Свист становится ГРОМЧЕ.
Помню, как конверт полетел вверх. Я посмотрел в окно. Это была ошибка. Ничего не видно, только слышно, как стекло дробилось. Сзади. Это было заднее стекло – осколки летели вперёд. Потом всё закрутилось. Мы перевёрнулись… В живот впился ремень безопасности. Слышал как упало что-то – рюкзак. Все формы стали размытыми и никак не могли собраться во что-то конкретное. Что это? Рука? Собака? Я всегда так дышу? Тяжело… и свет так раздражает, слишком ярко, хочется просто закрыть глаза…
– Рома!
– Всё болит…
“Выясняются обстоятельства аварии на Медвежьем переулке. На данный момент установлено, что ДТП произошло из-за неисправности тормозов, однако очевидцы утверждают, что был ещё один участник происшествия. По данным наших источников пострадал Роман Венглевский – 15-ти летний сын небезызвестного адвоката Максима Александровича Веглевского. Так что это? Неосторожность на заснеженных дорогах или возмездие после громкого дела? Как вы помните неделю назад был вынесен приг…
Аглая выключила телевизор.
– Как такую ерунду пропускают на федеральные каналы.
Я хотел сесть, но тело не слушалось. Сил хватило только разлепить глаза.
– Что с… – Вопросов было много, но почему-то начал с учести водителя. Живой. В реанимации. А я где? – Почему я не в больнице? И не дома… – Я пробежался взглядом по странной комнате. Всё было выкручено на максимум: высокий потолок; огромная люстра – слишком ретро, чтобы быть дизайнерским решением; рядом стояло пурпурное кресло с высокой спинкой и стол из тёмного дерева, лакированный до такой степени, что видно было отражение; паркет, шкафы до потолка с хрусталём и книгами на полках – всё было слишком старым, а глаза начинали болеть от переизбытка цвета и деталей в одном месте, не смотря на довольно таки мрачный интерьер. – Боже скажи, что я не умер. Если так выглядит Рай извергните меня в преисподнюю…
– Мы у бабушки.
– А я думал ты эскортница. Если у тебя такие родственники, зачем тебе отцу на шею садиться или куда вы там об…
Она закатила глаза.
– Мы у твоей бабушки.
– У меня есть ещё родственники? А как же вот это вот…его: “Рома, мы вдвоем против целого мира”.
– Я надеюсь, что ты просто бредишь спросоня. Иначе сейчас ты совершенно невыносим.
Она наклонилась ко мне неприлично близко для мачехи и пригрозила пальцем. Был бы я в состоянии – отгрыз. Эта женщина старше меня лет на 6, а ведёт себя так, словно я взаправду её сын. Несносная, невыносимая, отвратительная… Состояние. Почему она здесь? А не он…
– Где папа?
– Рома… Он остался в Москве. Сейчас пакует вещи.
Я смог пристать на локти.
– У меня сотрясение? Я тебя слушаю, а целое предложение не выстраивается. “Остался в Москве”, “собирает вещи”… Какие-то звуковые галлюцинации…
– Нет, ты всё правильно услышал. Я перевезла тебя в Петербург. С аварии прошло порядка 16-ти часов, даже чуть больше, неужели ты всё забыл? Ты был в сознании, когда мы ехали. Даже разговаривал со мной.
– Не понимаю…
– Это была твоя идея. Ты написал номер телефона, адрес и просил с ней связаться. Макс был очень недоволен, поэтому остался в городе. Он наотрез отказался, как-либо с ней коммуницировать.
– Эту шутка?
Аглая протянула мне клочок тетрадки. Знакомый почерк – мой. Но всё остальное – первый раз вижу.
– Всё ещё не понимаю…
Я попытался вспомнить хоть что-нибудь, но в голову ударил только какой-то писк. Я зажал ухо. Зажмурился. Осколки летели вперёд. Я не сгруппировался… А искал почему-то часы. Царапина на ладоне очертила треугольник, под ним глубокий след от ногтей. Значит всё-таки достал…
За 1 день и 16 часов до…
– Короче. Меня все кинули.
16 января. Четверг. Примерно 7:30 утра.
Рома сидел на самой верхней ступеньки у входа в школу. До первого звонка оставалось минут 25. Пусто. Из-за мороза все старались поскорее забежать в помещение. Рядом с ним топталась девчонка.
– Мне стоило бы привыкнуть, но почему, Жень, я не могу?
Он посмотрел на кусок торта и закрыл коробку, так и не притронувшись к нему.
– Забей! – Она заикалась? – Прими это как данность, у твоего отца этот день – траур. Родишься завтра. – Нет, просто в конец замёрзла, что с трудом говорила.
– Ты жестока. – Рома лёг, раскинув руки в разные стороны.
– Я говорю факт. И ещё один факт в том, что на улице холодрыга и я иду в школу!
– О нет! – Он проскулил. – И ты меня кидаешь!
Выдох. Небольшое облачко с губ растворилось в воздухе. Женя обхватила его за руку и одним рывком потянула на себя.
– О нет! – Он протянул. – Мой торт. Я его не брошу.
Но сдвинула его, правда, на сантиметра два. А потом хлопнула ладонями по коленям. Женя смотрела сверху. Покрасневшая и раздражённая.
– Торт, значит… – Она взяла цветную коробочку и побежала в сторону главного входа.
– Эй! Это мой кусок!
– Я его приготовила!
Пришлось догонять.
В школе движение уже было более оживлённое. Обучающиеся слонялись то там, то тут, иногда сбивая кого-то с ног. Рома не успел и расстегнуться, как до ушей донеслись соседние “это он?” и “это же его отец был?” Молния перебила перешёптывание. Он повесил куртку на первый же крючок, до которого дотянулся. У расписания тоже шептались “это бесчеловечно”.
– Так 10 “В”… – Провёл пальцем по строчкам, но слух сфокусировался на очередном “это же его работа”. Рома протёр лицо, растягивая кожу к верху, нарочито громко вздохнул. Дуэт сплетников тут же рассосался.
– У тебя Право в аудитории 113 – констатировала Женя. – А мне на третий топать.
Рома проследил за её пальцем – русский у Пуртовой – бедолага.
– Да, давай ускоримся.
Стоило войти в класс, все замолчали. За привычной партой не оказалось соседа. Не пришёл? Но Рома нашёл его на задних рядах ( тот старался не смотреть на него). Что за байкот?
– Не встаём. Открываем тетради. Тема урока: этика.
Кто-то поднял руку. Учитель позволил сказать.
– Насколько этично защищать преступника?
Все загалдели.
– Понятно. В интернете наделали много шума по делу Леона Рамберга? Да? Но полагаю, что публика была более снисходительна, если бы на стороне защиты не выступал его друг. Однако закон не запрещает адвокату защищать интересы своего подопечного будь он родственником или другом.
Рома уткнулся в учебник.
– Или убийцей? – Послышалось где-то на задних. Бывший сосед. – Родители в ярости, что такой человек будет на свободе.
– Вы не думаете своей головой. Я такому вас не учил. Слушаете волнения общества и не хотите углубиться в процесс. Вам не удасться прогнуть под себя мир. Он наступит Вам на глотку и раздавит, быстрее, чем Вы это осознаете.
– Значит Вы тоже на стороне обвиняемого?
– Я не принимаю ничью сторону. – Смешок. – Моё дело дать вам пищу для ума, наличие собственного мнения профессия педагога не предполагает. Однако, если вам интересно, я считаю, что была проделана колоссальная работа и… Роман, может Вы сможете нам лучше рассказать об этом? Что думаете?
Вдох.
Все замолчали.
Рома осмотрелся.
Сглотнул.
Вытянул руки, разжал кулаки. Выдох.
– Я думаю, что это не этично. – Пауза. – Неэтично обвинять человека за то, что он хорошо делает свою работу. Неэтично распространять конфиденциальную информацию, чего мой отец однозначно не делал. Не в СМИ, не в семье. И я не собираюсь выслушивать обвинения ни в сторону своего отца за его работу и уж тем более не буду выслушивать осуждения за то, что я его сын.
Рома скинул тетрадки в портфель и вышел из кабинета, игнорируя учителя – так бы он обязательно поступил, но это провокация. Один раз поддашься и будешь падать всегда. Поэтому:
– А ещё. Я думаю, что меня очень интересует вопрос номер 3 на странице 140: “Особенности Декалога как нормативной программы”. Не уверен, что эти принципы актуальны в современных реалиях.
Посыпались вопросы: от обычных “что это” до полноценных умозаключений. Учитель одобрительно кивнул и принялся отвечать по теме. Урок шёл невыносимо долго, казалось дыхание синхронизировалось со стрелками часов. И звонок был глотком кислорода.
– Дай телефон.
Рома выхватил смартфон из руки Жени без особых сопротивлений, стоило ей только появиться в поле зрения.
– Рома, когда ты уже начнёшь пользоваться своим?! – проскулила.
Поисковой запрос. Достаточно было одной “Л”, чтобы на первой же строке вышел “Леон Рамберг”.
“… Художник, чьё искусство убивает. Молодой живописец был обвинён в убийстве и износилование своей малолетней подапечной в собственной студии.
… Процесс занял…
… Случай получил огласку в интернете со стороны родителей…
На стороне защиты выступал лучший друг Леона – Максим Венглевский, и без того известный адвокат своими скандальными выигрышами…”
– Ты знала?
– Разумеется, я знала, эту девочка стала так популярна, что её скоро к лику мучеников приставят…
– Почему не сказала? Я хожу, как идиот и не могу понять почему на меня все косо смотрят.
– Зачем, Рома? Это всего лишь очередная скандальная новость, которая потеряет свою актуальность через неделю. Я более, чем уверена, что это хорошо спланированный пиар ход. Картины Рамберга выросли почти в пять раз в цене! К тому же твой отец не сделал бы ничего такого, что могло навредить его имиджу. Он всегда проявляет себя, как профессионал. Он популярен исключительно за счёт подобных дел. Рано или поздно кто-то да возмутился бы…
– Но…
– Брось! Они зацепились за историю, только потому что Рамберг в тайне спал с ней. Малолетняя? Смеётесь? Ей было почти 20! Здесь от правды только слово “умерла”. А как на самом деле сейчас выясняют. Даже если это не вброс со стороны его менеджера то факт, что бедненькие родители хотят откусить кусок его денег любой ценой, поймёт даже тупица.
Она забрала свой телефон.
– Чего уставились?! Прежде чем кого-то осуждать попробуйте вникнуть, что вообще происходит.
Люди, что аккуратно толпились вокруг них всё это время, начали рассасываться.
– А знаешь что? Сегодня четверг. К чёрту четверг. Сегодня твой день рождения! Я не дам каким-то некомпетентным журналистам окончательно тебя разбить. Нет. Всё. Решено. Мы идём развлекаться!
– Жень, – протянул. – урок сейчас начнётся, а потом ещё четыре.
– Точно! Нужно проскочить мимо охранника, пока в холле толпа из тех кому ко второму. А то придётся придумывать оправдание. Я видела в шёртсах крутую ярмарку. Тебе понравится!
Женя сгребла столько снега, сколько поместилось у неё в руках и, подпрыгнув, рассыпала его над головой.
– Конфетти!
– Мы в Сокольниках. Это обычная, ежегодная, новогодняя ярмарка, которая закончилась.
– Да ладно, ща что-нибудь откопаем!
Они прошлись вдоль закрытых домиков. Украшения ещё не сняли, но ажиотажа вокруг поубавилось.
– Смотри! Шатёр. Сейчас найдём тебе эксклюзивный подарок…
В самом центре у полуразобранной ёлки стоял шатёр. Из-за цвета он почти с ней сливался. Внутри он был значительно просторнее, чем казалось на первый взгляд, но это ощущение создавалось исключительно из-за миниатюрных вещей. Все стены увешаны зеркалами, вокруг столики с разными драгоценностями, но их было крайне мало, что давало понять – здесь никто не работает, здесь собирают вещи и закрываются.
– О! Детки пришли на распродажу!
За спиной послышался хлопок. Это был мужичок с удивительно длинным носом и очень смешным ростом, он буквально дышал Жене в коленку.
– У меня почти ничего не осталось… – В его голосы слышался акцент, но он замолк так внезапно, что понять какой именно не представилось возможности. – Но для вас мы что-нибудь подберем.
Он смотрел не на Рому, а словно немного в бок – в его отражение.
– И для дамы, разумеется! Нет! Ни слова больше. Мой сказочный шатёр сам найдёт идеальный… Сувенирчик! – Он растопырил пальцы и широко улыбнулся.
–Позвольте Вашу ручку, прекрасная незнакомка.
Женя хихикнула, снимая варежку. Ей пришлось присесть, чтобы быть на одном уровне.
– О да… Линии… Нет, самые настоящие нити тончайшей работы. Я видел однажды похожую ручку. И уверен, знаю, что Вам нужно!
– Он странный… – Шепнул Рома на ухо.
Мужичок растянул в руке серебряную цепочку, такую тонкую, что она правда напоминала нитку. В центре была гранёная стрела, совсем крохотная, чуть меньше мизинца.
– Рубин. – Протянул мужчина. – Недорого, отдам за пять.
– Берём! – Женя улыбнулась и подтолкнула Рому вперёд. – Теперь он!
– Конечно…
Рома сунул руки в карманы.
– Вы недоверчивы. Это выглядит смешно на человеке, что врёт каждый день.
– Что простите?
– Ваши глаза, они обманывают окружающих! – Он хлопнул в ладоши. – Я знал человека с фиолетовыми глазами…
– Фиолетовыми?
– Жень, потом. – Рома отдёрнул её.
– Он сделал эту вещицу.
– Часы?
– Извергнет мирозданье пламя, когда Фиалка расцветёт…Это гравировка на древнем языке. Сейчас его не считают даже мёртвым, скорее навсегда исчезнувшем, совершенно несуществующем!
И всё-таки для такого роста у этого чудика были несуразно большие ладони. Карманные часы на них, казались совсем крохотными. Но в руке Ромы – как влитые.
Странные – треугольные. Серебряные. С действительно непонятной гравировкой на крышке. И совершенно не рабочие.
– Ауч…
И крайне острые.
– Осторожно. Старым вещам свойственно не принимать первое время нового владельца. Вы ещё подружитесь…
– Они даже не заводятся. – Рома облизнул порезанный палец, но пара капель уже обмазала часы.
– Разумеется! Это развалюхи лет сто не меньше! Отдам даром. Просто избавьте меня от этого хлама.
Мужичок противно улыбнулся.
– Берём! – Констатировала Женя.
Хотели уже уходить, однако у выхода, снова послышался хлопок.
– К часам было приложено письмо. Читать чужое грех. Но они теперь ваши…
Женя забрала письмо и поспешила на выход, догоняя Рому.
– Неужели тебе совсем не интересно, что в этом письме!
– Нет.
– А вдруг это красивая история любви. Подарок с фронта, что так не дошёл до получателя или…
Рома взял письмо. Треск сургуча слился с общим треском сугробов на улице. Осмотрелись по сторонам, но прохожих рядом не оказалось. Женя затаила дыхание…
“Mon sher…
– Переводи сразу! Ты у нас за иностранные языки отвечаешь.
Рома пробежался по первым строчкам. Вздохнул. И продолжил.
… Если ты читаешь это письмо, мои худшие опасение подтвердились. Наше путешествие на ту сторону оказалось провальным (я никогда тебе не признаюсь в этом лично, ты бы жалел меня, искал помощи и не нашёл, от чего горевал значительно больше). Эти экспедиции усугубили мою болезнь, по прогнозам… Мне осталось чуть больше года. Я хочу прожить этот год счастливо со всеми вами, в кругу семьи. Ты можешь не верить мне, но я продолжила наработки отца и, кажется, мне удалось создать шкатулку, что сохранит мои воспоминание навеки. Я лишь надеюсь, что ты не потерял часы. Механизм работает очень просто, достаточно лишь…”
– Дальше чернила смазались. Очень старое письмецо… Эй ты что ешь мой торт?!
– Жесть! Тебе подарили машину времени. -Женю было плохо слышно. Чавканье сильно заглушало речь.
– Брось. Это мусор. Может когда-то это и был один из первых изобретателей фотоаппарата, а в часах, наверное, хранились миниатюры фотографий. Дома попробую их разобрать. Посмотреть, что сломано в механизме и что внутри корпуса…И, пожалуй, лучше их хорошенько помыть… А то вдруг они сохранили и ту заразу…
– Тогда тебя уже не спасти…
Женя показала на порезанный палец и громко засмеялась.
События четверга восстановились в одну цепочку, а вот после – сплошные пробелы. Я посмотрел на ладонь.
– А почему мы решили уехать?
Аглая помолчала, а потом положила руки на колени и отчеканила, будто репетировала весь день:
– У Макса… У папы твоего сейчас сложности на работе. И мы решили, что нужно сменить обстановку. И… Уехать на какое-то время в Румынию. Мы подумали, что на новом месте для начала нужно обосноваться, наладить связи… И, поэтому решили ехать без тебя. Не сразу, конечно! Но ты узнал как-то про бабушку. И Макс хоть её почему-то недолюбливает, но был уверен, что здесь тебе будет лучше, чем на коробках в незнакомой стране.
Я моргнул. И ещё раз. А потом ещё.
– Что?!
Вскочил с дивана и начал отмерять шаги по комнате, удивительно резво. Этот монолог звучал так абсурдно, что даже предавал энергии, на более эффектное негодование. Как похоже на отца. Он всегда выстраивал какие-то авантюры и также гениально их решал, но когда дело доходило до семьи он становился автоответчиком, что идёт по пути наименьшего сопротивления и просто делает, что уже было когда-то установлено в его голове – сбагрить сына куда-нибудь. Больше всего угнетало, что из этой истории выпадал я и моя память.
Аглая достала из сумки часы и телефон, что-то пробубнила про остальные вещи, и ушла. Я остался один. Снова.
Телефон был разряжен. Кажется, я не пользовался им с неделю. Искать розетки не хотелось, но пройтись стоило, просто так без цели – осмотреться. Я взял часы. Найти бы кого-то из обитателей этого музея, что вряд ли сейчас исполнимо. Есть хочется. Было около двух ночи, когда я вышагивал по просторному коридору первого этажа.
Как не странно, но гнетущее чувство одиночество меньше всего хотелось скрасить паранойей о том, что за тобой кто-то наблюдает. В этом ночном полумраке всё казалось неестественно знакомым. Я прокручивал в голове последние сны и с лёгкость находил аналогии в местном интерьере. Это пугало, но больше будоражило воображение. Хотелось разобраться.
Свое расследование я решил начать с места, где я пришёл в себя. Для этого пришлось вернуться в исходную точку.
Итак. Ещё раз. Просторная зала; большие переполненные шкафы; тёмный журнальный стол, вокруг которого стояли диван и кресло; куда же без ковров; камин – классика; картины; зеркало…
Пара фиолетовых глаз сверкнула в отражении. Я отшатнулся, но потом осознал, что кто-то из медиков просто снял мои линзы при осмотре. Я же был у врача? Эта мысль не давала мне покоя, но собственное самочувствие удивляло. Хотя я никогда не думал, что буду чувствовать если попаду в аварию. Тем более деталей я не помнил. Может мне повезло и я отделался лёгким испугом… И многочисленными порезами. Нет, не сказать. Чем дольше смотришь, тем больше начинало болеть. Я развернулся, чтобы продолжить изучение местности. И тут же приклеился к зеркалу спиной, прижав руку с часами к груди. На мгновение мне показалось, что передо мной кто-то стоял, но стоило проморгаться уже никого не было. Только шторы покачивались. Я отдышался. И несмотря на то, что камин потух, в комнате было невыносимо душно. Нужно было проветрить.
Витражная панорама за шторами была невероятно неудобной. Помимо искаженных рисунков, что танцевали по стенам, раздражала ещё и невозможность как-то впустить воздух в помещение. Наконец я нашёл раму в мой рост, которая послушно открывалась, но стоило потянуть…
Я в последний момент ухитрился вцепиться в дверную ручку и повиснуть на ней.
Стеклянная дверь застряла высоко в небе. А внизу – вода. Что заполонила собой пространство до самого горизонта, а там еще дальше.
Воздух содрогнулся. Дверь начала рассыпаться. Цветные стёкла взмывались ввысь, растворяясь в воздухе. А я, оставшийся с осколком двери, упал в воду.
Небо разразилось молнией. На мгновения разряды соединились в слова:
"четвёртое поколение".