В тот день гроза пришла с юга.
Хищные тучи настигли солнце, и оно исчезло, побледнев до мертвенной белизны. Голодным волком заворчал ещё далёкий гром. Ветер сорвал капюшон, заставив чёрным флагом взметнуться волосы, и холодный поцелуй дождя мимоходом коснулся кожи.
Всадник смахнул каплю с лица. Прищурился, разглядывая небо…
«Глуп тот, кто хочет обогнать бурю», – рассеянно подумал он. И сразу улыбнулся.
– Держись, Блейк. Скоро домой, – ободряюще сказал всадник, хлопнув по шее усталого коня. На руке вспыхнул перстень-печать с изображением атакующего ястреба.
Словно обретя новые силы, косматый жеребец встряхнулся и рысью двинулся вперёд.
Гроза неслась по пятам, густо-лиловым расцвечивала небо. Дебри сменялись прогалинами, прогалины – дебрями; каждая колючка на чёрных, как свинец, ветвях блестела нешуточным остриём, рвала и без того потрёпанный плащ. Всадник улыбался, поблёскивая серо-стальными глазами… И продолжал продираться всё дальше и глубже в лес.
Вот буря обогнала, торжествующе взревел небесный зверь. Дождь прекратил нежничать и ударил в полную силу; вихрь поднял с земли опавший цвет терновника и, гудя, понёс его всаднику в лицо. Он пригнул голову, защитил глаза рукавом…
А когда убрал руку – на пути уже стояла ведьма.
Секунда, чтобы достать лук. Вторая – чтобы зарядить. Третья – выстрелить.
…Не было второй секунды.
Всадника вырвало из седла, тряпичной куклой ударило о влажную землю. Пролетев по воздуху, струя тёмного пламени накинулась лук, упавший рядом. Конь отшатнулся, задирая голову, бешено всхрапнул – и, ломая собой лес, удрал куда-то в темноту.
– Беги, сэр Джеймс… Беги вслед за ним… И, быть может, я тебя пощажу… – улыбнулась ведьма, опуская руку, изрисованную краской из вайды.
Джеймс медленно поднялся. Ведьма смотрела в упор; лицо её – не молодое и не старое – украшали синие завитки, те же, что и на руках; на шее висели пугающие бусы: ровно десять желтоватых, зазубренных по краю клыков на простой нитке – не волчьи, не медвежьи клыки…
Джеймс повёл плечами, пнул почерневшие останки лука.
– Вряд ли Двенадцатая сестра Моргейны, ведьма Красного Котла, окажет мне милость, – произнёс он, вытаскивая из ножен меч. – Или ты так ненавидела одиннадцать предыдущих, что решила отпустить их убийцу?
Ведьма оскалилась. И одним движением порвала драконьи бусы.
Клыки рассыпались, с чавканьем вошли в податливую грязь…
А спустя удар сердца – дали урожай.
Ливень забарабанил по чёрным доспехам, ударил в тусклые, как у мёртвой рыбы, глаза. Десять воинов – вооружённых до зубов и с зубами дракона – вытянулись из почвы, чтобы окружить Джеймса кольцом.
«Так близко от дома. Так близко».
Мысль вспыхнула, погасла, смылась дождём…
И Джеймс кинулся в атаку, бешено крутя над головой меч.
– За принца Артуриана!
…Удар за ударом, скрежет лезвия о лезвие. Умелые, небрежно ленивые движения драконьих воинов. Ведьму не достать – слишком далеко – а вот его уже достали и справа, и слева, по кожаной куртке струится не только дождь.
Череда деревьев – и Хокклоу возвысится над ним. Такой неприступный, мрачный… Давным-давно миновало время, когда возле этого замка шла кипучая жизнь. Но камень всё не трескался, не поддавался ни ветрам, ни бурям, а войны и мор обходили его стороной…
Лезвие рассекло плечо, дошло до кости. Крик оборвал мысли, в глазах потемнело, но следующий удар был отбит, и Джеймс выпрямился, скрипнув от боли зубами.
…Скоро буря дойдёт до замка. Раскат грома – и на башне появится девочка. Она любит грозу, он хорошо помнит это… И ради неё ему надо…
Резкий разворот. Немеющая рука.
…убить Двенадцатую… Добраться до Моргейны… Разрушить заклятья-гейсы…
Рывок – сильно и зло. Вниз полетела голова в островерхом, цвета оникса, шлеме. Тело исчезло, а на земле, в самой грязи, появился желтоватый клык.
…гейсы… И она безбоязненно выйдет из Хокклоу. Побежит ему навстречу. И он подхватит её на руки, обнимет, как только что родившееся дитя… И эти шестнадцать лет холода…
Кровь убегала всё быстрей. Всё быстрей сыпался дождь багровых, как бересклет, капель. Но вот рядом возник второй, третий… четвёртый клык…
Ведьма приблизилась, когда Джеймс добил десятого. Подобрала клыки и склонилась над ним – упавшим, обессиленным… Ещё живым.
– Глупый, глупый Джеймс… – ведьма отшвырнула ногой меч, который выпал из его руки. Присела рядом, синей когтистой ладонью погладила шею. – Зачем всё это? Ради Артуриана? Этот недоносок не стоит и мизинца нашей Моргейны! Какой из него король? Присягни Королеве! Присягни – и будешь жить!
Силы, чтобы выругаться, ещё были. И Джеймс выругался – забористо, с чувством – прямо в нависшее над ним, синее лицо. Ведьму перекосило, когти сейчас же впились в горло.
– Так, значит?.. Тогда подыхай!
Из горла Джеймса вырвался хриплый смех.
– Ридделлы не боятся смерти… Вечность – наш удел…
Теперь расхохоталась ведьма.
– Фамильный девиз? Что ж, отправляйся в вечность!
Рука сжалась.
…Хватка на горле с каждой секундой становилась невыносимей. Визгливый хохот резал барабанные перепонки, будто кинжал. Завитки краски на белых щеках внезапно ожили, завертелись; ведьма навалилась на Джеймса всем телом, позади неё материализовалась сине-багряная тень…
Моргейна. Пришла посмотреть, как его посылают в вечность.
«Вечность… Фамильный девиз…»
Затухающая, слабая мысль.
«Нет, неправильно… Это не всё…»
– Вечность… наш… удел… бесстрашие…
Ведьма услышала шёпот – и расхохоталась пуще прежнего. Странный, булькающий смех вырвался из её губ; она содрогнулась всем телом, краска синими струйками сбежала с щёк…
А из груди высунулось окровавленное остриё.
– Бесстрашие – наша сила! – выкрикнул кто-то.
Ведьма рухнула на Джеймса. За ней…
Серо-стальные глаза вдруг распахнулись во всю ширь.
– Здравствуй, отец, – улыбнулась черноволосая девушка.
И начала оседать на землю.
Мёртвая ведьма с мечом в спине была отшвырнута в сторону. Джеймс перевернулся, силясь встать, поскользнулся, упал. Снова приподнялся…
– Нет… Нет!
Из её ноздрей уже тянулись две алые струйки, светло-голубые глаза меркли, всё быстрее теряя осмысленность… Стоя на коленях в грязи, Джеймс прижимал к себе лёгкое тело, плакал и шептал имя:
– Дайана… Дайана…
Нарушенный гейс забирал самое дорогое, с неба сыпался дождь, дождь, дождь…
– Дайана… Леди Дайана…
Ну зачем ты вышла из замка…
– Леди Дайана!
Она вздрогнула – и очнулась, обнаружив себя на площадке башни.
– Леди Дайана, прошу вас… – позади опять раздался дрожащий голос. – Вернитесь в комнату. Темнеет… Да ещё буря…
Дайана Элейн Ридделл, шестнадцати лет отроду, только фыркнула и вызывающе скинула капюшон. Бледную кожу тотчас поцеловал дождь.
– Не смей мне указывать, Хэтти. Делаю, что хочу!
Служанка всхлипнула, чуть ближе подошла к зубчатому парапету, около которого стояла госпожа. Высота страшила Хэтти, но привычки Дайаны пугали её куда больше.
– Госпожа… Барон строго-настрого запретил вам…
– Ах, барон?
Дайана вдруг обернулась и шагнула к Хэтти так, что ей пришлось вплотную притиснуться к парапету. Глаза служанки – и без того, как у ошалевшего кролика, – стали совсем огромными.
– Барон, да? – кривя губы, повторила Дайана. – Но его же здесь нет! Уже полгода нет! – яростно, с тяжёлой злостью, добавила она.
– Госпожа… – слабо пискнула Хэтти.
Дайана не стала её слушать. Вихрем развернувшись на каблуках, она прошла к другому краю площадки и остановилась к Хэтти спиной.
Лицо дёргалось, холодные пальцы ощутимо тряслись. Дайана стиснула кулаки, вдохнула и выдохнула сквозь крепко сжатые зубы. Хэтти мялась позади неё, закусив побелевшую губу. «Интересно, чего ей стоило прийти сюда?» – подумала Дайана, вспомнив извечную дрожь и реденькие, седоватые патлы её служанки. Ещё немного – и станет белой как лунь…
Дайана прекрасно знала про боязнь Хэтти. И порой нещадно издевалась, залезая на парапет у неё на глазах.
«Ридделлы не ведают страха. Ридделлы всегда сильны. Ридделлы – что ястребы: любят высоту и небо», – мысленно повторив заученные с детства слова, Дайана погладила свой холодный, рельефный перстень и обернулась.
Хэтти стояла на том же месте: напуганная, жалкая… Того и гляди ветер унесёт её – хрупкую, точно осенний лист, – прямо в грозу.
– Уходи, – приказала Дайана, мрачно посмотрев служанке в глаза.
Хэтти снова промямлила нечто похожее на «барон» – и получила презрительную гримасу в ответ.
– Хватит трястись. Тебе приказано следить за мной и оберегать – так? Вот и убереги меня от необходимости кричать. Уходи.
Договорив, Дайана резко отвернулась, отчего всколыхнулась подбитая мехом накидка, и вконец перестала обращать на служанку внимание.
…Непокрытые волосы тяжелели от воды, облепляли мрачное донельзя лицо. Буря раскручивалась над замком, гнула верхушки дубов и вязов, тревожным шёпотом отдавалась в лесу; густая, без единого просвета, пелена плащом с ведьминых плеч опускалась на Хокклоу.
Дайана протянула руку. Капля разбилась о доверчиво подставленную ладонь, слезинкой скатилась по запястью. Дождь припустил сильнее, облекая лицо прозрачной водяной маской.
…Раскат грома – и на башне появится девочка…
Сердце обдало внезапным холодом.
…и она безбоязненно выйдет из Хокклоу… Побежит ему навстречу…
Никуда она не побежит. Всё это – сказка. Самообман.
Ногти скользнули по мокрой насквозь ткани, рука неловко накинула капюшон.
…Быть может, кто-то давным-давно выложил над его телом каменное кольцо-койт… Быть может, перстень, такой же, как у неё, уже давно покоится на дне вороньего гнезда, среди костей и помёта…
Дайана отвернулась от грозовой пустоты и пошла прочь, низко опустив голову. Так и не покинувшая её Хэтти засеменила следом.