Ноги шевельнулись, но не почувствовали твёрдой почвы под собой. Рома сощурил глаза. Тонкий лучик света выглянул из просвета заснеженной стеклянной крыши.
– Подъём!
Его ещё раз встряхнули, а потом отпустили.
Было безумно холодно. Мокрая одежда облепила каждый участок тела. Пальцы не согнуть, а вот коленки тряслись. Внезапный приступ тошноты подступил к горлу, щёки надулись. На зубах чувствовались чьи-то два пальца и…
– Всего лишь мята. Не нужно так дёргаться.
Пальцы очертили дугу от скулы до подбородка, закрыв непослушный рот.
– Первый раз попал в скачок что-ли?
Это мужчина на пару голов выше. Неровно остриженные волосы выбриты к вискам узором, словно шипы. Странное пятно под левым глазом протянулось до самого уха, но не уродовало его… Он был в одних брюках и синем узорчатом халате, длинный пояс которого собирал мусор по полу. А если забыться и продолжить разглядывать, то можно заметить, что всё его тело было в пятнах. Он разгуливал босой с огромными садовыми ножницами меж горшков и кашпо, снисходительно рассматривая их содержимое.
– Она обычно не завтракает, но думаю для тебя сделает исключение. И тебе нужно переодеться. В таком виде легко простудиться… – незнакомец говорил, растягивая каждое предложение, будто зевая. – Да… – Он протянул Роме белую розу с крупным бутоном и совершенно гладким стеблем.
Чёрная перчатка обхватила запястье Ромы, рывком повернув лицом к себе.
– Как ты попал сюда?!
– Ч-че… через дверь? – от неожиданной смены собеседника Рома с трудом сообразил, что говорить.
Женщина не церемонясь вытолкала его из оранжереи в основное помещение. Стояла молча с минуту, не злилась, но была явно чем-то озадачена.
– Что с тобой произошло?
Губы посинели от холода, на щеках проступили капилляры. С волос стекала вода, как и со всей одежды.
– Скачок? – неуверенно произнёс Рома.
Женщина помолчала с минуту.
– Невероятно… – Она наклонилась. Пальцы скользнули по подбородку мальчишки, приподнимая его. Она смотрела Роме в глаза, не скрывая удивления. – Как давно они фиолетовые?
– С рождения? – Протянул Рома, сделав шаг назад.
– Ты уверен? Может просто не заметил, как они изменились?
– Уверен, что я бы заметил. Это доставляет много неудобств…
– Да, верно. Хлопот у Фиалки много.
Женщина выпрямилась. Лучи, пробившиеся через окно, осветили её черты. Прослеживалось явное сходство: острые скулы, прямой нос, даже родинка под глазом, но только с другой стороны.
– Меня зовут Белла. Я твоя бабушка.
Рома опешил. Белла совершенно не подходила под его стандарты бабушек. Не то, чтобы они были. Но картина в голове стояла совершенно иная. Вместо пожилой дамы с излишней мягкостью и морщинами у глаз, перед ним стояла женщина строгой наружности, с металлом в глазах и голосе.
Вновь замолчали.
Белла упала на колени. От неожиданности и у Ромы подкосились ноги. Но крепкая хватка женских рук удержала. Тепло от объятий пробежалось электричеством по всему телу. Но обнять в ответ не решался, наоборот раскинул руки в оборонительной позе.
– Я так счастлива, что ты наконец дома… – Она шептала, но даже в шёпоте слышались металлические нотки.
– Я Вас не знаю. – Рома выдержал паузу, просчитывая что-то в голове. И кивнув отражению в стеклянных дверях, решился. – Но хочу узнать. Вы мне поможете?
Белла утвердительно кивнула. Поднявшись, она ещё раз осмотрела Рому с макушки до носков.
– Тебе нужно переодеться. Я покажу, где будет твоя комната. И проведу…
Рома перебил.
– Нет.
Да, было мокро. Да, было холодно. Но всё это казалось вторичным. Рома сосредоточился на другом. Пальцы согнулись в кулаки. Грани часов впились в ладонь.
– Вы никто, Белла. Я не дам Вам протянуть надо мной невидимые нити и дозировать информацию в целях сохранения выгодного положения для Вас. Поверьте, моя неосведомлённость создаст Вам больше проблем. Я не удобной ребёнок. Я не притворяюсь, что всё хорошо. Очевидно, что внезапные проблемы с памятью, обострение чувствительности, реалистичные галлюцинации – признак психических заболеваний, однако, мне кажется, что за этим стоит что-то менее логичное и научно обоснованное. – Рома вытянул руку с часами, раскрыв ладонь. – И я более, чем уверен, что эта вещица сыграла не последнюю роль в данной истории.
Белла прикрыла рот перчаткой.
– Подумать только… Я не видела их 30 лет. – Она раскрыла часы на его ладони, прошептав одними губами: “Извергнет мирозданье пламя, когда Фиалка расцветёт”.
Стрелка часов содрогнулась, но секундное колебания не сдвинули её с места.
Чёрные перчатки скользнули по запястью Ромы. Женщина аккуратно выстраивала его пальцы в фигуру, приговаривая: “Большой коснётся левой вершины, как символ независимости власти над всеми линиями; средний коснётся центральный вершины – пробуждая загробное; мизинец дотронется правой вершины – давая голос неслышимому”.
Острые углы впивались, заползая под кожу подобно иглам. Надрывая линии отпечатков, проникая так глубоко, что казалось вершины упираются в ногти изнутри. Белла не отпускала рук, наоборот, только давила сильнее. Алые капли не падали на пол, а послушно текли по периметру часов, разгоняя стрелки. Рома не чувствовал боли, лишь шок. Хотел отстраниться, но пятки приклеились к полу.
В глазах танцевали фиолетовые блики. Комнату окутал густой туман. И только стрелки часов начинали светиться, набирая амплитуду, отчеканивая искры. Подобно созвездиям они принимали формы, и в свете своём становились объёмнее.
Много лет назад, во времена человеческой глупости люди вели беспощадную войну. Небо тогда первый раз упало. И Мир разделился на два. Один наш, а второй – высоко в облаках. Его называли Эфирным. В нем, конечно, было все то же самое. За исключением того, что существовала еще одна энергия – Эфир. Фиолетовые потоки, что наделяли людей особыми силами, раскрывали их связь с природой. Волшебство не иначе. Да только там – все наука – своя. Когда Мир был един – Эфир был везде. Не всем людям он поддавался, конечно. Своенравная сила, старший брат ветра, как никак. Должно быть от того люди и боялись тех, кто нашел общий язык с столь странным элементом… Должно быть от того и перебили их всех… Баланс был нарушен. Небо упало. Один мир стал двойным. Большой – их. И совсем крохотный кусочек – город – остатки Эфирного. В нем никто не живет, разве что призраки… Но иногда простым людям удается разглядеть его в облаках, в северном сиянье… А его потомкам удается даже в него попасть… Их прозвали странниками. Блуждающие дети Эфира в коридорах, что пытаются вернуться домой. Домой, где они смогут жить. Ведь этот мир для них чужой. Он их отвергает. Стоит их силе в них пробудиться, как плоть превращается в драгоценный камень и разбивается на миллионы осколков.
Эфир – фиолетовая энергия – цвет наших глаз. Не всех конечно, не многим удается облачить свой настоящий цвет – лишь сильным – способным открыть дверь.
И эти часы – ключ. Кровь предков, что течет в наших жилах, как воды Поднебесья – все помнит и расскажет своему наследнику.
Пока ты с ними. Пока ты помнишь. Ты не один. И никогда один не останешься.
Крохотная фигурка сформировалась из созвездий. Она тянула маленькую ручку, стоя у закрытой двери.
– Иди на мой зов, Вайлмор. Иди за мной. Я тебя жду, Вайлмор. Я скучала по тебе. Вернись ко мне. Вернись в мой мир. Вернись, Вайлмор, в свой мир. Верни его!
В сердце словно ударила молния. Рома сжал руку в кулак. Фатальная ошибка. Сдавленный крик разрушил иллюзию, по щеке скатилась слеза, встречаясь с алыми каплями на полу. Часы упали, прихватив с собой по кусочку плоти с каждого пальца. Рома пошатнулся, в глазах потемнело.
Белла поцеловала Рому в лоб, прижав ладони к его щекам.
– Твоя комната на втором этаже, первая дверь после лестницы.
Он сделал пару шагов назад, спрятав руку за спину. Осмотрелся по сторонам. И уверенно двинулся к лестнице.
– И, Рома.
Остановился, но поворачиваться не стал.
– Уже поздно для завтрака. Давай дождёмся обеда?
– Да пошла ты!
Белла развернулась к витражной двери. Сквозило. В проёме застряла роза.
– Надо же… Зацвёл?
Она смотрела не на бутон, а словно сквозь него. Рассматривая давно заброшенную оранжерею. Садовые ножницы летали меж клумб и столов, в каком-то определенном ритме, пока не замерли в центре меж рядов. Лезвия сомкнулись и со звоном вонзились в каменный пол, содрогая стеклянные стены.
Задёрнула шторы.
Дверь захлопнулась, Рома сполз по ней вниз к полу, прижавшись спиной – как банально… Различные варианты действий натянулись струной где-то в голове. На самом деле, он был на лестнице. Не помнил, как её миновал. Ноги сами вели в нужную комнату. Дверь не хлопнула, наоборот, глухо вошла в проём. На струне из мыслей кто-то отчаянно прыгал, создавая такой ультразвук, что уши могли лопнуть в любой момент.
Вдох.
Осмотрелся: кровать, окно, стол, шкаф, ещё одна дверь, тумба, розетка, кровать. Розетка! То что надо. Достал телефон. Нога непроизвольно задёргалась, фиолетовые глаза сверкнули в чёрном экране.
Выдох.
– Так, ладно. Пойдём по порядку.
Постель была заправлена, а в комнате стоял приятный аромат свежести. Однако его перебивал шлейф стухших тряпок, что облепили Рому, и металлические нотки крови, застрявшие в носу после бабушкиных выкрутасов. В любом случае, запахи были последнее дело – от них только ещё больше тошнило.
Вдох.
Оценил ситуацию.
В тумбе предусмотрительно лежали разные провода, расчёска, банка крема и зеркало. Тресущимися руками, с полусогнутыми пальцами, Рома подсоединил нужный ему провод к телефону.
Выдох.
– Что-то есть…
Открыл шкаф – пусто.
Вдох.
А нет. Внизу стопка старых футболок, эпохи так 2007 не меньше.
Прикусил губу. Приоткрыл соседнюю дверь – ванная. Выдох. Как же больно дышать, как же от этого болит голова…
Ручка крана повернулась в сторону горячей воды. Тёплая вода прошла меж пальцев. Одежда сопротивлялась и отказывала в сотрудничестве, пришлось приложить усилия, чтобы стянуть её с себя. Даже если бы у ваной были глаза, она точно не смогла бы победить его в гляделки. Рома издал сдавленный стон и перекрыл воду. Вышел, натягивая одну из тех футболок (такую большую, что в неё влез бы ещё один такой же мальчишка так точно). Открыл окно – сразу впустил побольше кислорода в лёгкие. Но человечек на струне в голове всё прыгал и прыгал, прыгал и прыгал – он не унимался, а вместе с ним прыгали и прожилки у висков. Рома нырнул под одеяло, накрыл голову подушкой и сильно зажмурился, поджав к себе колени. Сердце стучало об стенки, ещё немного и пробьётся.
Прыг-скок: Эфирные – потомки павшей цивилизации. Прыг-скок: люди с фиолетовыми глазами – те же Эфирные – фиалки. Прыг-скок: они могут как-то попадать в тот заброшенный эфирный город… Я могу? Прыг-скок: часы – это ключ. Ключ к чему? К городу или воспоминаниям о нём?
Вайлмор…
Струна мыслей лопнула и маленький человечек провалился куда-то в глотку, став поперёк трубок. Рома прокашлялся. Посмотрел на дырявые пальцы – крохотные углубления покрылись тонкой желтоватой плёнкой – поёжился.
Под одеялом было хорошо. Тепло. Свет не проникал через толщу тканей и не резал глаза, а хвойный аромат тонким шлейфом тянулся из окна.
Почему он закрыт? Что произошло? Какое во всём этом значение? Почему часы не видели тридцать лет? Их передал человек с фиолетовыми глазами… Есть ли вариант найти и расспросить того карлика?
Вайлмор…
– Кто ты?!
Рома сбросил одеяло на пол. Топот маленьких ножек прошёлся эхом по всей комнате, стихая где-то у тумбочки. Телефон трезвонил. На экране агрессивно высветилось “Жеша”, ну или так показалось Роме.
– КОГДА ТЫ НАЧНЁШЬ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТЕЛЕФОНОМ?!
Или не показалось.
Недовольство Жени буквально физически ощущалось, её интонации удивительным образом сдавливали всё тело, и это была также удивительно приятно – потому что естественно (в отличие от всего остального, что происходило последние два дня).
–Я подняла на уши уже всю школу! Сказали, что тебя перевели на домашнее.
Надомник, значит. В целом, в сложившейся ситуации – логично, но связано ли это исключительно с аварией или же…
– Новостная лента просто кишит фотками с аварии! Мама к вам не пускает, трубку никто не берёт…
Замолчала.
– Немедленно включи камеру! Мне нужно убедиться, что у тебя всё на месте.
– Тебе прям всё показать? – не без иронии было сказано.
– Ты где?!
Рома осмотрелся вокруг.
– В кровати…
– Венглевский! Мне что тебе, как маленькому наводящие вопросы задавать?
В голове и без того их хватало, но даже при всей своей дотошности, Женя не смогла бы догадаться, как сформулировать хоть один наводящий, чтобы услышать о всём происходящем.
Рома молчал. Разглядывал колени. Головная боль сходила на нет, но тошнотворное чувство, где-то внутри шеи, не покидало.
Вдох.
– История не подлежит разглашению. Началось всё как раз в день рождения. Ты знаешь, все мои ночи довольно беспокойные, но после того, как мы вернулись с ярмарки, мне было совершенно не уснуть… Я решил покопаться в часовом механизме, но мне его даже разобрать не удалось, только пальцы все исцарапал. Ночь была жуткая, постоянно кто-то перешёптывался, словно над ухом. Я подумал, что мне нужно развеяться.
– Опять ускользнул?
Выдох.
– Да, по пожарной лестнице.
Я вышел к закрытой площадке. Сидел на качелях. Было удивительно тепло. На небе не облачка. Ни снега, ни ветра. Машины тоже уже не гудели. Я сидел, провожая свой день рождения, в полном одиночестве, а в голове крутилась только одна мысль: “я здесь лишний”.
– Рома… – Не договорив.
– Наверное, это тот самый момент, когда все твои принципы, воспитание и даже инстинкты отказывают. Они забиваются куда-то в дальний угол кишков и воспаляются только, когда уже совсем поздно о них вспоминать. Поэтому я не обернулся, когда услышал выстрел…