– Время пришло.
Аларик лишился разума. Он сошел с ума, но, несмотря на все его надежды, не стал меньше чувствовать, меньше страдать или меньше ощущать круговорот мучительных переживаний в своем сознании.
К ним просто добавилась новая мысль. Древняя и могущественная, которая не спрашивала о разных вариантах, а сообщала неизбежный факт.
Время пришло. Но какое время? Чье время? Его?
– Дэмы, – произнес голос, который, казалось, раздавался прямо у него в груди, – больше не могут ждать. Кто поведет их вперед, принц из Кеппоха? Я говорю тебе: гнев поведет их вперед. Теперь они обратятся против людей. Сможешь ли ты их за это упрекнуть?
Что бы ни говорило в нем, от этого голоса стискивало грудь и затуманивался разум.
– Без оков, – промурлыкал голос. – Что за чудесная идея, не так ли? Народ дэмов. Без оков. Кто поведет их вперед, Аларик? Кто поведет их вперед?
Аларика охватила ярость.
Кто бы ни обращался к нему, он явно насмехался. Потому что это он должен был вести дэмов. И не важно, что он этого вовсе не хотел – он принял эту обязанность. Это была его задача.
А теперь он висел здесь в качестве доказательства вечного превосходства Калейи… Гнев неожиданно охватил его, пронзил прямо в сердце, превратив пульс в обжигающее биение. Удар за ударом это иссохшее сердце набирало силу, и все больше и больше ярость проникала в каждый уголок тела Аларика.
Он открыл глаза. Все небо затянули хмурые тучи, которые почти нависли над ним, так что свет становился терпимым.
А вот толпа перед замком была невыносима. От них будто воняло презрением. Ненавидящие взгляды, унизительные слова.
Гнев прошептал: «Что, если все они погибнут? Все и каждый?»
Однако потом он увидел Лэйру – как она пробивается через толпу, уворачиваясь от наглецов и то и дело распихивая их локтями. На ней было платье с открытыми плечами, платье цвета солнца. Ее волосы были распущены и украшены золотым венком. Нереальное сияние исходило от ее волос и кожи. Она напомнила ему создание, о котором слагали легенды у него на родине. Чувство, не имеющее ничего общего с унижением и презрением, разрасталось у него в груди, занимая все место и лишая Аларика последнего, что у него еще осталось. Чувств. Дыхания. Надежды.
Потому что она больше не удостаивала его взглядом.
Теперь он понял. Ее серьезное лицо в последний раз. То, как она сдерживала слезы. Беззвучные слова, которые он безуспешно пытался прочитать по ее губам.
Это было прощание. Так она расставалась с ним, а он ничего не понял.
А теперь он видел ее. Видел Лэйру.
Видел ее в этом платье. В свадебном платье.
Видел ее с этим похожим на корону украшением. Знаком того, что она возвращалась ко двору.
Видел, как она спешит к своему возлюбленному и падает ему в объятия.
Видел толпу людей ее глазами. Они шли на свадьбу. Вот почему они пришли.
Лэйра выйдет за Десмонда. Она никогда этого не скрывала. Она никогда не обещала ему ничего иного.
Почему же это теперь отнимает у него дыхание, чувства, надежду?
Все, что ему оставалось, – чуждый холодный гнев, который собирался, копился, стягивался к нему, сжимал и распирал его изнутри, взывал к нему, убеждая, что ему нельзя больше оставаться здесь. Пора разорвать эти цепи.
Он был таким всеохватным, этот гнев.
Пламя этой ярости шептало и манило, заклинало его холодными, как лед, проклятьями.
– Это кончится ужасно, принц из Кеппоха, – произнес голос. – Ты увидишь.
И тогда Аларик почувствовал. Ощутил, как они идут.