сейф под диваном, подхожу к Коннору и обнимаю. Он не сопротивляется.
– Ш‐ш‐ш, малыш, – шепчу я, прижимая его ближе. – Все хорошо. Ты в безопасности.
Снова стук, теперь громче. Новый поток вопросов через массивную деревянную дверь. Коннор трясет головой:
– Я не хочу говорить с ними. Пожалуйста, не надо.
Я вспыхиваю от гнева на репортершу. Как она посмела заявиться сюда и нарушать покой в нашем убежище? Но в то же время понимаю, что на самом деле злюсь на себя. Я должна была это предвидеть. Копы обещали не разглашать прессе, что Коннор – свидетель, но учитывая, сколько народу задействовано в расследовании, рассчитывать на такое обещание наивно. Эта история – сама по себе журналистская сенсация, а с учетом прошлого нашей семьи – просто золотая жила.
И я знаю: дальше будет только хуже.
– Мама? – На пороге своей комнаты появляется Ланни. Она такая беззащитная в поношенной футболке «Рэмоунз»[10] и в шортах. Ноги босые, фиолетово‐розовые волосы распушились вокруг головы, словно радуга.
Позади нее стоит Сэм. Судя по тому, как сжаты его челюсти, он готов на все, чтобы защитить семью.
– Я уже позвонил в полицию и сообщил о незаконном проникновении. Они кого-нибудь пришлют.
Я бы на это не рассчитывала. У полиции наверняка есть дела поважнее, чем отгонять от нас репортеров.
– Какая разница… Журналюги будут просто караулить на улице.
Как раз в этот момент к хору репортеров снаружи присоединяется новый голос – более высокий и молодой. Я мгновенно узнаю его.
– Убирайтесь с дороги, вашу мать! И вообще валите отсюда к чертям. Хватит делать из трагедии развлечение, никчемные придурки!
Ключ поворачивается в замке, и дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы Ви – Вера Крокетт – могла проскользнуть внутрь и захлопнуть ее за собой.
– Твою мать, – бормочет она себе под нос, задвигая засов и перезапуская сигнализацию, прежде чем повернуться к нам.
Ви выглядит строже обычного: свободная рубашка, заправленная в высокие джинсы, неброский макияж, выбившаяся прядь волос убрана за ухо. Единственное, что неуместно, – огромные тапочки на ногах.
– Примчалась, как только услышала о стрельбе. Вы в порядке?
Последний вопрос адресован конкретно Коннору и Ланни. Ланни вместо ответа бросается к Вере и позволяет обнять себя.
Раньше между ними была дружба – или нечто большее. Не знаю, что там у них сейчас, да и не важно: главное, что Ланни есть на кого опереться, кроме меня. Ви умеет ее утешать, а именно это Ланни и нужно.
Поскольку в ближайшее время никто не собирается спать, я удаляюсь на кухню, наливаю себе и Сэму по бокалу вина и готовлю горячий шоколад для детей. Они тоже садятся за стол. Ланни задирает ноги на край стула, подтянув колени к подбородку.
Коннор сутулится, теребя выбившуюся из футболки нитку. Он изо всех сил притворяется, что все хорошо, но его выдают покрасневшие от слез глаза. Больно видеть детей в таком состоянии. Именно от этого я пыталась уберечь их – от ужасов жестокого мира. Они не должны были взрослеть так быстро, но им не оставили выбора.
Мэлвин позаботился об этом.
Ви роется в кухонных шкафчиках и находит упаковку печенья. Берет несколько штук и усаживается, бросив коробку на середину стола.
– Так что будем делать с придурками снаружи?
Меня не удивляет такая преданность Ви. Официально она не член нашей семьи, но мы как бы удочерили ее, когда помогли выпутаться из беды в Вулфхантере, в штате Теннесси[11]. Хотя формально она освобожденная от опеки несовершеннолетняя, мы по-прежнему помогаем ей деньгами. Мы для нее как семья.
Ланни и Коннор молчат. Сэм встречается со мной взглядом и кивает. Он знает, о чем я думаю: мы уже обсуждали это. Во всяком случае, решение очевидно. Занятия в школе отменены до конца недели, если не дольше, пока идет расследование и заделывают следы от пуль. Меньше всего сейчас мне хочется держать детей взаперти в доме, вокруг которого шныряют репортеры. Нужно увезти их подальше от пристального внимания и напоминаний о том, что произошло.
– Как насчет того, чтобы на время уехать из города? – предлагаю я.
Коннор замолкает, запихивая в рот несколько печенек.
– Мне тоже можно?
– Ну, конечно. К тому же полиция знает, как связаться с нами, если возникнут новые вопросы.
– А куда? В Стиллхаус-Лейк?
В глазах сына слабый проблеск надежды – напоминание о его привязанности к нашему старому дому.
– Увы, он сейчас арендован. – Мне больно разочаровывать Коннора. – Но в Северной Каролине пропала девушка, и Джи Би хочет, чтобы я расследовала это дело. Можем вместе поехать туда. Сэм уже взял отгул.
Сын на секунду задумывается:
– Мы тоже будем помогать в расследовании?
Раньше дети помогали мне, но, боюсь, сейчас Коннор не в том состоянии. С другой стороны, неплохо, если он на чем-то сосредоточится.
– Может быть, – отвечаю я.
Он пожимает плечами:
– Тогда я в деле. Все лучше, чем торчать сейчас в этом дерьмовом городишке.
Я вздрагиваю от таких слов, но не комментирую.
– А как насчет моей поездки в колледж на выходные? – спрашивает Ланни.
У меня внутри все сжимается. Я совсем забыла, что это так скоро.
– Прости, милая. Знаю, ты ждала с таким нетерпением, но сейчас не лучшее время. Можно перенести поездку на потом, когда все немного успокоится…
Дочь выдавливает из себя улыбку:
– Ничего страшного. Наверное, глупо думать об учебе в другом штате… Всем спокойнее, если я буду ближе к дому.
От покорности в ее голосе у меня разрывается сердце. Мои дети уже пожертвовали слишком многим из-за грехов их отца. Так больше не может продолжаться.
– Нет, ты должна поехать. Может, Сэм отвезет?
Тот кивает:
– С удовольствием.
Ланни в замешательстве морщит лоб.
– А… – Она бросает взгляд на Коннора, и я легко читаю ее мысли. Ланни хочет спросить, кто без нее позаботится о брате. Но передумывает и говорит вместо этого:
– Вряд ли Коннору сейчас стоит быть одному.
Жду, что сын начнет протестовать: он и сам справится, ему не нужна нянька… Но Коннор молчит. Это красноречивее всего говорит, как сильно повлияли на него сегодняшние события.
– Я поеду с Коннором и миз Пи, – подает голос Ви. Все удивленно смотрят на нее. Она пожимает плечами: – У меня каникулы, делать все равно нечего. Почему бы не поехать с вами.
Ланни поворачивается ко мне, и по ее лицу ясно, как отчаянно она хочет, чтобы я согласилась. Но я все равно колеблюсь. Мне не хочется, чтобы дочь лишилась возможности поехать в колледж, но не нравится идея, что наша семья разделится. Особенно сейчас, когда мы в центре внимания.
Я не готова отпустить Ланни в этот мир одну. Но знаю, что в конце концов придется. Что ж, по крайней мере, сейчас за ней присмотрит Сэм. Я знаю, он защитит ее даже ценой собственной жизни.
Надеюсь, до такого не дойдет.
Мои дети – профи по части сборов, так что на следующее утро мы спозаранку готовы к отъезду. За кружкой кофе я проверяю степень подготовленности Ланни, описывая ей разные ситуации и спрашивая, что бы она делала в таком случае. Она закатывает глаза, но отвечает. Мысль о том, что я научила ее постоять за себя, немного утешает.
Но еще больше утешает, что с ней едет Сэм.
– Ты точно уверена? – спрашивает он, когда мы останавливаемся в дверях гаража и Ланни закидывает сумку в багажник. Коннор и Ви уже побросали свои вещи во внедорожник и теперь борются за место на переднем сиденье.
– Нет, – честно отвечаю я. Мне уже не по себе от мысли, что дочь окажется так далеко.
– Я буду постоянно держать тебя в курсе, – успокаивает Сэм.
– И фото пришлешь?
Он ухмыляется:
– И видео.
– Не забудьте держать джи-пи-эс включенным.
– Я позабочусь о Ланни, – обещает Сэм.
– Знаю.
Он прижимает меня и целует. Я замираю, желая, чтобы это продолжалось подольше.
Затем настает очередь Ланни прощаться. Она подскакивает и быстро обнимает меня. Я сжимаю ее так крепко, что она начинает вырываться.
– Это всего на несколько дней, – напоминает дочь.
Все равно слишком долго.
– Всегда оглядывайся по сторонам, – наставляю я. – И не принимай ни от кого выпивку. Доверяй интуиции. Если чувствуешь что-то не то, сразу уходи.
Дочь бросает на меня испепеляющий взгляд, на который способна только семнадцатилетняя девушка.
– Знаешь, большинство мам просто говорят: «Пока, люблю тебя, повеселись».
– Я не большинство мам.
Она закатывает глаза:
– Да уж.
Я кладу руки ей на плечи:
– Можешь звонить когда угодно. По любому поводу.
– Я тоже люблю тебя, мама.
Ланни выворачивается из моих объятий, обходит пикап и садится впереди. Сэм уже за рулем и заводит мотор. Я со вздохом забираюсь во внедорожник. Ви выиграла битву за переднее сиденье, Коннор развалился сзади.
Сэм нажимает на пульт дистанционного управления, чтобы открыть дверь гаража, и мы выезжаем один за другим, сворачивая в разные стороны. Мы надеемся, что внезапный двойной выезд удивит репортеров, и они не погонятся за нами. Хотя мы оба знаем, как избавиться от «хвоста», и не слишком беспокоимся, что журналисты пронюхают, куда мы едем.
Путь до Гардении несложный, но иногда бывает немного утомительно плестись в очереди за огромными фурами на двухполосных горных дорогах. Я собиралась приехать в город пораньше, оставить Ви и Коннора в мотеле, привести себя в порядок и отправиться на встречу с родителями пропавшей девочки. Но чем ближе мы подъезжаем, тем больше мне не хочется оставлять детей вдвоем, особенно без машины. Поэтому я решаю взять их с собой. Кроме того, в мотеле Коннор только и делал бы, что читал, а Ви спала. С таким же успехом они могут заниматься этим в машине.
Без труда нахожу нужный дом и паркуюсь рядом. Поворачиваюсь так, чтобы одновременно видеть Ви на переднем сиденье и Коннора на заднем.
– Ничего, если я оставлю вас здесь?
Коннор закатывает глаза:
– Уверен, мы сумеем немного посидеть в машине, не влипнув в неприятности.
Ви пожимает плечами:
– Ну, не знаю… Если миз Пи оставит нам ключи, мы что-нибудь придумаем. Как насчет дрэг-рейсинга[12]?
Главная проблема Ви в том, что я в девяносто девяти процентах случаев понимаю, когда она шутит. Но остается небольшая вероятность, что она говорит всерьез.
– Никаких дрэг-рейсингов, – отвечаю я, выбираясь из машины и оставляя ключи в замке зажигания. – На этой тачке ты все равно проиграешь.
– С тобой такая скукотища, – дуется Ви.
– Давай так: ты обещаешь обойтись без дрэг-рейсинга, а я принесу гамбургеры и мороженое? – предлагаю сделку.
– Увы, я только что стала вегетарианкой, – вздыхает она.
– Тогда для тебя салат. – Я смотрю на Коннора. Мороженое – одна из его слабостей. – А ты согласен?
Он пожимает плечами, не в силах скрыть предвкушающий блеск в глазах:
– Да, пожалуй.
Пусть небольшая победа, но я и этому рада.
Разворачиваюсь и начинаю подниматься по дорожке к дому, рассматривая его. Дом прекрасный. Похоже, начала двадцатого века. Потом несколько раз перестраивался, не теряя своего очарования. В хорошем состоянии, свежевыкрашенный, с ухоженным садом. Интересно, это дело рук мистера и миссис Ларсон или их садовника? Учитывая размеры и вид других домов с палисадниками на этой улице, скорее последнее. Наверное, так проще жить: снаружи все как раньше, а внутренний мир хозяев медленно превращается в руины из-за пропажи дочери.
Стучу в дверь. Через минуту мне открывают сразу двое. Оба выглядят совершенно разбитыми, и я сразу понимаю: передо мной родители Джульетты. Это ясно по опущенным плечам, усталым глазам, тревожным морщинкам у рта. Боль так явно ощущается в каждой их клеточке, что у меня перехватывает дыхание.
Представляюсь, протягиваю удостоверение и пожимаю им руки. Они приглашают меня в дом. Переступая порог, оглядываюсь на Коннора и Ви. От одной мысли, что кто-то из них может пропасть, по моему телу пробегает дрожь, а глубоко изнутри его пронизывает боль.
Невозможно расследовать дело о пропавшем человеке без того, чтобы страх и паранойя не проникли в твою собственную жизнь. Стискиваю зубы и напоминаю себе: мои дети в безопасности. Мы в безопасности. И я сделаю все, чтобы так и оставалось.