Челси очнулась и тут же почувствовала запах ржавого железа и стучащую боль в висках. Перед глазами все плыло. Она опустила веки, чтобы успокоить головокружение. Полный туман. Что-то не так.
Она должна была проснуться от крика Уильяма. Переполненная молоком грудь ужасно болела. Где же малыш? Его давно пора покормить. Он редко выдерживал больше четырех часов между кормлениями. Поэтому они почти не разлучались. Может, он заболел?
Она перевернулась на бок, схватившись за металлические прутья. Кровать какая-то незнакомая. И тишина совсем чужая.
Где я?
Она открыла глаза. Несколько секунд картинка плыла. По мере того, как туман перед глазами рассеивался, замешательство постепенно уступало место страху. Сердце сжимали ледяные щупальца, заставляя его биться быстрее.
Это не сон.
Очертания комнаты возникли перед глазами внезапно, как будто ключ повернулся в замке, все элементы пазла оказались на своих местах.
Действительность вспыхнула в сознании, а вместе с ней – ужас, холодный и ясный, как осенняя ночь. Шок от абсолютной невероятности ситуации, в которую она попала, заставил ее содрогнуться.
Ее похитили.
При этом ее не покидало ощущение дежавю. Сколько раз она уже приходила в себя, не понимая, что происходит вокруг, с помутненным рассудком? На поверхность всплыли смутные воспоминания.
Вот она смотрит в зеркало заднего вида. Свет уличного фонаря освещает лезвие ножа. Вот нож уже у ее горла, острая боль, которая тут же меркнет под воздействием адреналина.
– Пей или умрешь, – произносит он.
Потом протягивает ей бумажный стаканчик, который она берет дрожащими руками. Она пьет через соломку, сладкая кола оставляет горькое послевкусие.
Темнота. Ясное ночное небо. Холодный воздух в лицо. Запах дыма. Качающиеся в лунном свете стебли кукурузы.
Челси вырвало, вспыхнувшие воспоминания погасли.
Она провела языком по зубам. Язык оказался настолько сухим, что лип к нёбу. Она ощутила легкую сладость остатков колы с наркотиком. Вместе с тем мозг вяло констатировал, что она впервые за все это время может мыслить более или менее ясно. Она знала, что каждый раз, когда она начинала приходить в себя, он вливал в нее новую порцию колы до того, как она начнет сопротивляться.
Как давно она здесь?
Такое ощущение, что прошло несколько дней.
Что еще он с ней делал, пока она лежала без сознания?
Мозг отверг подобный ход мыслей и переключился на беспокойство за семью.
Уильям! Что он ест? Он ведь не станет голодать? Конечно, нет. Проголодается как следует и возьмет бутылочку. Ведь так?
Отсюда она все равно помочь ничем не может. У Тима есть свои недостатки, но детей он очень любит. Белла тоже его обожает. А к малышу Тим, кажется, еще не совсем привык. Справедливости ради надо отметить, что Уильям с самого рождения никого, кроме Челси, к себе не подпускал. Несмотря на довлеющий страх, Челси вдруг ощутила угрызения совести. Отчасти она сама в этом виновата. Тим с Беллой были настолько близки, что она порой начинала ревновать. Когда родился малыш, она безумно радовалась, что он требует только ее.
Она вела себя глупо и эгоистично, а теперь Тиму с Уильямом придется все это расхлебывать.
Простите меня.
Немного успокаивало то, что ее муж – человек умный, а значит, он сделает все возможное, чтобы малышу было хорошо. Уильям не умрет с голоду.
Челси закрыла глаза на несколько секунд, вспоминая их короткую перепалку в пятницу вечером. Да, он пришел поздно. Тим часто забывал о времени, и она вышла из себя. Еще бы, она ведь хотела спокойно уложить волосы и накраситься. Ей нужна была хоть короткая передышка. Однако теперь она жалела, что так резко отвернулась, когда он хотел поцеловать ее на прощание. Когда она вообще в последний раз признавалась ему в любви?
Тим, я люблю тебя! Прости, что была такой черствой. Недостаток сна стал для нее хорошим прикрытием. Как бы ей хотелось вернуться на несколько месяцев назад и все исправить.
Слишком поздно. Он ее не услышит. Неужели это было их последнее прощание? Неужели у нее больше не будет возможности выразить свою благодарность? Рассказать о том, что, несмотря на дикую усталость и отупение от недосыпа, она любит его.
Увидит ли она его еще когда-нибудь?
Держась за голову, она приподнялась на узкой кровати, голова тут же закружилась. Очень медленно, но ей все же удалось сесть.
Первым делом она попыталась оценить свое физическое состояние. Тело, холодное и задеревеневшее, прикрыто шерстяным одеялом. Пальто и ботинки исчезли. Она вытянула ноги, чтобы определить, двигаются ли они. Что-то звякнуло, и она почувствовала холод металла на лодыжке.
Оказывается, она прикована к бочке.
В висках застучало.
Прикована!
Как собака.
Горло сжал ужас.
Тяжесть кандалов на ноге показывала безнадежность ее положения. И, похоже, будет еще хуже.
Выхода нет.
Она глубоко вздохнула и начала осматривать и ощупывать тело. На ней по-прежнему джинсы и свитер, в которых она шла на встречу с Фионой. Свитер весь влажный от грудного молока, в комнате стоит кисловатый запах.
Она чувствовала себя грязной, тело затекло, но серьезных повреждений не было. Челси пошевелила руками и ногами. Все кости целы.
Так, теперь надо осмотреть место заключения…
Кровать оказалась простой походной раскладушкой. К бочке рядом с кроватью прикреплен тусклый фонарь. Комната площадью примерно восемь на десять футов. Стены, обшитые гофрированным металлом, образуют прямоугольную коробку.
Держась одной рукой за кровать, чтобы не упасть, она с трудом встала на ноги. Ощутила ступнями фанерный пол. Когда нахлынувшее головокружение прошло, она подняла руки вверх, но до потолка, сделанного все из того же гофрированного металла, не дотянулась.
Холодная прочная сталь.
Челси содрогнулась.
Контейнер для перевозки?
Она никогда не бывала внутри контейнера, но, похоже, так и есть.
Значит, сделать подкоп не получится. Окон нет. Судя по сырости и прохладе, контейнер стоит либо на улице, либо под землей.
Только бы не под землей.
От мысли о том, что она может быть погребена заживо, зачесалось все тело. Ее охватила паника, назойливая, как пчелиный рой.
Челси удалось отогнать ее, запрятать до поры до времени на задворки сознания.
Новый проблеск в памяти.
Очень похоже на галлюцинацию, но все же это реальное, пусть и туманное, воспоминание. Физически осязаемое, присниться такое не может.
Его плечо впивается ей в живот. Она с трудом контролирует мышцы шеи, и голова падает ему на спину. Запах его пота. Он несет ее сквозь тьму, как пожарные выносят пострадавших из огня.
Секундная вспышка в памяти погасла так же внезапно, как и возникла. Опять накатила тошнота. Челси по-прежнему совсем не помнила ни сам момент похищения, ни то, как он затаскивал ее в эту комнату.
Может быть, память еще восстановится полностью. А может быть, и нет. Сейчас главное – попытаться выбраться отсюда. Она нужна семье.
Выходя в тот вечер из дома, она предвкушала пару часов разговоров с Фионой. На тот момент вечер, проведенный без грязных пеленок, сопливых носов и объяснений трехлетней девочке, почему у ее брата есть пенис, а у нее нет, казался ей верхом блаженства.
А теперь единственное, чего ей хотелось – увидеться с семьей.
Она ужасно хотела носить Уильяма на руках. Вдыхать запах детского шампуня. Свернуться калачиком в кровати Беллы и почитать ей перед сном книжку, наблюдая, как у девочки слипаются глазки. Или смотреть, как дочка носится по опавшей листве и делает свое первое неуклюжее сальто на заднем дворе.
Ей хотелось сказать мужу, что она любит его.
От мыслей о детях на глаза навернулись слезы. Она просто обязана отсюда выбраться и сделать все возможное, чтобы воссоединиться с детьми. До последнего вздоха. Она вытерла лицо и всхлипнула. Не стоит тратить силы на слезы.
Для того, чтобы дотянуться до фонаря, ей пришлось натянуть цепь до предела. Приподняв фонарь, она осмотрела дальние стены и углы своей новой тюрьмы.
В одном углу пластмассовый кувшин, в другом – ведро.
Звеня цепью позади себя, она пересекла комнату. Дотянувшись до кувшина, сняла крышку и принюхалась. Вода?
Внезапно она почувствовала непреодолимую жажду, от запаха воды ее тело словно проснулось. Ей не стоило пить ничего из того, что он ей предлагал. В воду наверняка подмешан наркотик. Но не умирать же от обезвоживания.
Поставив кувшин на место, она продолжила поиски, медленно перемещая фонарь, чтобы внимательно осмотреть все стены.
Камер, к счастью, нигде не видно.
При всем ужасе ее положения надо продолжать думать. Искать выход из ситуации. Никто не придет к ней на помощь.
Но пока она тут одна, у нее есть шанс. Потом будет поздно.
Комната вдруг осветилась, солнечный луч пробился сквозь потолок. Солнце! Челси встала прямо под луч и посмотрела вверх. Ржавчина проела в крыше дыру размером с мяч для боулинга. Сквозь отверстие виднелись солнце, фрагменты голубого неба и кроны деревьев. По небу плыли облака, то и дело заглушая солнечный свет.
Значит, сейчас день. Хоть какая-то почва под ногами.
С противоположной от бочки стороны комнаты виднелась дверь. Единственный выход и вход. Она почти дотянулась до двери, но цепь на ноге оказалась слишком короткой, между пальцами и дверью все же оставалось несколько сантиметров. Интересно, заперта ли она? Скорее всего, да. Слишком много трудов ему стоило выкрасть ее и притащить сюда.
Надо подобраться поближе к двери. Для этого необходимо как-то освободить ногу. Челси осмотрела кандалы. Кольцо довольно плотно сидит на лодыжке и при движении впивается в кожу, ногу не вытащить. Цепь крепится к бочке болтом, ввинченным прямо в железо.
Челси схватила цепь обеими руками и потянула. Бочка не поддавалась, как и болт. Челси снова изо всех сил дернула за цепь. Безрезультатно. А что там внутри? Возможно, если удастся каким-то образом опустошить эту бочку, можно будет подтянуть ее поближе к двери. С другой стороны, как тогда бежать, если на ноге болтается железный бочонок?
А может быть, если опустошить ее, можно будет отсоединить цепь изнутри.
Она вернулась к бочке, которая представляла собой металлический цилиндр промышленных размеров. По бокам, вдоль стыков, все в ржавчине. Наверху крышка размером с ладонь в форме листа клевера. Вероятно, есть какой-то особый инструмент, которым такую крышку открывают. Так же как для каждой гайки нужен свой ключ.
Челси попыталась открутить крышку руками. Прикручена крепко, да и резьба заржавела. Как бы она ни старалась, крышка не двигалась с места. Рука скользила по металлической поверхности.
Если бы у нее имелись хоть какие-то инструменты, например отвертка или гаечный ключ.
Она чуть не рассмеялась истерическим, безнадежным смехом. Отвертка? Может, лучше целый ящик с инструментами. Она опустила руку и сжала кулак. Из-под грязного обломанного ногтя потекла кровь.
Стоп. Она вновь посмотрела вниз, на цепь. Толстые металлические звенья. Челси измерила длину цепи руками. Цепь короткая. Чтобы забраться на бочку, придется поставить прикованную ногу на кровать. Затем вставила два звена в крышку с противоположных сторон и попыталась использовать их в качестве рычагов, но крышка по-прежнему не поддавалась. Звенья слишком маленькие.
А что, если она не сможет открутить эту вросшую крышку?
Челси с размаху ударила по крышке звеном цепи. Промахнулась. Кулак чиркнул по краю, и руку пронзила резкая боль. Челси потрясла рукой и прижала ободранные костяшки к губам. На глазах выступили слезы.
Не смей сдаваться!
Она предприняла новую отчаянную попытку. Крышка слегка сдвинулась. Челси попыталась ее открыть. Но крышка все еще сидела крепко. Молясь, чтобы ее никто не услышал, Челси била по крышке снова и снова, пока не почувствовала, что может открутить ее голыми руками. Подняв крышку, она заглянула внутрь, держа над отверстием фонарь.
Мелкий гравий.
Она чуть не упала от разочарования. Теперь понятно, почему она такая тяжелая. Какой тут может быть объем? Пятьдесят пять галлонов?[2] Сколько могут весить пятьдесят пять галлонов камней?
Столько ей никогда не сдвинуть с места. Когда они с Тимом купили дом, им вздумалось заняться ландшафтным дизайном. И они переносили на лопате огромный речной камень. На следующее утро еле встали с кровати.
Может, ей удастся перевернуть бочку и подкатить ее к двери? Челси отошла к стене, уперлась спиной в гофрированный металл и начала толкать бочку обеими ногами.
Ничего.
По ту сторону двери зазвенела цепочка и послышался лязг металла. От неожиданности она вздрогнула и вскочила на ноги. Сердце бешено колотилось. Ее взгляд остановился на бочке с открытой крышкой.
Молясь, чтобы он ничего не заметил, она прижалась к стене. Дверь открылась внутрь.
И вошел он.
На лице лыжная маска. Среднего роста. Одет в джинсы, грубые ботинки и бесформенную толстовку.
В руках он нес стопку одежды и засаленный бумажный пакет. От запаха гамбургера у нее забурлило в животе. Он подошел ближе, положил одежду и пакет на край кровати. Осмотрел ее с головы до ног. Повернул голову в сторону бочки. Напрягся всем телом.
– Что ты пыталась сделать? – вкрадчиво спросил он, медленно приближаясь. – Хотела сбежать?
Первый удар пришелся на скулу и оказался настолько сильным, что она влетела в стену. Голова стукнулась о металлическую обшивку. Она заползла на кровать и сжалась в комок. От страха и боли по животу разлился холод.
Послышалось бряцанье цепи. Она повернулась к нему, дрожа от страха.
– Это тебе первый урок. Жаль, что пришлось учить тебя таким жестоким способом.
Он сильно дернул цепь, пытаясь стащить ее с кровати. Кольцо впилось в нежную кожу на ноге.
– Нет! Пожалуйста! – Она схватилась за железную кровать, на несколько секунд пальцы вцепились в холодный металл, но ей не хватило сил удержаться.
Он дернул еще сильнее, боль пронзила ногу. Легкая раскладушка заскользила по полу.
– Иди сюда, – приказ прозвучал ужасающе спокойно.
Ледяная бесстрастность в голосе резко контрастировала с остервенелостью движений.
– Говорить без моего разрешения запрещается.
Она разжала пальцы и упала на пол, приземлившись на руки и колени. Он пнул ее ногой, попав носком ботинка по берцовой кости. Ей показалось, что нога разрывается на мелкие кусочки. Удар кулаком пришелся на поясницу. По позвоночнику словно молния пронеслась.
Она упала на бок и свернулась клубком под градом ударов. Боль наполнила каждый сантиметр тела. Закрыв голову руками, она начала молиться.
От удара по ребрам перехватило дыхание.
– Правило номер один: ты принадлежишь мне. Будешь делать, что я скажу, и никаких вопросов. Ты – моя собственность.