В сгустившейся синеве теплой летней ночи жарко пылал костер, и над его пламенем летели ввысь, прямо к низким мерцающим звездам, клубы ароматного дыма. Высокий седовласый человек в длинной светлой полотняной рубахе, перехваченной крученым веревочным поясом, подбрасывал в огонь вязанки сушеных трав, произнося низким тихим голосом какие-то непонятные слова. При этом пламя каждый раз вспыхивало с новой силой, взметая вверх трескучий сноп искр и бросая отсветы на суровое, изрезанное продольными морщинами лицо. Далеко позади, поблескивая в свете луны и звезд, катила свои воды великая река.
По другую сторону костра на длинном стволе поваленного бурей дерева сидели, прижавшись друг к другу, молодые женщины, некоторые из которых держали на коленях испуганно глядящих на пламя детей. Позади женщин стояли мужчины, безмолвно устремившие взгляд на огонь. Их лица, куда более молодые, чем у того, кто священнодействовал у костра, были суровы и сосредоточенны.
– Знайте же, вы, изгнанные с земли своей! – бросив в костер последнюю вязанку трав, обратился к ним старец. – Никому после нас не жить на землях этих! Не строить изб бревенчатых, не возводить палат каменных! Не косить лугов и скот не пасти! А ежели кто осмелится против зарока этого пойти, умереть ему смертью лютою и пресечься роду его, и не бывать во веки!
Произнеся эти страшные слова, старец вскинул руки и простер их к костру, словно призывая само пламя в свидетели.
– Пойдемте же, покинем эти места еще до рассвета! – вновь призвал старик своих безмолвных слушателей, устремивших на него полные суеверного ужаса глаза. – Как догорит этот костер, так и жизни их угаснут. И память о них уйдет, как развеет ветер его пепел. Идемте же!
Вняв этому призыву, мужчины и прижимавшие к себе детей женщины в какой-то жуткой безмолвной покорности направились в сторону видневшихся поодаль возов, на которые указывал старец. Люди двигались один за другим, словно завороженные. Лишь ребенок, сидевший на руках одной из женщин, высунулся из-за плеча матери и громко заплакал от испуга. В этот момент старик взмахнул руками и, качаясь из стороны в сторону, принялся раздувать пламя. От искр, взметнувшихся по обеим сторонам высокой худой фигуры, того гляди могли вспыхнуть развевавшиеся длинные седые волосы старца. Из-за ярких отсветов, плясавших на его светлых штанах и рубахе, казалось, что весь он объят пламенем. Это зрелище испугало ребенка, и он продолжал плакать, пока не заснул на руках качавшей его матери.
Возы с разместившимися на них людьми медленно двинулись вдоль изрезанного оползнями обрывистого берега. Следом за их вереницей шел, не оглядываясь и горделиво распрямив плечи, тот, кому было суждено вершить судьбу навсегда покидавших родные места людей. А позади него потрескивал, вспыхивая и разгораясь, костер. Его пламя сулило беды и несчастья каждому, кто осмелится поселиться там, где угаснет к утру его последняя искорка.