Емеля разбудил меня в семь тридцать наивным вопросом, откуда и во сколько меня, собственно, забрать, ведь мне ж еще переодеться, если я не дома. Разбудил он не только меня.
– Твою мать, выключи телефон!
– Работа, Глеб, – злорадно усмехнулась. – Привыкай, если решил меня себе завести…
Он сел на кровати и свесил голову, пытаясь проснуться.
– Можешь не вставать, – скользнула взглядом по его совершенному телу и вернулась к телефону.
– Нет уж, – проворчал недовольно. – Жду в ванной…
Вольный размял широкие плечи, поднялся и вышел.
Когда комната опустела, я бросила взгляд на кровать и обняла себя руками. Как договориться с кошкой? Как уговорить себя остаться с Глебом? Что ему нужно для этого сделать? А мне?
Я – полукровка, дочь зверя и ведуньи. Но значения это не имеет – если ребенку передаются особенности обоих родителей, то в полной мере. От матери-психика мне достался редкий дар, который, как говорит Зул, усилился генами отца. В итоге я единственная, из кого Зул смог сделать «ходока» – веда, умеющего не только латать прорехи в границе миров, но и ходить за ее пределы.
Только радоваться тут нечему – каждая такая ходка была для меня как последняя. Почему этот дар взвалили на маленькую хрупкую меня – бес его знает. Старшая сестра Маша, к примеру, приличный психик. Тоже не сильно завидная участь, но, благодаря опыту наших родителей и Зулу, теперь у психиков есть шанс на нормальную жизнь. Оказалось, что, если создать пару со зверем, получается мощный «якорь», который не позволяет утащить веда за грань в случае разрыва. Когда Зул рассказал об этом отцу, бастион упрямства последнего пал, и в Карелии снова открылся филиал Северного института ведов. А Маша, к счастью, нашла себе зверя и выскочила за него замуж. Брат Вовка вообще не стал «психом», как довольно и с облегчением говаривал. А мне досталось все и в непонятной комплектации – конструктор-головоломка «собери сам»! Что зверь, что дар. Даже не знаю, что хуже.
Кошка – моя звериная суть – редкий случай. Если любой другой оборотень может выбрать пару и признать ее своей истинной, то для кошки это невозможно. Я пускалась в опасные любовные приключения, не в силах остаться с одним мужчиной. Чем это кончится – догадаться нетрудно. Меня либо пришибет очередной ревнивый зверь-любовник, либо приручит. Я знаю – это возможно. Только как – неизвестно. Может, так, как это хочет сделать Глеб? Принять и простить?
Я тихо вошла в ванную и обняла себя руками, оперевшись о стенку. Мужчина стоял под душем с прикрытыми глазами. Казалось бы, шелест воды и моя бесшумность не давали шанса ему услышать, но он повел головой, не глядя, и протянул мне руку.
Когда я впервые его увидела, не могла оторвать взгляд также как и сейчас. Тогда мне, правда, море было по колено – шумный светский прием, много вина и мало закуски не располагали к пространным размышлениям. Притягательный влиятельный зверь с темным внимательным взглядом показался мне неплохим вариантом. Глеб пришел на вечер в компании своих деловых партнеров и не был настроен заводить знакомства. Пока не увидел меня. Настроение у нас совпало, вкусы тоже, а такой изматывающей дикой ночи, наверное, не было никогда в моей жизни.
Я протянула руку, и он увлек меня в душ.
– Ты вчера сказала, что не хочешь меня больше.
Глеб прижал меня к себе спиной.
– Да, сказала, – пожала плечами. – Глеб, прости. – И вдруг отчаянно осознала – не смогу. Он не тот. – Отпусти меня, пожалуйста. Ты не сможешь, и я – тоже.
Он сильней сжал меня в руках, будто мог удержать. Хотя, мог, конечно. Силой. Но я верила, что до этого не дойдет. Я верила в него.
– Нет. – Дура. – Уйти всегда успеешь.
Несмотря на то, что вода была горячей, меня затрясло:
– Это точно, – выдавила глухо. Скорее, не уйти, а выдраться, с кровью и клоками шерсти.
– Я сделаю завтрак, – холодно сообщил он и вылез из душа.
Больше решила эту тему не поднимать – на сегодня хватит. Хочет мучиться – пусть. Чувствовать, что выбранная женщина тебя не принимает – то еще удовольствие. Отец как-то поведал мне историю их с мамой знакомства. Вернее, даже не знакомства, а постановки ее перед фактом, что она – его. Оставалось в очередной раз восхититься самым невероятным мужчиной в моей жизни – отцом. Изо дня в день чувствовать неприятие избранной женщины – для зверя хуже и представить нельзя. Она была его последним шансом. И он его не упустил. За что и получил в итоге большую шумную любящую семью.
А Глеб, наверняка, напортачил крепко. И ему досталась я.
Мы сидели в тишине его большой пустой кухни и завтракали, изображая семейное утро.
– Домой когда вернешься? – спросил он вдруг, хмуро глядя в свой мобильный.
– В смысле? – скосила на него глаза.
Волк поднял на меня жесткий злой взгляд:
– Я спросил, когда и откуда тебя сегодня забирать домой.
– Давай созвонимся, – его злость для меня была сигналом урчать и ластиться, но никак не бросаться в драку. – Босс сегодня вечером встречу планирует. Не знаю, во сколько закончим.
– Хорошо, – расслабился Глеб, глубоко вздохнул и усмехнулся: – Может, и меня научишь с утра начинать работать.
– В ночном клубе? – вскинула брови.
Глеб был владельцем нескольких клубов в Питере, и, насколько я знала, вел сугубо ночной образ жизни. Его готовность подстраиваться под меня обескураживала.
– Оттуда можно круглосуточно не вылезать, – хмурился мужчина, всем видом являя, что перестройка не идет на пользу его настроению. Я уже сочувствовала его людям. – Вопросы всегда найдутся.
– Вот они все удивятся, – пошутила я, растягивая губы, а за его ответную усталую улыбку захотелось вдруг залезть к нему на колени и обнять, прижаться и поурчать. Я привыкла ценить такие короткие моменты умиротворения, что мне выпадали, и всегда пользовалась любой возможностью отобрать у жизни свое, но впервые мне было жаль мужчину, который вызывал эти желания. Я задавалась вопросом – как бы уйти так, чтобы не сделать больно ни себе, ни ему? Может, и правда уехать? Поговорить с Зулом, объяснить ситуацию. В конце концов, уволиться. Раньше ведь не было никого, кто бы ходил за грань, и…
– Алиса, что с тобой?
… и веды погибали безвозвратно.
– Алиса!
Оказывается, чашка с кофе лопнула у меня в руках, и, если бы не Глеб, я бы вылила на себя кипяток.
*** Зул не звал днем в Институт, но я попросила Емелю отвезти меня на работу еще до встречи. Оставаться у Глеба не хотелось, ехать домой и раскисать там – тоже.
Гостиница «Россия» сегодня – это сорокоэтажное высотное здание с десятком корпусов. Но вход в наш Институт так и остался здесь. Через холл, к лифтам, а дальше почти как в сказке – этаж «10 и 3/4». И ничего, что прежде это был самый верх…
– Доброе утро, Алиса Мирославовна! – отсалютовал с ресепшена бессменный «пограничник» Кифар.
Он, наверное, был одним из первых темнокожих людей в Питере, а выглядел все также молодо. Охрана института – повод «выписать» специалиста даже из ЮАР. Втайне я мечтала посмотреть на «пограничника» в деле, говорят – «Марвел» нервно курит в сторонке. – Вы уже вышли?
– Нет еще, доброе, – улыбнулась, ускоряя шаг. – Елена Михайловна уже пришла?
– У себя.
Свернула в коридор, поднялась на пару ярусов и оказалась в крыле ПТС – «потусторонников», специалистов, изучающих границу нашего мира. Надо ли говорить, что я являлась их божеством?
А мне здесь почему-то дышалось легче. Общаясь и работая с этими людьми изо дня в день, было проще принимать свой дар. Когда видишь, сколько народу стоит на страже равновесия и отдает ему все силы, пытается понять законы и условия мирного с ним сосуществования, цель становится более ясной и стоящей, и шагать в бездну легче… Вроде бы.
– Тю, шеф не дал отдохнуть после командировки и дня? – встретила меня Елка – Елена Михайловна Калугина – на пороге своего кабинета. – Вот же!
Елка, на первый взгляд образчик стильной и деловой карьеристки, оказалась интересной и близкой мне по духу личностью. Она была и моей единственной подругой.
То, как ей удавалось сочетать строгий офисный стиль с соблазняющими деталями, для меня было примером для подражания. Вот и сейчас обычная белая блузка откровенно обтягивает пышный бюст жгучей брюнетки, ярко-красные губы и смелые стрелки из-под дорогих очков – секретари наверняка стерли языки, обсуждая ее сегодняшний внешний вид.
– Он сильно извинялся, – упала я в ее объятия. – Держи, все по твоему заказу, – протянула обескураженной подруге пакет с эксклюзивным селективным парфюмом, который она заказывала себе на день рождения.
– Спасибо! – отстранилась, заглядывая мне в глаза. – Курить и кофе? Или курить и коньяк?
– Курить, кофе и коньяк, – покаянно свесила голову, шмыгнув носом. – Я Горынычу только вечером нужна.
Повела задумчиво плечами – метка, заживая, саднила. Но стоило подумать о Глебе, кошка внутри заурчала. «Ах вот как с тобой, паршивка, надо? Силу только понимаем? А утром, казалось, хотела дать деру!» Но разговор с собой был бесполезен. Я понимала, что кошка не различает «очередное приключение» и «долговременное предложение руки и сердца». И болезненной метки. А я различала.
– Ничего не слышала о встрече, которую Зул панирует вечером?
Он мне, конечно, расскажет все, но в своей манере, отсекая детали и ненужные подробности. А мне хотелось полноты картины, за которой я, в том числе, и обращалась к Елке.
– Алис, у нас пол-института стоит на ушах. – Она занялась заправкой кофе-машины. – Зул планирует открывать филиал департамента в Швейцарии, и делегация как раз оттуда, но, – она сделала многозначительную паузу, – переговоры, очевидно, жесткие. Они три дня просидели в его кабинете, и сегодня, наконец, вроде бы как состоится дружеский ужин. Но все равно мы все в боевой стойке.
Зачем тогда он вызвал меня? Просто познакомить с будущими партнерами? Свинтить в Швейцарию сейчас было бы очень кстати. Мои глаза, наверное, в этот момент натурально загорелись.
– А кто в этой делегации? Спасибо, – взяла чашку из рук подруги.
– Я не знаю, – Елка закурила, – но слухи жуткие…
– Звери?
– Зул сказал? – она выдохнула облако дыма и нахмурилась.
– Угу, – насторожилась я, подаваясь вперед. – Наверное, поэтому и вызвал в срочном порядке.
– Не все они звери, но, кажется, даже одного достаточно, – Елка нахмурилась. – Наших институтских оборотней так придавило от его присутствия в первый день, что Зул им всем отгулы выдал.
Я округлила глаза, начиная нервничать. Мне был знаком только один зверь, который мог так действовать на сородичей – отец, Высший Правящий. Но подобное подавление можно контролировать. Если наших сотрудников-зверей так проняло, значит, этот зверь из делегации либо нарочно пренебрег контролем, что я тоже не исключаю – не все толерантно воспринимали оборотней, работающих с ведами, либо там силы столько, что даже ее отголоски так действуют.
– Короче, Алис, сегодня на ужин тебя одеваю я, – тяжело вздохнула Елка, а я фыркнула и закатила глаза. – Будешь очаровывать швейцарского зверя. Хотя я бы на месте Зула тебя наоборот подальше запрятала!
– Хоть бы глазком взглянуть, – закусила губу, – может, там намордник и поводок только помогут?
– Ну, может, он и любитель горячих игр, – подмигнула подруга.
Мы обе прыснули.
– Что у тебя, кстати, с твоим… владельцем клубов?
Теперь уже с удовольствием затянулась я:
– Сложно.
– У вас – зверей не бывает просто, – в тоне подруги не было сарказма, она искренне сочувствовала, хотя я не рассказывала ей и половины. Про Амира она не знала.
– Это просто мне так везет, – глоток горького кофе с коньяком стал идеальным дуэтом этому утверждению.
Мы помолчали немного.
– Меня, что ли, познакомь с каким-нибудь зверем, – улыбнулась Елка, подмигивая.
– Скучно живешь? – ответила на улыбку.
– Ну а что? Западают они на людей?
– Западают… – Отец так запал на маму, что уже никого больше не видел. Но это, скорее, исключение. И проклятье. Без этих двух факторов счастливого конца у их истории не было бы. – Но только поразвлечься, Лен, поэтому даже не думай.
Елка картинно вздохнула.
– А тут у нас как, все тихо? – сдержать напряжение в голосе не вышло, но она не придала значения:
– Все ровно! – отмахнулась, погруженная в свои мысли.
– Отчеты переслать?
– Перешли, конечно, – кивнула, радуясь тому, что нашла обоснование своему приезду на работу.
К Магистру в кабинет я решила не ходить – устроилась в уютном кресле тут же у Елки и углубилась в планшет.
За состоянием оболочки на вверенной нам территории следит Институт. Граница – наше все. Психическая пленка мира, отделяющая от того, что скрыто за ней, тонкая, чувствительная, словно пузырь, внутри которого существовал плод – человеческая цивилизация. Как и организм, она как-то влияет на существование особых людей – ведов, которые понимают ее требования и законы, знают, как помочь в случае разрывов. Веды разные, но все изучают и поддерживают жизнь этого мира. Любой ценой.
Иногда Зул терял своих людей, и это было неизбежно. И мне приходилось видеть и чувствовать его боль утраты. Поэтому, когда выяснилось, что я могу возвращать…
… моя жизнь изменилась безвозвратно.
Пройти туда – само по себе чудо, а вытащить обратно того, кто ушел не по своей воле – восьмое чудо света. При том, что первые семь – совсем не те, что признаны у людей.
Зул никому не говорил обо мне, иначе сложно представить, чем бы это кончилось. Он был уверен – подобные мне веды существуют, но о них также благоразумно молчат другие мировые Институты. И берег, как зеницу ока, хотя периодами у них случались стычки с отцом, а это папа меня еще не видел после «ходки» – забрал бы без разговоров!
Я вздохнула и активировала голограммы состояния структуры оболочки. Над кухонным столиком вспорхнул и засветился макет шарика, а под ним отобразились показатели и аналитика их динамики. Шарик уже давно не был ровным и круглым. Были в мире места, где пленки уже не существовало, и граница совпадала с уровнем земли. Иногда приходилось идти на крайние меры, потому что заделать бреши такой величины невозможно – эпицентры войн и массовых трагедий. В такие места мы не совались – для нас оно как бескислородное пространство.
Я заварила еще кофе и, глянув на часы, вернулась к отчетам.
На вверенной территории все было относительно ровно: тридцать разрывов разной степени силы за неделю, почти все – убийства. Не самый плохой показатель.
Изучение сводок и прогнозов меня успокаивало, как невротика успокаивает контроль. И, видимо, не только меня.
– Алиса, ты в Институте?
– Да, Зул Вальдемарович.
– Дуй домой! Отдыхать и собираться! – беззлобно напомнил босс.
– Хорошо…
– Максим Валерьевич внизу, бегом давай!
Так и подмывало спросить, в чем подвох. Зачем Горыныч решил познакомить меня с делегацией? Или одним из этой делегации? Главное – тащит, но запахом попросил обзавестись. Или тащит не к нему? Блин, и не выспросишь же у него.
Остаток вечера прошел в смешанных чувствах. Как и думала, стоило оказаться в тишине квартиры, и меня сдавило эмоциями. Я как никогда ощущала себя перекати-полем, уже до тошноты катанным по этому самому полю. Хотелось определенности, спокойствия и конца ожиданиям очередного «Пора за грань!» Стоя в кухне и глядя на ночной город, я вдруг почувствовала, что не выдерживаю, иду трещинами. У меня не было достаточно сил и мотивации. «Ходок» должен держаться за этот мир, чтобы возвращаться, а мне, кроме родителей, не к кому. Но долго это не продолжится – родительская привязка слабая. Я рисковала сорваться каждый раз, поэтому и боялась своей работы до дрожи.
Мне нужен был сильный зверь, как отец. Но и тут меня подставили – невозможно. Амир бы мог удержать – но не захотел. Глеб хочет, но не удержит.
«Кошки никого не любят».